Последние стражи Аарона (СИ)

Глава 27. Исчезнувшая

Дом Теней. Лагерь отступников

Стоя перед ним, Мириам силилась расправить плечи и не отводить взгляд. Вся его свора замолчала, как только она вошла в залу его дома — деревянного, в два этажа, выглядевшего дворцом на этой земле нищих и отверженных. Половицы скрипели от каждого шага едва ли не жалобно, но явственно обреченно. Несмотря на ранний час, Гален был не один, быть может, разношерстная компания не покидала его с ночи.

— Все прочь, — сказал он, уставившись на Мириам.

Мужчины, собравшиеся вокруг дубового стола, не двигались, глядя на нее, и в их глазах можно было разглядеть многое — изумление, раздражение, страх, ненависть. Один из них, взяв себя в руки, принялся поспешно сворачивать карту.

— Я сказал оставьте нас! — Галену пришлось повысить голос, чтобы оторопь отпустила остальных отступников.

Они разбежались, как мыши, застигнутые врасплох. Никто из них так и не посмел заговорить.

— Приветствую тебя в моем доме, Мириам. Наконец, ты одна, без своего надзирателя, — Гален подошел к ней, протянул ей обе ладони, но она не подала и руки.

Она все смотрела на Галена, и безошибочно угадывала в нем черты Моргана, как и прежде задумавшись, как отчетливо они похожи. В них текла одна кровь Брандов, но Гален осквернил ее. И если лицо его дяди было искажено шрамом, оставленным южанином при Эстелросе, облик его самого портили следы запретной магии — темные вены отчетливо проступали там, где кожа была особенно тонка. Отступники давно придумали эликсир, скрывающий эти отметины, но Гален носил их с гордостью.

— Мои люди зовут это место Домом Теней, — он отшатнулся, с небрежностью приняв жест Мириам. — Для них я — Великая Тень.

Ее глаза наконец привыкли к полутьме, спрятавшей за спиной Галена резной трон из темного дерева, когда-то опаленный огнем. На нем нельзя было восседать без осторожности — казалось, что он наполовину состоит из угля. Одно неверное движение, и трон рухнет. Такова была власть самого Галена, оттого он и не стремился расстаться с ним.

— Зачем же ты пришла ко мне, Мириам? — его голос вдруг надломился, и стал похож на тот, каким он говорил еще в замке, когда она была чуть ли не единственной, кто умел его слышать.

— Мне нужен Птицелов, — отозвалась девушка, стараясь звучать как единственный Смотритель, оставшийся в Изведанных землях.

— Чем же этот ловец заслужил твое внимание, Мириам? Простой наемник. Пустая душонка как по мне, — Гален решил наполнить вином два кубка, стоящих на столе.

— Он — Толдманн.

— Именно потому ты его не получишь, Мириам.

Гален будто пробовал ее имя на вкус раз за разом, и девушку обдавало холодом, словно он касался ее, даже не приближаясь. Пересилив себя, она села за стол. В Мириам планы не входило возвращаться к ловцам в одиночестве.

— Чего ты хочешь взамен? — она изобразила усмешку.

Он посмотрел на нее внимательно, с вызовом. На его темных губах заиграла легкая улыбка — так улыбается тот, кто задумал невинную шутку.

— Ты догадываешься, о чем я могу попросить. Оттого и заявляешься сюда одна. До беспечности смелая…

— Чего ты хочешь, Гален?

— Стань моей королевой, — вдруг проговорил он, оказавшись возле нее и манерно протягивая ей кубок. — Королевой, рожденной из грязи и нищеты. Думала ли ты о такой судьбе, опустошая чужие карманы в Мецце? Только представь? Твой разрушительный огонь и неуправляемый, жестокий воздух. Мы сотворим бурю, какой еще не видывал этот мир.

Мириам сделала глоток, продолжая вглядываться в Галена. Прикрыв на мгновение глаза, она подумала о Моргане, Ивэне, Аароне — о так хорошо знакомых ей мужчинах рода Бранд. Гален был вовсе не похож на них, был другим. Должно быть, что-то гнилое и темное портило кровь его матери.

— Ты лишился рассудка в своем желании отобрать у Брандов все. Чем же ты живешь, кроме этого?

— О, мой мир огромен и прекрасен, моя яркая искра, — не услышав пренебрежения в ее голосе, ответил отступник. — Но, не скрою, месть вгоняет меня в азарт. Скажешь, что я одержим? Что с того? Скоро придет время и все Изведанные земли увидят настоящую магию, не прикрытую верой, условностями и мнимой свободой. Грядут славные перемены, Мириам. И я приглашаю тебя насладиться ими вместе со мной, — он склонил голову, словно любуясь девушкой. — Дагмер перестанет быть загоном для овец, послушно возведенным моим отцом. Скажи, отчего мы должны уважать страх людей, а не пользоваться им, как делали все короли с начала времен?

Гален наклонился к Мириам и осторожно дотронулся до ее медальона — тот выбился из-под накидки и переливался россыпью багровых гранатов. Девушка вмиг замерла, но все не отводила взгляда от глаз Галена, черных, как осеннее небо, и опасных, словно яд. Она призналась себе, что в ее душу темными щупальцами впивается трепет.

— Что я должен сделать, чтобы ты наконец поняла? Мне плевать на ваш рабский Договор.

Гален обернул цепочку амулета вокруг своей израненной ладони, страдающей от обряда к обряду.

— Ты — воплощение огня, моя яркая искра. И я дарю тебе выбор. Я даю тебе право на величие, отнятое людьми. Вскоре весь мир снова погрязнет в войне, и так будет до тех пор, пока Дагмер не станет столицей целой империи, а не пристанищем изгоев.

Мириам проклинала себя за то, что подпустила к себе Галена. Один резкий рывок — и она утонет в оглушительной песне его черной крови. Серебро переплелось вокруг пальцев Галена, и вопреки своей воле девушка встала, опрокинув бокал, и темное словно багровая кровь вино заструилось на пол.

— Впусти в душу скверну, и только так обретешь свободу и истинную силу. Ты принимаешь мой дар?

Еще одно движение руки и Мириам была вынуждена приподняться на цыпочки, и оказаться к Галену еще ближе. Она судорожно вцепилась в его пальцы в попытке высвободиться, а он — в ее губы. Этот поцелуй был пропитан ядом. Мириам оцепенела, силясь вновь вернуть себе волю, но та плавилась, как лед. До тех пор, пока она краем сознания, рвущегося прочь от цепких чар Галена, не ухватилась за мысли о Моргане.

Они были разительно похожи, и Мириам осознавала его темную сторону, но он не отдал той душу до конца, даже пораженный скверной. Оттого она простила бы Моргана даже теперь, лишь бы он оказался жив. Но бежать, вырваться из рук Галена было невозможно — он крепко сжимал ее медальон. Мириам кожей могла ощутить, сколь страстно он возжелал заполучить ее и объявить своей маленькой победой. Она попыталась осторожно вынуть нож, оставшийся на поясе, но он перехватил ее ловкие пальцы и поцеловал их.

— В Доме Тени нет магии, если вдруг надумаешь меня сжечь, — он пристально заглянул ей в глаза, прежде чем заставить сделать несколько шагов к нему, и сбросил с нее накидку.

Мириам рискнула было проверить его слова, но не уловила в себе ни капли теплоты огня. Непостижимым ей образом Гален очистил это место от любой магии, и каждый отступник представал перед ним лишь человеком. Как и она теперь. Так он добивался равенства или проявлял осторожность — было сложно разгадать.

Она почувствовала, как в спину уперся стол. Поцелуи Галена спустились к ее шее, цепочка медальона соскользнула с его руки, и он подхватил ее под бедра, усадив на ворох писем.

Без магии Мириам была просто девушкой. Ее охватил стыд за сбившееся дыхание, за то, как запылало лицо, какой беспомощной она оказалась перед ним. Гален окончательно выпустил ее медальон, но ноги больше не касались пола, а его пальцы все больше запутывались в ее волосах.

— Отпусти меня, — дрожа всем телом прошептала она. — Так не должно быть.

— Останься. Тебя гонит прочь только долг, но я вижу, что желаешь ты совсем иного, — его глаза сияли дерзкой усмешкой, пока он скользил губами по ее ключице. — Как же Птицелов? Останься. О, всевышняя Тьма!

Тихо смеясь, он прижал запястье Мириам к губам.

— Будь со мной всего ночь и пусть наш медвежонок возвращается в Дагмер. И гори все огнем.

Ворот рубашки Мириам послушно поддался его проворным пальцам и соскользнул с ее плеча. Гален, сбивчиво дыша, покрыл его уже более настойчивыми поцелуями.

— Останься. Морган мертв. Теперь в твоей жизни все может быть иначе.

Мириам тотчас отрезвили эти слова. Она заставила его отстраниться, цепляясь пальцами в пуговицы его старой рубахи, ожидая, что он полностью доверится ей, она перебирала одну за другой. Под черной тканью, прятавшей его бледную кожу, таилось множество шрамов и отметин темной магии. Огонь и нож нередко касались его тела. Гален ушел из замка вздорным мальчишкой, и она не знала ничего о его жизни среди отступников. Оставленные страшные отпечатки говорили красноречивее любых слов. Ей стало нестерпимо жаль того юношу, оставленного Галеном в прошлом. Он похоронил его, утопив в магии крови, спрятал, загнал так глубоко, что не докричаться. Но она не позволила себе утонуть в сожалениях. Как только руки отступника запутались в рукавах рубахи, она пнула его ногой в живот. Одного мгновения хватило, чтобы выскользнуть и побежать. Гален настиг Мириам удивительно быстро, но едва ему удалось ухватить ее за локоть, она наотмашь ударила его раскрытой ладонью по лицу, и бросилась к дверям.

Но едва распахнув их, девушка поняла, что бежать было некуда. Покинувшие дом отступники все еще стояли у порога. Рука Галена стальной хваткой сомкнулась на шее Мириам, словно вжимая ее тело в его собственное, горящее огнем желания и взорвавшейся в нем злости.

— Не желаешь быть моей королевой? — прошептал он, и она почувствовала его дыхание на своей щеке. — Тогда останешься моей гостьей, пока не примешь предложенный тебе дар.

Никого из отступников не смутил вид по пояс обнаженного Галена. Никто из них не отвернулся, даже приметив темные капли крови, выступившие на его пылающей щеке. В бездумном порыве Мириам зарычала, дернулась, силясь вырваться, но пальцы Галена только крепче сдавили ее горло.

Горная тюрьма. Лагерь отступников

Гален приказал бросить Мириам в пещеры, заверив, что все еще проявляет к ней милость. Оказавшись в кромешной тьме, она наконец начала приходить в себя. Как только за спиной захлопнулась тяжелая решетка, она предприняла очередную попытку обратиться к собственному огню, но ничего не вышло. Брести вглубь пещеры она не решилась, ведь до сих пор была всего лишь девушкой, лишенной теперь магии и оружия. Ее любимый кнут и нож, выкованный Стейном, Гален оставил себе, полюбовавшись блеском отменной стали.

Оказавшись одна, Мириам много думала, думала до такого умопомрачения, что стыд смешался с яростью. Она злилась на себя, силясь отплеваться от ядовитых поцелуев и прикосновений Галена, давилась ненавистью к нему.

Услышав в звонкой тишине пещеры, что где-то неподалеку сочится вода, она наощупь отправилась туда, попутно наткнувшись на чьи-то кости, после чего с особым блаженством подставила руки под ледяную капель. Омыв лицо, Мириам с остервенением терла губы и пальцы, пока они не заледенели, не забыв промочить пересохшее горло. Присмотрев в темноте небольшой каменный выступ, она укуталась в свою накидку, брошенную вслед за ней за решетку, и принялась ждать.

Как скоро Ивэн узнает, что его друзья попали в беду? Жив ли Эрлоис? Можно ли их спасти и не дать Галену повод развязать бойню? Сдержал бы он свое слово, поддайся она ему не навсегда, но лишь на одну ночь? И если так, то как много жизней это бы спасло?

В задумчивости Мириам без конца кусала губы и, как никогда, хотела жить. Она хотела получить действенный способ не допустить войны, но внутреннее чутье подсказывало, что ту не остановит даже нож, воткнутый прямо в горло Галена. Она желала отыскать Моргана всей своей неразделенной любовью и слепым сердцем, но Гален говорил о его смерти, будто знал о ней все. И отчего-то она совсем не чувствовала страха, смирившись, что стала частью его игры. Это был не конец. И это она тоже знала.

— Говори тихо, — мелодичный девичий голос разрезал тишину. — Я твой друг. Подойди.

Мириам замерла, притаившись, опасаясь выдать себя.

— У нас мало времени на знакомство. Я не завершила все дела, чтобы быть разоблаченной прямо сейчас, — девушка явно была в нетерпении.

Мириам решилась подойти к решетке медленно и осторожно, по пути ища укрытие, не отрывая от стен кончики пальцев.

— Вот. Возьми. Ты должна это выпить. Я здесь! Здесь!

Пальцы незнакомки на миг переплелись с пальцами Мириам и в руке у нее оказался стеклянный сосуд.

— Что это? — спросила она, тотчас вжимаясь в прутья решетки.

— Участь гораздо лучшая, чем смерть, или та, какую приготовит для тебя Гален, — прошипела гостья. — Ты слышала когда-нибудь о Сердце полуночи?

— Это яд?

— Не совсем. Это твой единственный шанс уйти из пещер свободной.

— Кто ты?

— Какая, во всю проклятую Тьму разница, когда Морган Бранд при смерти шепчет твое имя?

— При смерти?

— Я не могу знать, выживет ли он.

Обе девушки замолкли.

Мириам сковало воспоминание из руалийской Башни Стонов. Тогда через тяжелую решетку она говорила с Реми, чувствуя себя уже приговоренной к неминуемой смерти.

— Ты должна это выпить, — шепнула гостья, сцепив свои пальцы поверх руки Мириам, отчаянно стиснувшей прутья. — Я позабочусь о тебе. Будет лучше, если ты исчезнешь. Грядет большая беда.

Неясные шорохи снаружи, быстрые шаги девушки. И вот Мириам снова осталась одна, но теперь в ее руках было хрупкое спасение — Сердце полуночи. Она твердой рукой выдернула пробку. Приятной пряной на вкус жидкости хватило на один короткий глоток, и Мириам ощутила, как внутри нее замирает жизнь. Она вновь припала к горлышку склянки, желая убедиться, что выпила все до последней капли, а затем швырнула ее вглубь пещеры, где никто не станет искать осколки.

Мириам кричала и смеялась, чувствуя, как Сердце полуночи отбирает у нее жизнь. Она хохотала до слез над своей незавидной судьбой, с головой отдаваясь страху. До тех пор, пока не перестала дышать.

Горная тюрьма. Лагерь отступников. Рассвет

Гален сжимал в руках факел, освещая безжизненное тело Мириам. Он пришел в пещеры сам, желая убедиться в произошедшем.

Он знал старинную игру, пришедшую из Тирона. По разлинованной доске двигались черные и белые камушки. Игрок шаг за шагом должен был уничтожить фигурки противника. В последний раз он играл в эту игру во дворце с той, что теперь была мертва. Бездушный белый камушек, попавший на его сторону по ошибке противника.

— Ее сердце просто остановилось, мой господин, — лепетал самый старый и опытный лекарь, приблудившийся к отступникам. — Я видел, так бывает даже с юными девицами от страха. Не стоило заключать ее во тьме.

Старик оказался бесполезен. Гален и без него чувствовал явственное присутствие смерти.

— Ты не знал ее, старик, — сквозь стиснутые зубы проговорил он. — Молодая крепкая женщина умерла, не выдержав страха?

Искусный нож, украшенный янтарем — вот все, что осталось у Галена от Мириам. Она слишком рано вышла из этой глупой игры, а ведь он имел на нее иные виды. Эта девушка могла стать символом его победы.

Сталь сверкнула и лезвие ножа скользнуло по шее лекаря, стоящего над трупом на коленях. Кровь заструилась по камням, но Гален не почувствовал ни вины, ни сожаления, ни даже вожделенного облечения. Стоило сжать лезвие ножа в ладони, пустить впрок кровь старика, и Мириам могла дойти до Дагмера как кукла в ярмарочном театре и рухнуть под крепостными стенами. Она бы сделала все, чего бы он не пожелал, но перед ним на камнях лежало лишь тело, в нем больше не жила та пламенная душа, что могла восхитить или заставить ненавидеть.

— Она не побоялась даже меня, — Гален шумно выдохнул, небрежно обтер лезвие об одежду умирающего старика, беспомощно шарившего вокруг окровавленными руками. — Никчемный ты олух. Старый ты осел…

Гален снова ничего не почувствовал. Однако, все же решил не осквернять тело Мириам темным ритуалом. Да, он мог произвести должное впечатление, способное обратиться в балладу или даже легенду о смерти последнего из Смотрителей. И это было бы прекрасно, ведь первый из них издох слишком тихо. Но Гален не посмел обратиться к кровавой магии, помня, что Мириам когда-то была так добра к нему, когда все вокруг не отвергали его и не желали слушать.

Он, словно опомнившись, бросил злобный взгляд на двух громил, охранявших его собственный покой. Оба отступили назад, что еще больше разозлило его. Они были трусами. Вот кто отошел бы в иной мир под страхом темноты. Но не она, не Мириам.

— Бросьте ее тело под сигнальными башнями. В Дагмере каждая собака должна узнать, что ее больше нет, — выпалил он, хотя желал снова достать остро заточенный нож и учинить расправу над олухами, не способными выдержать его взгляд.

Белый камушек все еще мог сделать свой ход, обратив противника Галена в отчаяние и сковать его болью. Чем тот слабее, тем проще будет одержать победу и захватить все поле.

Убежище, Дагмерская гряда

Время замерло и стало таким вязким, что Морган не мог представить себе, сколько дней провел в охотничьей пещере. Его тело сильно ослабло. Селма привела в порядок его старую одежду, и только надев дублет, он понял, что высох как дерево, лишившееся корней. Руки истончились, глаза впали, лицо изменилось и стало похоже на маску. Он будто постарел на десяток зим — победа над скверной ему дорого обошлась.

Селма приходила, пока он спал, и снова принесла воды. В этот раз горянка решила, что ему не повредит корка свежего хлеба. Его аромат одурманил Моргана, но он заставлял себя есть медленно, разминая хлеб на мелкие крошки. Он не чувствовал в себе сил принять еду, но должен был узнать, способно ли на это его тело.

Когда удавалось перебороть слабость, он разминал ноги, ковыляя по пещере, выходя наружу, чтобы вдохнуть свежий морозный воздух. И теперь он понял, что готов вернуться в Дагмер. Ему полагалось дождаться Селму, благодарить и просить ее помощи, чтобы не брести одному вдоль горного хребта, но он не мог ждать. Или не хотел.

Накинув на плечи одну из шкур, укрывавших его во время лихорадки, он затушил огонь и покинул пещеру. Чтобы осилить путь, он подобрал крепкую, еще не заготовленную для кострища ветку, и шел, опираясь на нее, как старик на посох. Увидев куст рябины, он вспомнил, как однажды в дороге Мириам заплела яркие ягоды в волосы, и его руки теперь сами потянулись за гроздью, что показалась ему красивее других.

Дней, проведенных в бреду, оказалось достаточно, чтобы вспомнить все. Он упорно возвращал себе каждое воспоминание, подернутое липкой дымкой скверны. Он вспомнил, как много нежности и заботы о Мириам хранило его сердце, и только чары лесной ведьмы не позволяли ему разглядеть в этом любовь.

Он не мог ждать, ведь так много времени было потрачено напрасно. Столько дней он провел ослепленный и пустой. Но теперь он шел умолять о прощении, пускай даже придется стоять на коленях. Он не мог забрать ту боль, что причинил, но хотел исправить все.

Мириам. Стейн. Роллэн. Ивэн. Анна.

Каждый из них видел его в момент безумия. До каждого из них он должен был проделать свой путь и донести верные слова.

Морган больше не мог ждать.