Последние стражи Аарона (СИ)

Глава 12. Первые искры

Городская таверна. Дагмер

Ивэн никогда раньше не бывал в таком месте, но капитан «Неопалимого» настоял, что мед из таверны у восточных ворот следует попробовать раньше, чем надеть корону. Он говорил, что иначе Дагмер и его люди никогда не откроются ему. В этой таверне было жарко и шумно, но это пришлось Ивэну по нраву.

Между столов непрерывно сновала дочка хозяина с огромным кувшином, то и дело хлопающая по рукам моряков, норовящих ущипнуть ее. Они, большей частью команда галеона Райса, уже успели упиться вусмерть и от того горланили свои похабные песни все громче. Сам же капитан только смеялся над ними и отпускал безобидные колкости, расправляясь с внушительным каплуном.

Они пили мед такой крепкий, что с каждым глотком у Ивэна все сильнее слезились глаза. Он всякий раз, поднимая чашу, косился на Роллэна и видел, что ему также непросто справляться с ним — юноша морщился и набрасывался на лук, пытаясь затушить огонь, разливающийся по телу. Старший брат хохотал над ним громче, чем над своей командой, лохматил его красные волосы и обещал забрать с собой в Тирон, чтобы научить пить. Ивэн заметил, что Роллэн смог улыбнуться только осушив пару чаш и, наконец, перестал вести себя так, будто бы успел проглотить пару жердей.

— Вздумал проучить! Меня! За взбучку сыну! — Стейн, перегнувшись через стол, в который раз пересказывал Райсу подробности их сражения, и Ивэн не переставал посмеиваться над ним, слушая этот цветастый рассказ.

— Клянусь, если ты расскажешь об этом еще раз, барды сложат об этом песнь, скрасив ее прекрасной принцессой и злым отступником, — громогласно пообещал капитан.

Ивэн, чувствуя, что его скамья, стол и вся таверна разом начала медленно раскачиваться, откинулся назад и вцепился взглядом в чучела оленей, развешанные под потолком. Тени от их рогов жутковато ложились на балки под крышей и заняли ненадолго все его внимание. Немного придя в себя, юноша вновь принялся глядеть на Мириам, сидящую по ту сторону стола рядом со Стейном.

«Бесстыжие глаза. Я никогда раньше не видел столь бесстыжих глаз», — думал он, захмелевший и напрочь забывший о девушке с янтарными волосами и красивым вырезом платья.

Мириам почти не притронулась ни к меду, ни к еде. Необычайно молчаливая, она лишь улыбалась колкостям Локхартов. Ивэн заметил, что Райс не сводит с нее взгляда также, как и он сам. Быть может, именно поэтому она предпочла излишне внимательно изучать содержимое своей чаши.

В самом центре таверны мальчик в расписном жилете запрыгнул на длинный стол, сбив несколько блюд, и помог подняться девчушке, придерживающей юбки. Когда она пнула сапожком чью-то мешающую чашу, раздалось только одобрительное гудение и смех. В ее руках был бубен с алыми лентами, в руках мальчика — флейта.

Он северный лорд, упрям и зол

И бой его отрада

Двуручный меч и серый камзол

И море не преграда

Горячим сердцем, твердой рукой

Он защитит свой замок

Хоругвь поднимет над собой

И враг придет в упадок

Голоса гудели нестройным хором, но Ивэн разобрал слова незамысловатой песни.

— О ком они поют, Мириам? О дяде Моргане? — его осенило и он ухватился за руку девушки, ожидая ответа, но она вдруг грубо освободила свои пальцы, чтобы зажать ладонями уши.

— Это дрянные стихи, Мириам! Здесь я согласен с тобой, — посмеялся не подозревающий ни о чем Райс.

Он, в отличие от Ивэна, еще не видел девушку такой, ведь его не было с ними в лесу в ту ночь, когда на их пути встретился старший из сыновей умершего короля.

Она, немного оправившись, наклонилась к уху Стейна. Тот, расслышав ее слова, молча кивнул в сторону кухни. Ивэн опомниться не успел, как девушка стиснула его руку, и потянула за собой.

— Сидите здесь и не высовывайтесь, — приказала она дочке хозяина таверны и его жене, оказавшийся у печи. Резко и слишком громко она захлопнула тяжелую деревянную дверь.

— Ни дня без драки, — пробормотала хозяйка. — Попереубивали бы они уже друг друга! Еще и это проклятое морячьё!

— Ивэн, помоги мне, — Мириам, не обращая внимания не ворчание хозяйки, ухватилась за огромную деревянную бочку.

— Осторожнее, руалийка! — цыкнула на нее женщина. — Разобьешь бочку, будешь сама солить мою капусту, а?

Юноша хотел было ответить ей что-то грубое, но она замолчала сама, как только он взглянул на нее. Обе, хозяйка и ее дочь, только сейчас как следует разглядели его.

— Оставайтесь здесь, что бы ни случилось, — повторила Мириам им, все еще ошарашенным, когда Ивэн помог ей справиться с бочкой, под которой прятался лаз.

Спустившись вниз, и оказавшись в полной темноте, они оба услышали, что женщины вновь прикрыли его.

Городская таверна. Дагмер

Оставшийся в таверне Стейн шепнул на ухо сыну одно лишь имя. Тот, нисколько не захмелевший, осушил свою чашу до дна и громко ударил ею по столу. Они оба осмотрелись. Этой ночью столы оказались полны моряками, истосковавшимися по сытной стряпне и вину.

— Непрошенных гостей следует встречать у порога. Так, отец? — проговорил Райс, растолкав задремавшего над кружкой брата. — Анна хвастает, что твои руки никогда не дрожат, и что иглой ты орудуешь получше, чем придворная швея. Может статься, я и проверю.

Стейн готов был поспорить, что разбуженный Роллэн не понял ни слова, и пожалел, что поддался на уговоры Райса взять его с собой.

Двое из Локхартов встали у двери, третий — остался сидеть на скамье и глядел на брата, поднявшего над головой сжатый кулак. Слова угасали и шипение стали, покидающей ножны, звучало куда громче их. Капитан «Неопалимого» слышал, как его люди один за другим собираются за его спиной.

— Хах! Чтоб вам треснуть! Прилипли к скамьям своими костлявыми задами, — пробубнил кто-то из горожан. — И мой меч с вами, лорд Стейн! Эти олухи только на палубе драться и умеют. Что с них взять?

Роллэн глядел на них и не верил своим глазам. Все, кто только был способен держать оружие, встали за спинами его отца и брата. Даже мальчишка музыкант достал из рукава короткий нож. Никто из них не знал, с чем им предстоит встретиться. Они поднялись только потому, что того хотели Локхарты, в которых не было и капли общей крови. Капитан Райс был найденышем, сыном погибшего в бою рыцаря, но Стейн, Лив и их дети стали его семьей, и Роллэн всегда думал про него, что тот Локхарт больший, чем он сам.

«Что бы там ни было, пусть лучше проходит мимо», — мысли молодого лекаря были тяжелыми и вязкими, и он до боли сжал кулаки, изо всех сил стараясь прийти в себя.

Но дверь распахнулась, как бы сильно он не желал обратного. В таверну вошел молодой мужчина и две женщины, одна из которых была несколько старше. Все трое — черноволосые северяне, в волосах которых запутались крупные хлопья снега. Роллэн сразу узнал мужчину, старшая из женщин напомнила ему ведьму, наложившую чары на Моргана Бранда, но он не был уверен в этом. Гален Бранд не вызвал в нем никаких сомнений — его злые, колючие глаза можно было узнать из тысячи других. Он безразлично осмотрел таверну, и стряхнул снег с плеч рукой, затянутой в черную перчатку.

— Я не ждал такого приема, господа. Право слово, — проговорил он равнодушно.

Если кто-то из мужчин, дрогнул, то не выказал вида. Молодая женщина белокожая, с тонкими чертами лица и черными, как ночь, ресницами, подалась было назад, но Гален велел ей остаться одним лишь жестом.

— Ты не должен находиться здесь, Гален, — Стейн говорил холодно и тихо. Его голос казался таким уставшим, что его было едва слышно.

— Я узнал о смерти отца и малодушно хотел заглушить скорбь горячим вином, милорд. Я знаю, что мне не дозволено, но боль утраты велика.

— Уходи. И забирай своих ведьм, — вмешался Райс, заправляя большие пальцы за широкий кожаный пояс, обернутый вокруг его длинного капитанского кафтана. — Лицемер.

— Вор и убийца будет указывать законному наследнику Дагмера? — тонкие губы искривились в жуткой усмешке.

— Ты отступник, предавший своего от отца и свой род, — спокойно проговорил Стейн. — Ты не Бранд. О каком законе ты говоришь?

— Вы изгнали меня. Ты, милорд кузнец, и мой дражайший дядюшка. Я лишь принял вашу волю, — Гален шарил глазами по толпе, желая запомнить каждое лицо.

— Тебе неведом стыд? — старший из Локхартов скрестил руки на груди. Ложь отступника была неуклюжа, и он не счел возможным, что кто-то поверит ему. Не допуская сомнений, он сделал шаг вперед, оставаясь холодным и твердым.

— Убирайся отсюда, ты, безбожный ублюдок! Здесь никто не желает смотреть на то, как ты исторгаешь словеса!

Команда поддержала своего капитана возгласами, не сулящими трем отступникам ничего хорошего. Стейн покосился на сына, которого всегда учил оставлять свой разум холодным, а затем — на его людей, готовых наброситься на непрошенного гостя.

«Будь твердым как лед», — говорил он Райсу каждый раз, когда тот разгорался гневом. Стал бы он капитаном галеона, если бы слушал отца?

Гален, тощий и высокий, все же был ниже Райса на целую голову, и оттого смотрел на него снизу вверх открытым, но ничего не выражающим взглядом. Стейну стало не по себе, словно отступник был способен выудить из его сына жизнь своими темными глазами. Он сделал еще шаг и теперь, довольно было протянуть руку, чтобы ухватить Галена за ворот.

— Я поклялся однажды забрать то, что по праву мое, и желал увидеть юношу, решившего помешать мне в этом. Только вы скрываете его от меня. Это мне льстит, как и то, что по отцу не звенели колокола. Вы утаили его смерть, но не спрячете от меня корону.

— Скорее земля разверзнется и поглотит этот город, — Стейн решил не прикасаться к Галену, вспоминая все, что о нем говорили по эту и по ту сторону Великого моря. Его успехи в темной магии были так велики, что лишь дотронувшись до него однажды можно было запачкать руки.

Стейн слышал, что Гален Висельник, как прозвали его люди, владеет запретным искусством некромантии, питает свою магию кровью и не чурается самых противоестественных обрядов. Желание проверить так ли это, его не настигало. Стейну на мгновение представилось, как отступник протягивает руку с зажатым кинжалом, и разрезает его горло от уха до уха. В смятении, он зажмурился, и отогнал прочь это видение.

Гален улыбался, все еще озираясь по сторонам. Он так и ушел — со своей невероятно грустной улыбкой на бескровных тонких губах. Молодая отступница скользнула за ним как тень, и только Гаудана задержалась, но не для того, чтобы запомнить всех, кто прогнал ее. Цепкие ручищи капитана сомкнулись на ее локте.

— Не вздумай искать с ним встречи, ведьма. Иначе я натравлю на тебя ловцов, — тихо прошипел он, но его отец расслышал каждое слово.

Райс говорил о Моргане. Недоверчивый, мнительный и злопамятный он не верил тому, что эта лесная ведьма забыла о мужчине, околдовав которого оказалась в Дагмерском лесу в соратницах врага. Он всегда считал, что она заняла жизнь в долг, и ее стоило лишить головы. Король Аарон не держал палачей в своем городе, но за его стенами промышляли ловцы, не знающие музыки слаще, чем звон монет. За пару десятков дукатов они бы легко расправились с женщиной, и Райс был готов уплатить эту цену.

— Нет нужды, — огрызнулась она злобно, и толкнула его в грудь. — Будь добр, не прикасайся ко мне, милорд пират.

Дверь за ней захлопнулась оглушительно громко. Капитан готов было ринуться за отступниками, но отец удержал его.

— Осторожнее, — проговорил он. — Этот город — не твой галеон.

Стейн вышел из таверны сам, захватив с собой двух стражников, владеющих той же магией, что и он сам. Он всегда предпочитал огонь в бою другим стихиям, ведь он, думалось ему, мог принести больше вреда.

— Надо бы проверить Восточные ворота. Чую, что-то случилось, — ворчливо приметил один из его спутников, явно расстроенный тем, что его оторвали от крепкого эля.

Покинув таверну, отступников они не увидели и Стейн согласился с мыслями стражника. Скрывать непрошенных гостей было некому, и он заключил, что они покинули город через те же ворота, в которые вошли.

Стражник был прав.

Солдатам Дагмера нередко приходилось снимать с деревьев почерневшие трупы неугодных Галену Висельнику, развешанные у дорог. Из всех видов расправ он предпочитал именно эту. Король Аарон карал изгнанием, но его сын не был столь милосерден.

Стейн приметил издалека, что постовые застыли в футе над землей у Восточных ворот. Оба были совсем еще молоды. Он понял это, разглядев от носков сапог до макушек шлемов, и пожалел, что не может назвать из имен, как сделал бы Морган.

— Усилить охрану, — приказал он, увидев, что никаких веревок вовсе нет. — Поднять гарнизон. По шесть человек на каждый пост. Прочесать город.

Шеи мальчишек были свернуты, будто бы выкручены чьей-то огромной рукой.

— Отец?

Голос Роллэна пронзил Стейна. Он разозлился. Ему представилось, что Гален, сотворивший это варварство, наблюдает за ними и особенно пристально — за его сыном. Он захотел обругать юношу, но не посмел. Роллэн, не пожелавший оставаться с братом, лишь делал то, что должен был. Его помощь была бы полезна, получи стражники удары ножом или же стрелу в бок. Он бы спас их. Остановил бы кровь, сшил бы раны, выправил бы кости, но жизнь покинула их. Он был бессилен.

— Им ничем не помочь, — пожал плечами Стейн, глядя в широко распахнутые тревожные глаза сына, красивые, как у матери.

— Я никогда не видел такой магии, — ответил Роллэн, проводив взглядом убегающего стражника.

Он ступил вперед, дотронулся до одного из тел, и оно тотчас рухнуло на булыжную мостовую. Стальные пластины поножей оглушительно зазвенели.

— Они совсем не мучились, отец, — проговорил юноша, будто бы это могло что-то изменить.

Подземные ходы Дагмера

— Да, они пели о нем. Морган Бранд поступил очень мудро, приказав связать каждый дом в городе потайным ходом. Может быть, он спас тебе жизнь, но песни об этом никто не сложит.

Голос Мириам звучал совсем иначе — она говорила шепотом, который в кромешной тьме нагонял на Ивэна лишнее беспокойство. Он успел напрочь забыть про глупую песню из таверны и не сразу понял, о чем она говорит. Когда на ее ладони заплясали желтоватые язычки огня, он увидел, что ход изнутри обит досками, и мысленно помолился за плотника, потрудившегося над этим.

— От кого мы бежим? — спросил он Мириам, когда та стремительно ринулась прочь, как только у нее вышло осветить дорогу. Клубок огня, который она создала, был похож на маленькое пульсирующее солнце, которое можно было зажать в ладони, но света хватало на двоих. Ее пальцы цепко и бесцеремонно сжимали его запястье.

— Мириам! — Ивэн окликнул девушку, возмущенный тем, что она не сочла нужным объясниться.

Девушка лишь шикнула на него и даже не обернулась — все неслась по темным, пустым коридорам подземелья, пронзившего город.

— Мириам! — он начинал злиться, ощущая неприятный привкус ее своеволия.

Поддавшись вспышке гнева, юноша затушил огонь девушки, уничтожив его разрушительным всплеском воды. Он ожидал возмущения, но она промолчала и лишь отпустила его руку.

— Ты красива, как лучи уходящего солнца, — проговорил он, и замер, не признавая, что позволил себе вымолвить подобные слова.

Было тихо, и они оба, окутанные тьмой, слышали, как наверху снуют люди. Ивэн протянул руку вперед туда, где могла быть девушка, но не нашел ее там. Ему подумалось вдруг, что она оставила его, и он никогда не выберется из этих темных узких ходов.

— Напился, — равнодушно сделала вывод Мириам, оказавшись совсем близко. — Впервые в жизни.

— Я должен тебе кое-что показать, — признался юноша, переводя сбившееся дыхание.

Он решил вновь удивить ее, пусть и время было вовсе неподходящее. Расправив ладонь, он напрягся всем телом. Эта магия давалась ему нелегко, даже через боль — нужно было научиться ею пользоваться, однако он не успел — она жадно выпивала его силы. Пальцы, выгнувшись, едва не захрустели. Он крепко зажмурился и не понял, отчего вскрикнула Мириам — от испуга или удивления. Темный ход озарил новый клубок света, вот только создала его не она.

Девушка опустилась на колени, словно ноги подвели ее. Она мягко потянула его за собой.

— Не смей никому показывать этого. И не говори никому. Даже Моргану. Слышишь меня? Я не верила… Я не думала, что это возможно! Как? Как ты сделал это?

— Это сделала ты.

Ивэн никогда ранее не слышал голос девушки таким ломким. Она обхватила его пальцы своими дрожащими руками, и глядела на огненный шар, созданный им. Они стояли на коленях посреди темных подземных ходов Дагмера, едва ли не соприкасаясь лбами. Юноша чувствовал нежный запах лаванды, аромат, принадлежащий Мириам, и в этот самый момент он подумал, что вовсе не прочь напялить на себя дурацкую корону, но лишь потому, что она ждет этого.

Покои Моргана. Королевский дворец, Дагмер

Морган смотрел на свое лицо, на отражение в водной глади. На столе догорала свеча и он не собирался зажигать новую. Опустив руки в медный таз, он зачерпнул немного воды, и умылся. Измученным и изнуренным он виделся себе, даже пытаясь изобразить улыбку.

Дворцовые хлопоты влияли на него хуже, чем лишения в дороге. Собственной рукой он вывел добрую сотню писем с вестью о коронации племянника, подписываясь каждый раз своим громоздким титулом. Отослав их, он тешил себя надеждой, что даже треть из них не обернется визитом в Дагмер знатных господ. Они неизменно приводили за собой многочисленную свиту, рыцарей с оруженосцами и прочий богатый сброд, нуждающийся в жилье, светских беседах и вине. Морган предвидел, что часть из них разместится в его полупустой части замка, что не могло доставить ему удовольствия. Но все они должны были знать, что корона Дагмера по-прежнему в руках Брандов, и гостеприимство — самый простой способ явить это. «Неопалимый» доставил в порт лучшие вина и яства, и Морган полагал, что гости будут достаточно пьяны и сыты для того, чтобы не омрачать коронацию.

Он стянул с себя узкий дублет и сапоги. Бросил все на полу и упал на кровать, раздумывая, как далеко ему придется усадить принцессу с Юга, чтобы пир в честь Ивэна не породил новой войны.

Свеча потухла, и он уже было собирался укрыться ворохом одеял, когда в дверь постучали.

— Кого принесла тьма? Не желаю никого видеть! — зло гаркнул Морган.

Никто не откликнулся, но стук стал более настойчивым. Он зарычал, поднялся с кровати, и тут же своим чутьем услышал то, что заставило его насторожиться. За дверью стоял маг, носящий в себе скверну. В каждом отступнике она пела по-разному, но лишь одна из тысячи мелодий звучала для него ласкающей слух музыкой.

— Мое проклятие, — проговорил он в пустоту и ринулся к двери.

Когда он распахнул ее, женщина, пропахшая осенней промозглой свежестью, лесом и запахом костра, едва не упала в его объятия. Он был уверен, что знал все потайные ходы в Дагмере, она — лишь один, ведущий в его покои.

— Ты погубишь меня, — проговорил он, крепко целуя ее губы, и горше них не было ничего на свете.

Женщина прильнула к нему всем телом, но он словно и не почувствовал холода, принесенного ею в складках плаща. Он сдернул неподатливую застежку и тот тяжело рухнул на пол. В темноте он почти не видел ее, но знал, что с момента их последней встречи она ничуть не изменилась. Черные прямые волосы чуть ниже плеч, немного раскосые пронзительные серые глаза, чувственный рот — он любил ее лицо так, как только мог дозволить себе. Дикая, настоящая лесная ведьма, она стала куда краше, чем была при дворе.

— Я должен прогнать тебя, — шептал он, подхватывая ее за тонкую талию.

Она положила свои ладони на его плечи, и он отдал бы все, что у него есть, чтобы остановить этот миг. Женщина — единственная, которую он желал — была в его руках. Она ничуть не изменилась, разве что венки на ее висках, запястьях, шее, щиколотках — везде, где белая нежная кожа была особенно тонка, стали темнее. Так случалось со всеми отступниками, не обошло стороной и ее.

После обряда, проведенного над ним Гудрун, он не ощутил ничего, лишь убеждал себя, что чувствует этот мир свободнее, чем прежде. Но Гаудана, опьяняющая и манящая, все также приходила к нему во снах. Тогда он уверил себя, что любит ее и без магии крови. Ему грезилось, что он все также любил ее, но отправил в Дагмерский лес, где они, осторожные, дрожащие от нетерпения и страха, встречались каждую вторую полную луну. Во дворце он больше не произносил ее имени и боялся, безмерно боялся за нее, живущую бок о бок с Галеном Брандом. Он видел на ее запястьях темные отметины скверны, но не держал на нее зла. Что-то словно отводило от нее всякий гнев Моргана. Он был движим одним лишь желанием, которое представлял любовью.

Гаудана не рисковала, не являлась в покои Моргана так опрометчиво, как теперь. Одни только дурные вести могли заставить ее постучать в его двери. Но она не перечила, пока он бережно укладывал ее на постель, торопливо снимал стоптанные сапоги, судорожно покрывая поцелуями ее щиколотки, колени, бедра.

— Что за беду ты принесла мне? — спросил он, вовсе не требуя ответа.

Одним быстрым рывком он стянул платье Гауданы, вспомнив то время, когда ему доводилось пробираться к ее телу сквозь корсажи, юбки и сорочки. Желая впиться долгим поцелуем в ее губы, Морган снова потянулся к ней, но она увернулась. Когда он оказался на спине, рука Гауданы скользнула к завязкам бриджей, его же — чуть ниже ее впалого живота.

— Забери меня, — прошептала она сбивчиво, затем вскрикнула.

Толстые каменные стены и тяжелая дубовая дверь надежно спрятали ее стон от посторонних ушей. Сквозь ромбики темного стекла на окнах едва пробивался свет, но его было достаточно, чтобы Морган снова насладился изгибами тела своей ведьмы. Она, со своей будоражащей кровь красотой, была для него желанней любой из женщин.

— Будет война, — Гаудана вдруг грубо схватила его за горло, но он лишь улыбнулся, поглощенный своей страстью.

«Ничего не случится, глупенькая, — сказал бы он ей, будь его воля. — Гален Бранд ничтожен и неосмотрителен. Он не развяжет никакой войны».

Вместо этого он расцеловал пальцы, мгновение назад сдавившие его шею.

— Уедем. Этой ночью. Я прошу.

Когда все закончилось, она склонила голову на его плечо и мурлыкала под нос одну из множества своих песен, а Морган лежал, уставившись в потолок.

— И, если вдруг кто-то спросит обо мне, скажи, что я враг тебе, — различил он едва слышимые слова.

Гаудана не раз просила его оставить город, ведь только сбежав, отказавшись от своих имен и жизней, они смогли бы быть рядом.

«Она не волчица, — сокрушенно думал он в ответ на ее мольбы, но вслух говорить не смел. — Волк не бросит своей стаи».

— Забери меня прочь за Великое море, — вновь шептала она как одержимая, но Морган уже не слышал ее.

В его снах она не была отступницей, по ее венам не бежала темная кровь, он не слышал в ней песни скверны. Там они жили в жарком Тироне и она, такая улыбчивая и светлая, носила корсаж, сорочку и дюжину юбок.