В столовой горели свечи.
Дюжины три.
Или четыре.
Свечи украшали огромную люстру, которая, казалось, парила в воздухе, потому что темнота скрывала цепи. Свечи отражались в столовом серебре и хрустале. Они поднимались из сложных цветочных композиций и слегка чадили.
Стало душновато.
— Доброго вечера, — поздоровалась я с эйтой Ирмой, которая к ужину переоделась.
Платье цвета малахита.
Жемчуг.
Лайма была в лиловом. Темный чернильный оттенок подчеркивал общую ее бледность, придавая ей какой-то болезненный оттенок. А уж в массивном опаловом ожерелье, обвившем шею, было что-то от ошейника. Дорогого, но все же…
Сауле… в белом.
Жертве белый к лицу. А вот Сауле — не слишком идет. Ее кожа в свете свечей выглядит рыхлой, нездоровой, а вот волосы словно потускнели. Да и фасон на редкость нелепый. Эти присобранные рукава, округлый какой-то девичий вырез, расшитый мелким речным жемчугом. Складка под грудью, будто нарочно придающая платью объем.
В таком удобно прятать растущий живот. И…
Жених и невеста.
И пусть невеста далека от идеала, но… это ведь ничего не значит. Если Сауле беременна, то…
Я уколола себя булавкой, прогоняя лишние мысли. Беременна или нет, это не имеет значения. Это, если разобраться, ее личное дело. И быть может, рыжего, но никак не мое.
Я, между прочим, замужем.
Пока еще.
— И все-таки… — эйта Ирма склонилась к любовнику, который, к слову, выглядел несколько потрепанным. — Некоторые особы поразительно наивны. Я еще могу понять, почему они вообще заказывают поддельные драгоценности, настоящие не всем по карману, но… нужно же меру знать. Розовых алмазов подобного размера попросту не существует!
— А мне нравится, — я погладила камень, заодно посылая легкий импульс, который исчез в бездонной его глубине. — Красивенько получилось. Мар, тебе нравится?
— Очень.
— Я, наверное, себе еще и бусики сделаю, — я позволила Мару усадить меня.
К слову, место за столом сместилось, и теперь я удостоилась высокой чести сидеть по правую руку супруга. Лайма приподняла бровь.
Сауле пьяновато икнула.
Кажется, она вообще плохо понимала, где находится.
— Такие, знаете, чтобы камушек, а потом жемчужинка. И еще камушек. Я такие в одном каталоге видела, только там камушки были белыми. Белые, как по мне, совсем некрасиво. А розовенькие — это мило. По-девичьи.
Эйта Ирма подняла глаза к потолку.
Я тоже.
Ничего. То есть ничего не видно. Если люстра, объятая огнем, это по-своему красиво, то вот выше ее — тьма кромешная.
— Объясните ей кто-нибудь, что это нельзя носить.
— Дорогая, — подал голос Юргис. — Редкий случай, но все же… ты ошибаешься. Камень настоящий.
— Что?
— Я разбираюсь в камнях. Позволите?
Не дожидаясь разрешения, он поднялся, обошел и Мара, явно заинтересованного происходящим, и меня. Развернул стул, причем сделал это, учитывая вес здешней мебели, как-то чересчур уж легко. Он наклонился к самому моему лицу.
Заглянул в глаза.
Подмигнул даже.
И подцепив цепочку мизинцем, приподнял.
— Платина… и сапфиры… небольшие, но крупные камни смотрелись бы чересчур вычурно. Плетение интересное, хотя несколько вышедшее из моды? Да… сейчас предпочитают делать цепочки попроще. Говорят, в простоте стиль, но на самом деле это куда как менее трудоемко. Что? Моя матушка происходила из рода простого… ее родители — довольно известные в узких кругах ювелиры.
— Ты не говорил.
— Уже усвоил, что о некоторых фактах своей биографии стоит помалкивать, — камень лег на палец Юргиса. — У нас до сих пор многие слишком уж озабочены чистотой крови…
Искра силы, сорвавшаяся с пальца, исчезла в камне.
— Даже так…
— Это ты ошибаешься… дорогой, — сквозь зубы произнесла эйта Ирма. — Камни подобного размера…
— Около восьмидесяти карат, верно? К сожалению, я не настолько талантлив, как мой дед, а потому точно не определю. Но не менее восьмидесяти. Огранка удачна… для ваших целей.
Камень отпустили.
— А стоимость?
Юргис пожал плечами.
— В зависимости от того, сколько будет денег у тех, кто пожелает купить. На последнем аукционе розовый алмаз в пятьдесят три карата ушел за полтора миллиона крон. И было это, если не ошибаюсь, около ста лет назад. Сейчас он хранится в королевской сокровищнице и, по мнению моего деда, изрядно прибавил в стоимости. Розовые алмазы и вправду редкость.
Вот как-то… неуютно мне стало под взглядом эйты Ирмы.
Юргис же развернул меня к столу и, коснувшись кончиками пальцев затылка, презадумчиво произнес:
— Вы слишком беспечны… будьте осторожней.
— Постараюсь.
Ответом мне был рассеянный кивок.
— И откуда камешек? — поинтересовалась Лайма, сжимая вилку так, будто она примеривалась, как половчее воткнуть ее в меня.
— Брат… дал поносить.
— Он, наверное, очень вас любит…
— Очень.
— Что странно, учитывая и вашу разницу в возрасте… и происхождение, — вилка воткнулась в тонкий ломтик ветчины, что заставило эйту Ирму поморщиться. Все же супруги ее сына были далеки от совершенства. — Не боитесь, что его свадьба… испортит такие идеальные отношения?
— Если испортит, значит, не такие и идеальные.
Я смотрела на еду.
Паштеты.
Горячий салат с кунжутным семенем и запеченной свеклой. Печень, тушеная в белом вине. Розовая ветчина, которую медленно сосредоточенно обгрызала Лайма. Ветчину, пожалуй, можно попробовать. Подсыпать что-либо в мясо затруднительно. А вот паштеты…
Или еще грибы в сливочном соусе.
Перепелки, запеченные в хрустящей корочке. Нет, мне придется обойтись чем-то попроще… яйца пашот? С другой стороны, не стали бы они травить всю еду, это по меньшей мере нерационально.
Да и не отравы надо ждать.
Отрава — это пошлость, которую при расследовании могут и обнаружить. И тогда некрасиво получится. Нет, думаю, дело в сонном зелье, а оно… все известные мне сонные травы обладали характерным вкусом.
— Попробуй, — Мар наполнил мой кубок. — Вино с травами.
— Спасибо, не хочу.
— Оно сладкое…
Уверена в этом.
— У меня от вина голова болеть начинает, — произнесла я капризно, чем заслужила долгий внимательный взгляд. Его я выдержала и неловко пожала плечами. — В последнее время…
— Работаешь много.
— Приходится.
— Что еще делать сиротинушке, — отозвалась Сауле, выныривая из своего полусна, — как иначе заработать на бусики с камушками?
— Сауле, постарайся вести себя прилично…
— К слову, — тема нынешняя мне категорически не нравилась. — А где твой сын? И тот… рыжий… который секретарь?
Голос все-таки слегка дрогнул, и это не осталось незамеченным.
— Партнер, — мягко поправил Мар, правда, слегка поморщившись.
— Ага… и еще секретарь. И верная собачонка… гав-гав… не обольщайся, детонька, он тебе сколь угодно может хвостом вилять, но Марик прикажет, и разом отхватит руку. Или две.
Сауле перегнулась через стол, чтобы подвинуть к себе блюдо с грибами. Сунула в него ложку и, вытащив, облизала.
— Это невыносимо! — эйта Ирма прижала руку ко лбу. — Она это нарочно…
— А то…
— Сауле! — Мар отвел взгляд от меня.
И от камня.
— Что?
— Выйди из-за стола. И будь добра, когда в следующий раз решишь испортить всем настроение, подумай…
— Это ты подумай, братик… когда в следующий раз решишь загрести жар чужими руками. Я ведь не только… полезный ресурс, но и человек…
Сауле отправила в рот еще ложку грибов, икнула и закусила ломтем хлеба. Взяла еще один, кинула ветчины, сыра и только затем поднялась.
— Я, конечно, понимаю, что для тебя, кроме себя самого, людей не существует, но… постарался бы ты не быть такой сволочью, глядишь, и жить стало бы проще… а ты, мелкая, в следующий раз не хлопай ушами. Петь он всегда тебе напоет… о чудесном… наобещает с три короба, и будет обещать, пока не получит нужного… потом же…
Сауле выразительно провела пальцем по горлу.
— Сауле!
— Спроси у него… спроси, что случилось с Эленой Ригис… и причем здесь твой рыжий.
Понятия не имею, кто такая Элена Ригис. А рыжий, он совсем даже не мой.
И близко не мой.
Просто симпатичен.
Может же мне быть симпатичен человек? Единственный, к слову, более-менее вменяемый в этом доме и, начинаю подозревать, на острове тоже.
— Заткнись, — Мар поднялся.
Он медленно ступал, осторожно, будто крадучись. И появилось во всем его облике что-то до того хищное, что я подвинула к себе нож. Пусть туповатый, из мягкого столового серебра, но все защита. Сауле икнула и, прикрыв рот ладонью, неискренне сказала:
— Ой… кажется, я проболталась. Но ничего, братец… ты ведь найдешь, что соврать… ты всегда находишь, что соврать…
Она сделала шаг назад и, едва не запнувшись о стул, покачнулась.
— К слову… а твоя жена знает, что ты ублюдок? В прямом смысле слова? Не знает… никто не знает… то-то будет скандал, если…
— Вон…
Мар произнес это тихо. Но Лайма судорожно сжала вилку, а эйта Ирма прикрыла глаза. Лишь Юргис сделал вид, что ничего-то не происходит.
Сауле ушла.
Интересно, если я предложу ей убраться с острова, что она ответит? Пошлет подальше? Пьяненько рассмеется? Или доложит брату? Подозреваю, что доложит… проклятье… надо было строить крупных големов. Пусть спрятать их сложнее, но хотя бы с командой проблем не возникло бы.
А теперь как?
— К слову… мне тоже интересно, где Йонас, — Лайма нарушила затянувшееся молчание, и все словно бы выдохнули.
Мне все равно интересно, кто такая Элена Ригис?
— Я видела их с… тем невозможным человеком, которого ты при себе держишь, — губы эйты Ирмы недовольно дернулись. — У мальчика очередной приступ. Он совершенно невменяем. Я пыталась увести его, но… к сожалению, Йонас отказался уходить. А твой… секретарь… — Это слово она практически выплюнула. — Потребовал, чтобы я ушла… боги, Мар, я ведь предупреждала тебя, что мальчик нестабилен. Ему нужны специальный уход, покой… забота, в конце концов.
Она говорила это, раздирая крохотную тушку перепелки и явно получая от процесса немалое удовольствие.
— А вместо этого… его заставляют вновь обращаться к силе… это не останется без последствий.
— Мама!
— Я всего лишь обращаю твое внимание на то, что происходит за твоей спиной.
Она отправила кусок мяса в рот и застыла.
Жуть.
— Ты могла бы обратить мое внимание до того, как началась гроза…
— Я переодевалась.
— А потом?
— Запамятовала… — это было сказано с легкой виноватой улыбкой. — Ты же понимаешь, дорогой, что в моем возрасте с памятью… случается всякое.
— То есть, — Лайма отложила столовые приборы, — мальчик сейчас там?
Она указала пальцем куда-то в стену.
Вернее, за стену.
Туда, где выл ветер, выворачивая руки деревьям, где яри лось море и в принципе было несколько… неуютно.
— Понятия не имею. — Эйту Ирму, кажется, куда сильнее волновала перепелка, нежели судьба собственного внука. — Они были так заняты… и так грубы… вполне возможно, конечно, что они вернулись, но… я также допускаю мысль, что им пришлось искать убежища в ином месте. Мне кажется, или они добавили чеснок? Знают же, что я не переношу чеснок… дорогой, а ты что думаешь?
— Чеснок — это плохо, — покорно отозвался Юргис, правда, голос его звучал как-то… отстраненно.
И смотрел он не на любовницу, а на дверь, за которой скрылась Сауле.
— Мама!
— Успокойся, дорогой. При всем моем непонимании твоего желания окружать себя личностями низкого происхождения…
Эйта Ирма подцепила вилкой кусок золотистой кожицы, поднесла к носу и замерла.
— Я вынуждена признать, что твой секретарь — неплохой маг. Он справится с такой мелочью, как щит от ветра.
А до деревни всего-то пара миль.
— Через лес, — сухо произнесла Лайма.
— Полем чуть дольше. Они молоды. Доберутся.
Мар с грохотом отодвинул стул.
— Дорогой… тебе стоит принимать успокоительные капли. Ты стал слишком эмоционален… да, определенно дикий чеснок. Вот невероятно… ищешь прислугу, платишь ей деньги, а взамен что? Вопиющая неблагодарность. Или это просто неспособность низкородных удержать хоть какую-то мало-мальски серьезную информацию в голове. Вы знаете, королевская Академия проводила исследования… мой хороший друг рассказывал. Так вот, им удалось выявить статистически значимые отличия…
— Спасибо. Я сыт.
— Между интеллектом чистокровных эйтов и… тех, в ком кровь сильно разбавлена. Или и вовсе пуста, да… теперь я в это охотно верю… чеснок… надо же было додуматься!
А вот теперь она несколько переиграла.
— Эгле…
Проигнорировать протянутую руку я бы могла, но не стала.