«Товарищи, я был бандитом,
Убийцей, судимым дважды.
На труд воспитателя худших
Я прошлое променял.
Я перекую их досрочно
В полноценных советских граждан,
Как этот чекистский лагерь
Перековал меня…»
Вода гремит на плотинах
И грохот ее неистов.
С зеркальной лестницы шлюзов
В сумерки сходит день…
Я знаю: мне нужно учиться, —
Писателю у чекистов, —
Искусству быть инженером,
Строителем новых людей.
— Маузер свой отдай, я его в сейф спрячу, — сказал Крылов. Тебе в дорогу мы спроворили вот такого малыша, называется револьвер облегченного типа или наган скрытого ношения.
Я взял в руку раритетное в моем времени оружие, укорочение длины ствола до 90 мм, как я помнил, не влияет на точность и кучность стрельбы, в то же время укороченная рукоять так же удобно удерживается, как и стандартная. Полукруглая мушка не могла при быстром извлечении револьвера зацепиться за одежду.
— Барабан снаряжается все теми же семью патронами, — сказал чекист, — меньшая длина рукоятки не помешает тебе при удержании, кучность стрельбы короткого ствола не уступает стандартному даже на максимальной дистанции. Их три года назад перестали производить, так что мы снабжаем этой грозной игрушкой самых серьезных оперативников. Гордись.
— Горжусь, ответил я, — мне бы пристреляться.
— Суньха, — позвал чекист, приоткрыв дверь в коридор.
Спустя минуту в комнату зашел невысокий японец или китаец, никак не научусь их различать.
— Звара, начарника? — сказал вошедший. — За моя посрара?
«О, япошка», — понял я. Про букву «л» полная правда. Японцы ее не выговаривают. Папа рассказывал, что в войну у японцев был подлый прием: когда они из засады изображали раненого американца зовущего медика. медик подползал с целью помочь тут его и убивали. Чтоб исключить подобное раненые американские солдаты кричали слово «таллула». Это слово японцы просто не могли выговорить. «таллула» это была Таллула Бенкхед знаменитая в те времена актриса. Папа командовал разведбатальоном и знал английский, эту информацию он получил от американцев, когда делили Берлин.
— Отведи сотрудника в подвал и потренируй в стрельбе с бедра, — распорядился чекист. И патронов не жалейте.
Через четверть часа я отводил душу в примитивном тире ГПУ. Японец пытался подсказать, но в моем сознании лежали испытанные схемы прошлой жизни, так что достаточно было приспособить их к новому телу, учесть меньшую массу и меньшую кисть.
— Хоросо, — сказал японец, — марчика хоросо стрелять. Моя марчика учить драться, хосесь?
Мне стало интересно схлестнуться с этим мужиком. Он явно владел каким-то японским боевым искусством, так как двигался хищно и фиксировал глазами окружение. Я по жизни люблю спарринги, так как занимался разными видами боя, пока не остановился на израильском. Которого, кстати, пока еще и не создано. Но, как говорил Владимир Ильич, указывая Наденьке на следы менструальной крови, — конспигация и еще раз конспигация.
Так что пообещав придти после командировки, я удалился домой с новым оружием и горстью патронов.
Вечером у нас с ЮДМ был очередной рейд на окраине Москвы, так что я решил приготовить обед самостоятельно. И заодно повспоминать историю этого писательского рейда по новому каналу. Поэтому я достал с балкончика свертки с колбасой и ветчиной, картошку, бутыль с подсолнечным маслом, лук и заправил керогаз. В воздухе завоняло керосином.
Нам не страшен керогаз, если есть противогаз, пробормотал я, водружая на древний нагревательный прибор чугунную сковороду и, пока она нагревается, очищая три картошки и мелко нарезая лук и колбасу с ветчиной. Пусть чекисты жрут картошку со старым салом, как любил их вождь Дзержинский, а я предпочитаю ее с копченостями. Хотя ветчина с колбасой совсем не такие качественные, как думалось мне в 2000 году. Видимо привозные, не московского производства.
В мое время славились колбасы Микояновского мясокомбината. Помню, что после революции советское правительство даже командировало специалистов в Чикаго для знакомства с опытом мясопереработки и организации колбасного производства. Нарком Анастас Иванович Микоян лично побывал в Америке, а позже было начато строительство первых корпусов предприятия, которой получило название «Первый московский колбасный завод»[94]. Только не помню, в каком году эту «микояновскую» колбасу начнут выпускать.
Кстати — вот: абсолютно порядочный большевик из бедной крестьянской семьи, который сам себя образовал и очень много сделал для СССР. И никто его не судил, не расстреливал, хотя он имел всякие партийные должности. Легенда СССР, «любимый нарком Сталина», проживший от «Ильича до Ильича без инфаркта и паралича», и один из 26 Бакинских комиссаров Анастас Иванович Микоян привез в СССР рецепт того самого наивкуснейшего мороженного, о котором тоскуют сегодня «потерянные поколения». Он придумал, как победить полиомиелит (первые полиомиелитные вакцины в виде драже были произведены на Микояновских кондитерских фабриках), и опередил США в создании «Макдоналдса». И он же придумал «Советское шампанское»[95].
Картошка практически дожарилась. Я добавил к ней колбасу с ветчиной и накрыл сковороду доской, на которой резал их, и выключил керогаз. Пока блюдо доходило налил себе стаканчик грузинского винагурджаани — грузинского марочного белого сухого вина, которое выделывается из сортов винограда Ркацители и Мцване. Вино подарил Сталин, когда я последний раз развлекал его дочку. Сказал, вручая бурдюк:
— Мэне с Кавказа земляки присылают, харошэй вино. Мальчикам пить пэлезно, чэтоб мужичинами стать.
Я подумал, что при низком качестве доступной мне пищи вино вовсе не повредит молодому организму в формировании. А польза от молодого вина несомненна. Особенно в зимнее время, когда мало солнца и мало витаминов — свежими фруктами и овощами нынешний базар не радовал.
После еды мозг работал сонно, так что я придремнул, покатывая в затуманенном сознании свою первую еще в первой жизни девушку. В 15 лет, в девятом классе я овладел Валей Шипко — самой хулиганистой девочкой в школе. Получилось это неумело и грубо. Хотя она и не была целкой, но тоже опыта особого не имела. И никаких радостных чувств мы от соития не испытали. И даже дружить после этого перестали. А вот… вспомнилось, зажгло в паху огонь. Что сытная еда с подростком творит!
Я растворился в дневном сне с эротическими фантазиями и очнувшись, сменил трусы. Да, что-то надо делать, а то нижнего белья не напасешься на этот организм. И стирать лень, я эти трусы просто выбрасываю. Благо, все ходят в подштанниках, один я никак не могу к ним привыкнуть. В бане на меня косятся. Трусы (я их закупил сразу партию из 25 штук) хорошего сатина или ситца (не разбираюсь), длинные и без прорехи. Зато натуральным материал. Как хорошо, что синтетику еще не изобрели!
С трусов мысли мои переключились на поездку и подумалось, что надо прикупить теплой одежды — холодно там на Белом море, на Онеге. И тот час память подкинула исторический факт: одним из заключённых-каналоармейцев был Дмитрий Сергеевич Лихачёв — в будущем известный культуролог, филолог, искусствовед, академик РАН СССР, лауреат Сталинской премии. В 1928 году молодой студент Петроградского университета был осуждён за контрреволюционную деятельность (участие в незаконном студенческом кружке) и отправлен в Соловецкий лагерь, откуда в 1931 году его перевели в Белбалтлаг на строительство Беломорканала. В 1932 году за ударный труд Дмитрий Сергеевич был досрочно освобождён, после чего смог вернуться в Ленинград.