Попаданец Павлик Морозов I

Глава 1

Пацаны сидели в сарае и занимались серьезным делом — дрочили. Петька здоровски рассказывал про то, как подглядывал за соседкой в бане, ну а пацана ответила ему дружным дрочевом. У Павлика Морозова молофьи еще не было — тощий недокормыш, хоть и в кости крепок, но все равно приятно. А вот у Митьки Прокопенко, одноклассника Павлика, брызгала белая, он аж кричал — так ему хорошо было.

Ничего, скоро и я вырасту, у меня тоже будет, — думал Павка, наяривая левой рукой, так как очень болел бок, отбитый дедом Сергеем.

Дед Морозов свирепо колотил и маму Павлика, и самого пащенка — старик иначе его не звал. Он жил в деревне с дурной славой и мрачной репутацией так как до революции работал надсмотрщиком в тюрьме, а его жена Ксенья была в прошлом сиделицей — конокрадкой, в тюрьме сидела и там деда соблазнила.

— Атас! — закричал Петька, заставив пацанву быстро поддернуть штанишки и затянуть веревки пояса. — Обманули дурака на четыре кулака, — запрыгал Петька на тощем заду, дрыгая ногами.

…Родился Пашка в семье белоруса-переселенца Трофима Сергеевича Морозова и Татьяны, урожденной Байдаковой. Всего в семье было четверо сыновей, Павел — старшой.

Все Морозовы, переселенные в Сибирь реформой Столыпина, были здоровыми и крепкими, но Павлу приходилось много работать: лошадь и корову кормить, убирать навоз, заготавливать дрова… Вдобавок, нельзя было пропускать службу (Павлик с братом по воскресеньям прислуживали в церкви). Так что небольшая задержка в развитии наблюдалась, что было общей бедой деревенской бедноты в тридцатых годах. Особенно тяжело стало после того, как отец ушел из семьи к вдовой соседке — Антонине Амосовой.

Дед Павлика сноху ненавидел за то, что та не захотела жить с ним одним хозяйством, а настояла на разделе. Да и в любом случае она была «чужой» — родом из соседней деревни. Примитивность первобытность племен, которых пугало все необычное, еще не покинуло эти деревушки. О радио, электричестве крестьяне тогда и понятия не имели, вечерами сидели при лучине, керосин берегли. В школах, организованных новой властью, чернил и то не было, писали свекольным соком. Бедность вообще была ужасающая. Когда учителя начали ходить по домам, записывать детей в школу, выяснилось, что у многих никакой одежонки нет. Дети на полатях сидели голые, укрывались кое-каким тряпьём. Малыши залезали в печь и там грелись в золе.

В XXI веке читатель, узнав про корову и лошадь, удивится — какая-такая беднота. Наверное и куры были, и поросенок рос.

Например, в среднем по России 2000 года корова дает не больше 13 литров за день. В Америке, Дании и Канаде дневная норма от 23 до 26 литров. В Израиле на одну корову приходится в среднем 56 литров молока за дойку. Но в 1936 году коровы не породистые, корма получают не сбалансированные и скудные. Так что полведра[1] — хороший удой. Добавим, что молоко это некому продать, можно только обменять у соседей на что-либо. Ценность представляет, конечно, телочка, но… Найти быка, заплатить владельцу, остаться на несколько месяцев без молока (которое, порой, единственная пища), вырастить телочку или бычка…

Территория, на которой расположена деревня, в начале XX века входила в Кошукскую волость, Туринского уезда Тобольской губернии. В 1908 году участок, на котором возникла Герасимовка, был выделен для наделения землей переселенцев из Белоруссии. Он состоял из 186 наделов по 15 десятин земли каждый. Первые переселенцы начали прибывать на Герасимовский участок уже в 1906–1907 гг. По имени старейшего из них — Герасима Сакова он и получил свое название. Дед и отец Павлика Морозова приехали в Герасимовку из села Вереполье Серпайской волости Велижского уезда Витебской губернии 26 октября 1910 года.

Отец Павлика работал председателем Герасимовского сельсовета и был далеко не самой популярной персоной из-за разгульного поведения и полного пренебрежения к законам. «Я — красный командир! — орал он, напившись, — Я за вас, суки дранные, кровь на фронтах проливал!»

Ну а его дети «пухли с голоду», так как деньги до дома не доходили, оседая в карманах карточных шулеров и торговцев водкой.

А суммами Трофим Морозов ворочал немалыми, и была у него вполне воровская биография: присвоение конфискованных вещей, различные документальные спекуляции, а также покрытие тех, кого еще не успели раскулачить — продажей подделанных документов кулакам-спецпереселенцам, то есть фиктивных справок, которые легализовали пребывание граждан на территории области.

В одной из политбанд, которые действовали на территории Свердловской области — банда братьев Пурховых, как раз и были обнаружены у захваченных — вот эти вот справки, которые легализовали деятельность бандитов. Так что следствие легко вышло напредседателя сельсовета — нелюбимого отца Павлика.

Убеждение в том, что арест отца Павлика произошел именно с доноса мальчика, позже опроверг сам следователь, участвовавший в деле Трофима. На самом деле причиной ареста стало задержание двух крестьян с найденными у них бланками с печатями Герасимовского сельсовета. По признанию одного из задержанных, бланки были куплены у Трофима Морозова. На прошедшем позже заседании, осудившем Трофима на 10 лет ссылки, показание дала мать Павлика. Мальчик также пытался выступить на суде, дав показания вслед за матерью, но был остановлен судьей ввиду малолетства.

Родственники отца возненавидели маму Павлика и все их вдовье, при живом муже, семейство. Хотя и знали прекрасно, что на самом деле причиной ареста стало задержание двух крестьян с найденными у них бланками с печатями Герасимовского сельсовета. Улика, так сказать. Больше всего их бесило, что Танька не захотела объединять хозяйство даже после того, как муж перешел жить к соседке — Антониной Амосовой. Хорошо хоть скотину не забрал, хотя пытался: напившись приходил, лупил жену и детей, кричал, что сожжет на хер все, если не отдадут добром.

Со слов Алексея (брата Павла), отец «любил одного себя да водку», жену и сыновей своих не жалел, не то что чужих переселенцев, с которых «за бланки с печатями три шкуры драл». Так же к брошенной отцом на произвол судьбы семье относились и родители отца: никогда ничем не угостили, не приветили. Внука своего, Данилку, дед в школу не пускал, приговаривал: «Без грамоты обойдёшься, хозяином будешь, а щенки Татьяны у тебя батраками».

После того, как формальный отец, уже не занимавший должность, был осуждён на 10 лет за то, что «будучи председателем сельсовета, дружил с кулаками, укрывал их хозяйства от обложения, а по выходе из состава сельсовета способствовал бегству спецпереселенцев путём продажи документов», на Павла свалились все заботы по крестьянскому хозяйству — он стал старшим мужчиной в семье Морозовых.

Но сегодня он выкроил свободный часок, чтоб Это был обычный день — 2 сентября 1932 года. Павел как обычно встал с солнцем, задал корму лошади, выгнал корову пастись и, так как мама поехала за 37 верст в Тавду (своеобразный город, выросший из лесопилки) продавать теленка, решил поиграть и поболтать со сверстниками.

Тем более, что намечался долгий поход в лес, да с ночевкой в шалаше: ягоды и грибов в этом году уродилось на славу и заплечные коробы братья приготовили с вечера.

— Все, побегу, — сказал Павел. — Мама рыжики посолит потом, никто так не умеет, как мама рыжики солить. Да и белые попадаются, а белый в городе за деньги покупают.

— Белый — царь-гриб, сказал Петька, его и в суп, и куда хочешь…

И Паша, напялив кепчонку, (в тридцатых годах неприлично было ходить без головного убора) рванул к дому, где ждал его младший брат Федор. А одиннадцатилетний Алексей оставался на хозяйстве, так наказала матушка еще вчера.