В небе с треском разорвался фейерверк. Вообще-то его стоило бы приберечь до полуночи, но кому-то из студентов не терпелось, и ракеты, щедро начинённые магией, начали запускать уже с вечера. Небосвод расцвечивался радужными красками, в нём вспыхивали сложные движущиеся картины, сопровождаемые не только треском разрывов, но и музыкой, а также другими подходящими звуками: драконы рычали, птицы щебетали, люди выкрикивали приветствия и поздравления.
Я решительно шагала по направлению к больнице, обогнув ярко освещённое здание первого корпуса по широкой дуге. Это хорошо, что сейчас магическими фокусами не балуется только ленивый, есть шансы, что колебания потоков Силы, которые неизбежно вызовет проведённый мной обряд, останутся незамеченными. Правда, в самой больнице наверняка кто-то дежурит, должны же они хоть сейчас иметь совесть и оставить пост рядом с мальчиком. Но тут уж ничего не поделаешь, придётся рискнуть.
Входная дверь в больничный корпус была заперта на замок и магией, но я недолго провозилась с ней, попросту содрав плетение. Уничтожить чужое заклинание мне всегда было легче, чем распутать, а открыть механический замок и вовсе было делом техники. Стараясь не шуметь, я поднялась на второй этаж и заглянула в коридор. Так и есть, из-под двери в палату пробивалась полоска света.
Я спустилась в нижний коридор и направилась к двери палаты, расположенной прямо под занятой. Оставалось надеяться, что расстояние в один этаж не окажется слишком большим. В «Полуночном сборе» про это ничего не говорилось, но казалось само собой разумеющимся, что чем ближе, тем лучше. Однако творить мерзкое тёмное колдовство прямо рядом с ребёнком мне никто не позволит.
Включив свет, я скинула с плеча сумку, в которой принесла всё необходимое, и достала из неё книгу. Увести «Полуночный сбор» было не труднее, чем «Ликантропию», куда сложнее оказалось, найдя в нём описание необходимых действий, достать всё потребное за один день, в готовящемся к празднику небольшом городке. К счастью, компас нашёлся у одного из наших соучеников, длинные линейки, как я помнила, хранились в одном из классов. Свечи были в каждой комнате, мел — в каждой аудитории. Главная закавыка была в другом. Книга утверждала, что для сотворения заклятия необходима кровь, и лучше всего, если эта кровь будет человеческой.
«Спасибо ещё, что труп не нужен», — подумала я, доставая скальпель. Кровь я могла добыть только из себя самой, разве что поймать какую-нибудь из живущих в Штернштадте собак или кошек. Но мне поплохело при одной только попытке представить, что придётся порезать бедную тварь. Оставалось лишь разрезать руку себе, но решиться на это оказалось труднее, чем я предполагала. Боли я боялась, поэтому, приложив лезвие к своему запястью, простояла несколько томительных секунд, прежде чем решилась и, сжав зубы, надавила. Кажется, я даже немножко перестаралась: красная лента с пугающей быстротой закрыла всю руку до локтя, испачкав рукав, кровь закапала на пол. Я торопливо подставила заготовленную чашку, подождала, пока она заполнится наполовину, потом заклинанием остановила кровь и разорвала подготовленный пакет с бинтом. Бинтовать себя саму тоже оказалось не таким уж лёгким делом, пришлось помогать себе зубами. Отрезав лишнее всё тем же скальпелем, я занялась приготовлениями непосредственно к обряду.
Вычертить кровью при помощи кисточки и линейки ровный квадрат, ориентированный по сторонам света, оказалось не очень трудно, куда труднее было правильно нарисовать замысловатые знаки по углам и в центре. Я никогда не отличалась способностями к рисованию, так что мне несколько раз пришлось стирать и начинать заново. Наконец результат меня удовлетворил. Осталось мелом обвести вокруг квадрата круг, расставить свечи и можно приступать. Круг получился немного кривобоким, но тут особая тщательность и не требовалась. Держа в руках книгу, я вступила внутрь квадрата, встав рядом с поставленной в центре свечой. Ах, да, надо ещё нарисовать кровью знак у себя на лбу. Чтобы подтвердить своё право обращаться к этим силам, так сказано в «Сборе». Небольшое зеркало лежало в сумке, дожидаясь своего часа. Я старательно нанесла незнакомую руну на кожу, которую по мере высыхания крови начало неприятно стягивать. Вот теперь действительно всё.
Свечи зажглись от небольшого мысленного усилия, я чувствовала слабый ток тепла от той, что стояла у моих ног. Признаться, я изрядно трусила. Само заклятие в книге было выписано чётко, все руны я знала, но мне не хватало опыта по записи определить, сколько энергии потребуется для колдовства, и хватит ли у меня сил с ним справиться. А ведь я собиралась обратиться к Силам, известным своей непредсказуемостью. Но отступать было поздно. Я глубоко вздохнула — и начала плести заклятие.
Сначала ничего не происходило, только огоньки свечей окрасились красным и начали вытягиваться вверх, достигнув высоты моего пояса. Потом послышалось какое-то бормотание, словно десяток голосов одновременно чуть слышно заговорили каждый своё. Это чуть отвлекало, но, в общем, не мешало, и я продолжила, следя, как всегда, чтобы уровень Силы, вливаемый в заклинание, был в пределах допустимого. Всё, в общем, было почти как обычно — до определённого момента. Только темнота на краю зрения всё густела и густела, да плетение наливалось всё более темными красками. Тёмную магию не зря назвали именно так, она и в самом деле темна в человеческом восприятии. А потом…
От огоньков вверх потянулись струйки такого же красного дыма. Или не дыма, но они поднялись к потолку и упёрлись в него, как пять тонких колонн. А моё плетение всё наливалось и наливалось тёмной Силой, как не пыталась я её сдержать. Сила текла уже помимо моей воли, заклятие разбухало, дёргалось, словно обретая собственную жизнь. Понимая, что у меня не достанет сил удержать его, я отчаянно попыталась перекрыть ток энергии, но моя попытка только подхлестнула её. Я словно попыталась удержать под уздцы вставшую на дыбы лошадь, которая вместо этого оторвала меня от земли. Теперь уже не я управляла заклятием, оно само росло и развивалось, а я была только проводником Силы, не способным ничего сделать с льющимся через меня потоком.
Призрачное бормотание на краю слуха стало громче, голоса слились, превращаясь в вой, схожий с воем ветра в многочисленных щелях. Ни один волосок не шелохнулся у меня на голове, высокое пламя свечей тоже оставалось ровным, но столбики дыма закрутились спиралью, сперва медленно, потом всё быстрее и быстрее. Воронки миниатюрных торнадо слепо шарили по потолку, не выходя, впрочем, за пределы воображаемой проекции нарисованного кровью квадрата, потом начали сливаться, превращаясь сначала в конус, а потом в некое подобие бешено крутящегося копья, центральной осью которого была струйка дыма, тянущаяся от свечи у моих ног. Копьё нацелилось в центр потолка, на мгновение замерло, а потом стремительно пронзило его, потащив следом за собой и меня. Нет, сама я продолжала прочно стоять на полу, в центре нарисованной мной магической фигуры. Но у меня было чувство, будто часть меня выдернули из тела, и теперь я видела происходящее в верхней комнате куда лучше, чем то, что находилось вокруг. В висках заломило, но я ничего не могла поделать — только смотреть.
Красный вихрь вырос из пола и тут же ринулся к лежащему на постели мальчику, мгновенно разделяясь на пять частей. Сидевшая рядом с постелью женщина в белом халате вскочила, выронив книгу, и кажется, попыталась сотворить какое-то колдовство, но никакого результата её жалкие потуги не имели. Красные нити оплели детское тело, проникая внутрь, и коснулись того, что было внутри. На мгновение броллахан оказался закутан в красную сеть, и мне показалось, что сейчас его либо задушит, либо выдернет из его вместилища. Но я ошиблась — он начал выходить сам. Хлынул разом во всех направлениях вдоль опутывающих его нитей, словно они и впрямь пробили крошечные бреши в удерживающем его заклинании.
В комнате потемнело. Нечто, похожее на густой дым, заклубилось вокруг кровати, оно становилось всё гуще, и вот уже перед остолбеневшей медсестрой воздвигся клубящийся столб, и в нём блеснули красные искры глаз. Именно таким броллахана и описывали учебники, и был он, судя по всему, зол и голоден. И отнюдь не прочь подзакусить кем-нибудь, вознаграждая себя за вынужденное заключение.
Проклятье! Сиделка!
Дымный столб изогнулся, наклоняясь к новой жертве, и тут уже начавшие гаснуть нити заклинания прянули вперёд, опутывая броллахана новой сетью. И откуда только силы взялись — отчаянным усилием воли я запрещала только что подчинившейся мне твари трогать такую близкую и желанную добычу. Если до этого я пыталась удержать беснующуюся лошадь, то теперь мне показалось, что я держу в руках вожжи взбесившейся упряжки. От напряжения потемнело в глазах, хрустнули зубы, и мозги в голове, полное впечатление, стали плавиться и слипаться в бесформенный ком. Но я выдержала. Броллахан беззвучно, но от того не менее пронзительно взвыл, так что завибрировали все кости в моём теле… и вдруг провалился вниз, оказавшись прямо передо мной. Трогать медсестру я ему запретила, но вот запретить нападать на саму себя сил уже не было. И теперь рассерженный «дым» метался по ту сторону проведённой мелом черты, будучи не в силах проникнуть внутрь охранного круга.
Видение верхней комнаты померкло перед глазами, я снова была вся здесь, едва удерживаясь, чтобы не упасть на пол. Свечи всё ещё горели красным, но пламя уже опадало. А совсем рядом мерцали другие огни, тоже красного цвета. А я-то удивлялась, зачем нужен этот, никак не помогающий в колдовстве, дополнительный круг. Оказывается, затем, чтобы помешать чудовищу напасть на самого заклинателя. Создатели обряда учли всё, спасибо им за это великое…
Я облизнула губы и почувствовала на языке солёный вкус. Оказалось, что и губы и подбородок вымазаны в текущей из носа крови. Дрожащей рукой я вытерла её, но она тут же полилась снова. Нужно было применить магию, но я чувствовала себя слабей котёнка, а броллахан и не думал уходить. Сперва нужно как-то исхитриться и прогнать его, а уж потом тратить силы на приведение себя в порядок.
«Уходи! — мысленно приказала я твари. — Убирайся!»
Глупо, конечно, было думать, что он послушается простого приказа. Я ведь только что с превеликим трудом справилась с ним при помощи магии. Броллахан и в самом деле только глумливо взвыл, закрутился ещё быстрее, «дым», составлявший его тело, стал ещё гуще… и вдруг рассеялся. Совсем. Словно его и не было. Причём у меня возникло чёткое впечатление, что на прощание мне отвесили насмешливый поклон.
Я была настолько потрясена, что не услышала звука открывшейся двери. И только повернувшись в ту сторону, увидела, что она распахнута настежь. На пороге стояли господин Равикович, госпожа Голино и сиделка со второго этажа.
— Студентка Чернова заговорила о применении чёрной магии ещё вчера, — госпожа Голино смотрела только на ректора, не удостаивая меня взглядом. — Я запретила ей и думать об этом, но на всякий случай решила проследить, чем она займётся после своего ухода. Вскоре у меня не осталось сомнений, что она решила пренебречь моим запретом.
Господин ректор слушал её стоя. Рядом с ним расположился его заместитель, а господин Равикович подпирал входную дверь. Я, угрюмо насупясь, сидела на стуле у стены. Спасибо, хоть стул предложили, на ногах я сейчас держалась с изрядным трудом. За окнами кабинета гремела, смеялась, играла новогодняя ночь.
— Я пошла к господину Равиковичу с просьбой образумить его подопечную, но он сказал, что будет лучше, если мы подождём, пока Чернова не приступит непосредственно к колдовству. К сожалению, пока оно происходило, мы оказались не в состоянии попасть в комнату и как-то вмешаться.
Я удивлённо вскинула голову. А это ещё почему? Я вроде дверь не запирала. Впрочем, оно и к лучшему, войди они, и броллахан подзакусил бы ими за милую душу.
— Это правда? — спросил ректор у господина Равиковича.
— Да, господин Эйдлин, — подтвердил тот. — Именно так всё и было.
— А почему же вы, позвольте спросить, не попытались предотвратить готовящееся преступление?
— Моя вина, господин ректор. Я думал, мы с лёгкостью сможем прервать колдовство в самом начале, пока оно никому не успело причинить вреда. Вина же студентки Черновой должна была быть доказана. Если помните, ещё госпожа Фримэн предупреждала…
— Я помню, о чём предупреждала госпожа Фримэн, — прервал его ректор и впервые повернулся ко мне. До сих пор они вели себя так, словно меня в комнате не было.
— А вы что можете сказать в своё оправдание?
— Ничего. Мне не в чем оправдываться.
— Вот как? — прищурился господин Эйдлин.
— Да. Я сделала то, что должна была сделать. Вернее, то, что должна была сделать не я. И моё колдовство, чтобы там не говорил господин Равикович, никому не принесло вреда.
— Никому?! — взорвался Равикович. — А медсестра Пройс? Даже если отбросить судьбу мальчика…
— Господин Равикович, — мягко прервал его ректор, и мой наставник сразу замолчал, а господин Эйдлин снова повернулся ко мне.
— Откуда это у вас? — спросил он, указывая на лежащий на столе «Полуночный сбор».
— Взяла в библиотеке.
— В какой библиотеке?
— В здешней, штернштадтской. Она была среди книг, которые я разбирала в прошлом году по поручению господина Кокса.
— Очень интересно. Там были и другие книги по чёрной магии?
— Нет. Только эта.
— Почему же вы не отдали её библиотекарю?
— Не сочла нужным, — буркнула я.
— Вы её уже использовали?
— Нет, это было в первый раз.
— И то хорошо, — господин ректор качнул головой. — Милая девушка, неужели вы и в самом деле не понимаете, что натворили?
— Я спасла жизнь ребёнка.
— Спасли, быть может. Но кто знает, как это скажется на мальчике в дальнейшем? Воздействие тёмных Сил в столь юном возрасте… К счастью, Дара у него нет, но он и без него может натворить бед, обнаружив тягу ко злу. И всё в результате вашего неразумного — хочется думать, что только неразумного, а не преступного — поступка.
— О да, — со всем доступным мне сарказмом сказала я. — Вот если бы он умер, то не смог бы вообще ничего натворить, ни плохого, ни хорошего.
— Что с ней говорить, господин ректор, — вмешался Равикович. — Преступные наклонности налицо. Госпожа Фримэн, надеясь на лучшее, ошибалась.
Господин Эйдлин не ответил, задумчиво листая «Сбор». Потом положил книгу на место.
— Вот что, госпожа Чернова, покажите нам те книги, которые вы разбирали в прошлом году. Только, — он с брезгливой гримасой провёл рукой перед своим лицом, — прежде приведите себя в порядок.
В туалет, смывать остатки крови со лба и подбородка, я отправилась под конвоем госпожи Голино и господина Равиковича. Никогда раньше не замечала в нём особой враждебности ко мне, госпожа Фримэн временами бывала строже, но теперь, подумала я, дай ему волю, он надел бы на меня наручники. Когда я вышла из туалета, к нам присоединились ректор с заместителем, и все вместе мы вышли из больничного корпуса.
— Вот, — я махнула рукой на стопки книг в задней комнате, — вот они, те книги.
— Они все учтены? — спросил господин Равикович.
— Разумеется. Даже «Сбор».
Это была правда. Я собиралась вернуть книгу на место при первой же возможности, и потому не стала уничтожать карточку.
— Где эти карточки?
— В главном зале. Левый нижний ящик стола.
Равикович вернулся в зал, остальные молча наблюдали за ним. Мой наставник пробежал пальцами по верхушке бумажной пачки, и над ней вспыхнула искра. Какой-то незнакомый мне вид поискового заклятия. Не прошло и секунды, как над стопкой карточек на букву «л» появилось призрачное изображение бумажного прямоугольника с неразборчивой надписью.
— К сожалению, юная леди нам соврала, — сообщил Равикович. — Тут была, по крайней мере, ещё одна книга. Да… Что-то об оборотнях. Куда она делась, любопытно?
Ах ты, чёрт. Ну кто бы мог подумать, что уничтожая карточку, я не уничтожаю память о ней? О чём я вообще думала, когда её писала?
— Так куда она делась? — повторил Равикович, глядя на меня.
— Не знаю, чём вы говорите.
— Прекрасно, — ровно сказал наставник. — А теперь снимите ментальную защиту и повторите сказанное.
Я молчала, понимая, что моё молчание красноречивее любых слов. Если я сниму щит, они тут же определят, что я вру. Но теперь это и так ясно. Сумеют ли они догадаться, куда я дела книгу? А что тут догадываться, оборотень был в Штернштадте совсем недавно. Ой, как бы не получилось, что я крупно подставила Кристиана. Если «Ликантропию» найдут у него, спустя столько времени он уже не сможет отовраться, что он, мол, не знал, что это такое.
— Что ж, студентка Чернова, — не дождавшись ответа, сказал ректор. — Сейчас вас отведут в комнату, куда доставят всё необходимое. И я убедительно прошу вас не пытаться самовольно её покинуть.
— Это что, арест?
— Если угодно, да.
Комната находилась в административном корпусе и была окружена такой магической аурой, что и кошка бы почувствовала. Размером она была чуть поменьше, чем те, в которых жили студенты, тоже с туалетом и душем, но рассчитана на одного. Вскоре туда принесли и мои вещи. Я не думала, что смогу заснуть, но упадок сил дал себя знать, и стоило моей голове коснуться подушки, как я провалилась в сон и проснулась далеко за полдень.
Кто-то, пока я спала, принёс завтрак, но дверь была заперта. Поев, я осмотрела свою тюрьму, пытаясь оценить наложенные на неё заклинания. Пожалуй, ректор мог бы и не предупреждать меня, одолеть такую защиту моих сил не хватит. Чтобы чем-то заняться, я принялась листать учебники, хоть и сомневалась, что меня теперь допустят к экзаменам. Вскоре пришла незнакомая женщина, принёсшая обед и забравшая грязную посуду. На вопрос, долго ли мне здесь сидеть, она только пожала плечами.
Тревога за Кристиана не проходила. Почему-то за него я боялась куда больше, чем за себя, до меня ещё не дошло, насколько крупно я вляпалась. Неколебимая вера в свою правоту делала меня смелой.
Моё заключение подошло к концу на другой день, ближе к полудню. За мной пришли двое незнакомых мне магов и повели наверх, в небольшой зал рядом с кабинетом ректора. Там обнаружилось целое собрание. Ректор, проректор, господин Равикович, госпожа Фримэн, госпожа Голино, ещё несколько преподавателей, и с полдюжины гостей, одного из которых я, кажется, видела — он был среди тех, кто приезжал за Кристианом. Я не была в этом уверена, но во мне впервые шевельнулась тревога. Мне предложили стул, одни из моих конвоиров сел с краю за длинный стол, за которым расположились ректор и гости, второй остался стоять рядом со мной.
— Вот она, — сказал господин Эйдлин. — Можете поговорить с ней самой.
— Что ж, госпожа Чернова… Студентка Чернова… — черноволосый человек рядом с ним наклонился вперёд. — Я думаю, вы понимаете, почему оказались здесь.
— Нет, не понимаю.
— Так позвольте вас просветить. Вы совершили одно из самых тяжких преступлений, какое только возможно в магическом сообществе — применили тёмную магию. Тем не менее, принимая во внимание вашу молодость и неопытность, а также отсутствие дурных намерений, мы готовы проявить к вам снисхождение. Именно поэтому, кстати, вы сейчас находитесь здесь, а не в зале суда. Но снисхождение возможно только в случае вашего раскаяния и добровольного сотрудничества с нами.
— Сотрудничать я готова. А раскаяние, извините… — я развела руками. — Чего нет, того нет. Я совру, если скажу, что раскаиваюсь.
— Но вы понимаете всю тяжесть вашего преступления?
— Нет, не понимаю. Я сделала то, что велел мне врачебный долг. Хоть я и не дипломированный врач, но я не могла оставить человека, тем более ребёнка, без помощи. И при этом никто не пострадал.
— И вам было не противно обращаться к этой Силе?
— Скорее страшно. Но она принесла пользу.
— Вы провели кровавый обряд. От тёмной магии отказались в том числе и потому, что она замешана на крови.
— Но я же никого не убила, и даже не ранила. Кровь была моя, а раз так, я могла распоряжаться ею, как сочту нужным.
— Вы нарушили закон, — резко сказал другой маг, сидевший справа от черноволосого. — Для вас это — ничего не значащие пустяки?
— То есть я должна была позволить ребёнку умереть?!
— Вы считаете себя вправе отбрасывать законы по своей прихоти…
— Ничего себе прихоть!
— …по-видимому, вы полагаете себя превыше закона.
— Не себя. Создавшуюся ситуацию. И вообще, если ваши законы обрекают на смерть невинных людей, на хрена тогда такие законы?
— Давайте не будем превращать наше разбирательство в дискуссию на юридические и этические темы, — снова вмешался черноволосый, жестом останавливая своего соседа. — Кстати, об этике. Медсестра Пройс осталась в живых буквально чудом. Вы не только подвергли воздействию чёрной магии несовершеннолетнего, вы едва не совершили с её помощью убийство.
— Вот это — действительно моя вина, — признала я. — Не подумала, что броллахан может на неё напасть. Но произошло это по недомыслию, а не по злому умыслу. И потом, если бы я не была вынуждена проводить обряд втайне…
— Ладно, пока оставим это. Давайте поговорим о книгах по тёмной магии, фигурирующих в деле. Одна была нам предъявлена, а где вторая?
— Не знаю.
— Госпожа Чернова… — черноволосый качнул головой. — Сейчас решается ваша судьба. В ваших же интересах быть с нами честной и откровенной.
— Я откровенна.
— Я этого не вижу. Вторая книга была, в этом нет никаких сомнений. К тем томам, среди которых она хранилась, не прикасался никто, кроме вас и господина Кокса, но ему ничего не известно о ваших находках. Следовательно, только вы способны поведать нам, куда она подевалась.
— Я не знаю, — упрямо повторила я. — Я не находила никакой книги, кроме «Полуночного сбора».
— Что ж, — черноволосый маг поставил локти на стол и сплёл пальцы. — Раскаяния в вас нет, готовности к сотрудничеству тоже не наблюдается… Боюсь, нам придётся подвергнуть вас аресту по всем правилам.
Я не видела, чтобы он подал какой-то знак, но в тот же момент в меня полетело не меньше трёх заклятий. Одно сковывающее, два других я не узнала, но на мгновение мне показалось, что меня лишают воздуха, вдавливая в спинку стула так, что сплющилась грудная клетка. Атака застала меня врасплох, поэтому я отреагировала не думая, попросту отбив опутывавшие меня заклинания. Самое удивительное, что мне это удалось. Два отлетели сразу, и человек, стоявший рядом со мной, рухнул на пол, как от сильного удара. Третье продержалось дольше всех, и мне пришлось напрячься, чтобы сбросить удушающую тяжесть. Заклятье лопнуло, и сосед черноволосого, тот самый, что апеллировал к закону, осел на стуле. Из носа у него потекла кровь.
Большая часть присутствующих повскакала с мест, я тоже поднялась, сама напуганная содеянным. Не знаю, как бы я поступила, если бы они в этот момент воззвали к моему благоразумию и предложили сдаться добровольно. Но взывать и вообще вступать в разговоры никто не стал. Мне показалось, что черноволосый хочет что-то сказать, но его опередил сбитый мной с ног конвоир. Не вставая, он выкинул руку вперёд, швыряя в меня какое-то заклятье. Сама не знаю, как, но я сумела отбить и его, и не просто отбить, а направить в него самого, словно мячик в теннисе. В тот же момент глаза мага лопнули, из них брызнула глазная жидкость вперемешку с кровью. Маг дико закричал и забился на полу, прижимая руки к лицу. Я застыла на месте, впав в полный ступор. Не знаю, что потрясло меня больше: жуткое зрелище, то, что это сотворила я, или осознание, что он собирался проделать то же самое со мной.
Совсем рядом раздался грохот. Я отметила его только краешком сознания, а потом в зале закрутилась такая магия, что пробилась даже сквозь моё потрясение. Кто-то ещё вмешался в мою нежданную схватку с магами, и именно его вмешательство спасло меня от участи быть скрученной ещё до того, как я пришла в себя. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть сползающего на пол проректора, не мёртвого, но явно надолго выведенного из строя. Сам ректор прижался спиной к простенку между окнами и вмешиваться в схватку явно не собирался. Женщины тоже отскочили подальше, а вот господин Равикович творил какое-то заклятье, и глаза его горели настоящим боевым азартом. А по залу металось размытое серое пятно, и те, кого оно касалось, падали или сгибались, зажимая кровавые раны. Потом на это пятно упало заклятье Равиковича, заставив его замедлиться, и стали видны очертания большого зверя, собаки… Нет, не собаки. Волка.
— Кристиан!! — отчаянно крикнула я.
Зверь изогнулся, и в моего наставника полетело что-то вроде клинка алого света. Обычно я скорее чувствовала заклятия, угадывая их по очертаниям сместившихся потоков Силы, но теперь я ясно увидела то, что сотворил Кристиан. «Клинок» коснулся господина Равиковича и взорвался, столкнувшись с подставленным щитом. Но Равиковичу пришлось отвлечься, и Кристиан сумел скинуть с себя его чары.
И тем не менее положение оставалось критическим. Маги уже успели оправиться от неожиданности, их было больше, и магические схватки явно были им не в новинку. Дрогнули стены и пол, туча оторвавшихся от паркета щепок и обломков штукатурки поднялась в воздух и неторопливо двинулась на нас, аккуратно огибая наших противников. Новое заклятие Кристиана просто потонуло в ней, не причинив никакого видимого вреда, а в облаке обломков и щепок стали проглядывать очертания каких-то существ с несколькими руками и крыльями каждый.
Кристиан выставил щит, но кипящий хаос обломков просто снёс его. Волк отпрыгнул назад, ко мне, выскочив из-под самого края, и я увидела в его серой шерсти красные пятна. Я тоже сотворила щит, понимая, что раз Кристиан не справился, то я и подавно не сумею удержать это взбесившееся штукатурно-деревянное море. Но просто стоять и ждать было выше моих сил, и я сплела совсем недавно выученное заклинание, в кои-то веки сделав его, как мне удобно, и не задумываясь о допустимом уровне Силы.
И эта Сила хлынула в моё плетение, как вода из-за прорвавшейся плотины. На мгновение мне показалось, что она сметёт всё и всех не только в этом зале, но и разрушит само здание, и парочку соседних в придачу, но тут вокруг меня и Кристиана сгустилось облако непроницаемой тьмы, окружив нас плотным коконом. Моё заклятие всё же подействовало так, как должно, но Сила, вложенная в него, вернее, вложившаяся помимо моей воли, не желала успокаиваться. Она продолжала бурлить, и чтобы удержать её, мне требовалось прилагать все больше усилий. Как выяснилось, то, что я пережила, взнуздывая броллахана, было всего лишь цветочками. Теперь я не удерживала бешеную упряжку. Я пыталась остановить своим телом горный поток.
Вокруг бушевал вызванный магами убийственный ураган, сам кокон так и норовил вырваться из-под контроля и сжаться в точку, уничтожив нас. И, спасаясь и от того, и от другого, я обхватила за шею прижавшегося к моим ногам волка и рванулась сама не зная куда, лишь бы подальше от этого буйства магических энергий.
Меня подхватило и понесло. Разом отказали все чувства, я осознавала только, что меня крутит, как щепку в потоке, а где-то рядом находится Кристиан, которого несёт следом за мной. Я прилагала все усилия, чтобы удержать его рядом, но в какой-то момент его всё же оторвало от меня, и почти сразу вслед за этим глаза резанул свет, и в то же мгновение меня с размаху приложило о землю. Я покатилась по ней, сильно ударившись правым бедром, потом левым локтем и оцарапав висок. Полежала несколько мгновений, приходя в себя и выравнивая дыхание, потом приподнялась и огляделась.
Меня выбросило в каком-то лесу, вернее, в роще — сквозь редкие деревья невдалеке проглядывало обширное поле. Было холодно, влажный воздух обхватил меня со всех сторон, напоминая, что сейчас январь, и даже при плюсовой температуре разгуливать в одной блузке под открытым небом не стоит. Я встала, скривившись от боли в ушибленных местах. Под ногами зашуршала сухая трава. Небо было пасмурным, что означало, что меня выбросило довольно далеко от Штернштадта, ведь над ним сегодня светило солнце. Я поёжилась, обхватив себя руками, и сотворила заклинание, позволяющее согреться без тёплой одежды, на этот раз тщательно соблюдая все правила. Хватит с меня взбесившихся тёмных Сил!
Кристиана видно не было. Почему-то я была уверена, что он жив и здоров, вот только выбросить его могло довольно далеко отсюда. Ну надо же, кто бы мог подумать, что я способна на такие подвиги! Зато теперь мне стало понятно, и почему тёмные маги сходят с ума, и почему, несмотря на это, снова и снова находятся желающие опробовать этот вид колдовства. От такого действительно недолго свихнуться, но возможности, которые дают тёмные Силы, и впрямь очень большой соблазн. Вот и уговаривают себя, что от одного раза вреда не будет, и от двух раз вреда не будет…
Стоять на месте смысла не было, и я, прихрамывая, пошла по направлению к полю, упиравшемуся в горизонт. По краю поля шла асфальтированная дорога, я повернула налево и зашагала по ней в надежде, что любая дорога куда-нибудь да приведёт. Ушибы можно было легко исцелить, но я, признаться, начала побаиваться собственной магии, решив не пользоваться ею больше, чем это абсолютно необходимо. Мне и так придётся применять её чаще, чем хотелось бы, ведь я оказалась в незнакомой местности без денег, без документов, без вещей… Значит, поневоле придётся стать мошенницей. О том, чтобы вернуться за своим имуществом, не могло быть и речи — стоит мне появиться в Штернштадте, как меня снова попытаются схватить. А устраивать ещё один магический бой не было ни малейшего желания.
Но как же так получилось, что мои благие намерения привели к такому результату? Теперь я, как ни крути — преступница. Противодействие представителям власти, находящимся при исполнении — это обвинение потяжелее, чем просто применение чёрной магии. Да ещё и Кристиан! Как он там вообще оказался? Я была далека от того, чтобы пожалеть о его вмешательстве, но если я всё же защищалась, то он-то нападал! К тому же де Лиль научился менять обличье по своему желанию и применять магию, будучи волком. А значит, сохраняет человеческий разум и в звериной ипостаси, и всё это, по словам господина Минкоффа, тоже является преступлением. Блин, ну хоть что-то можно делать у этих Светлых, не нарушая какого-нибудь дурацкого закона?!
На горизонте показался острый шпиль готической церкви, значит, я всё ещё где-то в Европе, скорее всего, в Германии. Спустя некоторое время я смогла разглядеть и небольшие аккуратные домики. Я пошла напрямик через поле, миновала небольшое кладбище, обогнула здание церкви и вышла на пустую улицу, накинув на себя иллюзию теплой куртки. Я оглядывалась по сторонам в надежде найти хоть кого-то, кто помог бы мне сориентироваться, а также подсказать, где тут можно поесть и переночевать, но селение казалось вымершим. Я уже раздумывала, не постучаться ли в какой-нибудь дом, когда мой взгляд упал на здание, побольше остальных и с вывеской над входной дверью: «Гостиница „Голубой кот“». Написано было по-французски.
Я остановилась, глядя на вывеску, как баран на новые ворота. Не фига себе! На французскую Швейцарию не похоже, она должна быть гористой. Меня что же, занесло во Францию? Или в Бельгию? В любом случае, расстояние, которое я преодолела одним махом, впечатляло. А ведь заклятие Перемещения считалось одним из самых сложных, предполагалось, что я и близко не подошла к необходимому для него уровню Силы и умения.
Дверь гостиницы открылась, и на пороге показался кругленький лысый мужчина лет пятидесяти, в фартуке, с миской в руках. Миска была полна чем-то, похожим на картофельные очистки.
— Что-то желаете, мадмуазель? — спросил он, увидев меня, тоже по-французски.
— Да, — я решительно шагнула на вымощенную камнем дорожку, ведущую к крыльцу. — У вас найдётся свободная комната на пару дней?
— Разумеется, мадмуазель, наша гостиница сейчас пустует. Пожалуйста, проходите, — толстячок сделал приглашающий жест, — я сейчас вернусь.
Я вошла. Дом, похоже, был старым. Окна в частых переплётах, с довольно тусклыми стёклами, белые оштукатуренные стены, под потолком — грубоватая люстра-колесо, и мебель тоже выглядит старинной. Деревянная лестница вела вниз, в полуподвал. Я подошла к ней. Внизу стояли столы на козлах — ресторан.
— Желаете отобедать? — спросил появившийся хозяин.
— Спасибо, пока нет. Но попозже — с удовольствием.
Хозяин спустился в ресторан, на мгновение пропав из поля зрения — должно быть, там была кухня. Секунду спустя он вышел, вытирая руки полотенцем, и прошёл за стойку. Я без проблем получила ключ от комнаты на втором этаже; при этом меня так и подмывало спросить, в какой же всё-таки стране я оказалась, но я представила себе, какими глазами посмотрит на меня тогда гостеприимный хозяин.
— Что желаете на обед? — спросил он, когда все формальности были улажены. — Мясо, рыбу, курицу?
— Пожалуй, курицу, — поразмыслив, сказала я.
— Очень хорошо. Надеюсь, вам у нас понравится, мадмуазель.
Я кивнула и направилась на второй этаж.