Пограничье

Часть вторая Речной Город

В Библиотеке была привычная безмолвная прохлада и полумрак. За конторкой бесшумно сновали молчаливые библиотекари, перекладывая книги и свитки с высоких металлических стеллажей на низкие деревянные столики на колесиках. Переговаривались они только знаками и рьяно следили за тем, чтобы и без того до предела запуганные посетители не вздумали переговариваться. Посетители тоже не издавали лишних звуков, боясь привлечь к себе мрачное внимание служителей Библиотеки, которые все чаще забывали, что они здесь для удобства читателей, а не наоборот.

За самым дальним от конторки столиком сидели двое. Место они выбрали не случайно, а исключительно из корыстных соображений. Столик находился в конце почти бесконечного общего читального зала и, если наклонить голову к самой столешнице, можно было спокойно переговариваться, без страха быть услышанными библиотекарями.

— Я скучала, Гай! — проговорила женщина и прижала смуглую мужскую руку своей ладонью к столу.

— И я, мой ангел, я тоже скучал, — немедленно согласился Гай Ботан и второй рукой прикрыл дрожащую ладошку.

Когда они виделись в последний раз? Год? Два года назад? Он тогда уже был знаком со своей Сигни или все еще находился в свободном поиске?

— Нам всем сейчас сложно, — мужчина вздохнул, — но тебе, наверное, тяжелее всех...

— Я все еще чужая в Городе... — согласилась женщина и увела в сторону повлажневший взгляд. — Наверное, я больше никогда не стану здесь своей.

— Прости, — он прикрыл глаза, пряча под тяжелыми веками всполох застарелой боли. — Я виноват...

— Батончик, — женщина недовольно фыркнула и тут же испуганно прикрыла рот рукой, потому что звук вышел уж очень громким, — ты уже миллион раз извинился. И в миллион первый раз я тебе напомню: это было моим решением.

— Все равно. Я подвел тебя тогда и бросил теперь...

— Злишь меня, — она нахмурилась. — Почему бросил-то? Просто ты нашел свое счастье. И потом, Гай, мы-то с тобой всегда знали, что нас связывает на самом деле.

— Знали, — проворчал морской волк, — но от этого не легче.

Помолчали. Женщина аккуратно, но решительно освободила свою руку, вздохнула и склонилась над книгой, которая немым укором лежала на столе, напоминая о том, что каждый из них пришел сюда не для того, чтобы посплетничать о былом.

— Ты узнала то, о чем я тебя просил? — спустя какое-то время спросил Гай Ботан.

— Не узнала, — женщина наклонила голову и пробормотала едва слышно:

— Но зато теперь у меня есть вторая работа. Все лучше, чем страдать в одиночестве...

— Ты вот сейчас что? — без зазрения совести капитан Ботан широкой ладонью отодвинул в сторону светлые волосы, за которыми женщина наивно попыталась спрятаться. — Ты что, покраснела?

Ответить женщина ничего не успела, потому что по пустому залу, распугивая гулким эхом трусливых пауков, прокатилось:

— Тишина должна быть в Библиотеке! Господа читатели, не мешайте коллегам работать!

Нарушители, словно студенты-первокурсники, вжали головы в плечи и спрятались за потрескавшимися от старости обложками книг.

В огромном читальном зале кроме них было всего только несколько служителей, старый, как мир и глухой, как пень профессор философии из Института имени Шамаханской царицы, которому не помешало бы даже выступление большого оркестра в сопровождении кадетского хора Темной Лиги, да вялая от холода бабочка, что время от времени вырывалась из своего полулетаргического сна и начинала судорожно биться о стекло узкого окошка, из которого уже ощутимо пахло скорой зимой.

Спустя какое-то время, когда злобная фурия, маскирующаяся под обычного библиотекаря, вернулась к рисованию своих важных квадратиков и перекладыванию ценных книг с места на место, Гай откинулся на спинку скрипучего стула и пристально посмотрел на женщину, которую вот уже очень-очень много лет считал своим лучшим другом.

— Ангелочек, неужели ничего не расскажешь старому доброму Гаю Ботану? — спросил, удивленно приподняв брови.

— Иди к черту, Батон! — ответила вполне беззлобно, но резкое движение, которым подруга заложила прядь за ухо, легкий румянец, да не к месту проснувшееся смущение сказали капитану о многом.

— Ты только будь осторожнее, ладно? — проговорил мужчина, насупившись. — Я не хочу тебя потерять... Не то, чтобы я хотел потерять остальных, но ты...

— И ты тоже будь.

— Я...

— Тишина должна быть в библиотеке!!

Да что за жизнь такая собачья?!

Нет, положительно, надо Гаврика на ставку брать! Такой ремонт в магазине шикарный сделал! От плесени избавился... Подозреваю, она сама сбежала после того, как он стены приятной ядовито-желтой краской покрасил. Ставни отремонтировал, полочки опять-таки... Поэтому, какая разница, что не продал ничего. В конце концов, не в деньгах счастье.

Не в них.

Я себя именно так с самого утра и утешала, когда ясно стало, что двухнедельная прогулка капитально ударила по моему кошельку, а учитывая тот факт, что я неожиданно обзавелась несовершеннолетним родственником, денежный вопрос встал ребром.

Ларс по фамилии Волк держал половую тряпку двумя пальцами, брезгливо морщился, но при этом упорно делал вид, что моет пол.

— И знаете, Сонечка...

— Шона Сонья, пожалуйста! — устало исправила я в тридцатый раз за утро.

— Сонечка! — довольным голосом повторил наглец и улыбнулся. — Мама всегда говорила, что любимую женщину нужно обязательно ласкать каждым словом, особенно, если в этой женщине течет волчья кровь.

Я раздраженно стукнула конторкой, плюнув на попытки пересчитать кассу, а Ларс почему-то воспринял это как сигнал к действию:

— Сонечка, пойми... те, разница между мужчиной и женщиной в шесть лет — это не разница!

Он бросил тряпку на пол и, споро вытерев руки о новые штаны, купленные, между прочим, за мои деньги, радостно улыбнулся и бодренько шагнул к прилавку. Роста мы с этим шестнадцатилетним «мужчиной» были примерно одинакового, а вот к весовым категориям относились разным. Ох, поспешила я, определенно, поспешила, когда опрометчиво предлагала помощь по укрытию этого наглеца…

— Сонечка…

— Я же просила! — я осторожно двигалась вдоль стола, пристально следя за тем, чтобы между мною и волчонком всегда оставалось что-то из мебели. — Шона Сонья!

— Ну, пусть, если тебе от этого станет легче… Но ты не представляешь даже, сколько волшебных и нежных слов я могу для тебя придумать…

Да что же за беда такая!

— Может, для начала ты домоешь пол?

Он очаровательно скривился и протянул ко мне руки ладонями вверх:

— Этими руками? Этими руками я могу обнимать и ласкать… к-хм… и да, — стрельнул глазами мне за спину и оперативно схватился за тряпку, — пол они тоже могут помыть.

— Ингеборга Евпсиховна, — руки, предназначенные для обнимания и ласк, испуганно выпустили из рук тряпку, а светло-карий взгляд удивленно скользнул по магазинчику в поисках означенной дамы. Паяц.

— Да, Гамлет Лирикович, доброе утро!

Дворецкий демонстративно посмотрел на часы, прикрепленные тонкой серебряной цепочкой к карману жилета, и неодобрительно покачал головой:

— Во-первых, добрый день. А во-вторых, вас их сиятельство видеть желают.

Очень хотелось послать сиятельство подальше, но я не в том положении, чтобы выпендриваться. Поэтому я только мило оскалилась, с тоскою думая о том, что проклятого дворецкого проще убить, чем заставить называть меня другим именем.

— Мы не ожидали, что вы будете отсутствовать так долго, — начал он издалека, галантно пропуская меня вперед, и я напряглась внутренне, прекрасно зная, что этот человек ничего не говорит и не делает просто так. Хотелось бы ошибиться в этот раз, но нет.

— Гавриил все время был занят в вашей лавке…

Черт!

— Не исполнял свои обязанности…

— Я же не на прогулку ездила, я же только пыталась позаботиться о добром имени его сиятельства графа, — это неуверенное вранье даже мне показалось смешным и неправдоподобным, что уж говорить о таком опытном домовом, как местный дворецкий.

Он измерил меня высокомерным холодным взглядом, и я вынуждена была обреченно спросить:

— Сколько?

Неопределенный наклон головы испугал меня даже больше, чем слова, за ним последовавшие:

— Мы с вами об этом позже поговорим, уважаемая шона. После того, как вы с графом побеседуете.

Граф Бего стоял у стеклянной стены, выходящей на опушку Призрачного леса, заложив руки за спину и гордо откинув голову назад. Сложенные замком пальцы нетерпеливо подрагивали, недвусмысленно намекая на внутреннее беспокойство. Но больше всего о настроении моего радушного хозяина мне рассказал его запах. Легкий аромат горького пота, лимонная вода, ром и сладковатый привкус дурман-травы.

Граф был весьма раздражен, немного напуган и, возможно, слегка не уверен в себе.

— Шона Унольв, — дворецкий зачем-то использовал мою бывшую фамилию, объявляя о моем приходе.

— Оставь нас, — не оборачиваясь, велел граф, и костяшки холеных рук побелели.

Дверь закрылась с легким щелчком, и в кабинете повисла напряженная тишина. Я чувствовала себя школьницей, пришедшей на ковер к директору, той самой, которая, вроде как, и грехов за собой никаких не помнит, но точно знает, что что-то должно быть.

Сначала я неосознанно встала в такую же позу, как и его занудное сиятельство, сцепив руки в замок за спиной, потом сложила их спереди, вытянула вдоль тела и, наконец, скрестила под грудью, недоумевая, что происходит.

— Я получил письмо, — наконец заговорил граф, оторвавшись от созерцания Призрачного леса и поворачиваясь ко мне.

Темно-синий костюм ему шел. Впрочем, все его костюмы ему шли. Граф любил заботиться о своей внешности, лично выбирал ткани, не скупился на украшения, а парикмахеров в замке было целых три. И тот, который укладывал сегодня волосы их сиятельства, очень постарался. Широкий русый хвост, перехваченный сапфировой лентой, выглядел одновременно небрежно и шикарно.

Небрежно и шикарно — это и была основная тенденция графского стиля. И этот стиль очень сильно портило выражение напряженного ожидания, а еще недоверчивого удивления. Мне стало неловко под внимательным взглядом, я вежливо улыбнулась и переспросила:

— Письмо?

— На самом деле, даже два письма… и одна коротенькая записка, — ответил граф, жестом приглашая меня пройти к секретеру, где действительно в беспорядке лежало множество бумаг.

— Записка от правительницы Зачарованного леса. Аугустина Нель благодарит вас за помощь и понимает, что услугу, которую вы ей оказали, оценить нельзя, но шлет вам в подарок ожерелье из эльфийского жемчуга… Скажите, шона, почему она пишет об этом мне?

Я растерялась, не зная, что на это ответить. Поэтому сделала вид, что потеряла дар речи, восхищенная красотою подарка. Впрочем, особой красоты в нем не было, просто грубые жемчужины, насаженные на нить. Эльфийский жемчуг ценился не за это, он не украшал того, кто его носит, а скорее охранял, отгоняя проклятия и дурной глаз.

— Шона Сонья, я задал вопрос.

И я его слышала. Но что мне на него ответить? Не рассказывать же графу о том, что мы вынуждены были бежать из Зачарованного леса. Бабочка под манжетой вдруг нестерпимо зачесалась. Мне даже показалась, что она шевельнулась, привлекая к себе мое внимание.

Чертов Павлик!

За построение несанкционированного моментального перехода без лицензии он был приговорен к пяти суткам общественных работ. И теперь пропадал неизвестно где, ничего толком мне не объяснив. Ни о причинах побега, ни о бабочке, ни об Аугусте Нель.

— Я не знаю, — вполне честно ответила я. — Может, хотела намекнуть вам таким образом, что неплохо было бы понизить мне арендную плату?

— Хорошая попытка, — похвалил мою изобретательность граф, и его губы дрогнули в легкой улыбке. В комнате как-то сразу потеплело. Может, и не будет никаких неприятностей. Может, я себе все напридумывала…

— Второе письмо пришло оттуда же, из Зачарованного леса, — мужчина вернулся к серьезному тону и протянул мне надушенный голубой лист бумаги и маленькую черную коробочку.

— Что это? — спросила я и вдруг испугалась.

— Это тоже вам, возьмите.

Я быстро пробежалась по ровным строчкам письма, после чего подняла на графа даже не удивленный, но реально шокированный взгляд.

— М-м-м… Тогда ладно, — пробормотало их сиятельство. — Вы тоже это видите, а то я уже испугался за свой рассудок… На это вы что-то скажете?

Я только головой отрицательно покачала и аккуратно положила на край секретера удивительное письмо и коробочку, которую даже открывать не стала.

Как-то в последнее время мои поклонники плодятся с небывалой скоростью. Еще в начале месяца не было ни одного, а сейчас у меня Гаврик, Ларс, Павлик, опять-таки… А теперь еще и это…

Я покосилась на голубое письмо, не выдержала, взяла его в руки и прочитала еще раз, надеясь, что это бред, причуда моего больного воображения.

— Я три раза перечитывал, — граф сел в кресло, вытянул ноги и посмотрел на меня с интересом, — смысл от этого не поменяется… Принц эльфов действительно просит у меня — изумительно, не правда ли? — вашей руки и в качестве доказательств серьезности своих намерений шлет вам обручальные серьги своей матери. Удивительно, да?

— Ага, — согласилась я. — Но я не знала, что он принц.

Да и с какой радости Эйалгин по фамилии Нель, с которым я и парой слов не обмолвилась, воспылал ко мне неземной страстью и немедленным желанием вступить в брак? Как раз тогда, когда с этим желанием ко мне уже подступался Павлик… Подозрительно. Я нахмурилась, а на левом запястье снова ненавязчиво затрепыхалась зеленая бабочка со сложным желтым узором.

— Но все это мелочи по сравнению с третьим письмом, — «успокоил» меня граф.

От кого оно, я узнала по запаху, который моментально напитал воздух кабинета, стоило мужчине открыть шкатулку, в которой оно лежало. Аромат был так силен, что его почувствовал даже граф:

— Жуть какая, эти ваши волчьи духи…

— Это не духи, — хмуро ответила я, глядя на белый лист бумаги так, словно передо мной змея была. — Это его природный запах…

— Даже так? — их сиятельство в легком шоке округлил глаза и приподнял брови. — Однако, моя дорогая, оказывается, вы еще тот тихий омут. Означают ли ваши слова, что и с благородным шонагом вы тоже чудесным образом знакомы?

— Знакома, — уныло призналась я.

Только нет ничего в нем благородного.

— Знаете, о чем он пишет?

— Ну… — я сделал вид, что раздумываю над этим нелегким вопросом. — Если не изъявляет желания немедленно вступить со мной в брак, то просто теряюсь в догадках.

— Очень смешно, — прокомментировал мое заявление граф Бего, но и не подумал улыбнуться. — На самом деле он уверяет меня, что я укрываю беглую. Что вы никакая не шона Сонья Унольв, а совсем другая волчица, принадлежите ему по праву наследования, и если я немедленно в сорок восемь часов после получения письма не выдам вас ему, он обратится с жалобой в Верховный Суд и к Темной королеве.

Черт!

— Серьезно, гнев Темной королевы — это последнее, что меня волнует, но проблем с Судией не хотелось бы… — графские брови все еще были приподняты, когда он произнес:

— Не хочу показаться невоспитанным человеком, но не могли бы вы показать мне ваше левое плечо? Благородный шонаг уверяет, что я обязательно найду там ответ на все вопросы.

Оказывается, я не дышала все это время. С того момента, как граф открыл шкатулку для важной почты и до последней его просьбы. Не знаю, что он подумал обо мне, когда я с радостным энтузиазмом принялась расстегивать пуговицы — маленькие и перламутровые, черт возьми! Надо сказать папе Роду, чтобы подумал над этим досадным нюансом — но деликатно отвернулся к окну и проворчал.

— Еще раз прошу прощения за неудобства, но я должен удостовериться прежде, чем брать вас под свою защиту.

Возможно, если бы граф не добавил это предложение, все сложилось бы по-другому, но он добавил, и мне немедленно стало очень и очень стыдно. Все-таки, каким бы жлобом их сиятельство ни было, мужик он неплохой, и подставлять его под удар — не очень красиво с моей стороны.

Я опустила ткань с левого плеча и покашляла, привлекая внимание мужчины. Он оглянулся, посмотрел мельком на меня и улыбнулся:

— Ну, вот и славно. Я в вас не ошибся…

— Но знаете, то, что клейма нет — это…

Граф едва заметно качнул головой и поднял вверх указательный палец, одними губами произнося:

— Ничего не хочу об этом знать.

И уже более громко:

— А еще до меня дошли слухи, что вы таинственным образом поженились с новым начальником ивского эфората и даже успели завести от него ребенка… Моя дорогая, уважаемая шона, вы были милой тихой девушкой все то время, что мы с вами так очаровательно сотрудничали, — очаровательно, как же! — но мне не хотелось бы, чтобы стены замка осаждали толпы ваших поклонников.

— Их не будет, — проворчала я в ответ, впрочем, не очень убедительно. И снова мысленно помянула Павлика недобрым словом. Из-за него все. Пока он не появился в моей жизни, все было так спокойно!

В Русалочьем городе было как всегда весело и людно, но сегодня Павлику было не до развлечений. И бани он обошел стороной, и к пристальному вниманию свободных смешливых русалок не проявил интереса. Сегодня в городе смеха и любви он был по делу.

Какому извращенному уму пришла идея так тонко поиздеваться над студиозусами, магистрантами и прочей профессурой? Кто придумал открыть Всемирную Библиотеку именно здесь — непонятно. Но факт оставался фактом. Она была, и именно здесь.

Павлик остановился перед белым мраморным крыльцом, легко преодолел одиннадцать скользких ступенек, проверил, на месте ли все шесть необъятных колонн и, безжалостно скрипя дверью, вступил в извечную библиотечную прохладу.

За конторкой, конечно же, была Гермина Людвиговна, которую в миру все околобиблиотечные люди страшным шепотом называли Гремлиной Людоедовной.

И не без причин.

Ее холодного взгляда сквозь тонкие линзы в черной черепаховой оправе, ее строгого седого кулька на макушке, платья извечно серого с накрахмаленным до хруста воротничком, ее тонких рук с длинными цепкими пальцами, а главное, ее ужасающей, леденящей кровь улыбки боялись все. Павлик не был исключением. И он бы многое отдал, чтобы не встречаться с этим ходячим кошмаром своей юности больше никогда, но...

— В конце концов, я должен тебя наказать, а не наградить! — возмутился Вельзевул Аззариэлевич, когда Павлик предложил отработать провинность в Призрачном замке. — Я вхожу в комиссию по контролю за лицензированным перемещением уже много лет и, знаешь, не хочу лишиться этого тепленького местечка из-за некоторых остолопов. Поэтому, дорогуша, сгоняй-ка ты в Русалочий город.

И добавил, когда молодой нарушитель правил перемещения уже совсем успел обрадоваться:

— В Библиотеку.

— Вельзевул Аззариэлевич! — Павлик молитвенно сложил руки. — Но вы же знаете, Людоедовна меня живьем слопает! Она же в прошлый раз мой читательский билет порвала в клочья и показательно сожгла его остатки в назидание другим читателям!

— А зачем ты карточку из картотеки упер?.. Нет. Даже знать не хочу... Мне, видишь ли, не с руки с Гремли... черт! с Герминой Людвиговной ссориться. А ты сходи, да... Своим ходом. И пошерсти там по каталогам в поисках информации на одного человечка.

Павлик недовольно поморщился, представляя себе, как придется идти к Людоедовне на поклон, уговаривать, лебезить и унижаться, но тут директор Ясневский произнес просто волшебное по своему смыслу предложение:

— А белый билет я тебе выпишу.

— Бе-белый?!

Да быть этого не может! Всю свою сознательную сыщицкую жизнь Пауль Эро мечтал о доступе в закрытый библиотечный сектор, в народе именуемый ангельским.

Тяжелый зеленый ковер скрадывал смелые звуки шагов, пока Павлик шел к приемному пульту. Ровно пятьдесят четыре метра тяжелого зеленого ковра с тонким темно-коричневым кантом с обеих сторон Людоедовна смотрела на пришедшего с выражением легкой брезгливости на лице. На пятьдесят пятом метре она узнала в высоком мужественном читателе коварного нарушителя и задохнулась от возмущения, вылетела из-за конторки и, придерживая одной рукой серый подол длинного платья, поспешила навстречу пришедшему, дабы и нога его не ступила под сень главного читального зала.

— Господин Эро! — прошипела она голосом, полным яда, и Пауль печально опустил голову. А он-то надеялся, что за три с половиной года, минувших после того досадного недоразумения, местный Цербер успел о нем, скромном сыщике, позабыть. Людоедовна ничего и никого не забывает. Никогда.

— По какому праву вы?..

Жестом фокусника Павлик достал из правого кармана приготовленный заранее билет, но от торжествующей улыбки удержался.

Женщина словно с разгона налетела на невидимую стеклянную стену.

— Гермина Людо... Людвиговна! Я здесь по поручению директора Ясневского!

И стена эта, по всей вероятности, была более реальной, чем это сразу показалось сыщику, потому что дама слегка пошатнулась, заботливо придержав голову рукой, и только после этого выдохнула:

— Вельзевула Аззариэлевича?

Словно был второй директор Ясневский... Пауль снисходительно улыбнулся, тряхнул отросшими волосами и щелкнул каблуками форменных сапог.

— Так точно!

Достал из второго кармана маленькую коробочку, завернутую в шуршащую синюю бумагу, письмо в простом белом конверте и, протянув все это опешившему библиотекарю, сообщил:

— Пан Ясневский велел вам передать с наилучшими пожеланиями, — и в сотый раз пожалел о том, что не посмотрел, что было написано в письме и не заглянул под синюю обертку, потому что Людоедовна смущенно зарделась секунд на пять, а опомнившись, глянула на Павлика втройне яростным взглядом и потребовала:

— Билет сдать, бахилы надеть, фамилию искомой особы вручить.

— Но...

— Вручить! Или попрошу покинуть здание библиотеки!

Павлик тяжело вздохнул и протянул старой грымзе листок плотной бумаги, на котором ровным директорским почерком было написано два слова: «Ангелина Фасолаки».

— Пройдемте со мной, — почти не открывая рта, проговорила Гермина Людвиговна и мрачно сверкнула глазами из-за прозрачных линз, — прежде, чем допустить вас в операционный зал, необходимо подписать несколько бумаг.

Если присмотреться к выражению лица почетного библиотекаря, становилось понятно, что женщина гораздо охотнее и с большим удовольствием препроводила бы знаменитого сыщика на эшафот, но упоминание имени директора Школы Добра снова сыграло свою роль.

Пауль немного напрягся после слов «операционный зал» и попытался припомнить, что он когда-либо слышал о закрытом секторе Всемирной библиотеки, но информации почти не было, счастливые же обладатели белых билетов все больше отмалчивались либо таинственно хмурились, когда их начинали расспрашивать о том, что скрывается за золотыми дверями на последнем этаже древнего, как весь Речной город, здания.

В белых бахилах, неспешно, подстраиваясь под степенный шаг Людоедовны, Пауль Эро поднимался по широкой лестнице.

— Полагаю, раз билет выписан на ваше имя, отказаться от посещения операционного зала вы не можете? — спросила женщина, внезапно остановившись и схватив сыщика за локоть.

— Отказаться? Да с чего бы!? Попасть в ангельский зал, можно сказать, мечта всей моей жизни... Ну, половины ее так точно...

Людоедовна неопределенно качнула головой и пробормотала:

— Не думаю, что вы будете держаться того же мнения, когда мы встретимся с вами в следующий раз.

Они прошли в кабинет директора Библиотеки, и Павлик поспешил оглядеться по сторонам. Здесь ему тоже не приходилось бывать.

— Присаживайтесь! — Людоедовна бесцеремонно толкнула его в одно из кресел и вручила увесистую стопку бумаг. — Ознакомьтесь и распишитесь на каждой странице!

Десять листов мелкого аккуратного почерка вмещали в себя «Отказ от претензий», «Согласие на использование данных», «Клятву о нераспространении», «Технику безопасности» и коротенькое предупреждение о том, что администрация Библиотеки не несет ответственность за умственное и физическое здоровье посетителей закрытого сектора.

— Э-э-э-э, — протянул Павлик, зависнув над последней страницей.

— Все подписывайте. Или будете сами объяснять вашему директору, почему я не пустила вас в операционный зал.

Сыщик пожал плечами. Ну, что ж, раз это так необходимо... С другой стороны, он в своей жизни подписал столько обязательств о неразглашении и инструкций по технике безопасности, что одной больше, одной меньше ...

— А теперь пейте! — Людоедовна злорадно улыбнулась, когда Павлик поставил закорючку на последнем листе, и протянула сыщику стакан с коктейлем отталкивающего вида.

— Спасибо, я на работе не...

— Пей и не паясничай! — рявкнула свирепо и глянула так, что начальник ивского эфората испуганно подтянулся, схватил стакан и опомнился только тогда, когда делал пятый или шестой глоток.

На вкус напиток был не так уж и плох, с легкой кислинкой и отдаленными нотками миндаля.

— Я... — Павлик сделал последний глоток и вдруг с ужасом понял, что не может произнести ни слова. Мир вокруг закружился, ускоряясь с каждым следующим оборотом, молодой человек покачнулся, вцепившись в подлокотники кресла, которое пыталось выскользнуть из-под него, и мучительно выдавил-таки сквозь зубы:

— Не... понимаю.

— Добро пожаловать в закрытый сектор, — мрачно поприветствовала Людоедовна и вытолкнула нерадивого читателя вместе c креслом в открывшийся на полу муторно-зеленый портал.

Полет был недолгим, но за несколько секунд Пауль Эро все равно успел вспомнить всю свою жизнь, расстроиться из-за того, что так и не свозил младших братьев в знаменитые русалочьи бани, а они так просили, и пожалеть о том, что так мало провел времени с Соньей. Бездарно потратил столько лет на глупые ожидания и бессмысленные поиски, когда счастье было перед самым носом. Ну, и еще успел расстаться с содержимым желудка.

Проклятая библиотекарша! Людoедовна и есть. Неспроста, ох, неспроста ее так прозвали. И уж точно не из-за сходства с отчеством. Не только из-за него.

Долго стоял на четвереньках, тяжело дыша и сплевывая горькую вязкую слюну.

Когда дыхание восстановилось, попытался оглядеться по сторонам, но понял, что просто не может пошевелиться. Воздух был густым, как ароматная сосновая смола, которую Граната Ба называет живицей, утверждая, что это лекарство от всех болезней. Хорошо, что в этой смолистой неподвижности можно было дышать...

Виски запульсировали, а желудок скрутило в холостом спазме, очень болезненном и бесконечно длинном.

— Мне надо... — зачем-то простонал вслух, словно его кто-то за язык дернул. — Я хочу... — черт! черт! Наказание так наказание, не сдохнуть бы в процессе этих общественных работ! — Мне... Ангелина Фасолаки.

Снова замутило. И либо Павлик уже привык, либо в этот раз приступ не был таким сильным, но когда все закончилось, он даже не сплевывал. И попытался отползти в сторону, чтобы не упираться все время взглядом в неприятно пахнущую лужицу, образовавшуюся напротив его рта.

И об этом он мечтал половину своей сознательной жизни? Где тихое потрескивание магических шаров? Где легкая прохлада читального зала, где книги, где, в конце концов, хотя бы один библиотекарь, пусть даже Гремлина Людоедовна! Кто угодно и что угодно, лишь бы не было этого вязкого воздуха и выкручивающей все внутренности боли.

«За все надо платить, — неожиданно проговорил кто-то прямо у Павлика в голове. — А знания стоят дорого. Что дашь взамен за маленькую смешную Фасольку?»

Пауль медленно опустил веки и выдохнул.

Это только наказание. Расплата за то, что он скрывает ото всех свою суть.

Если бы здесь что-то действительно угрожало жизни, Вельзевул Аззариэлевич не отправил бы его сюда. Отсюда и будем плясать.

— Я не понимаю...

«Ай-ай! Плохой домовенок, очень плохой! Все ты понимаешь...»

Голову сжало на несколько секунд огненным обручем, а когда отпустило:

«Но так, думаю, понимание будет абсолютным».

И даже после этого Павлик упрямо наклонил голову, думая о том, что, случись ему завтра уводить Соньку из Зачарованного леса, он поступил бы точно так же.

«Библиотечный фонд пополнять будем или поиграем еще немного в благородного рыцаря и злобного дракона?»

— Какой, к чертям собачьим, фонд?! — подумал Павлик и едва не оглох, когда его мысли разлетелись по мрачному залу, отражаясь от высоких сводов и каменных стен.

«Библиотечный... ты же не думал, что мы информацию о Фасольке тебе за красивые глазки отдадим?»

Фасолька — это, видимо, Фасолаки. Ладно.

— И что вы хотите? — здоровье и нервы не позволяли тянуть кота за хвост. Пусть сразу скажут, что им надо, а потом уже можно будет решать, что...

«Чье отделение ты готов пополнить, сыщик? — издевательским шепотом просвистело в голове. — Выбирай, информацию о ком ты дашь нам в обмен на имя на белом картонном листочке?»

Лица и люди замелькали в голове красочным калейдоскопом, складываясь в причудливые комбинации ситуаций и знакомств, остановившись на почти забытом детском воспоминании.

Двор старого дома, Пауль, Эйалгин, Нонноель, Синь и кто-то еще, чьи лица скрыты туманом дней, стоят кружком, не сводя глаз с мальчика в середине. У того ярко-синий мяч и коротенькая, но толстая косичка:

— Я знаю пять имен мальчиков! — говорит он, ударяя после каждого слова мячом о землю.

— Эй — раз!!!

— Так не пойдет! — кричит Эйалгин. — Называй полные имена!

Они слишком малы, чтобы замечать различия между эльфами и полукровками, они слишком увлечены игрой, они слишком напряженно вслушиваются в каждый произнесенный звук:

— Ладно, — говорит тот, что в центре, и повторяет:

— Эйалгин — раз! Нонноель — два! Павликан — три...

«Нам это не интересно! Оставь мальчиков на следующий раз. Нам сегодня интересны девочки. О ком из девочек расскажешь сегодня?»

— Я...

«Ты все понимаешь. Которая из двух?»

А чтобы сыщик не изыскал лазейку и не ускользнул от ответа, уточнил:

«Юла или Сонья? Та или эта?»

Павлик выдохнул и скрипнул зубами, до крови поранив язык, но совершенно не замечая боли.

О Юлке он знал действительно много, но ни одна из ее тайн ни для кого уже давно не была секретом. За исключением единственной, той самой, которая касалась отравления кровью оборотня. Павлик не был уверен в достоверности своей информации, но ходили слухи, что... Нет, это чистый бред! Она физически не смогла бы этого сделать, такая маленькая и хрупкая, как тонкая хрустальная статуэтка на камине в маминой комнате. Да, пусть берут информацию о Ясневской. У нее в любом случае столько защитников, что Пауль уже давно может позволить себе не заботится о ней и не переживать...

С другой стороны, о Сонье он не знал почти ничего, если не считать того, что рассказал ему Афиноген, а если верить хранителю, то вся эта информация и без того уже есть в Библиотеке. Да. А Сонька не обидится. Во-первых, она дружит с Юлой, а во-вторых, зачем вообще ей об этом рассказывать?

Павлик глубоко вдохнул, как перед прыжком в холодную воду, и открыл рот, чтобы озвучить свое решение, но вместо этого выпалил:

— Я не могу. Это не честно. Должен быть другой выход.

После нескольких секунд тишины и напряженного ожидания боли все тот же голос с деланным удивлением спросил: «И откуда, если не секрет, такая информация?»

Сыщик промолчал, справедливо полагая, что вопрос был задан ради вопроса, а не потому, что невидимый собеседник хотел услышать на него ответ.

— Если другой вариант вы мне предложить не можете, — Павлик начал говорить не очень уверенно, но с каждым следующим словом все сильнее чувствовал свою правоту, а к концу предложения даже умудрился гордо задрать нос, хотя коленно-локтевая поза к этому не очень располагала.

— Если другого варианта нет, то мне не нужна информация о вашей Горошине. Проживу как-нибудь и без нее.

Ну, в самом деле, что сделает Вельзевул Аззариэлевич, если Павлик вернется из своей командировки без новостей? Не убьет же он его, в конце концов.

«Значит, по-хорошему мы не хотим... Ладно, переходим к тяжелым методам убеждения».

Незадачливый посетитель закрытого сектора хотел было возмутиться, уверенный в том, что все, происходящее с ним до сих пор, легким назвать было нельзя, но потом на левой руке пальцы вдруг зашевелились сами по себе, дружно крутанулись вокруг своей оси, и Павлик немо заорал от ужаса и от непереносимой боли, следя за тем, как мелькают ногти, вслушиваясь в хруст суставов и пульсацию крови в ушах.

«Которая из двух?»

— Я... не...

Мама всегда говорила, что упрямство у него прямо-таки запредельное, а однажды принятое решение он не менял никогда. И это было правдой.

«У тебя есть и вторая рука...»

Зажмурился, чтобы не видеть повторяющегося кошмара, зубы сжал, дабы удержать рвущийся наружу перепуганный вопль, почувствовал, как средний палец, словно прощаясь, потерся об указательный… И уже после этого потерял сознание.

Из обморока выходил с легким головокружением и омерзительным вкусом во рту. Ни боли, ни жжения, ни пыльной духоты мрачного ангельского зала. Где-то громко и несколько натужно смеялась незнакомая женщина, кто-то кого-то уговаривал немедленно пойти и напиться до зеленых соплей — у Павлика непроизвольно дернулся кадык, когда он услышал это заманчивое предложение, а затем лица коснулась чья-то мягкая рука и женский голос прошептал:

— Эй, ты жив?..

Сыщик сел рывком и бешеным взглядом уставился на свои руки.

— Раз, два, три... — не смог устоять перед желанием пересчитать пальцы и даже не поморщился, когда незнакомка проговорила, смешно картавя:

— По пять на каждой руке. И на ноге тоже.

— Ноги! — ахнул Пауль Эро и потянул с себя ботинок, а следом за ним и носок, но и там все было в порядке.

— Эко тебя торкнуло... Не иначе Гвоздецкий опять резвился... Из закрытого сектора?

— Из закрытого, — сыщик кивнул и, наконец, сообразил посмотреть по сторонам, обнаружив себя на крыльце Всемирной библиотеки. Тут же валялся и читательский билет с карточкой, на которой когда-то рукою директора Ясневского было написано имя неизвестной женщины. Теперь листок белого картона был девственно чист, а сама женщина сидела на корточках перед Павликом и задумчиво рассматривала его лицо. И Павлик точно знал, что это именно она, Ангелина Фасолаки, Фасолька, Горошинка и даже Бобик...

— Вы... — задохнулся от удивления, не понимая, откуда взялись все эти знания.

— Я, я... — блондинка нервно перекинула длиннющую косу на плечо и спросила:

— Выпил все, что Людоедовна дала?

— Все, — кивнул и снова покосился на свои руки.

— Так в чем тогда проблема? — Ангелина потянула его за локоть, принуждая подняться. — У тебя что, особенная непереносимость рвотного?

— Рвотного?

— А что, по-твоему, ты пил?

От греха подальше Павлик засунул целые и невредимые руки глубоко-глубоко в карманы и заинтересованно глянул на тонкую женскую шею, которая из-за своей бледности почти светилась в темноте.

— Ты первый раз что ли? — наконец догадалась она, а потом сочувственно всплеснула руками. — Оу! И сразу на Гвоздя напоролся... мне жаль, правда.

Вдалеке снова засмеялась женщина, а Пауль вдруг устало опустил плечи и сообщил:

— Мне надо выпить. Срочно.

Правильнее было бы сказать, напиться, но сыщик решил не шокировать свою новую знакомую заранее, справедливо полагая, что женщина возмутится, если он предложит ей завалиться в первый попавшийся кабак и там ужраться в тараканью сиську. От мысли о тараканьей сиське рот наполнился слюной и немедленно вспомнился Динь-Дон, давешний друг, однокашник и знатный собутыльник. «Надо чаще встречаться», — подумал Павлик, а Ангелина Фасолаки кивнула с одобрением и произнесла:

— Неплохая идея, — и сыщик искренне решил попытаться забыть о том, что она была косвенной причиной всему тому ужасу, который случился в его жизни сегодня.

Кабак нашелся сразу, точнее Ангелина его нашла, заявив, что это самое тихое место в Речном городе, но тут варят самый лучший по эту сторону от Призрачного леса эль.

Пока разносчица бегала в подвал за трехлитровым кувшином — сыщик решил не мелочиться и не гонять девочку за добавкой каждые пять минут — будущие собутыльники официально познакомились и даже успели немножко поругаться.

— Ангелина Фасолаки, — представилась дама. — Но ты, Павликан Ирокезович, об этом, видимо, уже знаешь.

— Попрошу без Павликанов Ирокезовичей, Бобик, — проворчал Пауль и посмотрел на женщину исподлобья.

— Зачем я тебе вообще понадобилась?

— Не мне... Слушай... те...

— Можешь на «ты».

— Слушай, а давай баш на баш. Я тебе о том, кому ты понадобилась, а ты мне — что это было там, в Библиотеке, — последнее слово Павлик прошептал и зачем-то оглянулся по сторонам. Впрочем, оглядывался он не иначе как в поисках собственной совести, потому что сделка, которую он предлагал своей новой знакомой, выгодной была только для одной из сторон. Ибо сообщить Ангелине что-либо, кроме того, что проклятый закрытый сектор он посетил по поручению директора Ясневского в качестве отбывания провинности, Пауль не мог.

Но тут принесли эль, и возмутившаяся было совесть немедленно замолчала.

Гринольва я увидела утром, когда выскочила из магазинчика, чтобы забежать перед началом рабочего дня к Соечке за свежей выпечкой.

По всей вероятности, вожак клана Лунных волков решил не выжидать заявленных в письме сорок восемь часов. Потому что мы с графом думали увидеть его, в лучшем случае, завтра утром, а в худшем — не раньше сегодняшнего вечера.

Шонаг Унольв степенно спешился и с любопытством посмотрел по сторонам. Видно было, что в Призрачном замке он впервые. Закинув голову, он с нескрываемым восторгом смотрел на высокие шпили башен, увенчанные разноцветными флажками и искусно сделанными флюгерами, заинтересовался витражами, рассказывающими историю явления Мирам Судии. А потом я увидела, как широко раздались его ноздри, втягивая воздух, после чего мой самый ненавидимый из всех ненавидимых мною сородичей обернулся, посмотрев мне прямо в глаза. И улыбнулся предвкушающе. И шагнул в мою сторону.

— Ну, здравствуй! — хрипло проговорил, прожигая меня взглядом. — Сегодня ты без своего защитничка?

А я замерла на месте. И не из-за того, что у меня в присутствии оборотня привычно отказал мозг, выбросив белый флаг после первой же атаки инстинктов, а потому, что ничего этого не произошло. Инстинкты приоткрыли один глаз, посмотрели на приехавшего брезгливо и, сладко зевнув, перевернулись на другой бок.

Вожак клана Лунных волков подошел ко мне, лениво поигрывая мускулами, которые плотно натягивали слишком тонкую для этого сезона рубашку.

А я стояла и боялась. Мне было странно, а из-за этого страшно до икоты.

Он протянул руку и очертил овал моего лица, не касаясь пальцами кожи, но от горячей ладони шел такой нестерпимый жар, что я не выдержала и оттолкнула Гринольва вместе с его горящей конечностью.

От неожиданности волк шагнул назад, и глаза его стали круглыми-круглыми, по размеру напоминая пятизолотовик.

— Кто?! — прорычал он как-то слишком болезненно, я же подумала и ответила фразой из джиннского лексикончика. Той самой, которая рифмует слова «кто и сто». После чего брезгливо передернула плечами и отправилась на свидание со свежей выпечкой, к Соечке в кухню.

— Соечка, ангел ты наш, запах стоит на всю округу, я почти слюной захлебываюсь! — проворковала я, любовно глядя на загоревшие миниатюрные булочки, причудливым узором разложенные на рабочем кухонном столе.

— Тише ты, — проворчала замковая кухарка, вытирая круглые маленькие ладошки о бока своего платья, и посмотрела на меня с деланной укоризной, — по официальной версии я фея, а не ангел. Забыла, что ли?

Дверь за моей спиной распахнулась и с разгона ударилась о противоположную стену. И в кухне повисла гробовая тишина. А потом старший кухонный работник, все шесть разновозрастных поварят, две разносчицы, что пили чай с горничной графской Сирены за огромным столом для слуг, графский камердинер и даже новый конюх, который вообще уже непонятно что делал на кухне, бесшумно, но стремительно бросились врассыпную. Шагнувший на порог маленького Соечкиного царства оборотень наивно решил, что это его грозно сдвинутые брови так повлияли на всю замковую обслугу, он просто не знал того, о чем знала я.

Замковая кухарка, конечно же, не была ангелом или феей, хотя, полагаю, без капли крови от тех и других не обошлось, она была домовым. И я, если быть предельно откровенной, не встречала в своей жизни существа страшнее и злее, чем эта милая полненькая женщина в гневе. Ну, по крайней мере, среди живых таких точно не было.

Белые, почти невидимые брови сошлись в тонкую линию, а розовое от кухонного жара лицо некрасиво покраснело.

— Я не давал тебе разрешения уйти! — рявкнул Гринольв, но я даже не оглянулась. Я с восторгом следила за тем, как на стенах задрожали медные кастрюли и котелки, как огонь в печи, шипя и ругаясь, прижал уши и спрятался за огромным баком с водой, с особым наслаждением полюбовалась неспешным шевелением разнокалиберных ножей на стойке у разделочного стола и, не удержавшись от довольного стона, прикрыла глаза, ожидая начала военных действий.

Шонаг Унольв, беспечно ступая грязными сапогами по каменному кухонному полу, подошел ко мне и схватил за локоть, зашипев:

— Я задал вопрос! Кто посмел…

Первым со стены сорвалось тяжелое льняное полотенце и, пролетев через все помещение, громко и хлестко ударило зарвавшегося оборотня по лицу. И это словно послужило сигналом для остальных. Кастрюли, ножи, чашки и миски, скалки и веники, ложки и вилки сорвались со своих мест, зависли в воздухе и…

И стремительно вернулись на свои места, потому что на пороге, который соединял кухню с коридором, ведущим в графскую столовую, появился красный, запыхавшийся и злой Гамлет Лирикович.

Узнаю, кто сдал мою обожаемую кухарку — убью, честное слово: такого зрелища меня лишили!

— Благородный шонаг! — дворецкий посмотрел на Соечку взором убийственным и, подобострастно семеня ножками, бросился к Гринольву. — Небывалая честь! Их сиятельство граф ожидают вас в гостиной… А вы зачем-то на кухню… Проголодались с дороги?

— Проголодался, — рыкнул волк, потирая покрасневшее от удара полотенцем место и посылая мне взгляд, обещающий скорую и кровавую расплату, после чего покинул кухню, влекомый настойчивым дворецким в сторону графских покоев.

Ну-ну…

Страх растворился в запахе корично-яблочной начинки, но выяснить, откуда взялась во мне эта небывалая природная смелость, Все-таки стоит. Вполне возможно, что она носит временный характер…

Нагруженная свежей сдобой, я возвращалась в свой магазинчик, размышляя о том, как спрятать от прожорливого Ларса хотя бы одну булочку, но быстро позабыла обо всем, стоило мне только взглянуть на мальчишку. С убитым видом он сидел на диванчике для посетителей, весь бледно-зеленый и несчастный.

— Что случилось? — просипела я, роняя бумажный пакет, и суетливая выпечка немедленно разбежалась по всему помещению моей сувенирной лавки. Ларс еще ниже опустил голову, а у меня перед глазами вдруг зашаталась стена, потому что неожиданно подумалось: что-то случилось с Павликом.

Мысль эта была так внезапна, так нелогична, что в другое время я, конечно же, отмела бы это предположение вмиг… Нет, не так, в другое время мне бы даже в голову не пришло, что волчонок может что-то знать о моем сыщике. Откуда? Но в тот момент сердце подскочило в горло и раздулось там, мешая дышать и здраво мыслить.

— Он здесь… — обреченно прошептал Ларс.

— Павлик? — спросила я и только после того, как мой свежеобретенный племянник удивленно посмотрел на меня, покрутив при этом пальцем у виска, сообразила, что Эро тут совершенно не при чем.

— Какой Павлик? Гринольв, конечно… — волчонок дернул кончиком своего носа. — Я даже сквозь фильтры его чую. Ты нет?

Я неопределенно кивнула, а затем велела Ларсу собрать все булочки в пакет, после чего сесть на диван и ждать покупателей. И да, постараться не слопать всю сдобу и оставить своей радушной хозяйке хотя бы один кусочек. И только сделав все необходимые распоряжения, я вышла назад во двор, проверила, не следит ли кто за мной, а затем поспешно проскользнула в низкую дверь, ведущую в подвалы замка.

Стоит отдать должное преданному сердцу Гамлета Лириковича. Только благодаря ему в Призрачном замке были уничтожены все комнаты для подслушивания и замаскированные в старинных гобеленах глазки, тайные ниши были рассекречены, темные междустенные коридоры оснащены подсветкой и регулярным караулом… В общем, постарался дворецкий на благо семьи Бего на славу, правда, забыл учесть один маленький нюанс. Впрочем, он и не мог этого учесть, потому что банально не знал о моих секретных навыках и тайных умениях.

У старого бездонного колодца, от которого кормились все замковые водопроводные трубы, как обычно никого не было. Я присела на каменное кольцо, облокотившись о решетку, и снова восторженно посмотрела на пугливые блики, причудливым узором разукрасившие подвальные каменные своды. Это место я нашла в первую неделю своего пребывания в замке. Оно мне нравилось тишиной, чистотой и отсутствием людей. Пожалуй, именно последнее привлекало меня в этом полутемном подвале больше всего. Ну, и то, конечно, что я в любой момент могла узнать последние новости Призрачного замка.

Кстати, о новостях. Я вздохнула и неохотно поднялась с удобного каменного края колодца, чтобы найти трубу, по которой в графские покои поставлялась вода. В конце концов, стихийник я или где? Указательным пальцем начертила на пыльной поверхности змеевидный знак, перечеркнула его звуковой стрелой и, намотав синюю нить воды на правое запястье, приготовилась слушать.

— …собственно, об этом я вам уже писал, господин граф! — возмущенный голос Гринольва разнесся по подвальному помещению, а я привычно вздрогнула и посмотрела по сторонам. — Так какие еще объяснения вы хотите от меня услышать?! Вы нашли метку?

— В том-то и дело, мой дорогой шонаг, — лениво ответил граф, и я словно воочию его увидела: развалившегося в кресле, с бокалом коньяка… или с маленькой стеклянной трубочкой для дурман-травы в руке. — В том-то и дело, что никакой метки нет… Я думаю, что вы ошиблись…

Несдержанный рык оборотня, а у меня на лице довольная улыбка расплывается.

— Да и о какой метке может идти речь, если на известную вам шону заявил свои права эльфийский трон? А ссориться с эльфами мне не с руки.

— Уверяю вас, — ласково произнес Гринольв, — от ссоры с оборотнями вы тоже не получите прибыли.

В наступившей тишине я слышала только стук своего сердца, а потом граф Бего все-таки соизволил ответить:

— Это правда. Но принц Эйалгин предложил мне достаточно внушительную сумму за то, что я задержу девушку здесь до его прибытия…

Что, простите? Я чуть в колодец не свалилась от такого заявления, а мой арендодатель продолжил:

— Знаете, содержать древний замок в достойном состоянии дело весьма и весьма затратное…

Какая же сволочь! От возмущения я, кажется, забыла пару раз вдохнуть, и потому перед глазами появились черные подвижные мушки. Какая изумительная мразь! А я? Я тоже хороша! Какого черта я вообще ему поверила? Какого черта забыла, что мужикам нельзя верить никому. Никогда. Ни при каких условиях.

— Я думаю, мы сторгуемся, — в голосе Гринольва послышалась улыбка. — У меня даже есть идея, как сделать так, чтобы вы не потеряли и те деньги, которые вам пообещал остроухий.

— О! Это было бы чудесно… Видите ли, мой дорогой друг…

Слушать дальше я не стала. План еще не до конца оформился в моей голове, но, по крайней мере, теперь, когда я избавилась от заблуждения о том, что можно верить кому-то еще, кроме себя самой, снова заработал мозг, кипя идеями и составляя список необходимых для побега вещей.

Магазинчика было жалко, с ним я за истекшие месяцы успела сродниться.

И Призрачного замка тоже.

И себя немножко.

И да, возвращаться, поджав хвост, к папе Роду было стыдно. Он ведь изначально предлагал самый безопасный и надежный вариант, априори защищенный от всякого рода неприятных неожиданностей — Школа Добра.

Но мне же хотелось доказать всем, а в первую очередь себе, что я на что-то гожусь. Что я сама по себе что-то могу и значу, что все было не зря…

Видимо, зря…

Можно было бы рвануть в поместье к молодым Ясневским. Юлка примет, а Алекс не станет возражать, но у них своя жизнь, в которой мне нет места. Мне, кажется, нигде нет места.

А может, напрасно все? Может, не надо было дергаться изначально? Остаться в Волчьей долине, в конце концов, и там тоже живут. И некоторые даже счастливо, особенно если не знают о том, что можно жить по-другому.

Я несколько раз моргнула, прогоняя непрошенные слезы, и рванула на себя дверь уже не моей сувенирной лавки.

Внутри был разгром.

В центре помещения стоял мой собственный, три дня назад распакованный дорожный сундук, а в нем вперемешку с моими учебниками и старыми школьными конспектами лежали давешние булочки, яблоки и какие-то тряпки. На одном из кресел для посетителей был аккуратно разложен мой наряд авантюристки, а из-за диванчика, стоявшего под окном, раздавалось странное сопение и непонятная возня.

И не успела я возмутиться и озвучить крутящийся на языке вопрос, как оттуда же, из-за красной диванной спинки послышалось:

— Врешь, не уйдешь, ворюга! Я тебя сразу раскусил!

Гаврик?

— Да что бы ты понимал, дурак!? Я видел, как ты на нее смотришь!

И Ларс… Очень интересно.

— А сам?! Слюной уже весь замковый двор закапал…

— Я тебя удавлю!

— Это мы еще посмотрим, кто кого!

И снова возня, но уже с удвоенной силой.

— Что здесь происходит? — наконец, произнесла я, досадуя на то, что эти двое устроили здесь этот цирк. Так не вовремя и так не к месту…

В наступившей за моим грозным шипением тишине я, кажется, услышала, как подростки усиленно шевелят мыслями, затем кто-то кого-то пнул и прошептал зло:

— Слезь с меня!

А после этого над спинкой дивана появилась черная макушка, а вслед за ней и темно-русая. Две виноватые улыбки и в один голос:

— Сонечка… а мы тут…

Я даже возмущаться по поводу неуместного обращения не стала, только покачала головой сокрушенно, глядя на Гаврика: Все-таки дурной пример заразителен. И поспешила на жилую половину, чтобы продолжить сборы, так предусмотрительно начатые Ларсом во время моего отсутствия.

Спустя секунд пятнадцать за моей спиной послышался топот двух пар ног, а затем оба парня, не спрашивая разрешения, влетели в мою спальню, где, кстати говоря, тоже был изрядный хаос. Очевидно, Ларс успел похозяйничать и тут.

— Я хотел все упаковать к твоему возвращению, — подтвердил мои мысли волчонок и хмуро глянул на Гаврика, — но этот... встрял и испортил мне весь сюрприз.

Хорош сюрприз, ничего не скажешь, от элитных папиных платьев Соечкину начинку отскребать.

— Сам дурак, — обиженно засопел мой лучший помощник, но племянничек на его сопение не обратил внимания, продолжив гнуть свою линию:

— Я решил, что, немножко подумав, ты поймешь, что нам незамедлительно надо драпать отсюда...

— Угу, — проворчала я, не желая признавать его правоту, — а амулет с тебя кто снимать будет?

— Да плевать мне, — заорал Ларс, но после основательного тычка от домовенка повторил шепотом:

— Плевал я на амулет... Что-нибудь придумаем. Главное на свободе же...

— С амулетом я могу помочь, — неожиданно заявил Гавриил и добавил:

— Если вы подождете, пока я свои вещи соберу.

Твою же... Ох!

Уходили порознь, само собой, отказавшись от сундука. Ну кто же берет с собой в бега неподъемную кладь? Сначала в сторону Призрачного леса с небольшой холщовой сумкой через плечо ушла я, неспешной походкой и не забывая улыбаться каждому встречному обитателю замка.

В лес я ходила довольно часто, поэтому не заметила ни одного удивленного взгляда, никто не спешил с докладом к графу Бего, ничего примечательного. Просто диковатая лавочница снова отправилась полюбоваться красотами осеннего леса.

Не вызвал удивления и Гаврик, плетущийся за мной по пятам. Учитывая, что он и в другие дни всегда и всюду таскался за мной... Возможно, некоторое удивление могла вызвать огромная волкообразная собака, которую Гаврик со зверским выражением на лице тянул за поводок...

Впрочем, как раз собака осталась вообще без внимания... Кто их знает, этих домовых?! Может, он эту помесь дикой волчицы с шелудивым псом топить тащит. А учитывая, что племянник местного дворецкого время от времени со всей силы отвешивал своему четвероногому другу увесистого тумака, бормоча при этом:

— И все-таки я поколочу тебя, гнусный симулянт... — именно туда он несчастного пса и волок.

Пес в ответ несдержанно рычал и клацал голодно зубами, но продолжал идти.

Ничего из этого я уже не видела, ибо ждала своих малолетних товарищей в лесу. Они сами рассказали мне обо всем на нашей первой стоянке, хохоча и перебивая друг друга. И, кажется, на время даже забыли о своей вражде.

Я слушала молча, изредка улыбаясь и посмеиваясь про себя, а когда страсти утихли, и мальчишки умолкли, дыша немного чаще и громче, чем обычно, и нервно пересчитывая собственные пальцы, я все-таки задала вопрос, который хотела задать не Гаврику, но другому, в некотором роде, домовому, еще в Зачарованному лесу:

— А объясни-ка ты мне, Гаврюша, как ты снял запирающий амулет?

— Лучше расскажи мне, как он его надел, — хмыкнул Гавриил и ахнул, поражаясь собственной смелости.

— То есть, шона Сонья, Сонечка, я... я... — окончательно стушевался под моим грозным взглядом и, спрятав глаза, пробормотал:

— Просто я включил вас с Ларсом в свой семейный круг.

— Что-что ты сделал?

— Я пока умею далеко не все, что должен, но защитить членов семьи уже в моих силах...

Мы с Ларсом недоуменно переглянулись, а Гавриил обреченно повесил голову:

— Дядя меня убьет, если узнает, что я вам об этом рассказал... Все дело вот в чем...