Скажи мне кто пять лет назад, что я и дня не смогу прожить бėз Волчьей долины, ни за что бы не поверила. Еще б и в лицо рассмеялась, а может быть, съездила бы по этому лицу кулаком.
Если бы мне кто-то намекнул пять лет назад, что всю свою жизнь я перенесу сюда, в маленький домик, упирающийся окном хозяйской спальни в опушку Призрачного леса, я бы даже время не стала тратить на того безумца, которому такая фантазия вообще смогла прийти в голову.
За пять лет Волчья долина из одного поселка успела разрастись в город довольно приличных размеров. Нет, это еще не было тем самым возрождением Лунных волков, которое когда-то давно предсказывала желтолицая Койольшауки, но определенно, первый шаг в нужном направлении был сделан. И сделал его шонаг Ларс Волк, в ночь празднования Разделения миров вернувшись с клятвоприношения Темной королеве.
Быстрым шагом, пугая Гаврика своим мрачным видом, он прошел до женской деревни и, выйдя на кривую площадь, ударил в бронзовый колокол с такой силой, что тот, издав сдавленный писк, раскололся пополам.
Говорят, женщины высыпали из домов, напуганные этим звуком и сгрудились вокруг волчонка, который волею судеб нынче был их вожаком, самым сильным оборотнем в клане.
Ларс окинул женщин тяжелым взглядом, а когда одна из юных волчиц вдруг сдавленно ахнула, улыбнулась понимающей хитрой улыбкой и принялась скидывать с себя одежду, обнажая упругое охочее до любви тело, прикрыл рукой глаза и, не разжимая зубов, процедил, отдавая приказ тем, кто вот уже несколько недель следовал за ним по пятам:
— Деревню сжечь...
Постоял некоторое время, напрасно ожидая, что взвившийся к небесам сноп оглушительных стенаний и криков утихнет, покачал устало головой и, повернувшись к своему верному соратнику, произнес:
— Гаврик, проследи, за их сборами, пожалуйста. Не хочу прослыть тем, кто раздел всех женщин клана донага. А я пока распоряжусь, чтобы для них все устроили в Усадьбе.
— Тесновато будет... — неуверенно пробормотал домовой, прикидывая, скольких женщин придется переселять. Навскидку их было чуть больше сотни.
— Справимся.
И он действительно справился, хотя с некоторыми вещами приходилось бороться до сих пор. Женщин оказалось гораздо больше сотни. И стало еще больше, когда одиночки, в чьих жилах была хотя бы капля крови оборотня, стали стекаться в Волчью долину со всех отдаленных уголков обоих из миров.
Ларс справлялся. Не могу сказать, что я всегда одобряла его методы, которые в девяти случаях из десяти базировались на банальном шантаже, что не мешало им быть действенными. В какой-то момент я тоже стала его безвольной жертвой, однако не скажу, что это принесло мне несчастье. Наоборот, наверное только в тот день, когда я окончательно поддалась на его уговоры и согласилась переехать в долину, я, наконец, обрела долгожданную внутреннюю гармонию.
Неделю назад мы с Павликом закрыли наш дом в Ивске и повесили на него разрисованную бабочками и цветочками — Оливкина работа — табличку «Продается».
Правда, то счастливое утро немного испортил один неожиданный визит.
Я стояла на пороге уже закрытого дома и прислушивалась к своим паническим мыслям, которые настаивали на том, что я что-то не сделала, где-то забыла самую важную и необходимую в дороге вещь, и вообще, напрасно затеяла весь этот переезд, когда слева от меня раздалось деликатное покашливание, а потом меня окутало одуряюще сладким ароматом белых лилий.
Неожиданный гость больше не был похож на принца. Годы Острога основательно потрепали его и его косу, давно лишенную традиционных колокольчиков.
— Не знала, что ты освободился, — произнесла я равнодушно, рассматривая Эйалгина.
— Теперь знаешь, — ответил он. — Где Жмуль? И где моя наследница?
— Она не твоя наследница. Тебя лишили всех регалий.
— Я не стану разговаривать об этом с тобой. Ты... — он шагнул ко мне и, вцепившись двумя руками в ворот моего плаща, зашипел в лицо:
— Это твоя вина... Все было так близко, только руку протяни, но нет, тебе надо было вмешаться и украсть мою принцессу прямо у меня из-под носа.
— Советую убрать от меня руки прямо сейчас, — ровно произнесла я. — Иначе их уберу я. И уберу прямо в ту урну, что стоит возле лавки мясника.
Эйалгин отшатнулся от меня, брезгливо скривившись.
— Все равно она будет моей, — словно выплюнул он, не сводя злых глаз с появившегося из-за дома Павлика.
— Тебе лучше уйти, — произнес мой муж, равнодушно глядя на самый страшный кошмар своего детства.
— Уходи, Эйалгин, — кивнула я, загораживая от его взгляда Оливку.
К дому подъехал экипаж, и кучер, спрыгнув на землю, подмигнул будущей правительнице эльфов:
— Ну что, маленькая леди, прокатимся с ветерком?
Бывший регент Зачарованного леса молча развернулся и ушел по улице, не оборачиваясь. Я какое-то время смотрела ему в спину, реально размышляя над тем, сдаст ли меня Павлик в эфорат, если я сейчас догоню мерзавца и в превентивных целях перегрызу ему горло. Никто не смеет угрожать моей семье!
Но затем Эйалгин свернул на боковую улицу и скрылся с моих глаз, а одновременно и из моих мыслей. И я тут же забыла о нем и вспомнила о всех тех важностях, которые тревожили меня до появления эльфа.
Вещи мы отправили на наше новое место жительства заранее, собираясь совершить маленькое путешествие, минуя разрывы пространства и мгновенные переходы. Во-первых, мы давно обещали Оливке настоящее приключение, а во-вторых, я позорно боялась пользоваться этим прогрессивным способом передвижения сейчас, когда маленькой Уне, в быту именуемой Пирожком, едва исполнилось четыре месяца.
Павлик подтрунивал над моим безосновательным страхом, но от путешествия не отказался. Он вообще был страшно доволен из-за нашего переезда, улыбка в последние несколько дней словно приклеилась к его лицу. Он помог мне забраться в экипаж, устроил корзинку с Пирожком на сидении, заманил Оливку на козлы к кучеру, а потом с коварным видом задернул шторки на окнах и повернулся ко мне.
— Никаких больше клиентов, — бормотал он, целуя мою шею и нетерпеливо пробираясь длинными пальцами за край декольте. — Никаких переговоров с поставщиками, туристов этих проклятых... Моя, только моя...
— Поль, — я смехом попыталась замаскировать сорвавшийся с губ стон. — Нельзя быть таким ревнивым...
— Я не р-р-ревнивый, — прорычал он, когда ему Все-таки удалось расстегнуть пуговицы на моем платье. — Я просто жадный очень... У нас, у домовых, это вообще-то положительная черта. Ты не знала?
Я вообще много чего не знала в этой жизни до встречи с ним.
И мне до сих пор иногда не верилось, что все происходящее не сон, что я не проснусь в холодной постели женского флигеля и не разрыдаюсь от бессилия и тоски. Не проснусь. Не разрыдаюсь. Не в женском флигеле. Он, как и многое другое, пал жертвой реформистских устремлений моего младшего братца.
Да, и именно благодаря этим устремлениям я сейчас разбирала коробки, пытаясь подготовить свой кабинет к первому рабочему дню, пока Пауль выгуливает Оливку с Пирожком в местном парке.
Мать-хозяйка! Мой первый рабочий день на новой должности, а у меня ничего не готово. Я не знаю с чего начать, как смотреть в лица всем этим женщинам — взрослым, растерянным и несчастным.
От грустных дум меня, как обычно, отвлек Павлик. У него вообще, по-моему, внутренний радар, который на расстоянии десятков километров улавливает малейшее изменение в моем настроении.
— Грустишь, Рыжик? — поинтересовался он, заходя в мой пока еще разрушенный кабинет с Пирожком на руках.
— Павлик! — я несерьезно попыталась изобразить возмущение, когда забирала у него Уну. — Я же просила тебя...
О чем я его просила, я забыла в тот миг, когда две маленькие ямочки появились на розовых от прохладного воздуха щеках. Я что-то радостно заворковала, автоматически переходя на бессмысленный рифмованный лепет, который в последнее время лился из меня просто водопадом.
— Твоя фантазия меня пугает, — рассмеялся Павлик негромко, заметив, что Уна, загипнотизированная моим импровизированным бредом, мгновенно уснула. Впрочем, как всегда.
— Ты сам виноват, — ответила я ворчливо. — Зачем принес сюда малышку?
— Она хотела к маме. Я тоже, — проследил за тем, как я укладываю дочь в корзину, а затем обнял меня сзади и прошептал, ткнувшись холодным носом в ямочку на шее:
— Давай закроем входную дверь, и пока Пирожок спит...
— И пока Пирожок спит, ты покатаешь ее по парку, — сопротивлялась я исключительно из вредности, — и дашь мне немного поработать.
— К чертям работу... Ты у меня умница... Ты найдешь, что сказать, и без предварительной подготовки.
— Павлик... — уговаривать он всегда умел очень хорошо, но сегодня я была настроена решительно:
— Оливка же...
— Оливка выносит мозг твоему братцу... Сонюш, я так соскучился... С этим переездом дурацким мы уже целую вечность не...
Как же, целую вечность... Где вечность, а где два дня?
— И мне надо готовиться... Завтра придут женщины, а у меня ничего не готово... — мысли о несчастных взрослых волчицах, которых, по задумке Ларса, я должна буду научить жить, отрезвили меня и немного охладили пыл моего темпераментного мужа. — С чего мне начать, Павлик?
— Начни со своей истории, — ответил он серьезно — Расскажи о том, как это здорово, когда ты позволяешь кому-то научить тебя любви...
Конец.