Глава 23. Служу Легиону и Отечеству!


«Наш паровоз вперёд летит.

В коммуне остановка.

Другого нет у нас пути,

В руках у нас винтовка…»

Вообще-то у меня война идёт полным ходом. Она в принципе не заканчивалась, с самого Апреля, как мы выехали с сотней из этого прекрасного, тогда ещё не перекопанного замка в сторону несвятой святой. Так что нечего расслабляться, два дня побухали — и будет. Работать надо. Кстати мастера, в отличие от всего остального огромного нынешнего населения замка и окрестностей, это понимали, и прилично выпив первый день (вечер) после явления чуда, похмелившись утром на второй, воспряли сами и погнали ссаными тряпками полупьяных подмастерьев на работы. В жарких кузнях хмель вместе с потом быстро выветривается, было бы желание встать и делать. И я с ними решил протрезвиться, не хотел бухать, тем более как выпью, очередной хрени аборигенов научу, а потом за голову хватаюсь. Чур-чур, уж лучше ЗОЖ (Цыц! Кто сказал про клип Шнура?) Так что и я в мастерских проторчал и позавчера, и вчера, лишь периодически нагрянывая в консульство, то бишь в ведомство сильных и суровых мужчин, также, отложив алкоголь, допиливающих мне Легионный Устав, Устав караульной службы и Строевой Устав. На самом деле это по сути разные части одного документа, да ещё черновой вариант, «на коленке», потом, с опытом, будем активно допиливать его напильником по месту, но с чего-то же надо начинать? А ещё нам нужно написать более двух сотен пергаментов с текстом легионного контракта. Для дела припрягли всех писарей нашего канцлера — своих не хватало. Чему тот был сказочно рад, типа, у него и своей работы по горло, но моё: «Ма-алчать! Воинская необходимость, mazut suhoputnыy! Всё для фронта, дела потом!..» расставило приоритеты.

Н-да, времена очень сильно изменились — здесь с человеком с оружием не поспоришь. В принципе не поспоришь, ни в чём. Даже не представляю, какой путь проделало НАШЕ человечество, что смогло запихнуть военных под лавку и класть с прибором на их хотелки. Не беру в расчёт такие страны, как Ближний Восток — там до сих пор у кого длинее джага-джага тот и падре, или Латинскую Америку с их хунтами и каудильо — там пацаны понимают в джагах-джагах (да и то последнее время хунты с каудильями исчезают в Красную книгу на континенте). Но те же США уже не те, и «теми» никогда не были. Военное лобби там отнюдь не всесильное, да и в нём в основном рулят не собственно воины с оружием, а оружейники. Или, например, такая страна, как условная Молдавия, где о военных ноги вытирают, несмотря на то, что страна юридически неспокойна и воюет. О спокойных странах Европы даже не заикаюсь, там военные давно под лавкой и «в домике». Тут всё не так, человек с оружием это авторитет, с которым спорить в принципе невозможно. И пока с оружием я, а не кто-то другой, мне эта система ой как нравится.

«Вы слыхали поют дрозды? Нет, не той дрозды, что с волосами…» Стопэ, Рома, хорош пить! Похмелился — и за работу, уже песни путаешь, слова мешаешь. Но эмоции через край, и так и хочется орать во всю блажь: «Эге-гей!» Ибо это нереально круто!

Ладно, поясню, а то эмоции и правда через край.

Вы видали, как работает первый в мире штамповочный агрегат, штампующий бронированный нагрудник? Пробник, не серийник пока, просто пацаны загорелись опробовать сам принцип штамповки. Как разлитую по формам разогретую до красна мягкую железяку клещами укладывают на специально отполированную каменюку, а вторая каменюка в это время через хренову тучу блоков и лебёдок, работающих от водяного колеса, медленно ползёт вверх. Все разбегаются в стороны и прячутся за выступающие предметы. В это время верхняя каменюка доходит до верхней точки… Хуяк! Кто не спрятался — его проблемы, лишний раскалённый металл от заготовки отлетает метра на два. После чего канаты по новой наматываются на вал, медленно-медленно, пока, наконец, не натягиваются, и верхняя каменюка идёт вверх, приподнимается над нижней, откуда из ложа мастера также клещами достают ещё красную, но уже более тёмную, чем была заготовка, кирасу, и плюхают в бочку с водой. Пар, шипение, восторженный мат приёмной комиссии из руководства всей нашей стальной гильдии и нескольких присутствующих военных. Астрёныш тоже здесь, как и мои племянники — все проникаются моментом священного таинства. Ахи-вздохи, как круто! Правда круто — даже представить боюсь, сколько по времени такую дурынду ковать руками.

Повтор действа несколько раз — пока хватило заготовок. Мастера подготовили и разогрели материала примерно на два десятка кирас размера «три». Всего будет пять размеров, но начать решили с самого массового из выявленных портнихами.

Подмастерья, уже понявшие алгоритм, остались в мастерской дорабатывать заготовки, а мы, вытащив ещё тёплое железо на воздух, дружно скакали вокруг него оленями, примеряя на себя, красуясь, радуясь и матерясь. Каждая из таких кирас стоит состояние — на её изготовление должны уйти месяцы работы отличного молотобойца и просто горы угля и дров. А мы их сварганили два десятка за час.

— Если бы не новые печи, ничего бы у нас не вышло! — многозначительно заметил Соломон, когда зашла дискуссия: «Ай да мы!». — Ничего не рождается просто так, и ничего никуда не исчезает. Всему есть свои причины, и у всего есть следствия. Без всего, что придумано и сделано ранее, сейчас бы не вышло.

— Книга Экклезиаста, — блеснул я интеллектом. — Я про ничего не рождается и не исчезает.

Мастер величественно кивнул. Вновь отсылка на высшие авторитеты, я похвалил его, это всегда круто.

— Оно ведь как, одно рождает другое, другое — третье, вот и получились в итоге такие кирасы. Нет хотя бы одного из звеньев — и ничего не выйдет. Работа каждого из нас, из вас, с самого Апреля, даже если кажется, что лично ты, вот, ничего такого не сделал. Так что, братья, храним наши секреты, и никому не говорим, — сделал вывод он. — А если кто попытается воссоздать — так пускай себе создаёт! Хочет пресс — пускай его копирует пресс. Хочет ещё что — пускай делает. Не получится создать пресс, не начав путь от первой домны. Мешать не будем, просто молчим и не подсказываем, в чём секрет.

— Угу, все хотят сразу кирасу, никто не сообразят с начала цепочки начинать, — улыбнулся я. — Ну, несколько лет у нас есть. И это, народ, тут и так все празднуют, не хочу вас ещё поить. С утра присяга, всё такое, а после я сваливаю. Но вы реально заслужили!

— Да что там, граф! — отмахнулся рукой задумчивый Дорофей. — Ежли б не ты со своими идеями, ничего бы не было. А мы так, что мы…

— Я? — Я картинно округлил глаза, про себя ликуя. — Да я вообще в замке не был! Только и делал, что воевал.

— Вовремя и в нужном направлении данный пинок творит чудеса! — А это к разговору присоединилась Астрид. — Ты как будто точно знал, в каком направлении пинать.

— Знал, — не стал отрицать я. — Но вот понятия не имел, как эта хрень работает. Грубо говоря, я знал, что пшеница растёт в земле, но научить пахаря её сеять не мог — не знал ни когда сажать, ни когда жать, ни как ухаживать. Ни чем пшеница от овса отличается. И как обмолачивать и молоть муку — тоже не знал, вы сами дошли. Не надо меня переоценивать.

Помолчали. Наконец Соломон родил умную мысль:

— А и чёрт с ним! Богородица с нами, переживём. Пошли, пропустим по кубку… Чего осталось.

Мастера дружно согласились.

Кирасы, которые все наперебой примеряли, выхватывая друг у друга, взяли с собой. Это только нагрудник, самая важная, но не единственная часть экипировки пикинёра. Да и пресс, как вы поняли, не то, что далёк от совершенства, а… Скажем так, это пока прототип, посмотреть, получится ли такое в принципе. Но я понял, парни сделают. И пресс, и станки, и вообще будет у Пуэбло тяжёлая промышленность. И самая лучшая закованная в железо армия.

«Если найдёшь нужное количество железа» — засомневался внутренний я, но у него были так себе позиции.

«Я работаю над этим» — осадил его, и, почувствовав эйфорию, решил поддержать идею с кубком «чего осталось». Кажется, моим погребам не один год восстанавливаться после таких праздников.

«Да и чёрт с ним!» — в один голос поддержали и скептик, и адвокат внутреннего «я».


* * *

Протрезвели сегодня с утра не все. Далеко не все. Баш перегара стоял по всему замку. И даже над полем, на котором собрались принимать первую в этом мире присягу, ощущался. Винные и пивные запасы замка опорожнили почти полностью, так что не будь присяги, веселье сегодня само бы сошло на нет. Но я, повторюсь, не жадный до спиртного, и остальным не советую, так что не нервничал по поводу запасов. Главное, задачу, которую ставил, выполнил, на остальное плевать. Народ воодушевлён. Народ поддерживает своего графа и его начинания. Народ увидел знак свыше, что в это тёмное время важнее любых политтехнологий. Каким бы Геббельсом ты ни был, нарисовать в нужный момент в небе ТРОЙНУЮ радугу не сможешь даже в двадцать первом веке. И тем более не после прочитанной в нужный момент общей молитвы на глазах у врага. А значит всё идёт как надо, и мне снова пора на войну (юридически наш Великий Поход в самом разгаре, я в замке, но войско ушло вперёд, надо догонять). А тем ребятам, что будут сейчас подписывать первые в этом мире легионные контракты, готовиться к следующей войне, ради которой всех и собираю.

Плотников протрезвили ещё вчера, принудительно, и они собрали тут, в поле, за пределами замка, что-то вроде трибуны и помоста. Помост — чтобы происходящее было лучше видно массовке. Трибуны — для ВИПов, как обычно, их у нас теперь немало. Предприятие вроде вытянули, но на волоске висело. Банально могло пергамента не хватить, на котором записан контракт. С утра видел хватающегося за волосы Прокопия, причитающего о колоссальных убытках: «Где ж я теперь для деловой переписки пергамента найду? Он же стоит, как… Пергамент!»

— Сами производить не пытались? — усмехнулся я.

— Есть, как нет-то. — Погрустнел. — На северо-западе мастерские стоят. Да только качество получается так себе.

— Быка надо есть по частям, — улыбнулся я, ощущая будущие возможные прибыли… Если выживу и доживу до массового скотоводства, конечно. — Развивай пергаментное производство, Прокопий. Как вспомогалку. Вон, жмыха свекольного у тебя теперь море, кормить скотину есть чем. И на будущий год с северянами контракты заключены — ещё больше жмыха будет.

— Так уже, сиятельство! Уже! — заходил он взад-вперёд, ломая пальцы от напряжения. — Только вот коровы они… Не могут так быстро приплод давать, как у нас жмых копится. — Ирония в голосе, объяснял мне, неразумному, прописные истины. — И свиньи не могут. И козы. Будет у нас пергамент, как есть будет, вона, по всему королевству мастеров ищу. Но что делать СЕЙЧАС?

Коровы, свиньи, козы… Пока я был Ромой и жил в светлом будущем, и не подозревал, каковы нюансы в животноводстве. А на самом деле они принципиальные.

Корова даёт одного телёнка в год. В лучшем случае. Но зато кушает эта гора мяса… Траву. Бесплатную. Условно бесплатную — у нас выпас то ли две трети года, то ли три четверти. Я про Пуэбло, конечно, там, севернее, всё не настолько радужно. То есть прокормить корову, несмотря на её размеры, легко, особенно это проявится, когда мы обеспечим безопасность графства и начнём выпасы артелями, как в Аргентине. Но и сейчас накосить сена для коровы задача пусть и не простая, но и не бином Ньютона — крестьяне на раз справляются. Сено оно само растёт, ни пахать, ни сеять не надо — бери «литовку» и коси. «Литовки» тут есть, и если честно, понятия не имею, кто их и когда изобрёл, и это местные сами придумали, или кто-то из моих предшественников помог.

Свиньи как источник мяса интереснее — дают до шести поросят в год. И до забоя растить поросёнка нужно… Да-да, год. Я не про пергамент — на него как раз поросята, телята и ягнята идут, я сейчас про скорость расширения бизнеса. Но не местный год, а наш — где триста шестьдесят пять дней. Это я помнил ещё по тому миру, у меня бабушка в деревне жила, и, видимо, вынес из общения. Свинопромышленность гораздо выгоднее в плане наращивания объёма, в отличие от говядины, и, кажется, чего б не вложиться в свинятину?

Но нет, накормить мясом быстро можно страну уровня России, но никак не местных, с их дикой производительностью ручного труда и объёмами урожая на душу пахаря. Ибо свинья она, конечно, жрёт всё (потому её на Востоке и нечистой считают), но только чтобы прокормить её, одного сена не хватит. Не жвачные они, эти свиньи. А значит нужно пусть и низкокачественное, но зерно. Много зерна. И тем больше, чем больше у тебя стадо. Или отходы сахарной промышленности нужны. Или ещё какой — придумаем со временем. А так в хозяйстве свинья получается даже накладнее, чем корова.

Сюда же и курятина. Из курицы пергамент не сделаешь, я про свои мрии накормить всех — попав сюда, в отсталый мир, первым делом задумываешься именно о таком прогрессорстве. Куры ещё более прихотливы — им нельзя всё подряд, что может переварить мощный свиной желудок. Они едят исключительно зерно и только оно! Остальное — вспомогалка. Десяток курей, живущих в хозяйстве и питающихся подножным кормом — запросто, вообще не заметишь расходов, но вот куриная индустрия… Без комбайнов и тракторов не получится.

А есть ещё стратегическая отрасль — лошадиная промышленность. Лошади это универсальное мерило движения, ибо даже у нас движки машин измерялись в лошадиных силах. А тут мощности телеги измеряются в лошадиных силах напрямую, без перерасчёта. И лошадям нужно не только сено, но и «всё подряд», что ест свинья. Тот же жмых. А значит мрии о пергаменте до открытия проекта «Новая Аргентина», надо забыть, скрипеть сердцем, но тратить драгоценное серебро на закупку кож за пределами графства.

…Бумага! Чёрт возьми, как нужна бумага! Вот он, источник сверхдохода! Ваять писчие не из козлиной и телячьей шкуры, а из опилок, и я — местный Рокфеллер! Но здесь рояль мне судьба не поставила — некого отправить делать исследования. Кузнецы в замке свои нашлись — стали костяком исследователей, создавших «Югосталь». Была лекарка — есть лекарство от гнойных ран. А вот для изобретения бумаги ресурсов нет. А потому пришлось ухайдокивать драгоценный (реально баснословных денег стоит) пергамент ещё из дедовских запасов, спасибо закинувшему меня сюда, что я богатый по местным меркам и влиятельный граф. Контракт с легионером надо заключать по всем правилам, и это типовое соглашение — нужно делать запись в двух экземплярах. Тысяча человек у тебя войско? Две тысячи листков пергамента вынь да положь! И каждый — ягнячья шкурка.

Но, вроде, на пока, на сегодняшнюю присягу, «бумаги» наскребли. А там или ишак сдохнет, или калиф умрёт. Итак, начали.


Братцы-кролики, они же сладкая парочка Твикс, никуда не уехали (пока не отпустил), живут эти дни в гостевых покоях. Не донжона — лицом не вышли, просто в замке, но в сносных условиях. Трудовой отряд имени оставшихся в живых полубратьев ходит на работы вместе со всеми зэками. Простых братьев на время перевели в бригаду к «вольным». В кавычках потому, что они как бы зэки, но прощённые, им не нужна охрана — им нет смысла сбегать. Отпущу их, как Твиксы будут уезжать — простым работягам из обслуги ордена нечего инкриминировать.

Начали с молитвы. Коллективной, как и полагается. Амвросий заголосил первый, затем его сменил Одоакр, а затем они несколько выли, меняясь.

Легионеры стояли по стойке смирно (кто в лес кто по дрова на самом деле, но хотя бы удалось их повзводно и поротно расставить) прямо перед сценой. Массовка гудела слева от сцены, напротив трибуны. Я — рядом с трибуной. Братцы химичили на самой сцене, и народ голосил, подпевал им, кто знал молитву.

Наконец, воззвания к высшим авторитетам закончены, и на сцену поднялся я. На самом деле это просто возвышение, примерно на метр от земли, но большего и не надо. Оглядел присутствующих, вздохнул и начал:

— Братья и сёстры! Сегодня у нас знаменательный день. Сегодня мы создаём то, что должны, что пришло время создать. То, что когда-то было, но затем, за ненадобностью, исчезло, было забыто. А именно — мы создаём ПРОФЕССИОНАЛЬНУЮ АРМИЮ!!!

Тишина вокруг, и оно и понятно. Глубоко в историю местные не копают — свои бы проблемы решить.

— Ополчение — это войско, собираемое с земли по мере надобности, — продолжал я. — Наёмники — это боевая сила, служащая кому угодно, хоть лысому чёрту, если он платит и только пока платит. Регулярная же армия — это войско людей, для которых война — профессия. Но профессия — не простая война, а… Защита родной земли! Да, вот так. Защита земли, на которой ты живёшь, где живут твои родные и близкие!

Мерный гул. Говорю непривычные вещи, но интуитивно понятные. Несмотря на отсутствие наций и патриотизма, защита земли, на которой живёшь прямо сейчас — уже осязаемо для местных. Хотя, если ты уедешь в другое графство, там ты точно также будешь защищать его — тут момент, трудный, но я искренне пытался разложить по полочкам правильно, чтобы местные поняли как надо.

— Когда-то давным-давно, во времена Древней Империи, — продолжал я, — войска были как у нас, из ополчения. Но шли года, Империя воевала почти всё время, и ополченцы, собиравшиеся с земли, долго не могли попасть домой. Их хозяйства разорялись, они нищали, превращаясь в бедноту-пролетариев, без средств к существованию. И тогда полководец Гай Марий поднял вопрос о создании войска, которое не будет собираться, и не будет распускаться после войны. Это войско будет ВСЕГДА. Стоит на защите государства круглый год, год за годом, и не важно, есть война, или нет. Брать туда будут любого, кто хочет воевать, и кто может физически, плевать на ценз, в смысле есть у него собственность или нет. И за службу воин будет получать пусть умеренную, но плату. После же контракта, став эвокатом, воин получает землю, где может работать, и ему хватит на безбедную старость.

Снова сделал паузу, и массовка ожила, переговариваясь, обсуждая этот момент. Принцип древний, и в текущих реалиях очень нужный. А главное, понятный большинству. Наёмник служит за деньги. Нет денег — он предаст тебя. Тут ты служишь за… Будущее. Да, на руки получаешь мало. Но потом, выйдя на пенсию, получишь то, чего не сможешь, даже с десяток лет скитаясь в наёмном отряде — обеспеченную старость. «А может оно того стоит?» — читалось во взглядах местных.

— Как и в древней Империи, мы создаём профессиональный легион не потому, что фанатеем от старины, — снова продолжил я. — А потому, что также, как предки, погрязли в бесконечной войне, конца и края которой нет. И у графства нет сил более опираться исключительно на ополчение. Как и нет больше денег на наёмников. Мы создаём легион, чтобы обезопасить себя, чтобы не нести разорение тем, кто не желает воевать, а хочет работать. Работай, плати налоги, а вон те прекрасные парни будут круглые сутки вместо тебя защищать вашу общую землю! И если во время набега плечом к плечу встанут все, то вот в дальние земли в поход пойдут эти парни, а ты будешь сеять и жать, чтобы не остаться голодным. Справедливо?

Гул. В основном народ поддерживал. Скажем так, поддерживал то из моей речи, что понял.

— Каждый легионер, прослужив семь лет, получает надел в сорок югеров земли, тридцать девять лет не облагающийся прямым налогом, — перешёл я ко вкусному. — Такой надел также получает семья легионера, погибшего в бою и не уронившего чести. — Последняя оговорка чтобы иметь повод «прокатить» тех, кто предаёт или бежит с поля боя. Получит твоя семья в случае гибели, но только если будешь стоек. Бросишь пику и свалишь — фиг твоей семье, а не надел!

— Я открою секрет, — продолжал я. — Легион — это первая, пешая часть будущего войска. Осенью также будут созданы регулярные конные соединения, ауксилии, но нельзя объять необъятное, а дорога в тысячи миль начинается с первого шага, и этот шаг мы делаем сегодня. — Поднять руки вверх, дескать, хлопайте.

Аплодисменты. Восторженный гул. Поддерживающие выкрики и свист самих легионеров. Но всё это — скромно, осторожно, с непониманием всей задумки и подтекста. Ай, ну и фиг с ним! Дорогу осилит идущий.

— С божьей помощью… Начнём! — выкрикнул я, и на сцену вновь поднялся Амвросий.

Я встал ко всем боком — чтобы мою тушку было хорошо видно. Опустился на колено. Амвросий поднял на уровень моей головы библию. Я уже говорил, там не вся библия, не тот объём, что был у бабули. Евангелия, послания, молитвы, что-то ещё. Вся библия, начиная от пятикнижья Моисеева, слишком большая и тяжёлая для одного тома. Братец Твикс коснулся книгой моей головы, после чего я встал, приложил кулак к груди, и начал произносить первую в этом мире присягу:

— Я, Рикардо, сто семнадцатый граф Пуэбло, вступая в ряды Легиона, принимаю Присягу и торжественно клянусь: быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.

…У меня у единственного нет и не планируется командиров. Но из текста присяги слова не выкинешь. Массовка вслушивалась в каждое слово, а я специально кричал громко, и слова разносились над полем во все стороны.

— Клянусь добросовестно изучать военное дело, беречь военное имущество, и до последнего дыхания быть преданным своему сеньору и народу Пуэбло.

А это революционный пункт. Тут понимают, что такое преданность сеньору. Но преданность народу… Какому народу, что есть народ? Думаю, нам предстоят жаркие годы акклиматизации и привыкания, пока до людей дойдёт искомый вкладываемый смысл. Но опять же, дорога в тысячу ли…

— Я всегда готов по приказу командования выступить на защиту моей Родины — земли Пуэбло, и, как воин Легиона, клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения победы над врагами, — продолжал я. — Если же нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет божья кара, рука сеньора, сослуживцев и всеобщая ненависть и презрение народа.

Замолчал. Тишина. Ибо снова непонятные местным обороты. А потому народ вслушивался, и несколько долгих секунд молчал. А затем начал неспешно, по нарастающей, хлопать и гудеть. Впрочем, гул и хлопки не переросли в овации — слишком много осталось в присяге непонятого.

— Ярл Вольдемар сын Ингвальда по прозвищу Тихая Смерть! — выкрикнул я, продолжая шоу. Да, я принял присягу, ибо я пусть буду без звания, но буду частью легиона. Ибо как не будучи его частью одавать приказы комрадам? Теперь же настала пора принимать присягу бойцам, и начинать надо с командования.

Массовка снова притихла, а мальчишки по моей команде внесли легионный жезл — нашего бронзового красавца двуглавого орла, поднимающего в небо крылья.

Вольдемар тоже встал на колено, брат Амвросий коснулся книгой и его лба, после чего подошёл я и протянул пергамент с текстом присяги. Передумал, встал рядом шепнул:

— Я буду говорить тихо, а ты громко повторяй.

Кивок. Читать с пергамента, отдавая честь, сложно. Потому и решил побыть суфлёром, и Вольдемар понял.

— Я, имя, сын кого.

— Я, Вольдемар сын Игвальда…

— Вступая в ряды Легиона…

— Вступая в ряды Легиона…

…Добросовестно изучать…

…До последнего дыхания…

…Не щадя своей крови для победы над врагами

…Презрение народа.

Закончил. Тишина.

— На колено, — снова произнёс я, доставая меч.

— Я, Рикардо, сто семнадцатый граф Пуэбло, главнокомандующий Легиона Пуэбло… — А это особо выделил для массовки, подсказывая, для чего сам принял присягу, хотя сеньор обычно никаких присяг не принимает. — Произвожу тебя, Вольдемар сын Ингвальда, в звание команданте. Служи честно и не опозорь оказанное доверие и славу Легиона.

Убрал меч, народ захлопал и поддерживающе закричал. А вот это — вассальная присяга, или же вступление в боевое братство — местным понятно, тут такое на каждом шагу. Нет, не зря я настоял на формулировке про боевое братство и обращение «комрад», то бишь «товарищ».

Вольдемар поднялся с колена, снова приложил кулак к груди, и, на радость зрителей, во всю глотку гаркнул:

— Служу Легиону и Отечеству!

А это уже из Устава. Который ночью таки приняли.


Дальше пошёл конвейер.

Вольдемар — первый легат. Он принял присягу, подсказывая её текст, четверым будущим старшим офицерам, командирам пока батальонов, а после до комполка (когорты) дорастут. Кандидатуры были им лично тщательно отобраны.

Один парень — из людей Ворона. Добровольно примкнул после игр под Феррейросом, что я провёл для дядюшки Алехандро. Помню, как у него горели глаза, когда просился у меня и отпрашивался у Эммануэля. Второй — из бывших наёмников с фронтира, случайно оказавшихся в Пуэбло. Приехал с Лимеса, где прожил с семьёй последний год после контракта и ДМБ по ранению. Приехал, чтоб устроиться во ФСИН нашего претора юстиции Эстебана, зеков охранять. Ибо получил в бою ранение, не позволявшее гарцевать на лошади, как прежде, а что это за рыцарь без лошади? Зеков охранять за плату малую много желающих приехало. А тут бац — под боком новое вооружённое формирование создают, легендарный легион! Пешкодралом он ходить может, решил рискнуть и повысить статус до пусть и пешего, но полноценного воина, и, учитывая его опыт и какие-то свои критерии, Вольдемар его отобрал на самый высокий пост. Третий — сынок моего барона из предгорий Холмов. Не мальчик, наших лет двадцать пять, по местным меркам корокоживущего века это солидно, и боевого опыта вьюноше не занимать. Он приехал сюда с четырьмя воинами отца, делать карьеру на новом месте, пока нет конкурентов. Оказался парнем толковым, иначе бы Вольдемар на него не согласился. Плохо, что баронет — придётся сословную дурь выколачивать. Но даже мне отсюда видно, что парень с маслом в черепной коробке. Таких, как он, баронетов, много, и им ничего в жизни не светит — титул отойдёт старшему брату. Пусть лучше к нам, нам люди всякие нужны.

Кстати, после первых побед подобных баронетов множество приедет. Надо бы придумать механизм обламывания их благородных рогов. Что в командиры только за личные качества, и начинать все будут одинаково, со статуса солдата, кем бы ты ни был. Ох, тяжко наставнику придётся!

Четвёртый, только он один, из замковой сотни. Усатый седой десятник. Перешучивались с ним всю дорогу до Кордобы и обратно, из компании Тита Весёлого. С одной стороны, куда с сединой в пехоту? Но с другой он комбат, а будет полканом — может оно и к лучшему.

После присяги уже Вольдемар, как комрад команданте, произвёл их в комрады майоры. Моё присутствие требовалось только как зрителя.

Затем новоиспечённые комрады майоры по очереди приняли присягу у своих командиров рот, сделав тех комрадами третьими лейтенантами. Пока всех вышеперечисленных было по одному человеку — легион пока слишком мал для большого количества офицеров.

А вот сержантов, то бишь пока капралов, уже приняли много, больше двух десятков. Вижу, будут ещё капралы, но позже — среди рядовых зольдаттен полно лиц, сидевших в обеденной замка на лекции по политологии и военной стратегии. Но они станут сержантами, когда новое пополнение примет присягу до солдат. Всё закономерно, в рамках алгоритма, и Вольдемаром продумано.

Рядовой состав принимал присягу уже не на сцене, а на земле. Каждый из лейтенантов по очереди зачитывал текст для своей роты, и рота, в унисон, в один голос голосила текст на всю округу. Рот было много, на всех нужно было время, а потому народец вокруг начал скучать.

А потом, когда последняя по счёту рота дружно превратилась из «отребья штатского» в «товарищей солдат», попросил комсостав вновь подняться на сцену. В массовке снова воцарилась предвкушающая тишина.

— Как вы понимаете сеньоры, комрады бойцы, это не всё! — обратился я к присутствующим. — Также, сегодня, мы создадим то, что в будущем превратится в пример для подражания. А именно, сегодня мы разобьём легион на когорты. Пока каждая когорта будет состоять из одного батальона, но, надеюсь, когда-то каждый из батальонов превратится в полноценную когорту, а после — полноправный отдельный легион. Но сейчас, пока ещё воины когорт не заслужили на поле боя авторитета, и я, от имени народа Пуэбло, даю вам его авансом, и присваиваю каждой из когорт имя великого полководца прошлого. Чтобы мы знали, чем гордиться и на кого ровняться! — Руку вверх. Поддерживающий гул.

Итак, командиры когорт выстроились фронтально перед залом. Зал притих, как и легионеры (полноправные и пока ещё не принявшие присягу «душары»). Мальчишки принесли первое знамя. Я развернул.

Алое полотнище с вышитой белой башней на фоне орла и огромной римской цифрой I над оным. И также вышитым золотыми латинскими буквами ниже — именем полководца.

— Первой когорте присваивается имя Октавиана Божественного. Первого полноправного императора Древней Империи. Похлопаем!

Радостные выкрики — знамя красивое, а люди любят всё красивое. Замковые швеи постарались. Им тоже не давал долго праздновать, но они, женщины, и не стремились. Эти дни, пока пропадал в мастерской, а консульство корпело над Уставом, и у них кипела своя работа.

— Октавиан сокрушил всех врагов на пути к трону, и во время его правления ни один враг не смел бросить серьёзный вызов Империи! — пояснил я. — И потомки за его благодатное, но сильное правление, прозвали «счастливым».

Второй когорте присваивается имя… — Мальчишки подали второе знамя. Алое, башня, орёл, но орнамент немного иной. Все орнаменты немного, но отличались. — Присваивается имя… — Протянул знамя командиру второго батальона. — …Полководца Гая Мария. Создавшего в своё время профессиональную армию.

Теперь хлопки и восторженный гул без подсказок. И гордая цифра II в круге на месте, где на гербе России императорская корона.

— Третьей когорте присваивается имя величайшего полководца древности, именем которого нарицательно назывался сам титул императора. А именно, имя Гая Юлия Цезаря!

А теперь аплодисменты покруче — Цезаря тут помнят хорошо. Уникальная личность этот Цезарь. И что удивительно, он собственно императором никогда и не был. Так, пожизненный диктаторишка (это ирония если что). И знамя, с цифрой III. Не только орнамент, но и орёл немного иной. Швеи работали бригадами, и, похоже, соревновались в вычурности в пределах техзадания.

— Четвёртой когорте присваивается имя человека, который пытался спасти Империю в момент её самых тяжёлых, последних лет. Он не смог сделать этого, потому, что божья воля сильнее любой людской, разбитое зеркало невозможно склеить. Но этот человек совершил невозможное — на два поколения удержал свою огромную страну от распада, разя всех её врагов. Четвёртой когорте присваивается имя… Флавия Аэция!

Аплодисменты, но не на имя сагрились, а на представление полководца. Мир романтики и рыцарства, а я дал исчерпывающую характеристику парню. Четвёртая когорта тоже достойна уважения.

Отступил на шаг. Дождался тишины. Осмотрел будущих легатов, массовку, и высокопарно заявил:

— Ваши когорты названы именами великих полководцев. Надеюсь, вы не подведёте в бою и не оскверните их имена малодушием и трусостью. Несите имена эти с достоинством, присущим настоящим воинам! И знамёна сии станут залогом вашей смелости и отваги.

Потом говорил что-то ещё высокодуховное. Что — не помню. Я как бы не готовил речь, играл на импровизации, но народ оценил порыв, мою искренность, хотя я периодически и сбивался, глотал слова, терял мысль. Но, как уже говорил, люди здесь простые, поголовно романтики, и это лучше скучного заунывного речитатива типа наших депутатов перед камерами. Главком а-ля Брежнев тут никогда уважаем не будет. «Пусть лучше граф слова теряет, но зато он свой парень!» — как-то так.

А затем… Все снова пошли праздновать, допивая остатки недопитого.


Загрузка...