Подпольная империя рода Амато

Глава 21

Иблейские горы на юго-востоке Сицилии были невыразимо прекрасны.

Из воспоминаний Андрея я узнал, что скалолазанием он никогда не увлекался. Мне в прошлой жизни тоже не приходилось этим заниматься, но сейчас мне очень понравилось покорять горные вершины.

Ася по её рассказам уже занималась скалолазанием, и ей это нравилось.

Когда я помогал ей справиться со специальным снаряжением, девушка, судя по порозовевшим щёкам, смущалась, но позволяла мне прикасаться к ней. Полагаю, она прекрасно справилась бы и сама, но ей нравилась моя близость. Мы оба увлечённо делали вид, что ничего интимного в эти моменты между нами не происходит.

В первый раз мы отправились в горы с инструктором. Я схватывал всё на лету, будто всю жизнь исследовал горы, так что второй раз отправились уже только вдвоём, если не считать парочки телохранителей, которые всюду, разумеется, следовали за нами.

Эти наши восхождения на горы бодрили и тело, и дух, изматывали до предела, но нам нравилось, в конце дня мы чувствовали себя приятно утомлёнными. А вот наши телохранители, вынужденные заниматься скалолазанием не по желанию, а по служебному долгу, наверное, уже прокляли все горы мира: они пыхтели от натуги, к концу дня еле волочили ноги, и мне хотелось подколоть их — мол, кто кого сейчас будет охранять, если вдруг на нас нападут.

Ася вопреки женственной хрупкости отличалась силой и тела, и духа. Её тонкие руки во время скалолазания двигались уверенно, изящные ноги имели твёрдую поступь, всё её прекрасное тело воплощало ловкость и стойкость. Эта девушка восхищала меня множеством граней, которые ото дня в день открывались моему пытливому взору.

Мы прибыли в Сиракузы несколько дней назад. Здесь находилось родовое гнездо семьи Амато — наших родственников.

Первый день посвятили знакомству с роднёй, прогулкам по их поместью и уютным, интересным разговором — то за обедом, то за прогулкой по обширному саду, разбитому у громадного дома в три этажа, то за бокалом вина вечером у камина. Камин имел чисто эстетическую функцию: здесь, на Сицилии, лето было уже в разгаре.

Нам с Асей показали виноградники семьи — огромные, на которых выращивали несколько сортов отменного винограда.

Попробовали, конечно, вино из него — и я без раздумий скажу, что вина вкуснее не пробовал в своей жизни. Серьёзно, оно было даже лучше, чем всё, что я пил в прежней жизни — а я много чего перепробовал за долгие годы своего существования.

А какие здесь оказались томаты! Особенно я оценил сорт пачино — невероятно сладкие, с сочной мякотью.

Здесь я убедился, что обыкновенные спагетти можно приготовить так, что они становятся удивительно насыщенным на вкус блюдом.

За несколько дней нас успели угостить чуть ли не всеми основными блюдами национальной кухни, и мои вкусовые рецепторы взрывались от экстаза. Ася тоже была в восторге. Взгляд девушки светился от удовольствия.

Вообще я ощущал в этом месте странное, давно забытое чувство… счастья, что ли. Не просто восторга от развлечений, не просто радости от встречи с приятными людьми, и дело даже не в Асе, которая всё сильнее будоражила мой ум, не говоря уж о молодом, сильном теле. Дело больше в покое, в гармонии. Да, да, именно в них.

Всю свою прошлую жизнь в другой мире я провёл, вгрызаясь зубами в глотки врагов, карабкаясь по древу жизни к самой её вершине — я потом и кровью проложил себе путь к могуществу. Я видел ненависть вокруг, я ощущал её в самом себе. Я видел, как льются реки крови — и я проливал её сам. Я тысячи раз наблюдал человеческую агонию, был свидетелем, а часто и источником чужих мучений — и с годами научился слушать стоны и крики боли, но не слышать их.

В Петербурге я вновь попал в самое пекло: смерти, кровь и всякое дерьмо неизменно были всей моей жизнью.

Но здесь… на этом острове… всё было иначе. Не было никакого дерьма и грязи. Всё было таким цветущим, светлым, безоблачным… неправдоподобно безмятежным. Половина меня не верила в возможность такой жизни: казалось, что всё это просто фасад, до поры до времени прикрывающий ужас реальности. Но другая половина меня знала, что конкретно для меня и конкретно сейчас — это правда. Здесь и сейчас я могу просто наслаждаться жизнью. Здесь и сейчас мне не надо вгрызаться в глотки врагов. Не надо проливать ничью кровь. Не надо сеять кошмар на своём пути. Я не знал такой жизни. И самое странное — мне она понравилась.

Здесь Амато тоже были могущественными, крутыми мафиози. Но таких проблем, как в Петербурге, не испытывали. Три крупные сицилийские семьи поделили между собой остров и в зоны влияния друг друга не лезли. Амато принадлежал юг острова.

Первую неделю своего пребывания у родственников мы по большей части занимались изучением окрестностей: скалолазание, прогулки по виноградникам, по городу, изучение его достопримечательностей. Было увлекательно, весело и интересно.

Но нам с Асей надоело всё время шляться где-то и мы решили сменить занятия для разнообразия. Очень кстати Алберто — мой двоюродный брат, то есть брат настоящего Андрея, конечно же — позвал нас в гончарную мастерскую, принадлежащую семье.

Ах, да… родственники. Они оказались весьма приятными в общении людьми, нас с Асей встретили так, будто мы были самыми желанными их гостями. Да, меня очень подкупило их отношение к Асе — с ней обращались так, будто она была не просто моей знакомой, а невестой. Это слегка смущало саму девушку, а я лишь улыбался от удовольствия.

Главой семьи был Вико — старший брат моего отца. Высокому, худощавому старику было около семидесяти, но держался он, как король — величаво, с горделивой осанкой, со взглядом, исполненным достоинства и мужественности.

Младшим братом был Луиджи — лет на пять моложе отца. Полноватый, но крепко сложенный, с пышными усами, но лысой головой, маленькими глазами, которые остро впивались в собеседника. Он был, по словам всех членов семьи, лучшим поваром Сицилии. Именно его идеей было открыть небольшой бизнес — пиццерию. И она, кстати, процветала. Луиджи предложил нам с Асей посетить заведение и даже обещал научить готовить настоящую итальянскую пиццу.

У Вико было трое детей: Леон — старший сын и наследник рода, Алберто — управлял гончарной мастерской, и Алба — юная смуглая красавица с озорными тёмными глазами.

Жена Вико умерла несколько лет назад от болезни.

Луиджи так и не обзавёлся семьёй. Он занимался делами пиццерии.

Леон помогал отцу во всех серьёзных делах, часто уезжал из дома. Это был серьёзный мужчина лет сорока, редко улыбающийся и частенько угрюмый.

Алберто было не более тридцати, но по манерам я дал бы ему куда меньше. Он много шутил, острил, во многом проявлял беспечность, слишком легко относился ко многим вещам в жизни. У него три объекта обожания — гончарная мастерская, выпивка и женщины.

Алба, с одной стороны, была легкомысленна и ветрена, судя по поведению и речам, с другой — во многих её рассуждениях слышался острый ум.

Ася с ней подружилась. Они много времени проводили вместе, прогуливаясь и болтая о чем-то.

Мы приняли предложение Алберто посетить гончарную мастерскую.

— Много у вас бывает заказов? — спросила Ася у Алберто, когда мы доехали до мастерской и стали осматривать её.

Здесь были во множестве разнообразные вазы, кувшины, тарелки, чаши.

— Достаточно для масштабов города, мы в Сиракузах — единственные, кто этим занимается. Вообще под моим начальством тут работает два мастера, но сегодня я дал им выходной, чтобы создать вам более… интимную обстановку. — Парень хитро подмигнул Асе, та зарделась. — Хотите, научу лепить глиняные горшки?

— В можно? — Глаза Анастасии загорелись восторгом.

— Конечно!

Остаток дня мы провели в мастерской: Алберто учил нас обращаться с глиной, формировать её нужным образом, обжигать в печи.

Ася жаждала новых знаний и впечатлений и с готовностью устремлялась к ним. Глядя, как она придавала глине форму горшка, я думал, что она выглядит так, будто всю жизнь мечтала об этом дне.

Под конец дня Алберто ненадолго покинул нас, и мы с девушкой ощутили атмосферу той самой интимной обстановки, которую обещал нам парень.

Насыщенный день плавно перетек в уютный вечер, а затем и в тихую ночь.

Вообще наше существование здесь было таким умиротворённым, таким безмятежным, что я уже почти успел позабыть, что такое опасности. Впрочем, одно событие однажды всё же нарушило наш покой.

Это случилось ночью. Днём мы с Асей побывали в пиццерии, вечером сходили на танцы. Ложась спать, я и не подозревал, что ожидает меня впереди.

Мой крепкий сон был прерван криками.

— Что стряслось? — спросил я, спустившись вниз и потирая сонные глаза.

Вико хмурился, Луиджи метал гром и молнии, все остальные возмущались и негодовали. Ася стояла у дальней стены и в тревоге всматривалась в лица моих родственников.

— Сожгли! Пиццерию сожгли! — сообщил мне Луиджи, трясясь от ярости.