Я постучался в кабинет отца.
— Войдите.
Отворил дверь, увидел, что князь нагнулся над бумагами и что-то сосредоточенно читает. Угрюмость легла на его лицо межбровной складкой.
— Мне необходимо поговорить с тобой. Это важно. — Я сел напротив.
Отец откинулся на спинку кресла и, переплетя пальцы, сложил руки на груди.
— Ты выяснил, кто тебя заказал?
— Ещё нет. Но это кто-то из криминального мира.
— Да, это я знаю, Михаил Алексеевич звонил мне. Сказал, что всё чисто, никто тебя не заказывал из властей.
— И я поговорил с ним, — кивнул я. — Так для нас гораздо лучше.
— Ещё бы. Если бы мы помешали кому-то оттуда… — Отец поднял взгляд вверх: — … плохо нам тогда пришлось бы. Так о чём ты хотел поговорить?
— Предлагаю усилить охрану — у каждого из нашей семьи.
Князь взглянул на меня со смесью уважения и изумления.
— Неожиданно слышать это именно от тебя. Если бы год назад тебе предложили не то что усилить свою охрану, а даже просто иметь её, ты бы, оскорблённый в лучших своих чувствах, вызвал этого человека на дуэль.
Я хмыкнул.
— Одобряю, что ты стал более рассудительным и осмотрительным — это первое правило для того, что именно море врагов и при этом хочет задержаться на этом свете.
— Вот и я в том же направлении мыслю, отец. Так, значит, усилим охрану?
— Да. И об Анне с её мужем надо позаботиться.
— Да уж… хотя я был бы не прочь на этого актёришку натравить киллера, сразу двух зайцев, как говорится: и душевное удовлетворение получил бы, и на заказчика вышел.
— Что бы ты там к этому Сальваторе не чувствовал, ты давай брось эти разговоры, хоть и в шутку… не то мать расстроишь. Она ослабла совсем за последние дни. — Складка на лбу князя стала глубже.
— Что доктор говорит о её здоровье? — тихо спросил я, искренне печалясь о женщине, которую стал называть матерью.
— Что лучшее, на что она может рассчитывать до конца своих дней — это добиться стойкой ремиссии. А для этого ей необходим покой.
— Тогда разумнее всего было бы отправить её подальше отсюда на отдых куда-нибудь.
— Ты же её знаешь… она не может переносить время, когда не дома. У тебя всё, Андрей?
— Да, отец. — Я поднялся. — Спасибо.
Вышел, направился в свои покои.
Усиленная охрана для одного из сильнейших, возможно даже, сильнейшего мага этого мира? А как иначе? Настоящий Андрей Амато имел более раздутое, чем я, эго, и менее развитую способность критически мыслить, а я-то понимаю, что магические защиты — это, вне всякого сомнения, круто, но без обыкновенной охраны тоже не обойтись. Невозможно быть готовым к нападению и всё время, ежесекундно, находиться в состоянии предельного сосредоточения и концентрации. А пуля может прилететь в меня в любом месте и в любое время, и никакая магия от неё не спасёт, если я не буду предупреждён об опасности заранее.
На следующее утро отец вызвал меня к себе.
— Итак, вся наша охрана усилена. Матери звонила Анна и, можешь себе представить, её муж посмел выказать недовольство — мол, чего это без моего ведома какую-то охрану приставляют ко мне и моей супруге? Ему бы по сцене своей скакать и молчать в тряпочку, если благодарность выразить не умеет, а он ещё возмущаться изволит… — Отец негодующе скривился.
— Быть может, всё же стоило его прикончить руками киллера… — протянул я.
— Андрей!
— Да я шучу! Знаю, что нельзя трогать этого… а руки так и чешутся. Да ведь Анна нас тогда возненавидит.
— Дело вовсе не в Анне, а в том, что Сальваторе теперь — один из нас, пусть даже только формально. Но мы не трогаем своих… если только нет измены. — Князь помрачнел, и я поспешил свернуть тему, понимая, что ему вспомнилась смерть Бориса.
— А как там Анна? Не жалуется на супруга своего?
— Она поёт ему гимны, — усмехнулся отец. — Твоя мать в восторге.
— Что ж… я ясно дал понять этому певцу, чтобы и думать забыл о других девках, иначе он узнает, что такое — разозлить Амато.
— Кстати говоря, о девках… собственно, из-за них я тебя и вызвал. К нам с минуты на минуту пожалует одна дамочка… хм, так скажем, управляющая принадлежащим нам элитным учреждением, специализирующимся на плотских утехах.
— Ты про публичный дом?
— Э, нет, сын, публичные дома у тех, кто помельче, а у нас эскорт-агентство. Одно из самых элитных в империи. Его клиенты — элита Санкт-Петербурга: купцы первой гильдии, промышленники, офицеры, генералы, дипломаты… Так вот, у директора какая-то проблема возникла, и она приедет, чтобы обсудить это со мной. Я решил, что ты должен присутствовать на встрече, раз ты теперь моя правая рука и наследник рода.
— Благодарю за доверие, отец. — Я кивнул ему.
Через пару минут служанка заглянула, чтобы сообщить о приходе той, кого мы ждали. Отец велел проводить её в кабинет, и вскоре перед нам предстала женщина средних лет, одетая в строгий брючный костюм. Её нельзя было назвать красавицей, но во всём её облике присутствовало нечто более привлекательное, чем красота в обычном понимании этого слова. Директор борделя — люблю называть вещи своими именами, шлюха не перестаёт таковой быть, если прозвать её «обслуживающим персоналом по вопросам утоления похоти» — была воплощенной женственностью, грацией, элегантностью. Её притягательность не кричала о себе, не зазывала, она заявляла о себе со спокойным достоинством. Эта женщина явно знала себе цену.
— Это мой сын и наследник, Андрей, — представил меня отец.
— Рада знакомству. Вольская Инга Валерьевна. — Дама протянула рука, я пожал её, пригласив присаживаться. — Андрей Николаевич, — обратилась она к князю. — Боюсь, я пришла к вам с серьёзной проблемой. После первого случая я, можно сказать, закрыла глаза… точнее, попыталась всё замять, уладить своими силами, но… без вашего вмешательства, боюсь, ничего уладить не выйдет.
— Давайте по порядку… что конкретно произошло? — нетерпеливо спросит отец.
— Одни специфические клиенты… обидели некоторых наших девочек.
— Что значит «специфические»? — поинтересовался я.
— Со странными, так скажем… предпочтениями.
— И что же они такого страшного сделали? Или неужто шлюхи нынче пошли такие нежные, что уже на малейшую грубость жалуются? Так ведь профессия обязывает их терпеть некоторого рода грубости.
— Нет, Андрей Николаевич, речь не об обычной грубости, которая приемлема в… в роде их занятий. Двух девочек изнасиловали.
— Теперь это так называется? — усмехнулся я.
— Да нет же, их силой потащили, без предварительного оформления заказа. Вы ведь знаете, какая у нас система. Вначале оформление, оплата, выбор партнёрши, и лишь потом… эти клиенты потом, правда, оплатили услугу, и даже очень щедрые чаевые оставили, но сам факт того, что они вот так варварски себя повели…
— Да, весьма неприятная ситуация, — согласился отец.
— Но это ещё не всё. Потом они снова пришли. На этот раз всё оформили, как полагается, но вновь применили насилие. Двух девушек жестоко избили, а одна… она не может продолжать работу после того, что с ней сотворили.
Инга Валерьевна замолчала, в глазах её вспыхнул гнев.
— Мы вас слушаем, — поторопил я её.
— Те были просто садится и отморозки, а один оказался… совсем чокнутым. Он… он топил её.
— Топил?
— Да, в ванной. Мои люди прибежали на шум. Он силой окунал голову девушки под воду, вытаскивал, снова окунал. Когда всё было закончено и я пришла поговорить с ней… бедная девочка лежала, скорчившись на полу, на грани потери рассудка. Она наотрез отказывается обслуживать клиентов.
— М-да, нехорошо поступили эти товарищи… Что вы о них знаете?
— Какие-то очень состоятельные господа, приезжие. Купцы-промышленники из Сибири. Они приехали на Петербургский экономический форум.
— О, серьёзные господа, — отреагировал отец.
Я напряг память Андрея и понял, что этот самый форум — крупнейшее событие в экономической жизни не только столицы Российской империи, но и всего Восточного полушария.
— Охрана у наших сибирских гостей, конечно, что надо, — размышлял вслух отец.
— Именно поэтому я поняла, что без вашего вмешательства ситуацию эту не исправить, а закрывать глаза на такое…
— Никогда, — закончил я за неё. — На территории Амато беспредел не будет твориться никогда.
— Займись этим вопросом, сын, — обратился ко мне князь.
— Конечно, с радостью, отец.
Сергей довёз меня до коттеджа, в котором господа из Сибири кутили прямо в этот момент, если верить моим осведомителям. Это был пригород, место уютное, утопающее в буйной растительности в виде сада, разбитого у коттеджа. Чуть вдали от ворот был перелесок.
Я велел своим людям — усиленная отцом охрана, которая сопровождала меня в двух автомобилях, следующих впереди и позади моего собственного — не вмешиваться в мои разборки с теми, к кому я пришёл — без моего непосредственного чёткого указания. Ну, а с охраной разрешил повеселиться, конечно, что мне — всё одному кулаками махать?
Мы подошли к воротам, охраняемым двумя внушительного вида мужчинами в чёрных костюмах.
— Это частная те…
Не дослушав, я направил на них свою энергию, и оба охранника обнялись с землёй.
Войдя внутрь, наткнулись у дверей на более серьёзную охрану в лице четырёх магов. Те видели произошедшее со стражами ворот, поэтому медлить не стали. В нас полетели огненные шары, одному моему человеку подпалило рукав. Я, уклоняясь от огня, который меня пытались поджарить, подскочил к мужчинам и вырубил одного из них быстром и точным ударом в горло. Мои люди справились с остальными.
Переступив через тела поверженных противников, мы вошли в дом и оказались там лицом к лицу с четырьмя очередными телохранителями. Они вытащили пистолеты и открыли по нам огонь, но моих людей было больше: мы быстро вывели из строя все четырех молодцев — я запретил их убивать, лишь вырубить.
Поднявшись на второй этаж, мы очутились в центре безудержного винно-танце-трахательного веселья. В огромной комнате грохотала музыка, тут и там стояли в изобилии бутылки и бокалы с увеселительным содержимым. Наши сибирские гости в лице четырёх мужчин разного возраста — двое лет двадцати пяти, двоим около полтинника. Двое вольготно устроились на диване, облепленные со всех сторон барышнями, не обременившими свои прекрасно-юные тела одеждой, двое устроили пародию на танец, пьяно покачиваясь в центре комнаты и щупая за разные места своих дам.
Наше появление заставило их, с трудом продравшись сквозь густую завесу хмеля, выключить музыку и крикнуть изумлённо-разъярённое:
— Вы ещё кто такие? Пшли вон отсюда!
— Вам надо протрезветь, господа, а то с пьяными не договоришься ни до чего. Я сейчас устрою вам процедуры по отрезвлению. — Я широко улыбнулся и, подойдя к одному из танцующих, вышиб из него дух ударом в живот.
— Ты что… творишь? Тебя кто… прислал? — прохрипел он, согнувшись вдвое и схватившись за брюхо.
Девицы завизжали, аки свиньи на убое, а трое товарищей побитого мной ублюдка начали приближаться ко мне, один из них оказался магом и пытался грохнуть меня ей, но я блокировал его удары, а затем поднял телекинезом над полом и как следует шарахнул об стену. Мужик упал без сознания.
Третий попытался ударить меня в голову, но был так напичкан алкоголем, что промазал и попал бы мне в плечо, если бы я не перехватил его руку. Заломил её за спину с такой силой, что послышался хруст.
Комнату заполнила отборная брань.
— Ты мне сломал её, урод! Ты ответишь за это, вонючий козёл! — заорал он.
— Ишь ты, даже протрезвел от боли, — хмыкнул я.
Четвертый их товарищ, судя по виду, самый молодой, и, судя по поведению, самый трусливый, вжался в стену, глядел на меня глазами животного, приведённого на заклание и стонал что-то вроде:
— Оставьте меня… не трогайте меня…
— А ты что, только девкам свою силу показать можешь? — обратится я к нему с лёгкой улыбкой.
Тот, которого я ударил в живот, очнулся и кинулся на меня. Попытался ударить ногой, но я схватил его за ступню, тот рулнул на пол, я повернул под неестественным углом ступню, и насильник женщин заорал от дикой боли.
— Сломал! Сломал! Что тебе нужно от нас⁈
— А вот это уже другой разговор, — отозвался я. — Я очень скоро расскажу вам, что мне нужно от вас, но сначала — сначала закреплю полученный эффект, чтобы вам даже в голову не пришла мысль не послушаться меня. Тащите всех четверых на улицу, — велел я своим людям.
Те выполнили приказ. Я направился вон из комнаты и толькой сейчас вспомнил о девицах, которые уже на верещати, а лишь пытались просочиться сквозь стены. Глаза барышень выглядели, как огромные колодцы с плечущимся внутри ужасом.
— Вы свободны, дамы, — обратился я к ним мягко и с ободряющей улыбкой. — И мой вам совет — не связывайтесь больше с этими господами. Они, знаете ли, бывают не очень обходительны с дамами.
Спустившись вниз и выйдя на улицу, я подошёл к ветхому маленькому строению и открыл дверцу — ноздри запаниковали от хлынувшего в них смрада.
— Тащите сюда их, — крикнул я своим людям.
Когда приказ был выполнен, я велел:
— Скидывайте их.
— Куда, господин? — не понял один из бойцов.
— Вот прямо туда, — кивнул я в отхожую яму.
— О! — одновременно охнули несколько моих людей, но незамедлительно принялись за исполнение приказа.
Насильники женщин заверещали, пытаясь вырваться.
Через пару секунд послышалось четыре громких, сочных «плюха».
Я подошёл к яме.
— Ну что, хорошо вам там поплавать? — поинтересовался любезно.
Мужики не оценили, покрыли меня трёхэтажным матом.
— В следующий раз, если вам захочется изнасиловать, или избить, или утопить кого-то из моих девочек… подумайте крепко: а вам оно точно надо? Потому что в следующий раз я не сломаю вам руки, я вам их отрежу. И в следующий раз я не заставлю вас просто купаться в дерьме, в котором вам самое место, ведь вы тоже состоите из дерьма — в следующий раз я заставлю вас жрать говно. Вы меня поняли?
— Пошёл нахрен, сукин сын! Тебе конец! — прорычал яростно тот, кого я вырубил магией, его товарищи возмущённо зашикали на него.
— Вы, господа, кажетесь мне более рассудительными. А вот товарища вашего придётся ещё немного проучить.
Я подошел к краю ямы, схватил выродка за волосы и лицом вниз засунул в нечистоты. Он забарахтался, пуская пузыри по поверхности отвратительной жижи, пытался вырваться, но мощь моих рук во много раз превосходила силу этого мерзавца.
— Теперь ты понял меня, дерьма кусок⁈ — заорал я на него и вытащил наружу.
— Да… да! — захлёбываясь от ужаса, выдавил он. — Пусти!
— А, ну, закрепим урок! — Я снова окунул ублюдка в субстанцию, из которой состояла его собственная душа, и вытащил лишь тогда, когда волникла опасность, что он захлебнётся. — Точно понял меня?
— Да!!! — едва ли не прорыдал он. — Отпусти меня, молю тебя!
— Так уж и быть, — улыбнулся я и, отпуская его волосы, встал. — А теперь выбирайтесь и идите в дом. Будем с вами сделку совершать.