Подарок для герцога. Вернуть отправителю!

Глава 7

Было ли у тэра Вольгана золотое приглашение полчаса назад? Вряд ли маг, сцеживающий в чашу жуткую тьму, планирует выйти в свет. Да и не похож он на заядлого театрала.

Хотя… что я знаю о Владаре Вольгане? Судя по последним событиям в кабинете Башелора – ничего. Но явно больше, чем хотела бы.

– Могу поспорить, еще десять минут назад вы в театр не собирались, – сообщила ректору, под его надзором забираясь в экипаж, заранее нагретый чарами.

– Странно. Действительно, я терпеть не могу маскарады и лицедейства, – задумчиво покивал взлохмаченный тэр. – Однако я вдруг воспылал острым желанием оказаться с вами в закрытой ложе.

Значит, все-таки в закрытой…

Та-да-да-дам, Лизавета Юрьевна. Та-да-да-дам.

С ректором неловко вышло. Гала права, Вольган не простит нам, если вся академия станет свидетелем его провокационного поведения в отношении студентки.

Попробуй потом отмой репутацию. Почти уверена, что и зелье с рубашки не отстирается.

Но что, если бенефис разгоряченного ректора будет наблюдать весь двор Владыки?!

Я уже пережила стресс в похожих декорациях. Вот совсем недавно. Когда меня сначала собирались придушить, а потом в экипаж заманили… и чего только ни вытворяли с бедными юбками!

Это очень, очень плохое дежа вю. Чутье кричало, что ничего хорошего в театре случиться не может.

Неприятное, зудящее чувство захлестнуло грудь и шептало в уши: совпадения неспроста. Мы с ректором – глупые пешки в чей-то «большой игре». Потому что подобный круговорот нелепостей бывает только в дурацкой комедии… Или вот, в Сатарской академии магии.

Но однажды я уже отбила колени на утесе, погнавшись за кошкой. И случайно вышла замуж, приняв все за розыгрыш. Теперь в совпадения не верила. Да и почерк был… характерный.

«Лизавета с утеса»… Нет, ну надо ж быть такой бесстыдницей! Ухмылка богини-подростка прямо просвечивала через тисненую бумагу.

Сегодняшний день с самого утра напоминал утренник в сумасшедшем доме. Сначала это срочное задание от Башелора – и именно для меня. Потом Шимани с его зельями, которые Гала едва успела состряпать к сумеркам. Камеристка, возомнившая себя почтальоном, тэр Вольган, забывший запереть дверь…

Чем больше я думала об этом под копытный перестук, тем явственнее видела вмешательство. Божественного размаха. Чтобы все сложилось вот так идеально, выверенно, по нотам, за «куклами» должен был приглядывать дирижер. И махать в такт волшебной палочкой.

Кто-то «вложил» эти зелья мне в руки. Кто-то вскинул импульсом мой кулак… Именно этот, с зеленой склянкой. Кто-то сунул приглашение ректору в карман брюк.

Я чуть сдвинулась дальше по диванчику, пытаясь отлепиться от дымившегося тэра, и прижалась щекой к окну. Уффф… Прохлада. Похоже, у меня и впрямь жар.

Я сощурилась и уткнулась носом в стекло, надеясь обнаружить на заснеженном сером фоне белобрысую Миланку. Ух и показала бы я ей кулак, пропахший сладкими благовониями!

А может, я перепутала кошку с россохой, и в коридоре мелькнул хвост Верганы? Эта тоже затейница с опытом.

Не она ли нашептала Башелору, чтобы магистр задал сочинение о пятой, всеми забытой богине? Не по ее ли подсказке Шимани поручил студентам приготовить любовные зелья, усиленные неизвестными Грю-диентами?

Я нервно встряхнула светлыми, наспех уложенными кудрями. Ну и фантазия! Божествам, конечно, больше заняться в Сатаре нечем, кроме как учебную программу нам составлять.

И когда ты стала такой фаталисткой, Лиза?

Сама же ответила: когда прочитала на случайном приглашении свое имя. Такое «совпадение» всякую рациональную душу доконает.

Меня там ждали. Именно сегодня, именно в театре. Какая-то из богинь (благо, их в мире целый воз с тележкой) желала, чтобы я сходила на спектакль второй раз. И досмотрела постановку о Лавре и Триксет до конца.

– Тэр Вольган…

– Зовите меня Владар. Или Влад, – приказал ректор и размашисто придвинулся ко мне, зажав между собой и окошком экипажа.

Вспомнив, что маньяков лучше не дразнить, я подчинилась.

– Влад, вы уверены, что нам нужно в театр? – уточнила сбивчиво, поправляя рукавицы. – Давайте сначала погуляем по людным улочкам Пьяни. Вы подышите морозным воздухом, протрезвеете… К утру будете как огурчик.

– Зеленым и пупырчатым? – мрачно переспросил ректор и изобразил несчастную ухмылку. – Театр больше соответствует моим целям.

– А к-каковы ваши цели?

Экипаж обогнул академию и по узкой дороге, спрятанной между скал, полетел в сторону Двора.

– Вы будете глядеть на сцену, я – на вас. Вам нескучно, мне полегче. Все останутся в плюсе.

– Если вы начнете вести себя недостойно, я закричу на весь зал. И от вашей репутации останется мокрое место.

– Как и от вашей, герцогиня, – усмехнулся он. – Не беспокойтесь, это укромные балконы для высших. Из партера нас не увидят.

Я захлопнула рот и прикусила губы изнутри. Батюшки, точно, Вольган ведь переписывался с Габом и, уж конечно, в курсе моей настоящей личности. Всех моих чертовых личностей.

Но в нынешнем плачевном состоянии ректора, похоже, не волновало, чью жену он гуляет, танцует и окультуривает.

Харпии к ночи подустали, поэтому вместо отрывистых длинных полетов мы просто катились, изредка подпрыгивая на кочках.

Экипаж непривычно трясло. Колеса застревали в пробоинах дороги. Кучер жаловался на заторы, кричал соседям, зажавшим его слева и справа на узком участке… Столичные пробки по-сатарски.

Я в этой части Пьяни никогда не была – зачем бы мне? «Двор» представлял собой оживленный кусок города с объемным дворцовым комплексом по центру. Вокруг обители Владыки кипела жизнь, из башенок разносилась живая музыка, экипажи обгоняли друг друга, красиво одетые дамы подставляли румяные лица ярким фонарям.

Это на площади богинь, там, внизу, в этот поздний час уже тихо и безлюдно. Торговцы спят, укрыв глаза домов ставнями, точно сонными веками. Здесь же жизнь кипит, видимо, круглосуточно.

– К центральному входу не проехать, тэр, – прокричал кучер в «слуховую щель». – Вся обочина в два ряда заставлена, не протиснемся. Я к заднему подкачу, там чуток пройти.

Проблемы с парковкой – тоже знакомая ситуация. Ох и намучилась я искать свободный пятачок рядом с офисом Ворошилова…

Пока харпемейстер разворачивал транспорт и заставлял харпий месить снежок в переулке, я отметила, что в театре ожидается аншлаг. Лощеные господа с дамами в пышных платьях, глянцевые повозки, харпии в золотых масках… Высший свет прибыл сиять.

Я придирчиво оглядела наряд, выпавший на меня из шкафа. Признаться, выпасть могло что-то и поприличнее… На расшитом кружевами голубом лифе до сих пор красовались пятна от ягодного джема. Это платье я надевала в Грейнхолле на завтрак с Владыкой – и неудачно выронила вилку, когда он сообщил новости о тумане. А в чистку отдать забыла.

Впрочем, на рубашке ректора, проступая сквозь косметические чары, зеленели пятна покрупнее. И впрямь – огурчик.

Слава Миландоре, у нас укромные места на самом верху…

Как и обещал, кучер остановил экипаж на задворках классического здания с колоннами и островерхими башенками. Пока мы обогнули театр, разодетая толпа зрителей уже успела схлынуть с парадного крыльца и рассосаться по залу.

С мыслью «быстрее начнем, быстрее закончим» я покорно взяла ректора под руку и пошла к лестнице. Нам пришлось подняться на три пролета, чтобы выйти на нужном ярусе «закрытых лож для элитных гостей».

Наш балкончик на двоих был по правой стороне, за отдельной бордовой шторой. Влад помог усесться мне, забрался в соседнее кресло и приступил к наблюдению. Я чувствовала, как его колючий взгляд катается по моей щеке, трогает мочку уха, залипает на губах…

– Прошу, смотрите на сцену, – взмолилась я. – Начинается.

– Спектакль для вас, Эмма. Для моих глаз – другое пиршество, – прохрипел ректор и, поймав мое запястье, крепко сжал ладошку.

Я нервно глянула на его руку. Черная манжета казалась заляпанной… чем-то. Хотя вряд ли темная жуть, что сочилась из его вен, оставляет пятна. И все же я испуганно дернулась и отшатнулась.

– Вас страшит увиденное в кабинете Башелора? – без уверток уточнил ректор, но второй раз руку ловить не стал.

– Страшит, – призналась шепотом.

Повернула голову к нему, изобразила улыбку. Кривоватую, знаменующую приближение истерики.

Я и раньше разглядывала ректора – он был видным мужчиной, врезающимся в память каждой чертой. И каждый раз он казался мне немного другим. То строгим и властным, то мудрым и понимающим, то озорным, скрывающим ухмылку…

Сейчас он снова был непривычным. Выглядел моложе, чем раньше. То ли кожа от жара разгладилась, то ли растрепанные волосы вносили немножко хаоса в сдержанный облик, то ли виной всему страстное серебряное пламя в глазах…

От тягостных рваных вздохов рубашка на его плечах натягивалась, облепляя внушительную фигуру. Кадык дергался, горло сглатывало, вызывая жажду и у меня. Ямочка на подбородке очертилась ярче. Кожа, напротив, болезненно побледнела.

Красивый мужчина. С темной жутью в рукаве.

– Думаю, я могу доверить вам свою тайну, – прохрипел ректор и чуть придвинулся. – Я воспользовался ритуальной чашей Анаусси, чтобы…

– Умоляю, не надо! – я дернулась вперед и накрыла его губы рукой. – Не вздумайте посвящать меня в свою тайну.

– Полагаете, это вас расстроит? – уточнил он, бережно перехватывая запястья и целуя каждое по отдельности.

Ох, сиятельные богини, за что мне этот кошмар?

– Полагаю, это расстроит вас, когда вы очнетесь, – пробубнила, конвульсивно сжимая кулачки. – А потом, уж конечно, и меня. Когда попытаетесь убить.

– Тогда смотрите на сцену и не мешайте мне любоваться своим наваждением.

Ректор отпустил меня на свободу, и я порывом сдулась подальше от его жаркой персоны. Сделала вид, что внимательно слежу за действием.

В костюме золотой птички по сцене кружилась хрупкая девушка, приплясывая босиком, как лесная нимфа. Сначала я приняла это за странный танец, но потом поняла, что она уворачивается от темной тени. Та напирала сверху, пытаясь поглотить плутовку… Но девушка исхитрялась вынырнуть из черноты в последний момент, вызывая «охи» облегчения по всему залу.

Клювастая маска закрывала половину ее лица, оставляя на свободе только кончик носа, чтобы актриса не задохнулась, и рот. На одном из поворотов показалось, что птица показала мне язык!

Я недоуменно нахмурилась. Привидится же… Потрясла головой, потерла глаза, размяла затекшую шею. Сцену с этих мест было видно плохо. Уверена, закрытыми ложами пользовались совсем в иных культурных целях.

Мой расслабленный взгляд проплыл по балконам напротив, по левой стороне театрального зала. В каких-то дремали пожилые джентльмены, в других перешептывались дряхлые придворные сплетницы… А в той ложе, что расположилась прямо перед нами, молодой мужчина отрешенно глядел на сцену.

Я бы решила, что он заворожен спектаклем, если бы не сидящая на его коленях девица с озорными рыжими кудряшками. Трудновато погружаться в действие с таким-то отвлекающим фактором. Хихикающим и шуршащим.

Впрочем, вид мужчина имел столь задумчивый, будто и впрямь не замечал на коленях «инородный объект».

Я даже не сразу узнала его в полумраке закрытой ложи. Его – это моего мужа! Законного, чтоб его демоны на рогах крутили.

Габриэл. Прямо напротив. Я могла бы докинуть до него теннисный мяч без ракетки.

Под нами разверзалась пропасть партера, снизу чернело море людских голов и плеч. А я неотрывно глядела на Габа. На кворга, заверявшего, что он погребен под размноженными хельмами в военном шатре!

– Вы побледнели, тэйра Барнс, – отметил ректор и осторожно провел тыльной стороной ладони по моей щеке. – Так переживаете о судьбе богини?

– Я о своей судьбе переживаю, – сглотнула судорожно и попыталась проморгаться.

Почудилось, может? Гала говорила, у меня жар… Это объясняет галлюцинации. Чужие хвосты, чужие языки, чужих мужей. Чужих девиц на чужих коленях.

– Пока на рубежах все спокойно, наши судьбы в наших руках, – пробубнил тэр Вольган, подгребая меня к себе. – Дрожите… Вы замерзли?

Скрестив руки на груди, я позволила ректору прижаться. От него было хоть немного теплее. Видимо, дело в лихорадке: Влад пылал, как вулкан. Он отгонял леденящие нити Триксет, что пытались пробраться ко мне под ребра.

– Думаю, прорыв демонов сейчас был бы кстати, – простучала зубами. – Прямо тут, в театре.

– Ох, Эмма, поверьте, в демонах нет ничего приятного, – мурлыкал ректор, добравшийся до тела. – Я был недавно в Вандарфе, еще до смены сезона. Слушал рассказы местных. Нужна стальная выдержка, чтобы день и ночь стоять перед туманом лицом к лицу. Как перед неизвестностью, как перед смертью.

– Иногда неизвестность лучше, чем… чем «известность», – прошипела, буравя глазами Габриэла.

Он что-то прошептал девице, и та, скорчив обиженную мордашку, сползла с его колен на бархатное сидение.

Сиелла! Она была прибрана куда лучше меня: аккуратные кудряшки, богатое платье, расшитое серебряной нитью, колье, сверкающее травянисто-зелеными камнями… Вот ведь рыжая стерва!

– Вы не понимаете, мне нехорошо, – промычала я, сжимая висок. – Мне так дурно…

– О, еще как понимаю, – ректор перевесился на мою половину и прижался теснее. – В груди печет, сердце ноет, внутренности обжигает, под ребрами черная воронка засасывает… и кажется, еще минута – и ты больше не сможешь терпеть эту боль.

– Да, именно так, как вы описали, – прошептала, разрываясь от эмоций. – Как выключить чувства?

– Если бы я знал, мы бы не сидели в закрытой ложе!

– Бросьте, у вас пройдет. Через час или два, – пообещала тэру Вольгану. – Отпустит, и забудете. А я, как же я?

Знакомый мужественный профиль выступал из темноты. Мой муж. Мой… Связанный, навязанный. Привычно не одинокий. Теперь ясно, у кого талончик на сегодня.

Рыжая хэсса щекотала ему затылок, забираясь пальцами под распущенные темные волосы. Обычно Габ носил хвост, но сегодня был странно растрепан.

Раньше мне не нравились мужчины с длинными, до плеч, волосами, но ему шло. Очень шло. И яркая женщина, сидевшая рядом с ним, прекрасно с герцогом гармонировала.

Опять мне не светит досмотреть постановку.

– Я хочу уйти, – пробормотала тихо и поднялась.

Ректор подорвался следом и порывом вернул меня к своей обляпанной зельем груди.

– Смерти вы моей хотите…

– Поверьте, я умру раньше.

Я попыталась отстранить от себя мужчину и пробраться к шторке, но Влад был и выше, и крепче, и безумнее. Хватался за меня, как за спасительную соломинку.

– Еще полчаса. Мне уже чуть лучше, отпускает, – с мольбой в густом хрипе попросил Вольган. Зарылся носом под мои волосы, вобрал ноздрями запах. – Хотя нет. Все еще паршиво.

– Вы обещали вести себя благородно, – напомнила тэру, аккуратно вывернулась из ослабшего захвата и… столкнулась с цепким зеленым прищуром в ложе напротив.

Габ больше не смотрел на сцену. С яростно поджатой челюстью он наблюдал за другим действием. И, кажется, не меньше ректора жаждал меня убить.

Впрочем, сегодня это у нас взаимно.

Пока ревность обжигала внутренности, зеленый взгляд опалял меня снаружи. Удивленный, разгневанный, душу выбивающий.

Секунд пять я глядела на Габа в ответ, не испытывая ни страха, ни вины. Лишь возмущение, остротой пропарывающее вены. А потом развернулась резко и вырвалась из мрака закрытой ложи на свет пустого театрального коридора.

Ректор, прицепленный ко мне зельем, выскочил следом. Да, помню, он не может отвести от меня глаз… Буквально.

Нервно подергивая плечами, я подхватила юбку и понеслась вниз. Сколько тут пролетов по белому мрамору? Три, четыре?

Бежала так быстро, точно спасалась от шайки преследователей. Будто надеялась выйти из театра первой, не столкнувшись с Габом… Глупая Лиза, и с чего ты решила, что муж бросится тебя догонять? Ты свой талончик давно истратила.

Бросился. Демоны его раздери.

К моменту, когда я и мои юбки достигли нижней ступени, Габ уже стоял в фойе. По ту сторону, у левой витой лестницы.

Я сошла с правой и машинально приняла у прислужника пурпурную мантию (и как местные маги-гардеробщики запоминают, где чья? Ни жетонов, ни «номерков»!). Почувствовала, что за спиной нарисовалась фигура ректора. Тэр Вольган легко опознавался по сосредоточенному пыхтению и возмущенным стонам.

Когда его уж отпустит?

Герцог сделал несколько шагов к центру парадной залы и остановился, ожидая, что мы подойдем «засвидетельствовать почтение». Терпеливо так стоял, издевательски.

– Тэр Габриэл, – кивнул ректор приветственно и, поправив мантию на моих плечах, подтолкнул меня вперед. Упираясь каблуками, я все же сделала несколько шагов. – Рад видеть вас в добром здравии. Как дела на Рубежах?

– На Рубежах, волей богинь, спокойно, Влад. Какими нитями Сато? Ты вроде не любишь театр? – спросил Габ столь равнодушно, что аж жутко.

– В приятном обществе и театр приятен, – сдержанно объяснил тэр Вольган. – Сегодня мне повезло: одна из студенток согласилась составить компанию. Вы ведь знакомы с тэйрой?

– Решили досмотреть постановку, «Эмма»? – подергивая скулами, процедил герцог.

– Богини явно против, – прошипела в ответ, не сводя глаз с наглого кворга.

Несмотря на прохладный тон, Габ был в ярости. Его мундир дымился, кулаки судорожно сжимались. Не будь в фойе столько лишних глаз, меня бы давно придушили.

– Тэйра Барнс! Что вы натворили? – прохрипели сзади, и я испуганно обернулась. И отшатнулась.

Позади стояла уже не «романтическая» ипостась ректора, а убивательная. Та, что гналась за мной по коридору от кабинета Башелора.

Тэр Вольган недоуменно осматривался, будто заново обнаруживая себя посреди столичного театра. Ощупывал влажную рубашку, приглаживал вздыбленные волосы и скалился самым худшим образом.

Батюшки святы… Отпустило?

– Вот перед вами я могу объясниться. Не сейчас, позже, – пробормотала я и, запахнув мантию на груди, поспешила к выходу.

Только умалишенная останется стоять меж двух баранов, жаждущих убить ее и, возможно, друг друга.

– Я вас не отпускал, Ализа! – бросили в спину желчно, яростно.

А у них даже голоса похожи, когда в ушах гудит.

И все-таки это был Габ. Он же кворг. Он же драный Магеллан, наступивший ботинком на подол моей бедной мантии.

– Знаком ли я с собственной женой? Да, демоны ее задери. Знаком, – шипел, захлебываясь, Габ. Потрошил глазами белую меховую опушку и прицеливался к шее. – Разумеется, знаком, Влад!

– Это недоразумение, – угрюмо выдавил ректор. – Я пока сам с трудом понимаю, как оно произошло.

– Недоразуме-е-ение… – повторил Габриэл. – Уверен, моя дрожащая… кхм… дражайшая, богами ниспосланная супруга нам все сейчас объяснит.

Он задыхался. Не то от гнева, не то от страсти, не то от… острого желания меня придушить.

Да, точно, это было оно.

– Габ, милый, ну ты куда убежал? Там самая жаркая часть спектакля!

Постукивая каблучками, с левой лестницы спустилась Сиелла. Она недоуменно оглядывалась, на ходу поправляя кудри. И наконец недовольный взгляд упал на меня.

– Ой… Ох… Это твоя… та самая? – она капризно надула губки и собственнически вцепилась в локоть Габриэла.

В этот раз девица меня точно опознала. Скривилась брезгливо, точно вляпалась дорогой туфелькой во что-то неприятное, гаденькое.

И я не выдержала. Не железная.

– Для вас, леди Ротглиф, не «та самая», а «моя герцогиня», – холодно бросила я и посмотрела рыжей стерве прямо в вытянувшееся лицо.

– Чего-о-о-о? Га-аб, она спятила?

Герцог молчал, опасно щурясь. И я, приободренная яростным жаром и его невмешательством, продолжила.

– И я готова выслушать оправдания, леди Ротглиф, по какой причине вы столь фамильярным образом схватились за локоть моего дражайшего супруга, – фыркнула я с вызовом. – Вам дурно? Боитесь упасть в обморок? Уверена, тэр Вольган окажет вам поддержку, раз ваш супруг (я слышала, он преклонных лет) не явился на представление.

Сиелла медленно выпустила герцогский рукав и окатила меня неприязнью из сузившихся глаз.

– Мой герцог, вам не кажется, что леди Ротглиф позволяет себе больше, чем положено ей по статусу? – разорялась я на все фойе, почувствовав внутри пробивающуюся актерскую жилу. – Да еще в присутствии уважаемых тэров. Это может дурно сказаться как на вашей, так и на моей репутации…

«Мой герцог» стоял несколько пришибленный этим заявлением. И продолжал молчать, сцепив зубы, пока его любовница хватала воздух выброшенной на сушу камбалой. До чего противная девица, право слово.

– Благодарю вас за компанию, тэр Вольган, – я кивнула ректору, молясь, чтобы он отложил свой убивательный настрой хотя бы до завтра. Там я уж с мыслями как-нибудь соберусь. – Как видите, мой супруг, ниспосланный богами, не считает возможным сопровождать герцогиню в театр. Как и не видит необходимости в том, чтобы оповещать ее о своем целом и невредимом, насколько могу судить, возвращении с Рубежей!

Понимая, что с наглостью вышел перебор, я подхватила подол мантии и спешным шагом вышла на крыльцо.

Перед театром, освещенные высокими фонарями, сбились в кучу экипажи всех мастей. Но зеленый, с гербом Грейнов на дверце, тут был только один. Да и рыжий вихрастый кучер, прятавший крючковатый нос в меховом воротнике, показался знакомым.

Раззадоренная собственной смелостью, я приветственно махнула харпемейстеру и, сорвав перчатку с руки, продемонстрировала грайнит на безымянном пальце. Кучер недоуменно уставился на герцогское кольцо и медленно кивнул.

– Тэр Габриэл велел отвезти меня, куда прикажу. Мне нужно в Сатарскую академию. Поживее, – сообщила мужчине и, не дожидаясь помощи, забралась в экипаж.

На крыльце театра появилась пышущая гневом фигура моего отмершего благоверного. Габ выскочил на мороз, не надев пальто, и яростным взглядом впился в личный экипаж.

Открыв «слуховую» задвижку, я проорала что есть мочи:

– Трогай!

Харпии вскинули костяные гривы и понесли экипаж вперед, виртуозно лавируя между чужими каретами.

Я уселась на знакомом диванчике и судорожно вздохнула. К демонам! Пусть сами разбираются между собой. Мне вообще дела нет, кто там кого убьет: Сиелла моего герцога, или мой герцог – чьего-то чужого тэра.