Глава 20



Лизавета

Сама природа Сатара взбунтовалась против нашей поездки в Сандер!

Мы и часа не проехали, как экипаж застрял в снежной каше. Белое месиво сошло с гор и завалило ущелье, через которое тянулась дорога в Сандер-Холл. То, что предполагалось «поездкой с ветерком», на деле обернулось кошмарным сном.

Для меня – так действительно сном. От качки, с которой экипаж проталкивали по рыхлому снегу, меня сморило. Я улеглась на диванчик, закуталась в плед, подмяла щекой походный мешок с запасной весенне-летней одеждой… и отключилась.

Просыпалась раз в час – чтобы отхлебнуть травяного взвара из керамического чудо-термоса и выглянуть в окно. На этом этапе я горестно охала, обнаружив за защитным экраном все то же ущелье. Безликие серые скалы, облепленные снегом, рваные облака…

С другой стороны скальной гряды Габ с Ахнетом топали от центра Пьяни к северному посту. Джарр иногда рассказывал мне, как продвигается рогатое шествие.

Если верить новостям из «магического коммутатора» – продвигалось оно получше нашего. У Габриэла был шанс к наступлению сумерек оказаться в уютном, натопленном имении, скинуть мундир и забраться голышом в горячий купальный чан. У меня – ни малейшего.

Маги, сопровождавшие экипаж, старались изо всех сил. Заряжали боевые артефакты, брызгали на снежные кучи огнем, рубили их прозрачными хлыстами.

Расчистка дорожек была для стражей делом привычным: пять полных лун в Грейнхолле шли снегопады. Но одно дело протянуть тропу от парадного крыльца к загону с харпиями, и совсем другое – прокопать тоннель от Грейнских земель до самого Сандера.

В какой-то миг Раин предложил повернуть назад и объехать через Пьянь или даже Вандарф – быстрее будет. Едва его голос стих, как позади с оголтелым грохотом сошла очередная лавина и засыпала пути отхода.

Триксет издевалась! Уходила, черт ее подери, с огоньком!

Провизии нам хватало, маги обогревали экипаж чарами, стражи держали над крышей силовой купол на случай нового обвала… Путешествие было вполне комфортным. С мыслями о том, как безумно я соскучилась по мужу, я засыпала на диванчике… И просыпалась – с ними же, там же.

– Может, разобьем лагерь и переждем? – уныло предложил Раин, взмокший от снегоуборочных удовольствий. – Утром сезон сменится, и снег сам сойдет. Будто и не было. К чему потеть?

– Ты ж сам мечтал на демонов поглядеть, – проворчал Джарр, уставший не меньше подчиненных. Усы свисали с его лица двумя белыми сосульками.

В ущелье опустились сумерки, снег стал густо-синим. Лишь крупные сатарские звезды освещали нам путь.

– Я уж передумал, богини ведают…

– Я должна успеть, – попросила я, выглядывая из окошка. Указала вперед. – Осталось немного, вон последняя скала. А там побыстрее будет, объезд найдем.

– Ваша правда. В Сандере ночевать безопаснее.

Остаток пути я продремала. Очнулась, лишь когда экипаж затормозил и четыре харпии синхронно заржали, рассчитывая на щедрое угощение.

Харпемейстер соскочил с козел и размял шею. Стражи восторженно поглядели на шатры, разбитые вокруг длинного, коренастого замка. Там жгли костры, шумели, звякали кружками, сверкали рогами… Батюшки!

По другую сторону от Сандер-Холла за кованой оградой плыл туманный сад, возле золотой калитки стояли четыре чаши для подношений.

Приехали.

Мы приехали!

Вдохнув сладкий запах ночи, я сбросила с плеч плед и с помощью Раина вылезла из экипажа. Моя стража ломанулась к своим, к бойцам сатарской армии, что приглядывали за демонским воинством. А я устало ввалилась в имение «ненужных жен».

Не так тут и плохо, призрачная бабушка не соврала.

У парадной двери меня встретила заспанная горничная. Она представилась Марьяной, чуть не уронила себя в книксене и сообщила, что покои герцога давно прибраны, купальня наполнена, а сам он ждет не дождется свою герцогиню… и так сладко зевнула, что меня опять потянуло в сон.

Сколько можно дрыхнуть, Лизавета? Самое интересное проспишь!

Я подробно выспросила, где найти те расчудесные покои – с купальней и свежим бельем, – и отпустила бедную прислужницу в кровать. За окном уж рассвет собирался. А мне надо умыться, увидеть спящего Габа и успеть сделать подношение для Сато. Каждый голос, даже тихий, сонный и иномирский, имеет значение.

На ватных ногах я поднялась на второй этаж роскошного, пусть и немного пыльного имения, и нашла дверь с золотым драконом. Глаза у него были выточены из грайнита: даже удивительно, что это спальня Габа, а не Галлеи.

Я толкнула дверь разок, другой… Она не поддалась. То ли была заперта, то ли я последние силы в экипаже оставила.

– Габ, открой! – покричала я и размашисто постучала по драконьей морде. – Га-а-аб!

Меня наконец услышали: с той стороны что-то зашуршало, заскрипело, заворчало, скрежетнуло… и передо мной предстало помятое лицо Сиеллы, обрамленное разлохмаченными рыжими волосами. В руке у нее был крошечный ключ – золотой, с зеленым грайнитовым глазком.

– Ааа… моя герцогиня, – признала меня леди Ротглиф. – Вы, верно, перепутали покои. Для ненужных жен – чуть дальше по коридору.

– Это шутка такая? Габ! – рявкнула я в глубину темной спальни, но оттуда ответа не поступило. Переведя взгляд на рыжую стерву, я, задыхаясь, прошептала: – Позови его. Немедленно.

– Он сейчас занят.

– И когда… когда он освободится?

Забыв, как дышать, я хватала ртом пыльный воздух Сандер-Холла.

– Со мной ему пяти минут точно не хватит. Вам, моя герцогиня, придется подождать снаружи, – Сиелла надменно вздернула бровь и указала ключиком в темноту коридора.

С невозмутимым видом она ждала, пока я попрощаюсь. Качалась на пятках, терла сонное лицо и даже не пыталась запахнуть полупрозрачный желтый халатик.

Он же обещал… Обещал! Что никогда-никогда! За что Габ со мной так?

Выходит, моя поездка в Сандер – лишь дань уважения Ахнету? А у Габриэла на волшебную ночь другие планы?

Это все из-за опухшей лодыжки? Из-за чертовой подвернутой ноги?

Нет, невозможно… Он не стал бы выжигать во мне чувства. Или стал бы, чтобы не рисковать?

– Как ты здесь оказалась, Сиелла? – спросила я сиплым, свистящим голосом.

Перед глазами темнело. Я впервые за эти недели ощутила тошноту – да с такой силой, что впору искать ведерко.

– Габ дал мне ключ. И портальный камень, – она поискала что-то в темноте, потянулась к комоду у стены и продемонстрировала мне разряженный кристалл. – Не вру, моя герцогиня. Клянусь нитями Сато, это было его решение.

– Портальный камень?

Я ошалело отступила. Мы добирались из Грейнхолла целые сутки, по уши закопавшись в сугробы, а Сиелле выдали камешек?!

– Знаю, дорого. Нужды армии и все такое. Удивительная растрата… Но уж если моему герцогу что приспичит… – леди Ротглиф томно охнула и прогладила желтый шелк на бедре.

Нет-нет… Это мой герцог, мой!

***

Я не помнила, как выбежала из замка… Зато хорошо помнила, почему.

Издевательский, самодовольный взгляд Сиеллы хлестал плеткой и гнал подальше от всего, что связано с Габом. Она победила. Он выбрал бесчувственность. Простенько, вкусно и никакого риска.

Живот жгло нарастающей болью. Почти ничего перед собой не видя, я упрямо пробиралась по темному Сандеру… Куда? Куда-то. Куда вели ноги. Казалось, они лучше знают, куда мне нужно попасть.

Умные ноги обогнули экипаж с дремлющим на козлах харпемейстером, завернули к шатрам, резко взяли вправо… и привели меня ровно к четырем избирательным чашам.

Золотая калитка поблескивала в рыжих рассветных лучах. За ажурной преградой плыл густой туман, не давая рассмотреть, какие они – судьбоносные Сады.

Над урнами парили лепестки, снежинки, сухие листья и бутоны вергиний, намекая, какой богине принадлежит тот или иной сосуд. Избирательный сезон еще не закончился, у меня было минут десять или пятнадцать, чтобы сделать подношение.

Правда, все, что заготовила для Сато, я забыла в экипаже, в вещевом мешке.

Габи, Габи, Габи-би-би… Тонкий детский голосок мне просто почудился. Но навел на совсем уж горькие мысли. Нашему малышу тоже придется забыть слово «папа», чтобы герцог Грейнский не боялся навещать наследника?

Габ такой сильный, такой смелый. Рвется в любой бой, побеждает в любой войне. Кроме той, что касается чувств. Он никогда не отважится полюбить… Я понимала: проклятие. Самой страшно – вдруг оно рабочее, и я, получив признание, упаду замертво, как Солея? Но как жить без его любви? Как?

Усмешка Сиеллы выворачивала внутренности. Гадина, стерва, мерзавка… Как страшно мне было открыть сердце после предательства. После Темы, после кисунь, после арабских духов и лживых командировок… И в итоге я пришла туда, откуда вышла.

Габриэл – бесстрашный генерал! Но он никогда не осмелиться сказать мне три чертовых слова.

Три. Чертовых. Слова.

Ворошилов бормотал их постоянно. И мне, и кисуням командировочным, и всем подругам до нашей помолвки… Говорил их так часто, что признание перестало что-либо значить. Оно ощущалось пустым, бессмысленным, голым.

Мне было плевать на слова. До момента, пока я не встретила этого мужчину. Винторогого, зеленоглазого. Несогласного их произнести даже один раз – для своей законной жены.

Нет, Габ не просто боялся сказать – Габ боялся чувствовать в полную силу. Что у него внутри? Есть ли там хоть что-то ко мне? Я не видела, не понимала. Но пригласить Сиеллу в наш дом было очень жестоко. Вряд ли любящий человек на такое способен.

Слезы обжигающим потоком текли по щекам, заливались за воротник. Я сбросила рукавицы на снег и поискала глазами чашу Сато… Она была наполнена всякой демонической чепухой до верха, но соседняя урна Шарии лоснилась довольным золотым боком. Подмигивала радужной окантовкой. Подозрительно. Словно осенняя богиня предвкушала победу.

Сато проиграет и эту битву за любовь. Как проиграла ее я…

Стиснув зубы, я стянула с безымянного пальца перстень с потемневшим от крови грайнитом. Мутный камень траурно мигнул в лучах сатарского рассвета.

Кольцо еле снялось, будто успело врасти в кожу. Если Темин бриллиант я легкомысленно забыла на полочке в ванной, то расставаться с подарком Габа было трудно. Он отрывался от кожи с невидимой кровью, с фантомной болью.

Жмурясь, я бросила перстень в чашу Сато. Оторвала от сердца с куском плоти, открыла рану.

– Вот мое подношение. Прими.

Укутавшись в пурпурную мантию, я осела на снег перед золоченой калиткой. Коснулась виском избирательной чаши Судьбоносной, схватилась за живот и позволила себе с чувством разреветься.

И за потоком слез не заметила, как лепестки и бутоны осели на землю. Как огонь избирательного сезона погас в главной жертвенной чаше. Как в Сатаре наступила весна.

Первая весна за много, много лет.

***

Я бы долго так сидела, не замечая перемен вокруг, если бы калитка за спиной не распахнулась с приглашающим скрипом. Не веря в случившееся, я резко обернулась, встала с земли, отряхнула юбку.

Снег вокруг таял, бутоны на живой изгороди наливались соками, черные ветки на глазах покрывались мелкой зеленой порослью… Под ногами пробилась травка, по ажурному золоту калитки протянулась виноградная лоза и закрутила усики в спирали. Туман расступился передо мной, открывая тропу в Сады.

Сато победила!

И я, зачарованная пробуждающейся природой, сделала шаг вперед.

В Сатаре стремительно теплело, и вскоре мантия стала не нужна. Я сбросила ее на белую каменную гряду, что разделяла садовый лабиринт на несколько узких дорожек. Оставила на плечах тонкую шерстяную шаль и побрела дальше.

Как дивен сад богини! Вдалеке журчал водопад, я слышала, как бьет водяной поток. По бокам от меня шевелили ветвями диковинные деревья. Некоторые имели белесую кору, прошитую бирюзовыми венами. Вместо сока по ним текла искристая магия, опоясывая мощные стволы.

На других деревьях росли ярко-розовые фрукты размером с крупные лимоны. С тонкой матовой кожурой и румяными боками. Шимани рассказывал про сатины, плоды забвения. Отведаешь такой – и душевные раны затянутся, от воспоминаний останется серая дымка… Я сорвала один и сунула в карман.

На низкорослых пышных кустах распускались белые плотные цветы, напоминающие лилии. Но запах был сладкий, хрустальный, свежий, как у ландышей. Вдоль тропинок стелился мягкий мох, усыпанный крошечными лиловыми «глазками» соцветий… Камни были теплыми, запахи – уютными и домашними. Я скинула зимние сапожки и, забыв про опухшую ногу, пошла босиком.

Чем глубже я вторгалась в Сады Судьбоносной, тем необычнее был пейзаж. Покинув фруктовую плантацию, я выбралась к лесу. Деревья тут сплетались густыми кронами, на их ветвях развевались полупрозрачные флаги… Или полотна, вышитые Сато? От тряпочек тянулись белые нити – вверх, вниз, в стороны, – завязываясь в узелки и опутывая Рощу паутиной.

Я подняла руку над головой и аккуратно коснулась кончика оборванной нити, что свешивалась с мощного старого древа, вспучившего землю узловатыми корнями-змеями. Палец прошибло током, и перед глазами встал образ старушки с фиолетовыми кудрями, которую я никогда не встречала. Он тут же рассеялся, вернув вид на тропу.

Вот эта моя? Она приведет домой?

Запах весны дурманил разум. В небесах разносился щебет птиц, и воображалось, что они поют о победе Сато. О времени поисков и открытий, о путях, что в Сатаре найдутся для каждого, кто ищет…

Сейчас, когда на деревьях набухали почки, а в снегу вокруг Сандер-Холла появлялись проталины, когда глаз радовали налитые розовые бутоны, а ноздри дразнил аромат пробуждения… Сейчас особенно сильно хотелось любви. Которой у меня никогда уж не будет.

Тропа оборвалась перед черным тоннелем из сплетенных магодрев. Странной была темнота впереди. Неправдоподобной. Там, внутри, было что-то сокрыто… и оно манило меня изо всех сил.

– Шшш! – раздалось дикое, отчаянное, едва я занесла ногу, чтобы сделать шаг.

На тропу, преграждая путь, выскочила белая кошка с разными глазами и вздыбленной шерстью.

– Пропусти, Миланка. Я ухожу, – произнесла я дрогнувшим голосом и попыталась отогнать кошку пяткой. – С твоей помощью или без.

– Сбегаеш-ш-шь? – презрительно прошипела мерзавка, не меняя мохнатого облика на человеческий. – Обратно к моему земному братцу, к Темочке? Уж он-то скуча-ал, скуча-ал…

– Перестань. Ты не обо мне беспокоишься, а о своем споре с Верганой, – я упрямо тряхнула головой.

– Я беспокоюсь, что у тебя в кармане розовый сатин. Какая пошлость! – фыркнула она. – Все, кто попадает в Сады, едят их с такой охотой. «Очищаются», чтобы не тянуть с собой прошлое тяжелым багажом. Как удобно: откусить кусочек и избавиться от горьких воспоминаний!

– Удобно, – согласилась я, наглаживая пальцами фрукт в кармане.

– Ты ведь в курсе, что в тебе завелась жизнь? Немудрено за пять лун, конечно…

– Я не была уверена, – пробормотала, выпуская сатин из ладони. – Но чувствовала. Это может навредить?

– Божественная тропа? Нет, вряд ли. Но как уныло… Как уныло, что я пятнадцать лет торчала в Хавране и в итоге сделала ставку на феерическую трусиху!

Серьезно? Я так-то на роль спасительницы кворгов, демонов и миров не напрашивалась!

– Из-за чего Вергана сослала тебя в мой мир? – спросила я, придумывая, как бы обойти когтистую негодяйку.

Зов тропы становился сильнее, аж в ушах гудело и ребра скручивало. Бедные демоны, что семь лет слышали пронзительный гул на Вандарфских полях…

– Бюрократическая волокита, – кошка махнула хвостом и лениво улеглась посреди тропы. – Вергана та еще затейница, когда хочет выиграть пари. Я же говорила, они с тетушками прибрали к рукам мое наследие!

– О чем был ваш спор?

– О том, что полотно можно изменить. О том, что Судьбоносная всем оставила выбор, даже богиням… Нужна лишь смелость, Лизавета, – мурлыкала пушистая зараза, прочесывая коготками землю. – И еще о том, что я достойна стать пятой богиней. Что я любого смогу заставить полюбить. Нам с тобой, Лизавета, нужно одно и то же. Одно и то же. Давай сотрудничать, мррр?

– Тебе нужно получить признание чувств? – горько рассмеялась я, наконец-то сообразив, к чему клонит Миланка. «Любовное божество» в пубертате, ненавидящее все живое.

Она что же, решила, что Габ влюблен и готов кричать об этом на весь Сатар? Наивная девочка.

– Признание. От того, кому не суждено полюбить… Мда, так себе условие, но я справилась. Справилась. Даже из другого мира! – прошипела она недовольно.

– Ты ошиблась, Миландора. Ты проиграла. Сердце Габа заперто на засов, а в его постели точит когти рыжая хэсса, – прошептала я, содрогаясь от болезненного воспоминания.

– Конечно, конечно… Как иначе. Последние ходы, финальная партия. Шах и мат… Думаешь, Сиелла сама решила приехать в Сандер? Или ее кто-то надоумил? – ворчала хвостатая, шипя всякий раз, когда я пыталась ее обойти.

– Ее пригласил Габ. Дал ей ключ и портальный камень!

– Чушь. В сердце его только ты. Я не могла ошибиться! – заверила кошка. – Ты чистое дитя не из этого мира… А он умер, перешагнул черту и живет вторую жизнь.

– Методы у тебя, прямо скажем…

– Не столь благородные, как у матушки. Но ее тут нет. Слишком уж она с вами возилась, нянчилась. Каждый узелок пестовала, как дитя. Разжигала огонек осторожно, трепетно, спугнуть боялась…

– А ты как наковальней по лбу шарахаешь, – выдохнула я.

– Ага, – мурлыкнула негодяйка. – Любовь бывает и такой, Лизавета. Шокирующей, внеплановой, крепкой, разрушительной… Как наковальня по лбу, да-да.

– С чего ты взяла, что проклятье Вранки не касается иномирянок?

– А я и не уверена. Любовь – это риск для обоих, – она вскочила на лапы и выгнула спину. – Любить вообще страшно. Затягивает… Но я бы на твоем месте еще немножко постояла тут, чтобы узнать, насколько смел и отчаян сатарский генерал.

Ластясь и мурча, она накручивала восьмерки вокруг моих ног, оплетая их невидимой нитью.

– Но ты не уверена, что в нашем случае проклятие не подействует? – сощурилась на бестию.

Я хотела его любви. Хотела, хотела… Как же сильно хотела! Не только для себя, но и для малыша, который у нас родится. И что тогда?

Тогда Габриэл вспомнит Солею и оборвет нашу связь навсегда.

– С виззарийской магией ни в чем нельзя быть уверенной, – призналась кошка. Так и видела, как она под шерстью пожимает плечами.

– То есть, если Габ скажет, что любит, я могу умереть? – допытывалась я у богини. – Если он признает свои чувства, впустит их в себя со всей силой?

– Может, умрешь, может, нет…

– Но ты приказываешь мне встать тут и ждать, пока на голову с какой-нибудь горы свалится мой герцог с признанием-убийством? – фыркнула я, всплеснув руками.

– Нет, что ты… У нас свобода воли. Вот тропа. Если пойдешь, я тебя пропущу, – вздохнула она удрученно. – Выйдешь к своему Темочке. Представь себе, он правда немножко волнуется. Ну… или стой. И жди.

– Пока свалится.

– Ага.

– Странная из тебя богиня, ей богу.

– Уж какая есть, – флегматично мяфкнула зараза. – Так что, идешь или стоишь?

Выбор, видит Сато, удручающий. «Прямо пойдешь – домой попадешь… И больше никогда герцога не увидишь. Останешься – по большей вероятности умрешь, потому что бабушка (то есть ведьма) надвое сказала».

– Есть и третий вариант, – заявила я, подсчитав в уме вероятности. – Я буду стоять, а Габ не придет. Или придет, но ничего не скажет. Почти уверена, так и будет! Он даже с дочерью почти не видится, опасаясь, что и ее заденет проклятием…

– Может, и так. Но тогда я в нем разочаруюсь.

– Так он сам дал ключ Сиелле или нет? – я зажмурилась на слепящем весеннем солнце. – А камень портала?

– Не заставляй меня отвечать, – недовольно пропыхтела кошка, вздыбив белую шерсть.

– Нет уж ты ответь, – возмущенно просопела я. – Сам?

– Да, сам, – неохотно выдавила Миландора. – Не стоило ему такими вещами разбрасываться. Идиот, что с него возьмешь?

– Ничего. Разве что богатые витые рога.

Я сплюнула на сочную травку, до которой пока не добрался никто из кворгов, и сделала шаг в сторону тропы.

Кошка с обиженным шипением растворилась в эфире, примиряясь с решением. Ух ты, свобода воли… Где ж ты была все это время.

Хватит с меня винторогих.

Домой!



Загрузка...