ГЛАВА 7


Мужчина приблизился, остановился в двух шагах от меня, наклонил голову к плечу. Встал он чётко на моём пути, обойти можно, но это будет невежливо. Я застыла, выжидая. Сомневаюсь, что персонал имеет право докучать постояльцам без веской причины, то есть начинать разговор мужчине. Он продолжал смотреть, причём не столько на меня, сколько мне за спину, на бармена.

И чего ждём? Не мог остановить меня в тени, чурбан жароустойчивый?

Внешность у брюнета примечательная, черты лица «европейские», но кожа смуглая, волосы чёрные, на носу горбинка, явно не обошлось без нигутской крови. Чем дольше я смотрела и анализировала, тем меньше понимала, почему он показался неправильным. Вряд ли только из-за внешности, но мысль-озарение безвозвратно ускользнула.

— Вы говорите по-лафандски, драси?

Кто такие драси?

— Да, господин.

— Вы представитель отеля, — не вопрос, констатация.

От тихого, полного равнодушия голоса меня прошиб холодный пот. Определённо, с брюнетом что-то не так. Нет причин для столь острой реакции, но интуиция просто кричит, что брюнет опасен.

— Именно так. Чем могу быть полезной?

Я переступила с ноги на ногу и при этом отстранилась на полшажка. Мужчина усмехнулся, словно мой манёвр не стал для него тайной.

— Вы…?

— Помогаю гостям. К сожалению, у сотрудников отеля периодически возникают языковые трудности. Я посредник. Если угодно, переводчик.

— Как удачно. Вы-то мне и нужны. Странно, что я не нашёл вас раньше.

— Я прибыла несколько часов назад.

Брюнет наклонил голову к другому плечу.

— Вот как? В любом случае потрудитесь донести до руководства отеля тот простой факт, что их персонал плохо понимает, что есть чистота, — брюнет кивком указал на бармена.

— Да, разумеется.

Это пожелание я выполню с огромным удовольствием. Ещё и от себя добавлю, что хлебать мыло гостям не нравится. Брюнет развязал мне руки, за что я даже готова простить ему вынужденное стояние на жаре под палящими лучами сразу двух солнц.

— Надеюсь, — в обыденной фразе мне почудилась скрытая угроза.

Мужчина резко развернулся. Не дожидаясь, пока он, садясь в кресло, повернётся лицом, рванула прочь. Мужчина как мужчина, а напугал до дрожи, причём рационально объяснить, чем вызван страх, не могу. Странно…

Приступить к служебным обязанностям я рассчитывала только завтра, но раз уж мне дали столь приятное поручение, то почему бы и не навестить господина начальника, который, возможно, не так плох, как показалось при первой встрече. Пухлощёкий, пора выяснить, как его зовут, нашёлся в том же помещении, где мы разговаривали. Мужчина с удовольствием жевал булку и запивал чаем. Вряд ли его обрадовало моё появление.

— Что-то случилось? — уточнил он с набитым ртом.

— Я разговаривала с гостем.

— Надо же, какое чрезвычайное событие! — перебил он.

— Гость недоволен, — ровно продолжила я. — и просил донести до руководства, что посуда не промывается должным образом, моющее средство не ополаскивается. Я лично видела, как бармены сливают опивки, окунают бокалы в мыло и отставляют к чистым.

Начальник надул щёки:

— Донесла. Это всё?

Я кивнула.

Спорить готова на оставшиеся копейки, что Пухлощёкий не пошевелится. Ладно, Москва не сразу строилась, а у меня своих дел полно. К тому же, придраться не к чему, меня выслушали. Принять меры не обещали, но и не отказали. Глядишь, ещё недовольные найдутся, приду на второй заход.

Когда я вернулась в комнату, первое из солнц уже зашло, второе приближалось к линии горизонта. Стоит вспомнить про ужин. Удивительно, но есть не хотелось. Думаю, виноват стресс. Кто-то нервозность заедает, а у кого-то наоборот аппетит напрочь пропадает. Я как раз из таких. Я заткнула пробкой слив в раковине, набрала воды и наскоро прополоскала ночнушку. Порошка пока нет, так что о полноценной стирке можно не мечтать. Хоть основную грязь смою. Повесив ночнушку сушиться, поторопилась на ужин.

Столовая для персонала мало отличалась от зала для гостей, в который я успела заглянуть. Я устроилась за пустым круглым столом, и через несколько минут официант принёс большую тарелку, на которую, похоже, было свалено всё, что мне полагается: салатное ассорти, две целиковых приготовленных на гриле рыбёшки, перловая каша, два куриных яйца и около десятка лепёшек. Раскладывать приборы официант не стал, бросил нож и вилку прямо в тарелку:

— Приятного аппетита.

— Спасибо.

Вид блюда аппетита не прибавил. Я наколола на вилку дольку помидора, отправила в рот и тотчас скривилась — сплошной уксус, никакого вкуса. Огурец не понравился ещё больше: желтоватая мякоть, сморщенная шкурка. Да оно всё старое! Уксусом заливают, чтобы скрыть тухлятину. Да ядрёна вошь!

Ковырнула гарнир. Кашу приготовили на травах, перца сыпанули от души. Едва попробовала, а рот уже горит огнём, запить нечем, потому что напитки в баре. Не ожидая ничего хорошего, присмотрелась к рыбе. Во-первых, пережарена, во-вторых, мелкая, не рыба, а скелет в чешуе, есть толком нечего. Всё же взялась за нож и, мысленно ругаясь на все лады, протёрла его салфеткой, нож был не промыт. Покосилась на соседей. Бармен из бара у бассейна лопал кашу и блаженно щурился. Нигутов всё устраивало.

В общем, съедобными оказались только яйца, да и то, больше чем уверена, сварили их в лучшем случае утром. Напоследок пощипала остывшую лепёшку, к остальным лепёшкам даже не притронулась. Похоже, ближайшее время мне светит яично-хлебная диета. Испорчу желудок и раздобрею до габаритов рыхлой булочки. Вот попала. Что же мне так не везёт?

Как вкусно было у мамы… Не так уж много времени прошло, а воспоминания о родном доме подёрнулись дымкой, стали такими же далёкими, как детские, переживания притупились. Слишком много на меня навалилось, слишком много пришлось пережить. Новый мир, тюрьма, перелёт на дирижабле, адский поезд… Я переплавилась и стала другим человеком.

Мне бесконечно жаль родителей, если бы я только могла забрать их боль себе, сделала бы, не задумываясь. Увы, мне остаётся лишь желать, чтобы они справились с потерей. Мама у меня огонь, авось, ещё дочку родит. Мне на замену. Пусть бы так и случилось. Я отставила тарелку и встала из-за стола.

На сегодня у меня осталось последнее дело — чтение пухлой папки, содержимое которой к утру должно от зубов отлетать. В баре в холле постояльцев обслуживал новый служащий, и я попросила чай. Признаться, была у меня надежда, что напиток будет хоть отдалённо напоминать тот, которым меня потчевал гостеприимный старик из Аристира. Напрасно я губы раскатала, бурда бурдой.

Я присела на свободный диванчик неподалёку от барной стойки и, пока пила, стала свидетелем удивительной картины. Из служебного помещения появился мужчина в поварском колпаке. Мужчина держал в руках самый обыкновенный железный таз. Бармен метнулся к титану, из которого разливался чай, открыл крышку. Мужчина с натугой приподнял таз, наклонил. В титан хлынула заварка.

— Подобные действия я тоже считаю неприемлемыми, — раздалось над ухом.

Я вздрогнула, обернулась, но давешний брюнет, не задерживаясь рядом со мной, пересёк холл, и вышел на улицу. Продолжать разговор мужчина не пожелал.

Интересно, во всех отелях такое безобразие или только в «Медузе»? Мне сложно судить, но брюнет не выглядит стеснённым в средствах. Почему он не переберётся в отель более высокого класса?

Ещё одно неприятное открытие поджидало в номере. Верхней люстры в комнате не было. Я это видела, конечно, но внимания не обращала. Придётся довольствоваться лампой над кроватью. Я опустила рычаг, раздался щелчок, и на стене вспыхнул единственный светильник, озаривший комнату тусклым желтовато-рыжим светом. Читать при таком освещении только глаза ломать, но выбора нет.

Следователь, помогая составить алфавитную шпаргалку, советовал в день разбирать одну газетную заметку. Навык потихоньку закрепится, а там можно и за пропись садиться. Мне же предстоит справиться за один присест. Я несколько раз пробежала глазами столбик иностранных букв, привыкая к виду закорючек. Что же, начинаем дешифровку.

Я открыла папку, с энтузиазмом взяла первый лист. Быстрее начну — быстрее закончу. В заголовке всего несколько слов. Первая буква… Хм. Ха-ха. Понятия не имею, на каком языке говорил следователь, но явно не на нигутском. Зная кириллицу не очень-то поймёшь латиницу, хотя кое-какие общие буквы есть. Между нигутским алфавитом и алфавитом из шпаргалки сходства было ещё меньше. Я вздохнула и отложила первый лист. Хорошая новость — я высплюсь. Плохая новость — содержимое папки в ближайшее время останется для меня тайной за семью печатями.

Взялась за второй лист, третий. Повезло на шестом. Краткая справка, видимо, для постояльцев, была написана на нескольких языках. Увидев знакомые закорючки, я чуть не запрыгала от радости, выдохнула и стала разбираться. Казалось бы, написано всего несколько строк, но буквы никак не хотели запоминаться, и я сверяла каждую загогулину с теми, что были в шпаргалке. Мне повезло узнать часы работы ресторанов и баров, а также основной перечень услуг отеля. Уже неплохо. По крайней мере, отныне я способна рассказать новоприбывшим, во сколько завтрак и где его найти.

Я перебрала все листы в папке, нашла ещё два, на которых текст был продублирован на разных языках. Теоретически, я могу перевести прочитанную фразу на нигутский, а затем гадать, какая буква, какой звук передаёт. Тот ещё квест, но придётся справляться. Я отложила папку, чертыхнулась, поняв, что всё это время сидела в рабочем платье, разделась, наскоро ополоснулась и легла. На сегодня с меня хватит.

Несмотря на усталость, сон не шёл. Перед глазами мельтешили картинки прожитого дня. Я ворочалась, вспоминала то полёт на дирижабле, то мыльный раствор, поданный вместо кофе. Кажется, это уже игра воображения. Видения затягивали. Я расслабилась, позволила образам сменяться, перетекать из одного в другой и становиться всё абсурднее. Это уже сон? Постепенно картинки выцвели, сменились кромешной темнотой, и где-то далеко во мраке вспыхнул неестественный бордовый свет.

Я вздрогнула. Это уже не сон, и даже не кошмар. Окружающее пространство воспринималось слишком реально. Я каким-то образом угодила в очередной мир, но на сей раз нежилой? Не зная, что предпринять, пошла на свет.

Шероховатый пол чуть покалывал голые ступни. Я осторожно шагала, слепо выставив руки вперёд, и ловила лишь воздух. Увидеть что либо, кроме света, не получалось, но у меня создалось стойкой впечатление, что я иду в пустоте. Метров через сто источник света внезапно приблизился, им оказался матовый багряно-кровавый шар, зависший над круглой площадкой. Я опустила руки, сделала ещё шаг, и на границе света и тьмы с размаху налетела на невидимую преграду. Да что же такое!

Я пошла вдоль стеклянной стены и резко остановилась, увидев, как из темноты на площадку выходит давешний брюнет.

— Эй! — окликнула я и ударила кулаком по преграде.

Мужчина не услышал. А, рассмотрев его, я вздрогнула повторно. Угольно-чёрный плащ сливался с чёрными волосами, на шее кровавым пятном выделялся алый платок. Мужчина уверенно шагал вперёд, будто не замечал ничего не обычного. Особенно плотную ткань, которой были завязаны его глаза.

— Господин! — закричала я, колотя по стеклу.

Он не слышал и шёл прямиком к обрывавшей площадку пропасти.

— Господин, не надо! Господин!

Я побежала вдоль преграды к обрыву и вновь уткнулась в стекло. Попятилась, но сзади появилась новая преграда. Я металась под куполом, кричала, пытаясь предотвратить неизбежную трагедию.

Брюнет приблизился к краю, замедлился, будто что-то почуял, завертел головой. Видит сквозь ткань? Нет, иначе бы он отступил от пропасти. Почему он не снимет повязку?!

— Господин! Очнитесь!

Мужчина сморщил нос, сделал тот самый роковой шаг и камнем полетел вниз, а я зашлась криком и резко проснулась.

Подскочив на кровати, долго хватала ртом воздух. Сердце колотилось, как после изнурительного забега на длинную дистанцию. Никогда мне не снились столь реальные сны. Я поднялась, прошлёпала в ванную, поплескала на лицо холодной водой. Спокойствие постепенно возвращалось. В конце концов, что я, кошмаров не видела?

Вспомнив присказку «На новом месте приснись жених невесте», фыркнула. Сон почему-то упорно не шёл из головы. Вздохнув, вернулась в комнату и выглянула в окно. Рассвет только занимался, ни одно из двух дневных светил ещё не поднялось. Вставать рано, а ложиться обратно уже не имеет смысла. О! Вчера я собиралась вымыть голову, этим и займусь. Эх, шампунь бы где добыть.

Стоя под прохладными струями, я составляла список дел первой необходимости. Во-первых, надо выяснить, где именно проходит завтрашний базар и как туда попасть. Насколько далеко? Мне ведь тащиться пешком и туда, и обратно. Во-вторых, неплохо бы познакомиться с горничными, убирающими комнаты постояльцев. Вдруг у них можно разжиться средствами гигиены? Мыло, стиральный порошок, шампунь… В-третьих, дешифровку папки никто не отменял. И главное дело, с которого стоило бы начать — избежать новых неприятностей.

В столовую я пришла одной из первых. Еду никто не разносил, и сидящая за столиком женщина подсказала, что на завтраке самообслуживание. Порции теснились на длинном столе, тянущемся вдоль стены. Никакого выбора блюд, берёшь тарелку, приборы и наслаждаешься пересоленный подгорелой яичницей, переперчённой колбасой странного вида, вчерашним прокисшим салатом и стопкой наисвежайших лепёшек.

— Позволите присоединиться? Я новенькая, ещё никого не знаю.

Женщина безразлично кивнула.

— Приятного аппетита, — пожелала я.

— И вам.

Напирать я не стала, выждала, пока женщина доест, сходит налить себе чай. Поскольку бары ещё не открылись, титаны с остывающей заваркой были выставлены в столовой на отдельном столе. Я тоже налила себе чай и приступила к выполнению намеченного плана.

— Я слышала, завтра в городе базар?

— Да.

— Интересно… Не подскажете, как туда добраться? — я пожала плечами. — По пути случилась неприятность, я оказалась без багажа. Хочу купить платок или шляпку.

— Извозчики так рано не появляются. Вы вряд ли успеете обернуться до работы.

— А пешком?

Женщина посмотрела на меня с удивлением:

— Пешком? Пешком далековато. Если выйдете на рассвете… Где фуникулёр, знаете? От него идите по самой широкой улице. Не пропустите.

— Спасибо.

Женщина отставила чашку и поднялась:

— Приятно было пообщаться, но мне пора.

— Всего доброго, — откликнулась я и ещё немного посидела за столом.

Что же, мне тоже пора. Первый рабочий день начинается.

Загрузка...