Побег в прошлое

Глава 60. Первая победа.

Никейские войска успешно ограбили степь. Для их перевозки по морю требовалось четыре рейса. За первые два рейса русский флот успешно перевез награбленное добро, много рабов, и много лошадей, продавать их русским за бесценок греки отказались. Это сгубило никейскую армию. Монголы настигли греков на берегу Черного моря. Тех не могли спасти ни укрепленный лагерь, ни отличная выучка, ни

поддержка русской артиллерии с моря. Греки понимали, что монголы пришли мстить и убивать, поэтому сражались до последнего. Но монголов было вдвое больше. Несмотря на огромные потери, монголы успели уничтожить греков до подхода торгового флота русских. Спасти удалось только пять тысяч икейцев. Каждая из десяти русских военных галер имела две сотни рабов-гребцов и две сотни экипажа. Русские выбросили рабов за борт и смогли погрузить по пятьсот греков на каждую галеру.

Больше половины потерь монголов пришлось на период погрузки греков на галеры. Дистанция сократилась, и русские смогли использовать огнеметы и мелкую картечь для пушек. Монголы, в безумных попытках захватить галеры, подъезжали, буквально вплотную, пытаясь на плечах греков ворваться на борт судов. Из-за опасности захвата, две галеры ушли загруженные не полностью.

Как только началась погрузка на галеры, греки прекратили сражаться. Они бросились к галерам, и образовался хаос. Монголы легко убивали икейцев в спину, тех, кто до сих пор на равных бился с ними.

Греки, оставшиеся на берегу, срывали с себя доспехи и пытались вплавь добраться до галер. Удалось это немногим.

Сначала, русские не ожидали такого быстрого рейда монголов. Потом, считали, что греки продадут им лошадей, которых сами планировали перевезти в Крым. И тогда икейскую армию можно было успеть вывезти на родину. Затем, сделали два рейса через море, вместо того, чтобы временно переправить греческую армию в Крым, и возить уже оттуда в Икею. И, наконец, когда битва уже началась, командование русского корпуса продолжало обсуждать необходимость передислокации. От устья Дона до берега Черного моря русский корпус двигался три дня. На четвертый день тридцать тысяч русских и двадцать пять тысяч монголов встали друг против друга. Бой начинать никто не хотел, монголы только что завершили тяжелейшую схватку с греками, русские устали после тяжелого марша.

Ранним утром монголы ушли.

Валентин был необыкновенно доволен. На фоне хмурых лиц остальных, его лицо светилось.

– Я требую отбить у монголов северную часть Волжской Болгарии. Мне нужен свободный сплав по Каме и вверх по Волге. У меня на Урале началась выплавка стали.

– Нет, – голос Никиты был категоричен.

– Тогда надо купить у них эту часть Болгарии.

– Это будет признанием их прав на всё левобережье, – попытался втолковать Валентину Валера.

– Плевать! У меня на Урале выплавляют сталь! Это сумасшедший скачек в качестве и производительности. Через год наша пехота и кавалерия сметет монголов с лица земли.

– Глупости. Качество вооружения мало чего решает. Главный фактор боевой опыт! – Ёрш был несколько напуган последними успехами монголов.

– Важны все составляющие. Но нам явно не хватает боевого опыта. Если оценивать по пятибалльной шкале, то вооружение у нас хорошее, дисциплина отличная, выучка

также, а вот боевой опыт у нас плохой. Поэтому наш результат всего сотня: четыре умножить на пять, еще на пять и на единицу. У монголов четверка по вооружению,

остальные пятерки. Получается, пять сотен. Они в пять раз мощнее нас, – нахально вылез с поучениями молодой Невский.

– Во-первых, это формальные истины училища. Во-вторых, выучка у нас лучше, – не согласился Ёрш, с опаской глядя на вчерашнего молокососа.

– Не можете договориться выступать общим фронтом? – усмехнулся Валера.

– Чем так важно литьё стали? У нас этой стали столько же, сколько железа, – удивился Никита.

– Общеизвестно, что железо, содержит менее трети процента углерода. Мягкий,

пластичный металл. Обычный гвоздь, например. Если увеличить содержание углерода, но не больше чем в пять-шесть раз, это сталь. При закалке она твердая, но хрупкая. Мечи мы делаем крайне сложно. Берем самое чистое кричное железо и помещаем в открытом тигле в горн с древесным углем. Железо, плавясь, насыщается углеродом и покрывается шлаком, под которым оно очень интенсивно освобождается от кислорода, серы, фосфора и кремния. Затем охлаждаем сталь прямо в горне, заполненном раскаленным углем, как можно спокойнее и медленнее. Ковка не должна нарушить кристаллическую структуру, поэтому очень сложна. Сам описанный процесс также сложен. Если не принимать во внимание ферромарганц, то упругость можно получить путем создания четкой кристаллической структуры в процессе застывания из расплава. Проблема в достижении высоких температур. Мы запустили на Урале пудлинговую печь. Она загружается чугуном, а дно и стены ее обложены железной рудой. Эта печь за сутки дает три тонны кричного железа или полторы тонны стали! Никакого принудительного вдувания, любое топливо, в том числе и дешевый

неочищенный каменный уголь. У меня сейчас на Урале сто тонн железа и стали. Я не могу привезти его сюда! – Валентин был слишком возбужден.

– Мы перестанем отчитываться за болты и стрелы? – обрадовался Ёрш.

– Не надейся, – бросил Никита.

– Болты! Стрелы! Не смешите! У меня пять тысяч полных доспехов: кираса, набедренники, поножи, наплечи, наручи, весом всего десять килограмм. Они выдерживают стрелы из лука и арбалета с дистанции ста метров. Есть сто комплектов жесткой брони. В такой броне всадник, если грохнется под ноги коня, останется жив! Такая броня выполняет функцию экзоскелета, тем самым резко повышает живучесть воина, – продолжал агитацию Валентин.

– Не надо умничать! Говори проще, сто таких, как у меня броней? – отпарировал Ёрш.

– Да. Сто королевских броней, – засмеялся Валентин.

– Это плохие новости. Ни покупать у монголов болгарские земли, ни воевать за них мы не будем. Как только монголы хоть что-то пронюхают, там будет монгольская армия. Нам придется принять сражение в поле, и мы проиграем, – заявил Никита, – ты опоздал на год, даже на полтора.

Но через месяц воевать пришлось. Монгольская армия перешла границу и двинулась

на Рязань. Никакая тактика выжженной земли на монголов не подействовала. Слухи о том, что степняки боятся леса и легко попадают в ловушки, тоже оказались преувеличены. А вот крепость в своем тылу они оставлять не захотели. Обложили по всем правилам. Не испугались ни пушек, ни огнеметов. Гнали вперед болгарских призывников, как скотину на убой.

Стремительность монголов и разгильдяйство Евпатия оставили его батальон в ловушке, в осажденной крепости.

Евпатий рассчитывал увести отряд ранним утром, но проспал, и его не смогли найти. Симпатичная помощница повара помогала собирать запасы в дорогу, приглянулась

Евпатию, и он весь вечер обхаживал её, слоняясь за ней по всей крепости. Наконец, в тесной кладовке, где они случайно остались вдвоем, Евпатию удалось задвинуть засов и продолжить более тесное знакомство. Как она сопротивлялась, как возмущалась нахальством мальчишки! Голос, правда, не повышала. Игры закончились поздней ночью, и Евпатий заленился возвращаться к себе, заснув в темной кладовке.

Комендант крепости был доволен. Он запасся едой на целый год, но состав имел необстрелянный. А тут удвоение численности, да крайне опытными воинами.

– Ты мне девчонку подложил, ты мне условия и создавай, – в который раз ругал коменданта Евпатий, – освободи мне самый верх башни. Я своих стрелков туда посажу. Мы монголов будем отстреливать. Они гонят болгар, а сами идут чуть сзади. Из огнеметов до них не достать, только до болгар. Зарядов для пушек мало. Если монголов отогнать метров на сто, смотришь, болгары воевать перестанут, у стены спрячутся.

– Я к твоей подружке отношения не имею, – в который раз не признавался Меченый, у коменданта на лбу была большая родинка, – посылай своих снайперов наверх. Давно согласен.

Евпатий приказал перетащить половину, чуть меньше двух тысяч, зарядов на самый верх башни. Прогнал людей коменданта и поставил стрелкам задачу. Винтовок в батальоне была уже целая сотня. Заряжались они всё также медленно, поэтому каждому стрелку Евпатий придал в помощь заряжающего.

С трехсот метров стрелки попадали в монголов почти наверняка. Те шли в полный рост, стрелы на таком расстоянии теряли убойную силу. Снайперы работали не торопясь, только по богатым целям. Опытный воин – богатый воин. Евпатий немного посмотрел на работу своих стрелков, затем увидел в подзорную трубу надменного

монгола, километрах в двух, на пригорке. Лицо блестело от жира, сливаясь в пятно, поза была невероятно горделива. Окружающие его монголы склонили головы.

– Жалко винтовку, но всё-таки принеси мне парочку дальнобойных, – скомандовал Евпатий ординарцу.

Ординарец додумался притащить ещё подушку на плечо и упор для винтовки. Стрелки услышали про дальнобойные патроны и, нарушая дисциплину, начали заключать пари. Ставки шли двадцать к одному в пользу монгола, без оптики цель казалась

невероятно далекой, день стоял теплый и воздух играл, мешая целиться. За Евпатия были два фактора: безветрие и неподвижность мишени.

Первым выстрелом Евпатий попал в толстого, огромного монгола в полутора метрах от мишени. Нужно было решать, это случайный порыв ветра, или необходима

корректировка. Плечо уже болело. Евпатий поморщился, потрогал плечо, выматерился, позвал сотника.

– Я слышал, ты поставил на меня?

– Так точно.

– Как думаешь, это был порыв ветра?

– Уверен, что так.

– Тогда тебе и отыгрывать своё серебро. Будешь стрелять за меня.

Евпатий взял подзорную трубу и стал наблюдать за мишенью. Сотник практически не целился. Голову монгола отбросило назад. Было непонятно, куда попала пуля. Если в шлем, то могла не пробить, если в личину, то результат гарантирован. Двадцатиграммовая коническая пуля со стальным наконечником пробивала два миллиметра стали на такой дистанции. Евпатий минут пять смотрел за вражеской суетой. Было похоже, что сотник завалил монгола.

– Слишком высоко взял, – заявил Евпатий.

Вокруг поднялся галдеж. Начали отдавать деньги за пари.

– В голову попал. Случайно. Насмерть убил, – продолжил, как небывало, комбат.

Деньги весело потекли обратно.

– От меня подарок, – Евпатий отдал сотнику два золотых. Спустился с башни и пошел заказывать обед с доставкой в комнату. Девчонка-поварчонка оказалась необыкновенной выдумщицей. Молоденькой, опытной, не очень жадной, в меру надоедливой и безмерно нахальной.

К вечеру, когда Евпатий закончил обедать, у него болело не только плечо. Услышав невольный стон, подружка радостно пообещала прийти сразу после ужина. Ужин в крепости уже начался.

Ёрш матерился долго и с выдумкой.

– Ну, если тебе так легче. Продолжай, – невозмутимо комментировал Никита.

– Я не намерен из-за разгильдяйства молокососа гробить армию!

– Кроме Евпатия, в крепости сотня винтовок!

– Передай светотелеграфом из Рязани приказ на их уничтожение!

– Винтовки стоят тонну золота. Я не настаиваю на большом сражении, важно освободить проход для вывода батальона из крепости, – Никиту стало раздражать упрямство Ерша.

– Ты не понимаешь. Монголы превосходят нас в маневренности. Они вцепятся в этот отряд и не дадут ему дойти до Рязани.

– Крепость монголы возьмут. Через неделю-две, а Евпатий мне нужен живой. И сотня винтовок тоже. Батальон, если получится. Ты командующий. Решай задачу! – закончил разговор Никита.

Ёрш матерился очень долго и с большой выдумкой. Это называлось поставить задачу. Невский считал её вполне выполнимой, удивлялся ярости командующего.

– С юга и севера от крепости густой лес с засеками. С нашей стороны известны тропинки, не до конца, не до самого поля с крепостью, но подвести войска можно. С севера отвлекающий удар, с юга прорыв, там от леса до крепости ближе.

Договоримся с комендантом крепости по телеграфу, одновременно ударим из крепости и из леса. Станковые арбалеты бьют на пятьсот метров. Дай мне два батальона бомбистов с двойным запасом бомб. Две сотни арбалетов это двести бомб в минуту. В крепости еще двадцать станков и две пушки. За полчаса на долину обрушится почти семь тысяч бомб. Крупная картечь бьет на километр. Монголы немного растеряются. Масса раненых лошадей начнет носиться по полю. Ложная атака с

севера отвлечет внимание. Евпатий прорвется рядом с южным лагерем и уйдет лесами, а мы получим пряники от императора, – преувеличено легко описал Александр операцию по деблокированию крепости.

– Ширина долины около двух километров, длина меньше четырех. Получится одна бомба на десять соток. В реальности получится гораздо хуже, где густо, а где пусто. Моя разведка доложила, что винтовочный огонь из крепости заставил

монголов расположить свои лагеря у самой границы леса. Предлагаю ночную атаку на все четыре лагеря, с использованием огнеметов, – Андрей, брат Невского, предпочитал диверсии.

– Монголы оставили для штурма крепости двадцать тысяч человек. В основном болгары, половцы, вспомогательные войска, в общем. По лесным тропинкам мы будем две недели группировать свои части для нападения, – не согласился Невский.

– Настоящий штурм не нужен. Всего четыре батальона, по одному на каждый лагерь. И мой батальон для прорыва, – Андрей говорил спокойно и уверенно.

– Андрей! Сколько нужно времени для подготовки операции? – недовольно произнес Ёрш. Он всё ещё был, крайне, недоволен.

– Двое суток.

– Даю трое. Добавь в каждый отряд по два десятка станков. Бомбы пусть бросают до самого конца. Станки, огнеметы, остатки бомб и зажигательной смеси при отступлении поджечь. Загорится лес, помешает монголам преследовать наши отряды.

Руководит операцией Невский. Ты, Андрей, отвечаешь за спасение отряда Евпатия, – ткнул пальцем в грудь комбата Ёрш.

Братья кивнули головой. Поднялись и направились к выходу.

– И без «умных придумок» на поле боя. Мне не нужна маленькая победа над маленьким отрядом узкоглазых. Делайте то, что поручено, – в спину братьям напомнил Ёрш.

На крыльце Андрей остановился.

– Ты видел на карте, в тылу у монголов, тропа уходит в верховья реки Воронеж?

– Тихо. Не здесь, – остановил брата Александр.

Братья отошли к коновязи.

– Говори.

– В тылу у монголов долина сильно сужается, становится шириной полсотни метров. Через десять километров на юг уходит небольшой отвилок, тропа. На карте отмечен только один блокпост монголов на этой тропе. Всего три сотни легкой кавалерии. Дальше дорога свободна. Тропа тесно зажата лесом, поэтому нужно будет перегородить от погони полосу метров двадцать. Это сто килограмм чеснока.

Вырезаем блокпост и основной удар сосредоточим на южный лагерь. Табун желательно уничтожить.

– Достань карту.

– Десять километров это немного, – показал Андрей.

– Много. Слишком много. Возьмешь двадцать мальчишек из обоза у конюхов. Каждому дашь по полсотни килограмм чеснока. Прикроют отход.

– Я своим поручу.

– Твои сгодятся для боя. Ребятишки, что коней выпасают, легкие, больше увезут, легче удерут. Каждый должен делать то, что может, – Александр подходил ко всему рационально.

На четвертые сутки русские устроили монголам адскую ночь. Первыми ударили огнеметы по южному лагерю. Через минуту ближние к лесу части всех четырех лагерей поливались из огнеметов, а дальние получали свою долю напалма от станковых арбалетов. Сделав десяток залпов, арбалеты перешли с зажигательных

бомб на разрывные. Пожары выгнали людей из шатров и бездоспешные кочевники стали легко уязвимы для маленьких чугунных стрелок, разлетающихся после взрывов. Лошади, обожженные напалмом, превращались в диких, обезумевших зверей. Они заражали своим безумие остальных.

Потребовалось полчаса, чтобы небо просветлело не от пожаров, а от встающего солнца. Батальон Евпатия вырвался из крепости, пробился сквозь жидкий заслон и плотным клином попытался пробиться на юг, обходя огромный пылающий монгольский

лагерь по широкой дуге. Навстречу ему, отгораживая сам батальон от южного лагеря, сметал кочевников лучший кавалеристский полк Невского. Из леса выдвинулись оба батальона лучников. Они били по тем площадям, которые остались целыми от артобстрела. Бомбисты продолжали тратить последние боеприпасы.

Монголы уже не казались растерянными. Иногда без доспехов, иногда безлошадные,

но они собрались в отряды и, не думая об обороне, устремились в атаку на русские отряды. Сказки о беспомощности пеших монголов оказались очень далеки от истины. Если русские в трех остальных местах успели отступить, сжигая за собой огнеметы и станковые арбалеты, то около южного лагеря монголов разгорелся жаркий бой. Казалось, что силы сторон неравны. У русских четыре тысячи свежих всадников и три тысячи пехоты. У монголов не больше трех тысяч, боеспособные остатки пятитысячного лагеря.

Для атаки на пехоту русских хватило маленького отряда, не более пятисот всадников. Пока монгольская пехота изображала атаку, конница стремительно

ударила во фланг и превратила двухтысячный отряд лучников в неуправляемую толпу. Увидев монголов так близко, командир бомбистов отдал приказ поджигать станки и отступать. Тут же вспыхнули огнеметы с остатками напалма. Загорелся лес. Два батальона лучников потеряли возможность отхода и стали методично уничтожаться монголами.

Другой монгольский отряд, несмотря на двукратный перевес русской конницы,

атаковал её широкой лавой. Мощные лошади, великолепное вооружение, четкий строй, всё это оказалось бессильным перед щуплыми всадниками, кое-как одетыми и вооруженными, на низкорослых лошадках, зачастую, без седла и уздечки. Монголы связали русскую конницу боем, им нужно было продержаться совсем немного, из соседних лагерей уже выехали отряды. Скоро, очень скоро преимущество будет у монгольской кавалерии.

Бессилие русской кавалерии ясно видел Евпатий. Он ехал сбоку, со стороны развернувшегося боя. Винтовку он отдал ординарцу. Сотня кавалеристов с винтовками ехала сразу за авангардом. Евпатий остановил лошадь и осмотрел в подзорную трубу долину. До монгольских отрядов осталась пара километров. Евпатийдостал свисток и высвистал для трех последних сотен атаку. Усмехнулся, посмотрев, как четко перестраиваются его кавалеристы, и послал лошадь в разгон.

На этот раз монголам противостояла совсем другая конница. За пять последних лет батальон уже перестал обращать внимание на конные сшибки. Обыденность. Каждый рейд оборачивался их чередой. В идеале нужно было сделать всё тихо, не высовываясь. Но степь огромна, вражеских разъездов много.

Три сотни Евпатия, развернувшись лавой, закрыли весь монгольский тыл. Через пару минут от монголов осталась половина, еще через пять кочевники бежали. Несколько небольших групп пробились сквозь русские ряды и отступили в лагерь. Пока бестолковая толпа кавалеристов разворачивалась, и командиры наводили порядок, подошли монгольские резервы. В бой вступить они не успели, но еще целый час преследовали русских, осыпая стрелами. Задумка Невского с чесноком оказалась вполне рабочей. Мальчишек достаточно быстро перестреляли монголы, но чеснок они разбросать успели, что помешало кочевникам догнать русских.

Чудовищные затраты и огромные потери на освобождение из блокады Евпатия Никита признал правильными.

– Потери у монголов получились больше. Штурм крепости на два дня прекратился. Молодцы.

– Евпатий за три дня весь младший командный состав у монголов выбил. Каждый второй из четырех тысяч выстрелов оказался результативен. Раненых, конечно, гораздо больше половины, но смертность от таких ранений почти гарантирована, – похвалил комбата Невский.

– И Евпатий молодец, и ты не оплошал, – похлопал Никита по плечу Невского.

– Молодцы мы? А штраф каждому по десять тысяч рублей Ёрш назначил, – проворчал Невский.

– Для Евпатия десять килограмм золота – пустяки! Тебя-то за что наказали?

– План атаки немного поменял, – совсем тихо объяснил Невский.

– И в результате из двух тысяч лучников спаслось меньше трехсот? А полк кавалерии был в шаге от разгрома? – сменил тон Никита, – думал, я не знаю подробностей операции?

– Может мне удвоить для них штраф? – не промолчал Ёрш.

– Нет. Не надо. А масштабы ночных вылазок и внезапных нападений нужно расширить. Не жалейте бомбы, особенно зажигательные, они дешевые, и очень эффективные, – приказал Никита.

– Зажигательные бомбы – дрянь! – скептически проговорил Невский.

– Против лошадей отлично работают. Раны долго не заживают. Часто лошади убегают так далеко, что монголы не могут их найти, – поддержал идею императора Ёрш.

– Беспокойте монголов. Не дайте им взять крепость, она ключ к Рязани, – Никита мыслил, как стратег.

Через неделю крепость пала.

Еще до сражения Меченый понял, что штурм будет решающий – столько людей и механизмов выстроилось вокруг крепости. Каждый воин знал свое место, знал, что ожидает его, если монголы ворвутся в крепость.

Все больше и больше кочевников подтягивалось к крепости, вот уже первые пехотинцы, под прикрытием щитов, подобрались под самые стены, не слыша криков горящих соседей, не обращая внимания на трупы, шедших только что впереди. Спешат поскорее забраться на стены, надеются сломать ворота огромной машиной.

Стену заволокло дымом. Меченый обернулся, пытаясь рассмотреть, что именно загорелось в крепости. Во дворе, в дыму мелькают фигуры, уже разобрались в ситуации и отчаянно тушат огонь, но китайские машины продолжают швырять громадные бочки с греческим огнем.

Вот монголы сообразили, что обстрел стих. Богато одетый всадник приподнялся в стременах, поднял руку и указал вперед, чудовищный вопль поднялся над долиной – монголы бросились в атаку. Человеческий вал поравнялся со стеной, крепость стала со всех сторон обрастать лестницами, всплошную, без единого зазора.

Русские бросили тушить пожары, все полезли на стены. Сотни луков, сотни огнеметов работали непрерывно. Монголы умирали сотнями, падали вниз, как тряпичные куклы. И горели. Живые и мертвые. Меченый погнал людей назад, тушить пожары. Поздно. У ворот вспух огромный красно-черный цветок, часть стены обвалилась, и ни русские, ни монголы не могли даже близко подойти к воротам. Весь небольшой двор залило озеро огня.

Раздавшийся снизу вой множества живых людей быстро стих.

Через два часа, когда огонь стих, монголы сломали ворота и вошли в крепость.

Меченый этого не видел, его убила случайная стрела, попала ему точно в глаз.

Среди немногих пленных оказалась веселая помощница повара. Она две недели пыталась умереть, злые монголы были на самом деле не только очень злые, но и очень жестокие.

Еще через неделю монголы ворвались в Рязань.

Ёрш долго обвинял коменданта в бесчисленных ошибках, прекрасно понимая, что это Ярослав превратил крепость в королевскую резиденцию. Не помогли ни пушки, ни огнеметы, ни бомбометы. В узких улочках города не было упорной борьбы, русские не сражались за каждый дом. Монголы поступили просто, для начала выжгли город. Бату-хан хотел запугать врага, грабить он собирался позже, более богатые города в центре страны.

Спустя всего два дня монголы подошли к Пронску. Месяц мелких стычек и бесконечных ночных налетов, засад и ловушек унесли треть монгольской армии, от полутора сотен тысяч осталось чуть больше ста. Основные потери монголы понесли от ранений и болезней, штурм крепости и столицы королевства обошелся им малой кровью, не более десяти тысяч убитых и раненых. Русские потери были меньше, всего тридцать тысяч, но все они были боевые. Большинство было убито во время прорыва из горящей Рязани.

Пронск легко простоял месяц. Монголы всё никак не шли на приступ.

Комендант крепости, в отличие от рязанского, строго следовал правилам. В городе отсутствовало гражданское население, за стенами крепости не было пригородов. Мало того, монголы не успели захватить плотину пронского водохранилища. Русские спустили воду, и на неделю затопили окрестности Пронска. Земля еще долго подсыхала, не давая подвезти стенобитную технику. Сразу после этого прошли проливные дожди, монголы десять раз пожалели, что сожгли Рязань. Бату-хан не

решился разбивать свои силы и отправлять войска на штурм Переяславля-Рязанского, неприятные известия с юга показали опасность такой политики. Десятитысячный корпус, оправленный в Киев, не дошел даже до Северного Донца. Уже при форсировании Волги он понес такие потери, что разумнее было вернуться. Потом

стало ещё хуже – русские успели ввести в Дон галеры с Черного моря. Прорыв через Дон монголам удался, но подошедшие половецкие дивизии разгромили своего заклятого врага его же оружием: бесконечными обстрелами и мелкими стычками.

После подхода с юга половецких дивизий русские получили численное преимущество. Запасы у монголов давно закончились. Даже крупные отряды, отправляющиеся запасать продовольствие, не возвращались. Русские предпочитали истратить боеприпасов вдвое больше необходимого, но не выпустить монголов. И тратить приходилось не только боеприпасы, в прямом столкновении потери русских всегда были выше. Голодные, щуплые кочевники успевали убить пару русских богатырей, прежде чем умирали. Их живучесть была невероятна. Правда, добиться прямого боя было для них непросто, русские сыпали стрелами и бомбами из засад до последней возможности. Часто поджигали лес, который хотя и плохо горел в сырую погоду, но дымил ужасно, загоняя всадников в западню, на чеснок и бороны, в ловчие ямы и капканы. И тогда пехота русских на равных сражалась с монголами. Только русские всегда бились нечестно, вдвоем против одного.

Через полтора месяца после взятия Рязани монголы попытались вернуться домой. Русские тормозили их бегство всеми способами. Монголов убивали на каждом

километре. Лошади падали от болезней. Вода и трава были отравлены, но даже такая трава была вытоптана, армия шла одним отрядом. Бату-хан боялся разбить её на множество отдельных корпусов, как бывало раньше, русские в любой момент могли навязать неравный бой.

В конце лета жалкие остатки могучей армии вернулись домой, в степь. Бату-хан зря оправдывался, что русские потеряли большую половину армии. Он понимал, что только внезапная помощь, свежий монгольский отряд с юга, спас его от полного разгрома. Русские не стали рисковать и отпустили его домой.