Зима заканчивалась. Днем яркое солнце прогревало воздух до плюсовых температур. Снег начал проседать, потемнел. Еще немного и начнется весна. Ждали Олега. Обещал приехать к 23 февраля. За три дня до срока, Мышкин начал посылать на дорогу конный разъезд, встречать гостя. Ждали гостей с запада, они пожаловали с востока.
Небольшой половецкий отряд, двести сабель, четыре сотни лошадей, ранним утром налетел на Карачев. Не помогли ни ров, ни вал, ни десятиметровые стены. Половцы
зацепились арканами за дубовый горбыль на стенах, и дружно полезли вверх. Где-то половцы сумели выведать, что в городе совсем небольшая дружина. Город они не поджигали, пока не закончили грабить. Поэтому конный разъезд узнал о нападении на город только тогда, когда показались первые беженцы. Их не преследовали, добычи в городе для половцев было достаточно.
Мышкин собрал свои три дюжины молокососов, попросил Коробовых взять винтовки и посторожить лагерь. Вероятность налета половцев на лагерь была небольшой, но реальной.
Светлана взяла коробовскую беретту, а Фёкла вооружилась помповушкой. Рабочих на лесопилке было немного, всего пятеро. Утром почти все отправились на заготовку леса. Коробов приказал им собираться, и вместе со служанками отправляться на вырубку. Посторонним незачем было слышать стрельбу.
Мышкин привел свой отряд к Карачеву вовремя. Половцы почти все втянулись в город, лошадей охраняло два десятка, не лучших воинов. Часть из них сумела собраться вместе, в последний момент, за мгновения до русской атаки. Этих смели тяжелым
копейным ударом. Остатки половцев побежали. Их гоняли по полю, легко доставая на свежих, крупных конях. Снег лежал еще глубокий, мелкие, выносливые лошадки половцев, на коротких дистанциях проигрывали русским по всем параметрам.
– Быстрее, – торопил молодежь Мышкин, – быстрее, молокососы.
Они успели. Весь табун Мышкин погнал на запад. Через пару километров младшую половину отряда отправил дальше. Сам остался ждать на дороге.
Сначала прискакало пятеро всадников. Их ссадили стрелами издалека. Мышкин проверял выучку своей дружины. «Молодцы, чисто увели табун. Хотя еще десяток лошадок найдут, сотню-другую реквизируют в городе. Но это будут совсем не те лошади, на них только дрова возить», – размышлял Мышкин, – «Догонять нас они не станут, тронутся обратно. Вот тут мы их и будем потихоньку щипать.»
Мышкин почти угадал, ещё один раз, два десятка отчаянных половцев попытались
проверить его ребят на прочность. Мышкин возгордился выучкой и дисциплиной своих «стариков», самые опытные из них были в его отряде всего полгода.
К вечеру Мышкин передал табун Коробову, вернее рабочим, вернувшимся из леса, оставил раненых, подобрал сменных лошадей, собрал запасы, покормил людей. И когда уже все изнывали от нетерпения, отдал команду трогаться в путь. Он оказался прав. Половцы только-только отъехали от города.
– Заночуем в городе, – ошарашил Мышкин подчиненных. Дисциплина была на уровне, никто не сказал ни слова, – успокойтесь. Половцы от нас не уйдут. Наберем здесь еще три десятка стрелков. Наверняка будут добровольцы.
Все облегченно вздохнули.
Ярослав, тесть Коробова, с надеждой смотрел на Мышкина.
– Это вам мы должны спасибо сказать? Сначала половцы тащили все подряд, девок в полон хватали. Потом бросили всё. Оставили только серебро и золото. Стали лошадей искать. Брали даже совсем захудалых.
– Я рад, что у тебя все в порядке. Пошли к дочери слугу, она волнуется. У меня три десятка свободных лошадей, могу принять добровольцев. Только самых опытных, с хорошим оружием, – попросил Мышкин.
– Сейчас кликну общий сбор. Дружинники княжеские почти все уцелели. Воевода
повел их одним отрядом на городские стены. Отступали дружно. В кремль половцы не сунулись.
– Тогда я к воеводе, а ты собирай здесь желающих надрать половцам задницу, – скомандовал Мышкин.
– Будешь половцев на рожон сажать? – удивился купец.
– Нет, поговорка у Никиты такая. Вот ко мне и прилипла.
Утром Мышкин вывел шестьдесят всадников в погоню за половцами. Первые группы врагов, начали попадаться Мышкину сразу после обеда.
– Пленных не брать, – кричал Мышкин.
– Не задерживаться, кто отстанет, прикажу высечь, – зло орал Мышкин.
– Брать только золото. Кто загонит лошадь, пойдет обратно в одной рубахе, – угрожал штабс-капитан.
– Воевода! Подгоняй своих, подгоняй, – добавляя армейского сленга, командовал Мышкин.
К вечеру в отряде было двое убитых. И пятеро раненых. Им соорудили на ночь большой шалаш.
Утром раненых оставили. Мышкин погнал отряд в погоню.
– Своя земля. К обеду вас найдут. Вокруг столько добра валяется, лошади ходят ничейные. Народ быстро набежит, – утешил он оставшихся.
Через трое суток штабс-капитан прекратил преследование. Два десятка половцев смогли разжиться в Карачеве хорошими лошадьми. Под прикрытием основной массы кочевников, этот отряд ушел далеко вперед. Воевода, до сих пор, подчинявшийся
Мышкину беспрекословно, начал отстаивать свои права. Дружинники и добровольцы из Карачева требовали остановиться и собрать трофеи. Даже подчиненные Мышкина потихоньку ворчали.
– Хрен с вами, растянулись в цепь. Возвращаемся. Разрешаю собирать всё. Не забывайте, лошади мои. Кто наберет слишком много, тот пойдет пешком, – напоследок добавил ложку дегтя Мышкин.
Таких криков воодушевления он не слышал давно. Все поскакали назад в поисках добычи. Воевода задержался.
– Жестко стелешь, – с угрозой предупредил он Мышкина.
На следующий день Мышкина встретил Никита. С десятью телегами, с десятью рабочими. В сопровождении десятка всадников.
– Чьи кавалеристы? – обняв друга, спросил Мышкин.
– Ярослав, родственничек новоявленный, навязал охрану, в долю захотел. Он меня иначе, чем «дорогой племянник», не зовет. Я согласился, а то рабочие, при появлении первого половца, разбегутся, – ответил Никита.
– Спирт пить будешь? А то меня от этого пейзажа постоянно мутит! – добавил Никита, и дыхнул на Мышкина густым перегаром.
– Нет.
– Ребята, налетай. Только по одному глотку, крепкая, зараза, – Никита достал
пару фляжек самогона из седельной сумки и передал дружинникам и всадникам штабс-капитана.
– Воевода, ты-то меня поддержишь? – протянул третью фляжку Никита.
– Не могу обидеть хорошего человека, – довольно пробасил воевода. Он осторожно
пригубил самогон, с крепостью Никитиного напитка был знаком не понаслышке, – рад тебя встретить, Никита.
– Я утром того же дня выехал, вслед за вами. Чего добру пропадать. Пять телег уже отправил обратно, на раненых и убитых наткнулся. Рабочих половина уехала,
лошадей погнали половецких в Карачев. Я их Ярославу послал, пусть старые хозяева лошадей ему в ноги падают. А оружие себе забираю.
– Коммерсант. Какую часть отдаешь тем, кто эти трофеи добыл в схватке с половцами? – тихо-тихо спросил Мышкин друга.
Дружина вся собралась вокруг телег. Все радовались встрече. Шумели. Самогона досталось грамм по сорок, но на голодный желудок, после тяжелого похода, он оказал свое влияние.
– Любую. Любую часть, – сказал Никита.
– Воины! Каждый может выбрать себе любую вещь из трофеев! Когда возьмете, подходите ко мне, я налью вам еще по стопке! – громко прокричал Никита.
Обрадованные хорошей новостью, победители половцев подходили к телегам, брали,
первую попавшуюся, саблю, и подходили к Никите. Тот наливал им немного самогона, а они сердечно благодарили его. За добытые ими в бою трофеи. Воевода с благодарность смотрел на Никиту. Только штабс-капитан немного хмурился.