Черкес 3. Побег из волчьей пасти

Глава 21 Паромщик, держи рот на замке!

В дверях дома нарисовался разбуженный и недоумевающий Спенсер. Спросонья не мог сообразить, что происходит. Двор заполнила нешуточная суета. Слуги бегали туда-сюда. Уже выводили наших осёдланных коней. Кто-то укладывал в поклажу какие-то свертки.

— Ради Бога, Коста, что случилось? — завопил Эдмонд.

— Что случилось, Кинша? — переадресовал я тот же вопрос нашей хозяйке.

— Мой муж, — Кинша набрала воздуха. Ей было стыдно. — Мой муж решил сдать вас русским, когда узнал, что вы не черкесы, а, значит, нечего опасаться расправы над предателем. Горцы таких и в Константинополе могут показательно казнить, а вас он не боится. Вдобавок, хакким — англичанин, за которого полагается большая награда. Простите!

— Он вам в этом признался?

— Нет, конечно! Сказал, что идет к своему торговому партнеру. Но я хорошо его знаю. Вам нужно поспешить. Лошади готовы. Там вам положили еды, воду. Торопитесь. Времени немного.

— Но, как же вы…?

— Не беспокойся обо мне, Коста. Он не посмеет и пальцем меня тронуть. Ты же видел, как он меня любит.

— Такую женщину, как вы невозможно не любить, уважаемая Кинша!

— Благодарю! — Кинша чуть покраснела.

— Но как вы оправдаете наш отъезд?

— А! — Кинша легко махнула рукой. — Скажу, что за вами заехал какой-то ваш друг. Что-то сказал. Вы мне сказали, что вам нужно срочно возвращаться. Быстро собрались и поскакали обратно в сванские горы.

Спенсер подошёл.

— Нам нужно срочно уезжать, Эдмонд. Потом объясню.

К нам подвели лошадей. Я помог ему взобраться на лошадь. Его покачивало. Он был очень слаб. Хотя крепился, стараясь этого не выдать.

«Хорошо, что он поспал немного», — подумал я и на всякий случай крепко привязал его к лошади. Спенсер не возражал.

Подошёл к Кинше.

— Куда же вы поедете? — спросила она.

Я задумался. В голове промелькнул Стамбул, Тамароба, шалахо и Георгий с его: «Легко запомнить: Вано из Вани».

— Далеко отсюда до Вани? — единственный возможный вариант на данную минуту.

— Совсем близко. Верст шестьдесят. Со сменой лошадей за пару дней доберётесь.

Я кивнул.

— И, все-таки, уважаемая госпожа… Вы точно в безопасности?

Неожиданно Кинша меня мягко обняла.

— Точно, Коста, точно…

— Но ваши слуги… Кто-нибудь может проболтаться.

— Они все преданы мне.

— Да. Я заметил. Они не только преданы. Они все любят вас. Вы так добры к ним. И к нам. Почему?

— Ты хороший парень. А твой друг не побоялся осмотреть мою больную девушку. Я не хочу денег, заработанных неблагодарностью.

Кинша разомкнула объятия.

— Все! Пора. Езжайте туда, — Кинша указала рукой направление. — Дорога одна. Не очень сложная. А после тех, по которым вы сюда добрались, можно сказать простая. На подъезде к Вани реку переплывете на пароме.

— Я не знаю, уважаемая Кинша, смогу ли когда-нибудь достойно вам ответить за вашу доброту. Спасибо. И будьте счастливы.

— Спасибо на добром слове, Коста. Берегите себя! Прощайте.

Я вскочил на коня. Кивнул Спенсеру. Мы тронулись.

— Коста! — Кинша остановила меня.

— Да.

— Мой Никол… — Кинша вздохнула. — Не суди его строго. Он хороший муж. И хороший отец. Но он — купец.

— Я все понимаю, Кинша. Обещаю, что не буду.

— Храни тебя Аллах! Прощай!

Мы выбрались на дорогу. Поскакали.

— Что на этот раз? — Спенсер грустно усмехнулся.

— Хозяин хотел нас сдать русским.

— Понятно.

— Ну да. Он купец до мозга костей. А вы, мой дорогой Эдмонд, здесь слишком лакомый кусок, чтобы удержаться от соблазна.

Спенсер рассмеялся.

— Всякое про себя слышал. Но «лакомым куском» назвали впервые.

— Тише!

Я натянул поводья. Спенсер удивился, но последовал моему примеру.

— Что? — спросил шепотом.

— Стойте здесь. Я сейчас.

Соскочил с коня. Выглянул из-за поворота. Дом Никола был как на ладони.

«Как же вовремя мы дёрнули!» — выдохнул я.

Ворота были распахнуты настежь. Туда вбежали шесть солдат с ружьями наперевес во главе с унтер-офицером. Никол стоял у ворот. Казаков не было. Это хорошо. Погоню быстро не организуют.

«Ах, Никол, Никол! Я все, конечно, понимаю. Такие деньги. И все равно. Ты армянин, я грек. Зачем же предавать? Хотя, думаю, Никол договорился с собой. Решил, что меня, единоверца, не предает. А англичанина можно. И все равно, спасибо тебе за кров, еду. И благослови Господь твою прекрасную жену! Не будь её, может, и не удержался бы сейчас, наслал проклятий на твою голову!»

Вернулся обратно. Сел на коня.

— Надо спешить! — предупредил Спенсера.

Поскакали. Я размышлял.

«Никол говорил мне, что численность расквартированных в Кутаиси войск ничтожна мала. Значит, опасности от русских ждать не нужно, если бы речь шла о погоне. Но полицейские функции они, вполне, могут осуществлять. Следовательно, лучше проявить осторожность при выезде из города. С трудом верится, что они купятся на рассказ Кинши и поскачут за нами в горы. А даже, если и поверят? Дорога одна, по словам прекрасной черкешенки. Значит, наверняка на выезде должен быть пост ДПС. Тормознут точно. А мы выпимши, не пристёгнуты, аптечки и огнетушителя нет. Зато куча оружия. И морды наши доверия не внушают. Тут штрафом не отделаешься. Лишение прав, транспортных средств и кутузка! Не! Береженного Бог… Нужно немного запутать следы».

Я опять натянул поводья.

— Коста! — Спенсера можно было понять. Я его задёргал.

— Извини. Секунду.

Сориентировался.

— Туда! — развернул лошадь влево.

«Если они не купятся, а справедливо решат, что у нас самый естественный путь это путь к турецкой границе, то нам не след сейчас ехать по этой дороге. А потом, нормальные герои всегда идут в обход! Вряд ли они ожидают, что мы здесь переберемся на другой берег Риони. Совсем нелогичный шаг! А нелогичные действия — сейчас наше единственное оружие!»

Реку пересекли прямо в городе, у больших белых камней, вылизанных бурной рекой до гладкости. Я помнил эти камни.

Ну, как эти? В детстве летом неделю гостил у родственника здесь в Кутаиси. Как-то вечером вышли с ним на берег Риони. Берег уже облепили ещё с десяток взрослых мужчин, знакомых родственника. Все чего-то ждали. Наконец прибежал еще один мужик.

— Ну что? — все бросились к нему.

— Через десять на двадцать! — с радостью сообщил он эту, казавшуюся мне абракадаброй, фразу.

Все обрадовались и тут же… начали раздеваться!

— Что происходит, дядя? — я не удержался.

— Порыбачим! — ответил он, стягивая брюки.

— Как⁈

Моё восклицание можно было понять: ни одной удочки ни в одной руке я не видел.

— Друг там работает! — дядя ткнул в направлении плотины. — Через десять минут перекроет шлюзы на двадцать минут. Вода уйдет. Рыбу возьмём руками!

Теперь всё стало понятно. И хотя я был ребёнком, все равно понимал невероятный абсурд ситуации. Плотина! Сложное гидротехническое сооружение! Это же не кран стояка в доме! Что значит, друг перекроет⁈ Как он может это сделать без указания⁈ По просьбе друзей⁈ А указания и не могло быть! Хотя, зная Грузию и её нравы, чему я удивлялся⁈ Наверняка, друг, сидевший на вентиле, позвонил своему начальнику. И там, типа:

— Шалва, дорогой! Тут друзья хотят порыбачить. Я перекрою на двадцать минут?

— Каха, дорогой, конечно! О чём речь! Скажи, чтобы и на мою долю рыбы взяли!

— Обижаешь, Шалва! Лично тебе занесу!

— Вах! Спасибо!

— Тебе спасибо!

Через десять минут вода ушла, обнажив дно и барахтающихся рыбин. Эту картину я запомнил на всю жизнь. Ночь. Но видно хорошо, из-за мощных фонарей плотины. Дно, усеянное такими же белыми камнями и песком. Рыбы. И куча мужиков в семейных трусах! Бегают с радостными криками. Подбирают обессиленную рыбу, швыряют на берег… Великолепный кадр для блестящего грузинского кино!

…Поскакали. Сомнения продолжали беспокоить.

Один вариант я не учёл. Кинша!

Тут сам виноват. Не надо было спрашивать её про дорогу на Вани. Считай, подставил. Нельзя от неё требовать стойкости. Хорошо, что из слуг, язык не поворачивается назвать их рабами, никого рядом не было. И подслушать не могли. О Вани знает только она.

И опять встаёт один из извечных вопросов мятущейся, мать её, русской интеллигенции: что делать?

Терпеть не мог Чернышевского. Единственная тройка по литературе за всё время учёбы в школе. Был любимцем у учительницы. (Светлая память, Лидия Васильевна! Спасибо за всё!). Вызвала, а я честно ответил, что читать это дерьмо не буду. Крякнула, но двойку рука не поднялась поставить. Что-то еще промямлил про очередной сон этой идиотки — Веры Павловны, спасая ситуацию…

Так, и что делать? Куды податься несчастным странникам? Как снискать хлеб насущный? «Нужно мыслить», — предложил бы сын турецкоподданного!

Что я еще знаю про эти места? Ничего, кроме родной деревни родителей. Цалка. Там греки уже лет шесть как проживают. Туда? Точно не вариант. Во-первых, могу создать проблемы пращурам. Во-вторых, жизнь их на благословенной грузинской земле — не сахар. Как мне рассказывали старики, деревня почти полвека обитала в землянках и земляных норах, не имея даже собственной церкви. И кроме репы ничего не росло. А до картошки, которая прославила село и считалась в Грузии моей прошлой жизни чуть ли не лучшей — еще век.

Куда же деваться? Выходит, что некуда. Выходит, что я положусь на авось? Нет! Тут не авось! Тут удивительная женщина! Еще одна, вызвавшая такой восторг у меня. Но, в отличие от Малики, восторг целомудренный. Кинша не сдаст! А пытать её, конечно, не будут. А на Никола она, когда русские уйдут не солоно хлебавши, цыкнет! Шайтана он, быть может, и обманет, но не собственную жену! Может и по голове его дурной настучать! И Никол тут же — лапки кверху! Он её боготворит!

«Еще поэтому все тебе прощаю, армянин Никола! Это я уже говорил! И, кроме того, если я сейчас еще раз дёрну Спенсера остановкой и сменой маршрута, то он не удержится, и настучит уже мне по башке!»

Я улыбнулся. Забавное существо человек. Ситуация на грани. Есть много доводов за и против. И самый ничтожный из них — как бы лишний раз не побеспокоить друга — явился решающим в выборе. Хотя, всего лишь — оправдание. Я ответственен за решение и выбор. Мне и отвечать. Так что, едем в Вани!

Посмотрел на Спенсера.

— Эдмонд?

— Почему ты меня привязал к лошади? — говорил с одышкой.

— Не нужно было?

Странный вопрос! Если бы я не придерживал его, мог бы и свалиться, так его, бедного, мотало в седле. Спенсер вздохнул. Понимал, что сейчас меня не обманет. Храбриться не имело смысла. Был плох. Очень слаб. Еле держался.

— Куда мы, Коста?

— Помнишь нашу экскурсию в грузинский дворик в Стамбуле?

Заходил так издалека, надеясь, что приятные воспоминания сейчас хоть как-то его поддержат, впрыснут в кровь дозу положительных эмоций, выгадают несколько минут, удерживая его сознание. Несколько минут! Мне теперь каждая секунда была дорога!

Я не ошибся. Спенсер расплылся в улыбке.

— Как же можно забыть такое⁈ Шутишь?

— Да! Такое не забудешь! Ты бы видел своё лицо, когда тебе подносили рог!

Смеясь, я объехал Эдмонда с левой стороны. Перехватил поводья своей лошади больной левой рукой, правой стал удерживать Эдмонда за его руку. Я понимал, рано или поздно, Спенсер впадёт в забытье. По щелчку! Как тогда на празднике, который мы сейчас вспоминали. Тот щелчок я тоже ждал. Но упустил. И Эдмонд из пьяного состояния перешел в невменяемое. Но, в отличие от того дня, повторного щелчка и его чудесного и так меня удивившего возвращения в нормальное состояние сегодня ждать не стоило. Не будет. Да, англосаксы умеют собраться и за мгновение «восстать» из пьяных! Не спорю! Снимаю шляпу! Но из такого состояния это никому не под силу.

Спенсер захохотал.

— Да, да, да! Представляю!

Заметил мои действия. Кинул взгляд на мою руку, теперь крепко удерживающую его.

— Всё так плохо? — усмехнулся. Даже в лунном свете был виден лихорадочный блеск его глаз.

— Бывало и хуже, друг! Ничего! Справимся!

— А ты помнишь своё лицо, когда я произносил тост?

— Грешен! Грешен! — я тоже рассмеялся.

— Признайся, ты был уверен, что я сейчас начну читать какой-нибудь сонет Шекспира, полагаясь на то, что ты за меня скажешь все необходимые слова!

— Не сонет! Конечно же, я ждал «Быть или не быть…»!

— О, да! Тогда это было более уместно! Согласен!

— «Потому что теперь я обязательно должен посетить Грузию! Я должен увидеть ту благословенную землю, которая являет миру таких прекрасных людей, как вы!» — я с максимальным гротеском изобразил Спенсера, вспомнив его тост.

— Коста, Коста! — Эдмонд опять рассмеялся.

— Вот и посетил! Не жалеешь теперь?

— Нет!

— Даже сейчас?

— Ты же знаешь моё главное качество?

— Тщеславие? Гордыня? Желание простереть английскую руку над Кавказом, над всем миром?

— Тщеславие, конечно! Люди в большинстве своём — страшные эгоисты. Нет! Я люблю Англию! Мне нравится её мощь! Я хочу, чтобы её влияние… — Эдмонд не стал продолжать, понимая, что и все так ясно. — Но, по большому счёту, это еще и оправдание моего тщеславия. Чего страстно хочет подавляющее большинство людей, в особенности, мужчин?

— Быть в чём-то первыми! — не раздумывая ответил я.

— Ну, конечно! Конечно! — Спенсер усмехнулся. — Я такой же, как все. Хотел быть первым. Поэтому — не жалею.

Я кивнул. Согласился не из вежливости. Сам так думал. И про мощь империи, и про первенство. Мне всегда нравилась империя под названием СССР. И, хотя я понимал все её недочёты, горько сожалел, когда союз развалился. И всегда считал Германа Титова самым несчастным человеком на Земле. Из-за намертво приклеившегося к нему звания «Космонавт №2»!

— Так, причем тут грузинский дворик? Ты так и не ответил.

— Ты же помнишь Георгия?

— Которого толкнул?

— И ждал, что он сейчас тебе врежет! — я улыбнулся.

— Ждал, ждал! Помню! И что?

— Здесь неподалёку, за две ночи доберемся, живёт его брат. Георгий уверял, что, если мы заедем, передадим от него привет, нас примут должным образом!

— Ну, в этом можно не сомневаться!

— Да! В чём в чём, а в радушии грузин сомневаться нельзя!

— Это хорошо! — Спенсер печально улыбнулся.

Помолчали.

— Коста!

— Да, Эдмонд.

— Я посплю?

— Конечно, друг мой, поспи.

Я подогнал своего коня впритык к лошади Эдмонда.

Наверное, вряд ли это можно было назвать сном. Скорее всего, Спенсер просто был на грани потери сознания.

— Спи, друг! Не волнуйся. Я довезу тебя. Мы выживем!

У Эдмонда хватило сил улыбкой поблагодарить меня. Потом он закрыл глаза. Головой привалился к лошадиной шее. Отключился.

А я успокоился. Несмотря на всю аховость ситуации. Конечно, немного удивился своей реакции. В прошлой жизни обязательно запаниковал бы. Сердце бы выскакивало из груди. А сейчас — нет.

А чего паниковать?

Цель есть! 60 км с гаком0 — путь, конечно, неблизкий. Но у нас есть запасные лошади.

Еды и воды, целую твои руки, Кинша, у нас навалом!

А ещё: новые черкески, фетровые накидки, башлыки в вьюке! Роскошная папаха уже на голове! Друг в отключке и мне не помощник? Ну, так, подтяни штаны, выполни обещание. Довези его. Ты мужчина или кто?

Мне было весело! Охренеть, конечно!

«Не, не, не! Я вам так не сдамся! Нету у вас методов! Я не для того, столько пережил, чтобы сейчас лапки кверху!»

Рассмеялся, представив Никола, стоящего «хенде хох» перед Киншей.

«Как там водитель „Фердинанда“ сказал? „Дуралей ты, Шарапов. Такая девка, а ты… Пришлите рапорт… На твоём месте я бы ей сам отдавал рапорт. Ежедневно“. Да, кажется, так… Не поспоришь!»

Веселя и подбадривая себя, я от дороги не отвлекался. Тем более, не спускал глаз с Эдмонда. Он спал (потерял сознание?). Дышал тяжело. Но — дышал!

Сориентировался. Ага. Можно возвращаться на прямую дорогу. Точно на ДПС уже не нарвусь. Рассчитал точно. Вскоре копыта лошадей застучали по дороге. Теперь следующая цель — паром невдалеке от Вани.

«Скачем до утра. Потом остановка. Надеюсь, смогу Спенсера оживить на короткое время, чтобы спустить на землю. Плюс — поедим. Спим до сумерек. Потом без остановок до парома. Там будет видно. Хотелось бы верить, что разбойники по этой дороге не шныряют. А если даже и бузят? Зелим-бей я или погулять вышел? Разберусь с ними, на хер! И вся недолга! Вперёд».

…Мы скакали почти в кромешной тьме. Но, учитывая опыт лесного перехода с Махмудом, я доверился лошадям. Им виднее! Или, как меня учили взрослые дядьки на стройке (шабашил как-то одним летом), пусть лошади думают, у них головы большие!

Все отмеренные часы до рассвета Господь нас хранил! Лошади шли ровно. Спенсер спал, удерживаемый моей рукой. Никто не повстречался. Я оставался оптимистом. Не паниковал.

Но более всего меня обрадовало другое. Чего совсем не ждал. Не был готов. Наверное, сыграло свою роль два обстоятельства. Первое, что я доверился лошадям. Второе, что я внимательно следил за Спенсером и дорогой. Более ни на что другое не отвлекался. Поэтому не думал о том, как держусь на лошади, как скачу… Или, может, сработал вечный закон перехода количества в качество? Не знаю. Не знаю. Скорее всего, все вместе и сработало. Короче, в какой-то из редких моментов, когда я отвлёкся, перестал думать о Спенсере и дороге, я с удивлением понял, что испытываю настоящий кайф от скачки. От сидения на лошади. Я не боюсь её. Не боюсь упасть. Я уверен, что управляю ею по своему желанию. Что малейших движений моих рук или ног будет достаточно, чтобы направлять коня куда требуется мне. Что мне не нужно судорожно цепляться за поводья и нервировать умное животное своим неумением, перестраховкой. Мне нравилось скакать на лошади! Нет, конечно, мне было еще далеко до горцев! Скакать и скакать! Но одно я мог сказать про себя этой ночью точно: меня уже нельзя было считать дилетантом и мешком с картошкой! И тут — вопрос практики! Я был уверен, что еще пара месяцев, и я не побоюсь принять вызов от любого черкесам посоревноваться с ним в скачке! Пусть и буду проигрывать на первых порах. Но и здесь наступит день, когда они увидят круп моего коня!

…День провели привычно. Спали в бурках. Подъедали припас от Киншы. К вечеру сам переоделся и кое-как переодел ослабевшего Эдмонда, чтобы не выглядеть оборванцами. Снова взгромоздил его на лошадь. Привязал. Не забыл погладить и поблагодарить всех наших коняшек за верность и терпение. Надо же было с кем-то поговорить! Им же произнес: «С Богом!». В сумерках тронулись.

…К парому, как и ожидалось, подъехали на рассвете. Берег был пуст. И на пароме — никого. Чертыхнулся. Потом успокоился. Я все-таки здесь вырос. Я знаю привычки грузин. Паромщик не мог жить далеко. Грузин-паромщик не будет терзать себя ожиданием на пароме клиента. Ночью? В одиночестве? На холоде? Я вас умоляю!

Я огляделся. Даже не сомневался. В метрах пятидесяти заметил небольшой домик. Скорее, сарай или, как здесь называют, балаган. Наверняка, не настоящий его дом. Типа заимки лесника в тайге. Чтобы переночевать. Подъехал к сараю. Церемониться не стал. И крикнул громко, и постучал в дверь настойчиво. Внутри балагана раздалось кряхтение. Паромщик встал с теплой постели, подошел к двери, открыл её. Конечно, был недоволен.

У меня не было времени на политесы. Я кинул ему монету, номинал которой заставил его тут же взбодриться и действовать быстро.

Вернулись к парому. Он помог мне с запасными лошадьми. Завел их на, к удивлению, крепкий и добротный помост. Крепко привязал. Конечно, косился на меня. На Спенсера. Но молчал. И страха в его взгляде не было. И на том спасибо!

Поплыли.

— Вани далеко, батоно? — тут уж я, наконец, проявил должную вежливость.

— Меньше часа.

— Знаете Вано Саларидзе?

— Это сосланный, что ли? — паромщик усмехнулся.

— Да. Из Тифлиса.

— Он! — паромщик был уверен. — Значит, вы к нему?

— Да. Знаете, где живёт?

— Конечно!

Паромщик буквально по метру описал мой путь с момента, когда мы сойдём с парома до ворот дома Вано. Я поблагодарил его за такой подробный и точный «навигатор».

— Сами откуда? — не выдержал он.

— Я дам тебе еще столько же, — улыбнулся я, — если ты…

— Я никого не видел. Вас не перевозил! — паромщик был сообразительным.

Я внимательно посмотрел на него.

— Клянусь мамой!

Этого было достаточно. Если грузин клянётся мамой, будьте уверены, слово сдержит!

Паром причалил. Паромщик опять помог мне. Я выполнил обещание. Заплатил ему.

— Ты же не грузин? — опять он не удержался, когда мы стали прощаться.

— Нет. Грек.

— Откуда язык так хорошо знаешь?

Я подумал, что могу себе позволить похулиганить, памятуя о его клятве.

— Родился и вырос в Тифлисе. В «Африке». Знаешь такой район?

— Африка? — наверное, паромщик, вообще впервые слышал такое название.

— Не забивайте себе голову, батоно! Большое спасибо! Да хранит вас Бог!

— Как тебя зовут, скажи хотя бы?

— Коста.

— И тебя храни Бог, Коста! Заходи еще. Всегда переправлю. Меня Шота зовут. Если не я, то мой сменщик — Давид.

— Даст Бог, обязательно! Всего доброго!

Я решил поторопиться. Не хотел, чтобы наш «торжественный» въезд увидело много людей. Шота, дай Бог ему здоровья, маршрут указал идеально.

Я встал перед указанным домом. Спрыгнул с коня. Подошёл к воротам. Не удержался и перекрестился. Потом громко постучал.