Черкес 3. Побег из волчьей пасти

Глава 12 Догонялки со смертельным исходом

Передний якорь легко отцепился от грунта, и матросы, не торопясь, поднимали его на борт. Течение разворачивало бригантину носом к выходу из бухты. Лодка с гребцами уверенно приближалась. Корабль не успевал освободиться от второго якоря.

— Я бы предпочел, капитан, избежать встречи с черкесами, которые так лихо выгребают в нашу сторону, — многозначительно произнес Спенсер.

— Что вы сказали? — рассеянно спросил капитан, следя за подъемом якоря. Но тут же подобрался, когда до него дошел смысл фразы англичанина. — Нежелательные встречи… Хм, уж не наделали вы дел на берегу, друзья мои? Мне бы не хотелось иметь в будущем проблем с местной публикой. У них, видите ли, есть такое обыкновение, чуть что, хвататься за кинжал!

— Как вы смотрите на то, чтобы перерубить задний якорь и немедленно тронуться в путь? Боюсь, если мы это не сделаем, та самая «нежелательная встреча» приключится через десять минут. Быть может, звон золотых монет сподвигнет вас на маленькое безумство?

Абдель крякнул. Резко развернулся к Спенсеру, тут же позабыв о подъеме якоря.

— Все так серьезно?

— Более чем!

— Эдмонд, что происходит? — спросил я взволновано.

— Не сейчас, Коста. Ну, же, капитан… Ваше слово?

— Вся моя жизнь — череда маленьких и больших безумств! Десять гиней!

— Гиней⁈ Их же давно перечеканили в соверены!

Тут я не мог не вспомнить классическую фразу: «Вам — шашечки или ехать?» Абдель, видимо, подумал схожим образом:

— Не время умничать, мистер Спенсер! Все по привычке называют соверены гинеями! Итак, моя цена за якорь — 10 золотых!

— Договорились!

Капитан долго не думал. Тут же закричал:

— Распустить паруса!

Матросы недоуменно переглянулись. Но привычка подчиняться взяла свое, и они ухватились за шкоты. Прямые паруса на фоке затрепетали, захлопали на ветру. «Блида» заплясала на волнах, удерживаемая задним якорем, как борзая на поводке, готовая сорваться за зайцем.

— Рубите… Рубите… — иронично молвил капитан матросам, стоявшим у натянувшегося и уже звенящего каната, уходящего в воду.

Удар топором — и бригантина сдвинулась с места, постепенно набирая ход. С лодки черкесов, до которой оставалось не более метров ста, что-то закричали. Бесполезно! Корабль поймал свежий бриз с берега и рванул, как пришпоренный к выходу из бухты.

— Ветер в корму. Быстро пойдем! — брякнул я вслух, чтобы скрыть растерянность от слов Эдмонда.

— Сразу видно, что вы не моряк, Коста, — Абдель вернул свой самоуверенный вид. — Фордевинд — не самый удобный курс. А при слабом ветре еще и создающий проблемы. Сейчас увалимся немного влево, как минуем выход из бухты и наберем ход.

Упс, хорошо, что мы общались на незнакомом Спенсеру языке. Он, к тому же, отошел в сторону. Не желал сейчас объяснений со мной.

«Нет, так дело не пойдет!»

Я шагнул к нему так, чтобы наши глаза встретились.

— Эдмонд! Перед поездкой сюда мы говорили о доверии.

— Коста, есть тайны, которых лучше не касаться.

— Не тот случай!

— Через двое суток мы будем в Трабзоне. Все закончилось!

— Эдмонд! Я настаиваю!

Спенсер дернул головой в сторону капитана. Мол, место неподходящее для разговора по душам.

— Мы можем спуститься в каюты, — продолжал я давить.

Эдмонд вздохнул и двинулся к трапу.

Мы спустились на палубу, но не успели пройти в кормовой отсек. Нас остановили крики вперёдсмотрящего:

— Парус! Парус за мысом!

Капитан, утратив вальяжность, мигом слетел на палубу, пробежал мимо нас и стал быстро карабкаться по вантам на фок-мачту. Меньше минуты ему хватило, чтобы оказаться на верхней рее. Выражения, которые разнеслись над кораблем, недвусмысленно свидетельствовали: мы крупно влипли.

Эдмонд бросился на бак. Я — за ним. Мы уже вышли из бухты. И теперь можно было разглядеть военный корабль, величаво скользящий по волнам в нашу сторону под странным углом. Он словно наметил точку пересечения наших курсов где-то в море. До него было прилично — миль пять, но, судя по всему, этого расстояния было вполне достаточно, чтобы взволновать капитана.

— «Ифигения»! — процедил сквозь зубы Спенсер.

Я и сам уже видел, что это наш знакомый корвет с толпой знакомых обер-офицеров на борту. Как там говорил Цикалиоти? Вот так кунштюк⁈

К нам подскочил Абдель. Самоуверенность покинула его, как сбежавшая невеста.

— Старый знакомый! Сколько он за мной охотился — не сосчитать! Наверняка, выставил наблюдательный пост у мыса, и тот подал тайный сигнал, когда мы стартовали.

Он обвел взглядом воды у мыса.

— Точно! Вот он!

От мыса на веслах отходила шлюпка. На ней уже устанавливали мачту с косым парусом. Вряд ли моряки надеялись догнать два быстроходных корабля. Наверняка, поплывут в сторону Геленджика, чтобы дождаться «Ифигении». Или корвет их подберет после того, как захватит нашу бригантину. Ну, и работка у морячков — болтаться в море неизвестно сколько часов в ожидании товарищей!

— Капитан! — взволнованно обратился к Абделю Эдмонд. Перспектива встречи с офицерами «Ифигении» его выбила из колеи. — Вы же утверждали, что ваша команда умеет лучше всех управляться с парусами!

— Идите к черту, Спенсер! Я же говорил: пространство и ветер! Где вы видите пространство для маневра⁈

Мы в недоумении переглянулись. Перед нами до самого горизонта простиралось море.

— Назад оглянуться в голову не приходит⁈ — капитан в возбуждении от внезапного появления русского крейсера окончательно позабыл о правилах приличия, но Спенсер проглотил и пропущенного «мистера», и откровенную грубость.

Мы оглянулись.

Берега Черкесии быстро удалялись. Но, видимо, недостаточно быстро, раз Абдель так взволнован.

Он, не извиняясь, унёсся к рулевому. Спенсер вздохнул:

— Эти моряки… Они бывают несносны. Коста! Ты же стоял у штурвала в подобную минуту! Разъясни, что происходит?

Я вгляделся вдаль, прикинул нашу скорость и скорость корвета. Весь расклад я не понимал, но одно было ясно: капитан не высоко оценивал наши шансы убежать от русских.

— Эта игра называется догонялки, — выдал с видом знатока. — Мы не договорили!

Эдмонд вздохнул. Я припер его к стенке. И в нынешних обстоятельствах отпираться или переводить наш разговор на другую тему уже не выйдет.

— Темиргоевцы считают меня виновным в смерти князя Болотоко!

Он огорошил меня своим признанием. Сбил, можно сказать, с ног.

Нет, я, конечно, давно это подозревал. Внезапное желание поохотиться на кабана. Суета после возвращения Спенсера в лагерь. Подозрительная болезнь Молчуна, очень похожая на отравление… Боже, де Витт же говорил мне, что Спенсер отравил татарина… Потом наш странный побег через страшный лес… Это было больше похоже на бегство, чем на спешную эвакуацию, чтобы успеть на корабль в Суджук-Кале…

Вот же я идиот! Какие доспехи бога⁈ Откуда взялась только подобная хрень в моей голове, торкнутый киноман⁈ И еще… Кто вы, мистер Спенсер⁈ Я думал, вы — Эдмонд, эсквайр, а вы, оказывается, прародитель Джеймс Бонда! Вам вручили в Трабзоне лицензию на убийство⁈

Мои мысли метались, но на палубе, вопреки беспокойству — да, какое беспокойство… вопреки панике капитана — царил странный покой. Моряки без суеты занимались своими делами. Нет, палубу не драили, стояли на шкотах. Но без суеты. Абдель на них изредка покрикивал.

— Мистер Спенсер… — начал я.

— Стоп! Стоп! Не время разбрасывать камни, Коста! Давай сперва выберемся из этой заварушки, а потом все обсудим!

Мне хотелось от души сплюнуть, но я знал, что это было бы оскорблением корабля. На нас и так уже косились. Чувяки, хоть и без каблуков, в нынешней ситуации могли выбесить матросов. С непредсказуемыми последствиями. Пригвоздив англичанина взглядом, чтобы он не смел за мной увязаться, я пошел на шканцы к капитану.

— Смотрю, стоит забрезжить опасности — былой дружбе приходит конец? — встретил меня своей фирменной усмешкой капитан, стоявший у фальшборта, облокотившись на планширь.

— Разве сейчас это главная проблема? С чего вдруг повелитель Черного моря так засуетился?

Абдель резко сбросил маску весельчака. Злобно оскалил зубы.

— Урум! Ты, вроде, не тупой! Сообрази: что за груз в моем трюме⁈

Я оглянулся в поисках Бахадура. Алжирец был тут как тут.

— Думаю, рабы. Ты же за ними приплыл в Черкесию?

— Какой умный урум! — передразнил меня Абдель, окончательно сбрасывая маску добродушия и гостеприимства. — Дальше объяснить, или сам все поймешь?

— Русские в плен работорговцев не берут, — ответил я как можно спокойнее, следя боковым зрением за напрягшимся безъязыким алжирцем.

— Именно, сообразительный урум!

— Так в чем проблема? Мы не обгоним корвет?

Вдруг Абдель щелкнул пальцами. Бахадур с поклоном подал ему стальную полоску, братья которой заменяли ему метательные ножи.

Капитан начал чертить ею по планширу, оставляя еле заметные царапины. Меня такое небрежение к собственному кораблю серьёзно напрягло.

— Смотри! Я иду так… Русский так… Он контролирует ветер. Я контролирую маневр. Но… Если я начну уклоняться влево, русский пойдет прямо. Чем больше я клонюсь влево ближе к берегу, тем меньше у меня пространства для маневра. Бригантина — отличное судно, но в лавировке умеренное… Главное, не дать ему со мной сблизиться. И не подставиться под его борт…

— Чтобы из пушек не жахнул?

— Слушай! Как тупому, объясняю, исключительно, из симпатии… «Жахнуть», как ты говоришь, он может под разными углами. Но бортовой залп срежет мне все, что выше палубы. Компренде?

— А обогнать на сходящихся курсах?

Сколь я не был тупой, но сразу понял, в чем проблема. «Ифигения» шла под углом к нашему курсу, чтобы, в итоге, пересечь его в заданной точке. Сколько бы не отклонялся Абдель к юго-западу, корвет в любом случае срежет нам нос, пробив картечью и ядрами своих пушек все пространство нашей палубы. Собственно, весь вопрос — в скорости сходящихся кораблей.

— Я постараюсь выжать максимум. Но у корвета угол ветра лучше. С точки зрения оснастки. И с точки зрения экипажа — тоже лучше! — нелогично добавил капитан.

—?

— Бригантина, мой друг, — лучший корабль для корсаров. Минимум экипажа. Максимум свободного места для абордажной команды. Но в данном случае, мы имеем один к пяти не в нашу пользу. На хрена мне абордажники, если я плыл за рабами? И уж точно мне не стоит подставляться под русские бомбы!

— То есть, мы проиграем гонку?

— Не стоит делать скоропалительных выводов… Сейчас я их озадачу! — он отдал пару команд.

Бригантина рыскнула, чтобы резко сменить курс. Грот возмущенно заполоскал. Абдель уверено направил корабль к берегу. Странный бакштаг никого из команды не взволновал.

На шканцы прибежал Спенсер, чтобы тут же обрушиться на Абделя вопросами.

— Капитан, зачем вы правите к берегу?

— Гашу скорость, — невозмутимо ответил капитан. — Если бы я остался верен прежнему курсу, корвет расстрелял бы меня, как куропатку!

— Не понимаю… — обреченно воскликнул Спенсер.

«Блида» лихо шла к берегу. «Колдунчики» — тонкие полоски из ткани, которые показывали направление ветра — нас предупреждали: ребята, вы куда свой нос завалили? Не стоит против ветра… эээ…

Но странно: «Ифигения» тоже начала гасить скорость. Сначала остались одни марсели. Потом, после двойных рифов, корабль и вовсе задрейфовал к югу, медленно смещаясь в нашу сторону.

— Вот же сука! — тоскливо протянул Абдель.

— Кэп! — к нашей группе присоединился Спенсер. — Давайте обгоним! Делаем оверштаг — и море наше!

— Англичанин, отвали со своими советами!

«Блида», плавно повернув, шла вдоль берега, теряя скорость. Отбойные течения, создаваемые впадающими в море речками, тормозили бригантину. Одним из них можно было бы воспользоваться для резкого разворота, чтобы рвануть обратно на север, но русские все просчитали. Капитан корвета знал толк в загонной охоте. Он медленно, но верно лишал нас пространства для маневра, держась позади и не спеша сближаться. На наших глазах разыгрывалась сложнейшая шахматная партия, в которой нужно было учесть десятки вводных. И, похоже, наш капитан ее проигрывал…

— Сколько раз я точно также отжимал «торговца» к берегу! — вздохнул Абдель. — А сейчас оказался на его месте. Этот русский — хорош!

— Его зовут Путятин. Он выиграл гонку с английским фрегатом в Пирее, — зачем-то выдал я информацию, совершенно бесполезную в нашем положении. Поэтому добавил более существенное. — У него 22 орудия, 180 человек экипажа.

— Мои четыре шестифунтовки его даже не пощекочут, — грустно признался капитан. — Их можно, конечно, перетащить на корму и применить как ретирадные, но что от них толку…

— Почему мы не можем укрыться на берегу? — спросил Спенсер. — Мы уже миновали Пшаду?

— Наивно предполагать, что черкесы все время сидят и поджидают торговцев. Нужно дождаться ночи и кострового сигнала. А так… Нырни я в любую бухту — и ваш Путятин сразу вцепится мне в загривок. Но, как крайний случай, нельзя исключать вариант, что придется выброситься на берег.

Абдель тяжело вздохнул и покачал головой. Перспектива потери корабля его не вдохновляла. Он отдал команду к новому повороту. Бригантина отвалила от берега и снова устремилась в открытое море. Корвет тут же распустил паруса.

Нас постепенно догоняли. Двухмачтовый «разбойник»[1] с его разномастной парусной оснасткой уступал «Ифигении». Ее далеко выступающие за борт паруса несли ее подобно крыльям. Привычная глазу картина! Сколько раз я смотрел с кормы «Петра Великого» на корвет, идущий следом! Путятин в штиль распускал все паруса на просушку, и эта красивая картина сподвигла художника из числа пассажиров сделать карандашный набросок…

Теперь красоту сменила угроза. Корвет нацелился обойти нас справа. Летели часы, расстояние между кораблями неумолимо сокращалось.

— Капитан! С корвета передают сигнал: «спустить паруса!».

— Пусть в жопу идут со своим семафором!

Русские, словно услышав ответ, выстрелили из погонной пушки. Прямо в кильватерной струе нашего корабля взметнулся фонтан. Выстрелило второе орудие. Ядро скользнуло мимо нашего правого борта, врезалось в воду в районе бака, окатив брызгами носовую фигуру.

Абдель встал к штурвалу спиной к палубе. Он внимательно наблюдал, как наводят орудия на корвете. Рядом встал матрос, чтобы громким криком дублировать команды капитана.

Новый выстрел, причем сдвоенный. Но Абдель был начеку. Он, как по наитию, сдвинул бригантину со старого курса, и ядра вспенили воду метрах в десяти от правого борта.

— Давайте, давайте… Кормите чугуном Черное море! — довольный и скалящий зубы в страшной улыбке Абдель выкрикивал в сторону корвета.

Он оглянулся.

— Они хотят насадить меня на мыс Адлер, как на шампур!

«Ифигения» начала уклонение, чтобы обойти нас справа. Прежде чем бригантина попала в мертвую зону между погонными и бортовыми пушками, ее «угостили» последним залпом с носа корвета. Этот выстрел оказался роковым. Ядро врезалось в высокий фальшборт, служивший неплохой защитой от ветра рулевому, проделало в нем дыру, разорвало в клочья грот и срезало, как ножом, ванты и растяжки грот-мачты по левому борту.

Нас окатило градом щепок. Одна — похожая на черкесский кинжал — вонзилась в матроса, передававшего экипажу команды капитана. Она сбила его с ног. Кровь обагрила шканцы.

Остатки грота заполоскали в воздухе. Корабль потащило вправо. Мачта стонала, как живая. Матросы, не дожидаясь приказа, бросились сращивать поврежденный такелаж, громко топая босыми ногами по палубе.

Абделя не даром называли лучшим капитаном Трабзона. Он тут же просчитал ситуацию и закрутил штурвалом, гаркнув на рулевого, чтобы не мешал. Корабль, как на пятке, резко развернулся и устремился навстречу «Ифигении».

— Что вы творите⁈ — заорал бледный Спенсер, избавляясь от занозы размером с палец, торчащей из плеча. — Нас расстреляют бортовым залпом!

— Русские изготовились с левого борта! Не успеют зарядить орудия правого! — проорал в ответ Абдель.

Он сцепил зубы, твердой рукой направляя корабль к возможной погибели. На виске пульсировала жилка, шрам на загорелом лице побелел.

— Коста! Спрячьтесь за фальшбортом! Ни к чему выдавать наше присутствие на корабле! — Спенсер пригнулся.

Я последовал его примеру. Мыслил он верно: мы должны были пройти мимо корвета на расстоянии пистолетного выстрела, и нас без труда могли рассмотреть с палубы корвета. Но какой смысл прятаться? Быть может, мы доживали последние минуты — если не на этом свете, то на свободе…

Казалось, наш капитан рассчитал все верно. Орудия правого борта молчали. Я не видел из своего укрытия, что происходит. Лишь слышал выстрелы из ружей. Русские сбивали с грот-мачты работающих французов. Несколько человек с громким криком упали на палубу, один — за борт.

Время замедлило свой бег. Я в ужасе ждал залпа. Из трюма раздавался женский вой. На палубе стонали раненные и разбившиеся. Вот уж чего я точно не ожидал, так это оказаться в эпицентре морского сражения!

И я таки дождался!

Громыхнуло! Какой-то офицер оказался расторопнее прочих и зарядил орудия своей батареи и по правому борту. Возможно, им оказался Смарагд, любитель поэзии. Я находил в этой мысли некий извращенный смысл: приятно погибнуть от руки знакомого тебе человека.

Залп снес тяжеленую грот-мачту, как бита — городошные фигурки. Она рухнула за левый борт, удерживаемая остатками такелажа. И выступила гигантским рулем, развернув искалеченную бригантину за кормой «Ифигении».

— Рубите! Рубите, будто за вами черти из ада несутся! — заорал Абдель и понесся гигантскими прыжками к месту падения мачты.

Застучали топоры. Освободившаяся «Блида» под прямыми парусами устремилась к берегу, потеряв свою способность к энергичной лавировке. Корвет начал разворот влево, нацеливая заряженные пушки нам в «брюхо».

— Сигнальщик! Передайте на корвет: «женщины на борту!» — хитро ощерился Абдель.

Корвет завершил поворот и стал убирать паруса. Залпа не последовало. Мы уже боролись с отливной волной.

Капитан нацелился на устье какой-то реки. Возможно, это была Херота — горная река в адлеровском районе Сочи, название которой меня всегда веселило.

Происходящее на берегу соответствовало этому слову. К возможному месту крушения корабля стекалась вооруженная толпа, громко орущая и не выглядевшая дружелюбной. Ее, похоже, не волновало, что мы стали жертвой русского корвета. Традиция грабить заявившиеся без приглашения корабли взяла верх над ненавистью к русским. Один такой виднелся в паре километров слева, ободранный до нитки.

— Тащите пыжи, порох и картечь! — скомандовал Абдель. — Будьте готовы сразу после удара развернуть пушки в направлении носа! Спенсер, где мои десять гиней⁈

Команда «Блиды» засуетилась, вооружаясь. На палубу вытащили бочки с абордажными саблями.

— Пришло время револьверов и штуцера! — грустно признался мне Спенсер. Было ясно, что боя не избежать.

Мы бросились в каюту за винтовкой и ящиком с моей «прелестью». Прижав его к груди, я вылез на палубу. В этот момент корабль сотряс удар. С неприятным вас, господа, приземлением!

Я устоял на ногах. Но тут меня словно лошадь лягнула в спину. Я взлетел и врезался в фальшборт. Крепкий зараза!

Я отключился.

[1] Название бригантины происходит от французского слова brigant — «разбойник». Корабль имел прямые паруса на фоке и косые — на гроте.