По гриб жизни

Глава 24

Склонённая голова Серёги погрузилась в растревоженный занавес, через пару секунд вернулась обратно. “Никого нет, ночь”, — произнесла голова ртом. Мы выдохнули носом.

На голову надет прибор ночного видения.

— Первый пошёл! — командует Фёдор, невысокий, бритый налысо киргиз… или казах?

Я седьмой. Шаг в портал, прямо в метущиеся краски. Не могу сказать, что это так же страшно, как при прыжке с парашютом, не прыгал. Ощущение, будто краски размываются, размазываются по твоему лицу, одежде, коже, впитываются в поры. Ничего особенного, ни тепла, ни холода, ни покалываний. Будто ты сделал шаг в дверной проём, сквозь голографическую дверь.

Хочется посмотреть в зеркало, почему-то мне казалось, что я теперь буду весь цветной, весь в радужных пятнах. Но на той стороне зеркала нет, ночь, работает ПНВ; видно зелёных человечков, зелёную полянку, зелёные деревья, ярко-зелёный квадрат портала. Отходить от портала нам строго запрещено

Можно лишь молча переминаться с ноги на ногу, приминать зелёную траву. Можно крутить шеей, своей, но не более, чем на 90 градусов в каждую сторону.

Через пару минут, размяв шею, Федя приказал группе возвращаться в нормальный мир. Но ведь возвращаться — плохая примета? Или не в случае этом? Портальная зала, профессор, Михаил Александрович, солдаты. Визуальный осмотр, “Как себя чувствуешь?”, “Жалобы есть?”, “Что ощущал в момент перехода?”. Пишите рапорт — сказал куратор, но можно завтра.

Сон занял 4 часа и не вернул. Проснулся сам, за минуту до звонка будильника — вот что случается тогда, когда искренне ожидаешь от нового дня чего-то хорошего, будоражащего воображение, горячащего кровь. Димка возбуждён, старается этого не показывать, стесняшка. Наш сосед по комнате, “вервульф” Олег тоже в составе экспедиции, в первой пятёрке, вот уж кто точно на нервах. Хмурые лица, очередь в туалет.

Второй “прыжок” куда страшнее, все дела?

— Кушайте, кушайте, орлы! — куратор приветствует нас широкой, открытой улыбкой. Мужчина спокоен; аккуратно, без спешки, он чайной ложечкой черпает светло-жёлтую манку; прямо в центре великой кашной равнины плещется озерцо плавленного масляного кусочка, ням. Я тоже ем чинно-мирно — бывает так иногда, возьмёт и попустит. Гусеницы страха не шуршат своими лапками-коготочками, внутри вдруг так тихо, спокойно, пусто. Как в сухом дупле большого дерева… и пол в нём устлан прошлогодней листвой. Она так пряно пахнет, крошится меж пальцев…

А ещё сон мне снился хороший, о чём — убей, не вспомню. Но послевкусие у него, тц, как у мятной конфеты. Люблю мятные конфеты.

Выходим из портала в день, на Земле оставили утро.

Солнце родное, что по размеру, что по цвету, вот только по небу оно усвистало градусов на 40ть выше положенного. Влажный, пахнущий землёй воздух, тишина… неестественная. Мы ж полмесяца как из деревни, там тоже было тихо, но звуки имелись, всё-время кто-то жужжал, стрекотал, матерился, здесь же насекомые набрали в рот воды и сказали всем замри. А кто первый отомрёт, так это Фёдор.

Он в нашей экспедиции главный, он снял со спины рюкзак, он достал из него квадро что — квадрокоптер. Четверо солдат из первой пятёрки рассредоточились, перекрыли все стороны возможной атаки: прямо, право, лево и воздух. Со спины квадрат портала примыкает к практически отвесной скале, мох и лишайник выглядывал из её щелей в огромных, потрескавшихся камнях. Место выхода оказалось квадратной (?) полянкой, метров двадцати в ширину-длину. За границей открытого пространства идёт лес, шагают огромные сосны, редкий кустарник, хвойный подлесок.

— Это компьютер? —

поинтересовался Димка, наблюдая, как Фёдор крепит на предплечье какой-то прибор, что-то вроде планшетника.

— Да. Не отвлекай.

Киргиз включил устройство, запустил какое-то приложение, кивнул одному из своих. Тот с джойстика поднял дрон в воздух, на экране идёт картинка, хм; клёво, видны наши макушки, они всё меньше, лес, скала с полянкой; вдруг картинка пропала, приложение выдало ошибку. Фёдор недовольно стучит по планшету, перезапускает программу, соединиться с устройством не удаётся.

Судя по ругани солдата, дрон потерял управление и спикировал вниз, в лес.

— Я видел место падения, тут недалеко! Надо сходить, забрать, — Ростислав.

— Сергей, охраняете поляну, остальные за мной, — решение принято, Ростислав за бортом. Судя по виду его, не опечален фактом этим растаман, крайне оптимистичен он.

Солдаты углубились в лес на пару десятков метров, с поляны их слышно и немного видно. Редкая цепочка, они вполголоса переговариваются, прочёсывают область падения дрона. Делать нечего, обнимаю автомат, разглядывал деревья. Вон там, походу, берёза, символ русской духовности. Отчего так в России… соседи… шумят…

А вот это дерево я не знаю, не ботаник, увы. Рука машинально потянулась к мобильному. Сфотать бы и запустить поиск по картинке, но нет. Нет тут сети, проверял; её тут быть не должно, но вдруг.

Целый ЧАС они искали эту дорогостоящую игрушку. Мы в своих защитных костюмах и шлемофонах агрессивно потеем, но раздеваться Фёдор запретил. Теперь они с Ростиславом пытаются дрон починить. Что вы, блин, копаетесь!

— Дрон не подаёт признаков жизни, запасного нет. Уходим.

Бедные мы бедные, дяди пылью покрытые, солнца не видящие, без него бледные, нас заставили рапорты писать люди вредные. Боже, о чём их писать?! Правда, следует признать,

для написания нам выдали шаблон из сорока вопросов. “Как вы себя чувствовали в момент пересечения портала?”, “Закрывали ли вы глаза?”, “Ощущалась ли какая-либо разница между воздухом нашего и чужого мира?”, “Какого вопроса не хватает в нашем опроснике?”, “Чей Крым?” и т. д. и т. п. “Отвечайте подробнее, пожалуйста!”

Ушастый двоечник начеркал ответы быстрее, быстрее!!! ааааААА, убежал в подвалы тренить волновое пламя. Всю неделю времени у него на это не оставалось, дядя Вазген запрещал нам использовать сверхспособности — у кого они были — во время групповых тренировок. “В свободное время, как бы, тренируйтесь на здоровье”. Морально, он, значитца, за нас… за них, то есть. У меня-то всё грустно. И вроде жив, и здоров… и вроде жить не тужить… так откуда взялась… пее-чааль…

— Мишенька, это ты? — в трубке знакомый до боли голос, — Привет, сынок! — радость, неуверенность… неловкость.

Мама.

За суетой, вечным ощущением попавшей в глаз тревоги, я совсем забыл про родителей. Нет, не забыл… отложил в сторону, в угол своей жизни, на потом. Началось это… куда раньше волны; как поступил, так и.

Мама звонит сама, я занят: учёба, работа, девушки, игры, книги, сон, секс. “Мама, извини, но мне надо бежать, дела, пойми, дела, дела”.

А потом ты, ***ть, просто не перезваниваешь, “забываешь”. Ты родителей любишь? Люблю. Только вот места для них в жизни нет. Я звонил им раз в месяц, разговоры ни о чём, нескладные беседы, вещи, о которых лучше не рассказывать — чтобы не волновать, чтобы не выслушивать. “Как дела, сынок?” “Да всё нормально, пап”.

Всё нормально, **ка, всё нормально.

— Привет, мам! — блин, голос надо веселее, что за похоронка, — Как вы там?

— Всё хорошо, мы у тёти Василины на даче, — я слышу в её голосе улыбку, — Вместе с отцом, хочешь с ним поговорить?

— Конечно, но сначала ты давай рассказывай, как у вас дела?

С отцом я говорить не хочу.

— Всё у нас по-старому. Воду горячую на квартире отключили, трубы меняют, уже вторая неделя пошла. Мы и поехали по гостям, — она усмехнулась, — Вы как с Димкой, уже вернулись с деревни? Хорошо, что ты нас тогда через Баира предупредил, я ведь звонила, номер твой был недоступен…

**ка.

— Да вот… как-то вышло так, спонтанно, — пауза, — А как там наш Василий поживает? Вы его с собой взяли, или тёть Люду сумели умаслить?

— Здесь он, в клетке, ты ещё сам её покупал, помнишь?

— Конечно! Мы тогда…

Разговор оставил двоЯКое впечатление: волосатые быки тёплые, но до жути скрытные. Я не сказал родителям о том, что я волновик. И если прежде мы с другом хранили секретный секрет, то сейчас секрета уж нет, а вот привычка никому не говорить о бойцовском клубе осталась.

Я ведь теперь, ххе, гражданский специалист на службе у государства, с перспективой получения звания, хорошей зарплатой; при этом, однако, невыездной. Работа вредная, молоко не дают — козье, дают только коровье, да и то сплошной пастерилизат. И об этом я тоже умолчал. А ведь секреты убивают. Благими намерениями. И вроде поговорили хорошо, тепло, но на сердце не всё годно, свербят просроченные тайны. Надо рассказать всё как есть.

В следующий раз.