Моя спальня. Мой муж. Сознание выхватывало из общей картины какие-то детали. И все они мне нравились.
Одна рука герцога у меня на груди, другая на бедре. Я на нем сверху и наблюдаю, как трепещут его ресницы, когда он пытается скрыть нетерпение. Вообще-то мужское возбуждение представлялось мне чем-то более грубым. Я не ожидала, что он сознательно будет медлить, позволяя мне несмело растирать его плечи, опускаться ниже.
Он закусил губу, когда ладони достигли его живота. Может, наклониться и поцеловать? В шею или в губы. Нет, сначала несколько поцелуев пониже уха, а потом — дотянуться до манящих губ.
Разве мужчине, самцу, не полагается наброситься на женщину, когда она все-таки оказалась в его власти… В предыдущие разы он вел себя более настойчиво. Если бы мне не было так приятно, то я бы сказала, что жестко. Впрочем, сначала его останавливало то, что столкновение с его магией завершится моей смертью, а потом… Я плохо помню. Он все время ждал то моего согласия, то моего принятия.
Азазель крепко сцепил зубы, когда мои пальцы легкими касаниями прошлись по его животу и последовали ниже. Я чуть не убрала руку, потому что не была готова к тому, что он такой горячий и твердый.
— Не останавливайся, пожалуйста. Я могу уложить тебе на спину и все сделать сам. Но сейчас ты свободна делать, что хочешь, — он улыбнулся. — Или хотя бы узнавать, что именно тебе интересно. Я всего лишь покажу тебе.
Его рука накрыла мою. Он аккуратно сжал мои пальцы вокруг своего достоинства, чтобы я поняла, какими примерно должны быть движения. Теперь его глаза были закрыты, а сам он будто полностью оказался в моей власти. И я продолжила. Наверное, мои прикосновении больше напоминали крылья бабочки, чем действия умелой любовницы.
Но какая разница? Герцог стоически терпел и не дергался, а я увлекалась все больше, видя, что с ним происходит. Азазель едва сдерживал рычание. В конце концов я решила проверить, каково это, если поцеловать его там… — здесь он уже не стерпел и одним рывком поднял меня выше. Не успела я пискнуть, как он развел мои бедра и опустил на себя.
Мне повезло, что не на всю длину, но достаточно для того, чтобы я закричала. Это было не очень приятно, слишком тесно, даже больно… Вот же гадство, мы абсолютно физически несовместимы, и он… ну, никак не поместится.
Азазель тут же остановился. Он умудрялся удерживать меня на весу, не давая вырваться, и в то же время сам не входил глубже. Герцог выругался. Я не поняла ни слова — скорее всего на одном из первых диалектов Чертогов — но получилось крайне эмоционально.
Я чувствовала, как по внутренней стороне бедра стекает что-то липкое, провела пальцем и увидела кровь… Это же неправильно. Сейчас он убедится, что нам надо немедленно прекратить.
— Прости, Золотко. Я, наверное, ослеп и доверял только мыслям, которые прочитал в твоей голове. Боюсь, мы выбрали неподходящую позу. И следовало все-таки забрать у тебя инициативу и заставить забыть обо всем. Тогда бы ты почти не испытала болевых ощущений.
Это что он пытается сказать? Что нам надо продолжать? И не успела я открыть рот, чтобы выразить протест и объяснить ему очевидные факты из элементарной механики, как он наконец вышел из меня. Но на смену распирающей тяжести пришли его пальцы.
— Замри, — приказал он, предугадывая, что я собралась вырываться.
Впрочем, и я почему-то медлила и вместо бурного протеста лишь заерзала в руках, сжимающих мои ягодицы. С учетом того, что его пальцы уже были внутри, эффект получился неожиданный. Я застонала, как в тот раз, когда он ласкал меня в бассейне — скорее призывно, чем жалобно.
— Малышка, все хорошо. Ты скоро забудешь эту неприятность или мы посмеемся над ней вместе. Двигайся, как тебе нравится.
Я по-прежнему сидела на нем верхом и чувствовала, как об меня трется его раскаленный… Два пальца толкались во мне сначала медленно, потом все быстрее, а большой палец теребил чувствительное местечко снаружи. В какой-то момент я без сил упала на него, перестав опираться руками о плечи.
Вместо слов я что-то бессвязно пробормотала и потянулась к его губам. Он слегка коснулся моих и затем резко перевернул на спину. Я снова застонала. И что, что его размер слишком велик, зато пальцы вполне подходили… Я оказалась на боку, а он прижимался ко мне сзади. Это невероятно, запредельно сладко, потому что он касался меня сразу везде, по всей длине от головы до пяток, и при этом осыпал шею поцелуями.
Но тут он убрал пальцы, точнее, переместил их к чувствительному бугорку и снова толкнулся в меня. На этот раз получалось легко, но он почему-то не спешил войти дальше.
— Ты готова принять меня, — заявил он без всякой вопросительной интонации.
Потом подался вперед и сразу же вышел почти полностью. Это же невыносимо, неужели он не понимает?
— Да, — выдохнула я. — Ты слышишь меня? Да!
Мне показалось, или он действительно улыбнулся мне в шею? Дальше я уже не обращала внимания на такие мелочи, потому что Азазель себя больше не сдерживал. Стихия, состоящая из чистого льда и холодного воздуха, раскалилась сильнее, чем любое пламя, и унесла меня вместе с собой.
Обычно молчаливый, он говорил еще что-то, и даже говорил много, когда все закончилось и я обессиленно дремала у него на груди. В этом потоке древних, почти как мир, слов я улавливала свое имя до тех пор, пока не уснула. И ни на мгновение мы не разжимали объятий.