Пленница ледяного герцога

Глава 38. Во славу неродного мира

Дни полетели спокойной чередой. Я не встречалась с Азазелем больше — ни за завтраком, ни по вечерам, ни случайно во время прогулок по дому или саду. Самуэль все понимал без слов. Ему можно было ничего не объяснять.

Каждую ночь Аз ночевал у меня в спальне вместо своего лорда. Он никогда не лез в кровать, но позволял валяться с ним, сколько мне вздумается. Иногда я засыпала на нем и днем, мало что соображая от усталости.

Дело в том, что Самуэль лихорадочно готовил меня к балу. Волей или неволей, я стала женой их принцепса. Перворожденного, почитаемого, как бога. Его воля имела почти такое же значение, как откровения их Древа. Выяснилось, что, несмотря на чужеродное происхождение, я обязана продемонстрировать все умения, которыми владела любая порядочная хозяйка не просто дома, а Дома.

Я стала лицом Фиолетовых, одного из пяти правящих кланов. Де факто Азазель правил Чертогами, хотя система аристократии это отрицала. Но когда требовалось подчеркнуть правящий статус Фиолетовых, то нас называли Пурпурными.

У Дома были свои особенности. Семьи чуть ли не в обязательном порядке занимались наукой и практиковали не отъем, а обмен энергией. Выращивали сад или целый лес — притом что в мире, где земли как такой не хватало, это превращалось в роскошь — и обменивались митрой с растениями, редкими представителями фауны, с дождем и солнечным светом.

В перевертышей по собственной воле обращались редко. Чаще их заражали те, кто страдал темнокровием, но до поры до времени умудрялся это скрывать. Это, безусловно, выделяло Дом среди остальных. Однако, как ни прискорбно, пресветлые, которые, в отличие от моего клана, не владели практиками обмена, в бою показывали себя лучше. Они выкачивали гораздо больший объем энергии за раз, чем Фиолетовые за весь период накопления.

К сильным сторонам Фиолетовых относились выносливость (все-таки качество, пригодное и для воина), терпение, еще более выраженная склонность к анализу. Азазель, который менялся энергией не столько с садом, сколько с самим Древом, не жаловался на недостаток силы.

Считалось, что он один в состоянии уложить всех остальных четверых сенаторов или весь первый круг демонов (трех герцогов и владыку). Видимо, на выбор. Лично у меня, это утверждение вызывало вопросы. Почему настолько могучий ангел готовился к войне, а не вышел на бой против правителей Бездны в одиночку?

Факт оставался фактом. Пресветлые верили в Азазеля безоговорочно. Драться с ним во время дуэлей противники не пытались и, судя по свидетельствам, которые я прочла в библиотеке, покорно насаживались на его мечи. И вот на балу аристократам Чертогов пообещали явить женщину, достойную их принцепса.

Мне полагалось выучить язык. А ведь до бала оставалась неделя! Кроме того, на нем новоявленная госпожа Дома танцевала два танца — индивидуальный, который выражал бы суть ее магии и характера, и совместный с супругом. Там речь шла о чувстве, которое их объединяет. Страсть ли, взаимное уважение, готовность объединить территории или подарить Чертогам и Дому талантливых ребятишек… Да я за голову хваталась, когда представляла, что мы с Азазелем для них изобразим.

Самуэль был непробиваем. Вариант, что я непременно опозорю его господина, он рассматривать отказался.

— Вы же овладели единым языком, а он сложный, — качал головой Крысюк.

На Мидиусе сложилась двуязычная среда, я практиковалась на нем с детских лет — эти аргументы он проигнорировал. Танцы тоже не стал принимать во внимание.

— Вы преодолели самую крепкую защиту во вселенной, когда проникли в здание сената. То есть ваше сердце и душа звучали на одной волне с нашим эфиром. Вы услышите музыку и последуете за ней. Ничего не бойтесь, — твердил этот упрямец.

Что я могла ему возразить? Что у них не Древо жизни, а дерево-интриган, которое таким образом решило поощрить сыночка и разбудить в нем уснувшие эмоции…

Тем не менее, по всем трем вопросам я не была предоставлена самой себе. Утро начиналось с проекций, созданных голограммерами. Меня словно помещали в другое пространство: обычно дело происходило на Мидиусе. Я оказывалась в гостях или в светском салоне, но вместо единого все использовали язык пресветлых, а в мыслях у меня все фразы звучали на двух языках одновременно.

Так продолжалось пару часов до наступления завтрака. Потом мы с Самуэлем разучивали парный танец. Отдача от него получалась ровно такая же, как если бы я танцевала одна. При этом технически он не совершал ни одной ошибки. Ни единого неловкого жеста.

После парного мы снова возвращались к «языковым» голограммам. На них старикан гонял меня еще часа три. Ближе к вечеру наступали блаженные часы ничегонеделания. Вернее, я раз за разом смотрела, как передо мной кружились холодные и безупречные монны, иногда превращая руки в мечи и угрожающе рубя воздух.

Слуга Азазеля полагал, что таким образом я получу хотя бы примерное представление, как выглядит индивидуальный танец. Репетировать его возможности не было. Никто не знал заранее, что за музыка зазвучит в зале. Она сложится из настроения нескольких сотен присутствующих, из погоды над нашими головами (во время бала потолок останется открытым всем ветрам), из моего настроя наконец.

Впрочем, иногда, тайком от Самуэля, я вертелась перед зеркалом и выкручивала разные па в полной тишине. Это меня успокаивало, а Аза забавляло. В такие минуты он подходил ближе и тыкал носом мне в колени. Напоминал, что есть более важные вещи, чем прыжки и ужимки.

Прибавить сюда, что, кроме искусства танцев и языка этого мира, я еще, как губка, впитывала в себя сведения о его истории и культуре… Но и этого мало. Каждая супруга приличного архонта принимала на себя и социальные обязательства. Так как разгонять тучи или сводить к минимуму поселившуюся в крови заразу я не умела, то Азазель предложил повесить на меня обязанности по поддержанию энергии в его хранилище камней.

Заходя туда, я каждый раз вздрагивала. Боялась, что услышу характерное покашливание Анри. Я больше не понимала, как реагировать, если при нашей с ним встрече появится герцог..

В эти дни Аз стал моей палочкой-выручалочкой. За окном с утра и до вечера барабанил дождь. Я могла завалиться на барса сразу после обеда. Притвориться, что сплю или и, правда, уснуть.

— Что за госпожа, — ворчал Самуэль. — Я вам говорил, что склонность к упорному труду также выделяет Фиолетовых среди всех остальных.