Свободный полет тут же прекратила моя необыкновенная обувь. Пару метров вниз она тормозила. Затем последовал толчок, из-за которого я потеряла равновесие и перевернулась головой вниз. Сандалии на ногах дружелюбно верещали и часто-часто перебирали крылышками.
Я насчитала по пять штук с каждой стороны. Не более десяти сантиметров длиной. Впрочем, за точность глазомера не поручилась бы. В это же время собирала в охапку подол, раскрывшийся вокруг, как шикарный лиловый бутон. Его стоило бы поднять повыше, зажать между коленями. Сохранять достоинство, пожалуй, уже поздно. Кассиэль с Самуэлем к этому моменту успели оценить нижнее белье (не такое уж и скромное) и все остальное.
Оба спикировали ко мне вниз. Крыс со своими короткими серыми крыльями передвигался толчками. Кассиэль, разумеется, парил, как у себя дома. Я не видела его лица, но хорошо представляла снисходительную усмешку.
— Слабость не может быть постыдной сама по себе, — часто приговаривал дядюшка Даниэль, после гражданской войны хромой на одну ногу. — Непростительной бывает разве что глупость.
По-моему, я опозорилась по обоим пунктам сразу. Светлые подтянули меня за руки, придав правильное положение. Отбуксовали наверх. Привыкла считать себя крупной — из-за внушительного роста веса во мне набралось более трех с половиной пудов — но мои спасители тянули без усилий.
Я позволила водрузить себя на террасу. В голове шумело. Осознание, что я чуть не улетела в пропасть, накатывало постепенно. Что там вообще внизу? Зуб не попадал на зуб, а по спине били холоднючие разряды. Что ж, не сомневалась, что Азазель явится с минуты на минуту.
— Не увидел бы тебя своими глазами, не поверил бы. Ты все ещё жив, старик. И как в тебе митра держится.
Я откинулась на перила, которые на этой террасе доходили мне до середины плеч и постаралась отдышаться. Воздух вокруг колебался. Казалось, что протяни я руку и смогу, как тогда с камнем, посмотреть, чем занят герцог.
— Упрямства во мне больше, чем в тебе даров от Древа. Благодать заканчивается, а характер остается, — бормотал Самуэль.
Он старался оттеснить Кассиэля к входу в дом, но силы не равны.
— Наверное, такова была прихоть Азазеля, оставить себе кого-то из тех, с кем вместе начинал первую эпоху, — предположил Зеленый. — Не позавидуешь тебе. Влачить столь жалкое существование.
С этими словами Кассиэль грубо оттолкнул крыса. Того отбросило на метр. Как старик ни трепыхался, невидимый барьер мешал ему обратно приблизиться к сенатору. И тот пошел на меня, распахнув за спиной массивные крылья.
— Какая шустрая. Если ты умрешь по моей вине, то Азазель не пощадит ни меня, ни мою семью. Зеленых и так немного. Всего несколько сотен. Мы сделаем иначе. Ты не сопротивляясь, последуешь за мной. Для принцесса придумаем подходящее оправдание.
Острый выступ больно вонзится в спину из-за того, что я слишком сильно дернулась назад. Азазель, конечно, не поверит этому извергу.
— А Самуэля пора отправить туда, где его заждались, — пропел Кассиэль достаточно тихо, но нисколько не таясь.
Он атаковал сразу. К этой боли невозможно было быть готовой, резко обожгло кожу. Причем не в одном месте, а сразу везде. Как будто пресветлый содрал с меня очень тонкий слой.
— Захудалая планета. Средненькие даже по меркам ваших магически одаренных способности. Зато сколько упорства, азарта, амбиций. Ммм, ты хороша не только внешне, маленькая леди.
Он положил одну руку на ключицу, вторую под грудь. Я утратила способность двигаться. Вместо того, чтобы онеметь от страха, перепрыгивала с мысли на мысль. Почему я настолько ничтожна, что не могу вцепиться пальцами ему в глаза… Кассиэль наслаждался моей беспомощностью. Губами он почти коснулся уха:
— Теперь обойдемся без боли. Я вторгаюсь в твой разум. Рассказывают, что это даже приятно…
Одно долгое мгновение ничего не происходило. Я различала противное жужжание, как будто в голове завелся комар. Болевые ощущения, Кассиэль не соврал, отсутствовали. Обиднее всего сознавать, что через пару секунд от меня как от личности ничего не останется.
— У него не получилось! — это снова раскричался Самуэль. — Ты не поддаешься прямому манипулированию. Вот так удача. Как я рада, что в голове слышу именно его.
— Ого, ты действительно ненавидишь нас. Я то считал, что тебя заставили демоны. Каково же тебе с Азазелем? Ну, ничего. Когда я получу разрешение перевести тебя к себе в застенки, ты возненавидишь все живое. И мертвое тоже. Я постараюсь, чтобы сильные эмоции длились и длились.
Я старалась не дышать. Раз у меня получилось неизвестно что и неизвестно как, то не растерять бы это неведомое преимущество. Самуэль наконец сообразил, что мне нужны инструкции:
— Соглашайся на его слова. Кивай или поддакивай. Закати глаз. Расслабь лицо. Нет, нет. Никаких гримас! Тебе совершенно спокойно рядом с ним.
Я старалась за ним успевать, а сама недоумевала: почему я выполняла приказы герцога, а ментальный диктат Кассиэля меня миновал.
— Тебе хорошо со мной, крошка? Куда мы сейчас пойдем?
«В Ад, — хотелось крикнуть мне. — Давай я покажу тебе дорогу. Найду хоть с закрытыми глазами, чтобы там ты превратился из сосульки в обычного слизня. Прожаренного». Вместо этого я старательно кивала. Откуда я знаю, куда там он меня мысленно зовет?
Невидимая сила оторвала от меня Кассиэля и швырнула его в сторону. Я увидела герцога — точнее, мужчину, похожего на Азазеля. Его лицо превратилось в глыбу серого гранита. Глаза почернели, из пальцев, потрескивая, вылетали коротенькие молнии. Не сомневалась, что он сдерживался, чтобы не зарядить в своего гостя увесистым разрядом.
— Вспоминай свои лучшие минуты у Древа, брат. Потому что наступила твоя последняя.
— Я при исполнении, — внезапно тонким голосом заскулил Кассиэль. — Вот ордер на дознание. Вот разрешение на доступ в дом. Вот приказ сената доставить девушку. Я не при чем, Азазель. Пощади! Мой дом всегда служил тебе и Древу.