Петров, к доске! Книга третья

Глава 15

Мы отошли от школы достаточно далеко, но при этом особо не торопились. Видимо, Наташке не сильно хотелось домой, впрочем, как и мне. Не знаю, чем руководствовалась староста, меня лично совершенно не вдохновляла перспектива провести очередной день в компании родственников. Одной конкретной родственницы, если говорить точнее.

Уверен, за время моего отсутствия бабуля придумала еще какую-нибудь пытку для внуков. Сегодня даже Илюха свалил из дома с такой скоростью, что ему позавидовал бы любой гепард. Я никогда не видел, чтоб дети НАСТОЛЬКО хотели в детский сад. Младшенький собрался за пять минут и потом оставшееся время торопил деда Ивана.

Вот только Илюше повезло, он из сада раньше пяти вечера не вернется, так что основной удар педагогического гения Людмилы Владленовны придется на меня. А я совсем, ну вообще совсем не готов сегодня терпеть ее закидоны. Пожалуй, в прошлый жизни неспроста ни я, ни Илюха понятия не имели о наличие дедушки и бабушки. Мать, наверное, побоялась нанести нам психологическую травму такими родственниками. Так что я очень даже был рад тому факту, что Наташка не спешит никуда, идет еле-еле.

Пацаны тоже не торопились нас обгонять. Так и плелись сзади, с энтузиазмом изучая трещины в асфальте, будто более удивительных вещей за всю свою жизнь они никогда ее встречали.

Я пару раз оглянулся, чтоб проверить, не греют ли уши мои друзья, но они всем своим видом демонстрировали, что нет. Им типа неинтересно и вообще они просто прогуливаются после уроков. Хотя физиономия Сереги показалась мне излишне напряженной. Будто он изо всех сил пытался обнаружить в себе таланты эхолокатора.

Наташка все еще переваривала мои слова о необходимости официального примирения с Ромовым и о фото, которое я упомянул, а потому молчала уже около пяти минут. Думала.

Мысль о воссоединении с без пяти минут братом ее не особо вдохновляла, это понятно. Лицо у Деевой было такое, будто я предложил ей добровольно записаться в кружок по разведению особо ядовитых пауков.

Но при этом девчонку явно беспокоила перспектива очередных проблем с директрисой, которые, по моему заверению, непременно будут, если Деева и Ромов не подружатся. Проблемы, естественно, должны были свалиться конкретно на мою голову. Это, конечно, в некотором роде эгоистично, но я уже понял, что из всей нашей компании по большому счету Деева переживает конкретно за меня, чем бессовестным образом решил воспользоваться.

Ну и плюс Наташку явно заинтересовала история с фото. Могу представить, как бы она охренела, если бы узнала всю правду.

На данный момент в старосте боролись две стороны ее натуры. Первая — отличница, пионерка и правильная девочка, которая умеет дружить. Эта часть Наташки склоняла свою хозяйку в сторону добра. Вторая — тот скрытый дьявол, которого я обнаружил в новом варианте жизни Деевой. Вот как раз он и нашептывал девчонке в ухо, чтоб она послала куда подальше и меня, и Ромова.

— Послушай, Наташ, — Я решил зайти с козырей, пока она не начала цитировать устав пионерской организации на предмет недопустимости дружбы с идеологически сомнительными элементами. Просто взгляд у девчонки стал максимально сосредоточенным и это явно намекало на то, что весы склоняются совсем не в ту сторону, куда нужно.— Я понимаю, Ромов тебе не мил. Мягко говоря. Но ты сама видела, что творится. «Жаба» на нас теперь дышать будет через раз и с пристрастием. Еще одна такая выходка, как в парке, и… — я многозначительно развел руками, — родителям сообщат, а там и до исключения из пионеров недалеко. Мне это светит особенно ярко, учитывая мою репутацию.

Деева громко и выразительно фыркнула, но в ее глазах мелькнуло понимание. Вообще-то, да. Сейчас, в 1985 году исключение из школы и пионеров уже не такая прямо трагедия, однако, жизнь подпортить данный факт может вполне.

— И ты считаешь, что если я начну любезничать с этим… Ромовым, то Александра Ивановна сразу проникнется к вам вселенской любовью? — в голосе старосты сквозил сарказм. Видимо, на данном этапе дьявол одерживал верх.— Не понимаю, Лёш, как это связано. Я помогла вам сегодня только по той причине, что имела прямое отношение ко всей ситуации. А так… Все очень просто. Не творите всякой ерунды и не будет проблем. Ты же вечно влезаешь в какие-то истории. Постоянно.

Нет, вы слышали эту особу⁈ Кто бы говорил, вообще. Да большинство тех идиотских ситуаций, которые со мной приключилось, — заслуга непосредственно Деевой. Она же сама — как одна ходячая проблема.

Эти мысли ураганом промчались в моей голове, но, конечно же, ни одну из них я не озвучил. Вслух сказал совсем другое.

— Не любовью, но, возможно, решит, что мы встали на путь исправления. Я ведь тебе только что объяснил, если ты подружишься с Ромовым, то пацаны больше с ним цапаться не будут. Можно сказать, из уважения к тебе. Да и вообще… — я неопределенно пожал плечами, не уточнив, что «вообще». — К тому же… насчет той фотографии у Ромовых дома…Мне кажется, здесь что-то нечисто. Почему моя мать никогда не упоминала отца Никиты, если они дружили? С малознакомыми людьми в поход не попрешься, фотографироваться на память не станешь. Там точно кроется какая-то загадка.

Наташка помолчала, задумчиво кусая губу. Видно было, как в ее светлой голове идет напряженная работа мысли.

— Ладно, — наконец выдохнула она. — Допустим, есть темная история насчёт старой дружбы ваших родителей. И что? Это повод мне… улыбаться Ромову?

— Это повод хотя бы попытаться наладить с ним… ну, не роственнуб любовт, так хотя бы нейтралитет, — я постарался вложить в голос максимум убедительности. — Ты можешь сколько угодно отбрыкиваться от этого факта, но он твой брат. Частично! — Уточнил я быстро, потому как со стороны Деевой ко мне прилетел раздраженный взгляд. — Никита сам ничего плохого тебе не сделал. Ты ведь понимаешь. Он ни при чем. Ну дуйся сколько угодно на его отца…на вашего отца. Никите-то за что твоя ненависть? А если в классе будет мир, то и директриса отвяжется. Логично?

— Ну вообще, если честно, абсолютно нелогично, Петров, — прищурилась Наташка. — Извини, Лёш, но у меня какое-то предчувствие…Что-то ты скрываешь. Все понимаю насчет школы, исключения из пионеров и прочее. Однако…Про эту фотографию ты будто не договариваешь, не рассказываешь правды.

Приехали. Теперь, значит, Деева хочет знать ВСЕ. Ой, Наташа… Как ты сейчас неправа.

Это снова были мои мысли и я снова не сказал их вслух. Тем более, стал понятен один момент.

Наташка не из тех, кто удовлетворится полумерами. Ей реально подавай всю правду-матку, да еще и с документальным подтверждением. Так что…Ситуация немного зашла в тупик.

Что теперь? Выложить все как на духу? Что на той фотке не только мои родители, но и ее собственная маменька с дядюшкой? Это ж как обухом по голове. Потому как Ромов-старший, который по Наташкиному мнению сволочь и гад, дружил с ее дядькой, а не просто появился, мать соблазнил и бросил. Деева что-то говорила о коллективном детстве, но если взять ситуацию с фото, то Наташка поймет, родственники ей подозрительно много врали. Впрочем, как и мне.

Она же меня на месте прикопает за такие новости. Наверное… Настроение у этой девчонки скачет, как кенгуру. Но если не скажу… если не дам ей полную картину, она ведь не поверит. И вся моя затея с «примирением» пойдет прахом. А мне это примирение ой как нужно. Не для галочки, а для дела. Для очень большого и важного дела, о котором она даже не догадывается. Ладно, была не была. Резать так резать, не дожидаясь перитонита. Только бы она не взорвалась тут же, на месте. Я вздохнул, собираясь с духом.

— Хорошо. Только обещай, что не упадешь в обморок и не начнешь опять психовать. Совершенно не хочется опять бегать за тобой по всему району, а потом лезть в очередную драку, чтоб ты снова начала со мной разговаривать.

— Петров, не тяни! — Наташка остановилась, повернулась ко мне лицом и нетерпеливо топнула ногой.

— Ладно…В общем…Кроме моих родителей и Ромова-старшего… на той фотографии была твоя мама. И твой дядя Андрей.

Секунда тишины. Потом еще одна. Наташка смотрела на меня так, словно я только что сообщил ей, что земля на самом деле плоская и стоит на трех слонах, которые танцуют джигу на гигантской черепахе. Глаза ее расширились до размеров блюдец. Кажется, я даже услышал, как скрипнули шестеренки в мозгу старосты, пытаясь обработать новую информацию. Скрип был какой-то особенно тревожный.

— Моя… мама? И дядя Андрей? С… с ними? — ее голос дрогнул, став почти шепотом. — Подожди… И они там что? Уже взрослые? Раз ты узнал своих родителей.

— Да, — подтвердил я, стараясь выглядеть максимально спокойно, будто каждый день сообщаю подобные новости. — Все вместе. Молодые, улыбаются. Лет, модет, двадцать с хвостиком. Похоже, они когда-то очень хорошо дружили. Но когда-то не прямо в детстве, а вообще. Я подумал… может, это прошлое как-то связано с тем, что происходит сейчас? Ну, с моим отцом… Ты же знаешь, он… — я замялся, подбирая слова. — У него сейчас не самые простые времена. И если наши семьи были так близки…

— Подожди, как с твоим отцом, — Деева окончательно потерялась. — Он же умер…

Я сначала бестолково уставился на Наташку, но уже в следующую секунду сообразил, в чем дело. Ну конечно! Я ведь никому не рассказал о поездке матери в Москву. Вернее о цели этой поездки. Я вообще никому не сказал о том, что мой отец жив, потому что пока не известно, к чему все придет.

— Чёрт… Да… Это тоже новость. Только о ней никто не знает. Мой отец жив, но есть некоторые проблемы…

Я осторожно, как минёр на минном поле, пытаясь не взорвать мозг Деевой окончательно, в двух словах рассказал о внезапном «воскрешении» бати. Потом снова вернулся к фото, стоявшему у Ромовых дома и к тому, что отец Никиты мог бы помочь, потому что у него точно имеется какая-то информация, но не до конца понятна, какая.

Однако, кажется, первая «мина» уже сработала. Лицо Наташки сначала побледнело, потом на скулах проступил легкий румянец. Она явно боролась с бурей эмоций. Предательство — вот что, кажется, читалось в ее взгляде. Предательство со стороны самых близких. Мать, которая столько скрывала…

— Я… я не знала, — еле слышно прошептала она. Потом тряхнула головой, словно отгоняя наваждение. — Этого не может быть. Мама бы сказала…Хотя… Она ведь уже врала мне.

— Может, у нее были причины молчать? — мягко предположил я. — Старые истории, знаешь ли, бывают сложными.

Наташка несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Видно было, что ей нужно время, чтобы это переварить.

— Мне… я хочу подумать, — наконец произнесла она, глядя куда-то сквозь меня. — Да. Я подумаю над твоими словами, Леш. И про Ромова… и про это… фото. Ты говоришь, на фотографии дядя Андрей. Но когда я сказала ему твою фамилию… Ну… Был у нас разговор недавно… Он сделал вид, будто слышит ее впервые. В общем… Завтра поговорим.

Наташка резко развернулась и почти бегом пошла в сторону своего дома, оставив меня в компании слегка ошарашенных пацанов, которые, судя по всему, издалека уловили накал страстей. Сути разговора они, конечно, не знали, но вот общее настроение уловили.

— Чего это с ней? — Макс подошел ко мне, с любопытством глядя вслед удаляющейся старосте. — Ты ей что, в любви признался? Или она тебе? Или она призналась, а ты нет.

— Угомонились бы вы уже, а? — Покосился я на друга. — Рассказал страшную сказку на ночь. Со множеством действующих лиц.

На этом тема обсуждения внезапного ухода Деевой была закрыта. Пацаны, конечно, с огромным удовольствием обсуждали бы ее и дальше, но я открыто дал понять, что не имею такого желания.

Вечер принес еще один «подарок». Когда мы с Илюхой уже заканчивали сражение с гречневой кашей под бдительным надзором бабули, в дверь робко постучали. Это была та самая соседка, счастливая обладательница телефона.

— Лёшенька, тебе мама из Москвы звонит. На наш аппарат. Давай бегом.

Я подскочил, едва не опрокинув на Илюху кашу, и рванул к двери. Братец, естественно, тут же увязался за мной. Людмила Владленовна что-то неодобрительно пробурчала про «беспокоить людей в неурочное время», но мы уже неслись вверх по лестнице.

— Алло, мам! — я постарался, чтобы голос звучал бодро. — Ну как вы там? Как отец? Что в перспективе?

Голос у мамы в трубке был глухой, с треском помех, и бесконечно уставший. Но главное — в нем ее было никакого оптимизма, который я так надеялся услышать.

— Леша, сынок… — она помолчала, будто собираясь с силами. — Ты у меня уже взрослый и я могу говорить с тобой как со взрослым, да? Все сложно. Очень сложно. Отца… его действительно подозревают в серьезных вещах. Прямо вот очень серьезных, понимаешь? Не просто какая-то ошибка. Речь идет о… — она запнулась, — ну, ты понимаешь. Государственные дела.

У меня внутри все похолодело. Ирония ситуации в том, что я, несмотря на свой пошлый опыт и прошлую жизнь, не знаю, как закончится история отца. Потому что в прошлом сценарии этой жизни его как бы не было. Он так и не нашёлся. То есть, я понятия не имею, оправдают ли его.

Поэтому слышать сейчас негативные прогнозы было немного тяжеловато. Илюша, стоявший рядом, вцепился в мою футболку и смотрел испуганно. Машинально я погладил его по голове.

— Но… есть же какие-то доказательства его невиновности? — спросил, стараясь, чтоб по голосу не было слышно моего волнения. — Должны же быть! Он же… он же не виноват?

— Невиновных, Леша, иногда легче всего сделать предателями, — с горечью ответила мать. — Пока все очень шатко. Мой знакомый, к которому обратилась за помощью, говорит, что нужно готовиться к худшему, но надеяться на лучшее. И знаешь… тут всплыла одна деталь. Очень важная. В общем… Твоя староста, Наташа Деева. У нее есть дядя.

Я оторвал трубку от уха и с удивлением на нее посмотрел, словно желая убедиться, что мне не показалось. Мать реально это говорит? Она решила ввести меня в курс дела? Серьезно?

— А что он?

— Он… он был с твоим отцом в той командировке, — мама понизила голос, словно кто-то мог подслушать наш разговор. — И от его показаний, Леша, зависит очень многое. Буквально всё. Он может либо помочь отцу… либо окончательно его утопить. Понимаешь, какая ситуация?

То есть, Ромов-старший не соврал, когда намекал на вину Наташкиного дядьки… Картина становилась все более запутанной и одновременно более ясной. Драма закручивалась почище шекспировской, а я в ней оказался не просто зрителем, а одним из невольных сценаристов.

— Пока непонятно, что будет дальше, но…Лешенька, сынок, я тебя очень прошу, — голос матери стал тише и настойчивее, почти умоляющим. — Будь там предельно осторожен. Ни во что не ввязывайся, пожалуйста. Ни с кем не обсуждай это, особенно с Деевыми. Ситуация очень… деликатная и опасная. Даже для тебя, для Илюши. Для все нас. Просто учись, слушайся дедушку с бабушкой. Хорошо? Обещаешь?

— Хорошо, мам, — выдавил я. — Обещаю.

Конечно буду паинькой. Почти. Потому что не ввязываться в эту историю я уже не мог. Я уже в ней по уши. И, кажется, именно мне предстоит распутать этот клубок, пока он не задушил всех его участников. Мама бы упала в обморок, если бы узнала, что я уже успел «деликатно» поговорить с племянницей того самого Андрея.

— Я люблю тебя, сынок. И Илюшу поцелуй. Держитесь там.

— И мы тебя, мам. Держись. Все будет хорошо.

Мы попрощались. Я повесил трубку, чувствуя ее тяжесть в руке, словно это была не пластмасса, а кусок свинца. Илюха смотрел на меня огромными, испуганными глазами.

— Папа в биде? — тихо спросил он, коверкая слово.

— В беде, Илюш, — поправил я, взъерошив его волосы и пытаясь улыбнуться. — Но мы его вытащим. Обязательно вытащим.

Хотя как именно — я пока представлял себе довольно смутно. Особенно после того, как выяснилось, что судьба моего отца, по сути, реально в руках дяди Андрея.

Да уж, ну и каша заварилась. Теперь только расхлебывай. Главное, чтобы ложка не сломалась. И чтобы каша не оказалась слишком горячей. А она, судя по всему, уже начинала пригорать.