Песнь надежды. Том 4

Глава 135

— Тэйлон, ваша работа. Это отвратительно, — фыркнула преподаватель, отдавая мне рукопись. — Чтобы… чтобы такое написать…

— А что такого? — посмотрел я на свою работу.

— Тэйлон, неужели вы совсем не хотите проникнуться великой литературой нашего времени?

— Да я вроде проникнулся… — пробормотал я, почесав затылок.

Дело было на уроке литературы. И сейчас преподаватель под заинтересованные взгляды других студентов отчитывала меня за работу, в которую я вложил душу. Слава богу, не свою.

— Я попросила написать вас сочинение о том, что не хватает людям в мире для счастья, а вы что написали?!

— Насилие?

— Насилие! Как, по-вашему, это должно сделать людей счастливыми?!

— Раньше, когда в королевстве были разрешены бои между рабами до смерти, люди вполне радостно воспринимали это зрелище. Насколько я знаю, собирались целые стадионы, тысячи людей, которые делали ставки, приветствовали воинов и так же радовались победе одного из них.

— Это было другое!

— Что другое, королевство?

— Время! Сейчас уже давно подобного нет! Ценности изменились, Тэйлон!

— А люди до сих пор друг друга убивают и радуются победе над врагом, когда в действительности это смерть других людей, — кивнул я.

— Плохо, Тэйлон, — только и сказала преподаватель, поджав губы, после чего перешла к следующему студенту.

Удивительные люди — преподаватели. Они просят твоих мыслей, просят твоего личного мнения, а потом говорят, что оно неправильное. Что твоё мнение не соответствует тому, какое оно должно быть. И при этом пытаются втереть то, что у каждого оно должно быть своё.

Это как с заданием по математике. У всех одинаковый пример, но тебе ставят неудовлетворительно за то, что ты якобы списал. Почему так решили? А у вас решение одинаковое с ответом. Блять, так они и должны быть одинаковыми!

Меня поражает система образования, с которой я столкнулся впервые. Оно не учит жить в мире, оно не учит мыслить, как пытаются втереть преподаватели, оно вообще ничему не учит, кроме того, что твоё мнение должно быть такое, какое тебе скажут.

Вот литература — это яркий пример, когда все должны мыслить как сказали. Так, наверное, и начинается диктатура потом. С преподавателей по литературе, которые заставляют мыслить правильно.

— Опять злишь её? — толкнул меня в бок Вуберг.

— Плевать.

— Смотри, к директору отправит.

Ох, как же я это переживу. Наверное, чуть лучше, чем атаку ШБМ-ов (шагающих бронемашин). Но главное, чтобы родителей не вызвали, а то вдруг накажут…

Ладно, это действительно забавно.

— Плевать… — я лишь отмахнулся от смехотворной угрозы. — Думаю, что без литературы я уж как-нибудь проживу. По крайней мере вряд ли передо мной встанет настолько страшная дилемма, как есть картошку или капусту.

Удивительно (нет), но я был не единственным, кто покидал эти занятия уставшим, будто нам полоскали мозг, а не учили. Студенты со скучающим видом перекидывались парой фраз, спрашивая, что будет дальше. Кто-то собирался прогулять следующие занятия, кто-то надеялся, что его спрашивать не будут… безмятежность, одним словом.

— Тэйлон. Тэйлон, — Морон своим басом пробивался через общий гомон без каких-либо проблем, как, собственно, и проходил через толпу благодаря внушительным размерам. — Я хотел спросить.

— Спрашивай, — пожал я плечами.

— Сильвия.

— Что, Сильвия?

— Она вернётся обратно?

— Ну да, куда денется? У неё так-то жених здесь. А что?

— Ничего, — пожал он плечами, однако всё равно заслужил мой внимательный взгляд. — Просто она раз и исчезла.

— Ну я-то не исчез.

— Но с тобой и не сделаешь то, что сделаешь с ней, — невозмутимо ответил он. — И родители мои. Им интересно, насколько надолго она уехала.

Так вот, без каких-либо раздумий и задней мысли, он сдал основную причину своего вопроса.

Почему-то на них я и подумал. Пассия ускакала, есть возможность вновь занять нейтральную позицию и посмотреть, может есть варианты получше.

Вообще, от этих Фью-Фью меня как-то воротило. Не от Морона — тот прямой, как шпала, и непробиваемый, как титан. Именно от главы рода, который словно бы искал, на что бы помягче присесть задницей. Казалось бы, договорились уже, а он вновь ищет тех, с кем можно зародниться.

И я даже догадываюсь, с кем.

Взгляд сам собой перекочевал на девчонку Асаку, нашу цель. Дёрганную, нервную и иногда странно хихикающую, будто находящуюся под наркотиками. Так как в академии все люди разбивались группами относительно того, какой политики их рода придерживались, она была среди таких прекрасных личностей, как Руфус, его брат Хонт, Бенджер из рода Винтергрей и Антоил из рода Рохас.

Следующим предметом у нас была магия, на которой я благополучно провалил всё, что только можно было вообще провалить. Смог зажечь свечку пальцем разве что. Но и это для меня было верхом профессионализма. К тому же, очень полезная ерунда, так как главной проблемой нередко становилось отсутствие источника огня. А тут всегда с собой.

Правда, преподаватель не мог разделить моей радости.

После этого начался обед, после которого у меня занятий больше не было, а значит, можно было провести оставшееся время так, как посчитаю нужным. По крайней мере, так я думал ровно до того момента, как встретил Руфуса.

И ни капельки не удивился, когда увидел, как он докапывается до какой-то безродной девушки. Не у всех на виду — отвёл её в сторону так, чтобы не попадаться на глаза, где буквально зажимал её к стене. И видно, что та пытается его вроде как и оттолкнуть, чтобы уйти, и не может, так как боится.

Удивительно, но я не видел здесь прямо очень сильного презрения со стороны аристократии к простолюдинам, что любят представлять люди. Да, они их считали ниже себя, однако нарочито надменного поведения я никогда не наблюдал. Вежливое, максимум холодное отношение, но ничего подобного типа: «ты смерд, как ты смеешь, на колени!». Здесь это считалось в первую очередь неуважением к себе.

Руфус был исключением. И то, он делал это потому, что был садистом.

Но я человек простой: вижу, что собака скалит зубы на девушку — иду давать пендаля собаке. Животное, как-никак, должно знать своё место в иерархии. К тому же, конкретно Руфус почему-то вызывал у меня сильное желание убивать.

Я не сильно вслушивался в то, что он говорил девушке и что она испуганно отвечала. Для меня было достаточно и того, как она испуганно смотрела на него, пытаясь вырваться, когда он лапал её за промежность и грудь.

Быстро подойдя к нему со спины, я просто схватил девушку за руку и выдернул его из объятий.

Руфус резко обернулся ко мне, готовый уже вцепиться в глотку тому, кто посмел прервать его домогательства, и, видимо, не сразу понял, кто перед ним. Я думал, что ещё немного, и он набросится на меня, однако в последнее мгновение, когда я уже собирался ударить первым, он будто бы очнулся. Его рожа растянулась в улыбке.

— Тэйлон… вот так сюрприз… — промурлыкал он, демонстрируя зубы. — Ищешь способ сдохнуть долго и мучительно?

— Не можешь найти того, кто даст тебе отпор, Руфус? — негромко спросил я. — Почему бы тебе не найти того, кто может ответить?

— И кто же? Ты? — оскалился он.

— Например, да. Я, — ледяным голосом ответил я. И Руфус явно почувствовал мой настрой, тут же ощетинившись.

— О как. Я не чувствую в тебе страха, но ты действительно думаешь, что сможешь меня уделать второй раз? Почему бы и нет? Почему бы не попробовать?! — у него аж глаза кровью налились, не говоря о безумной улыбке от уха до уха.

— Здесь маленькая сучка только ты, Руфус. Поэтому подожми свой хвостик и пиздуй к братику за спинку, как ты это обычно делаешь, потому что второго раза со мной ты можешь и не пережить, — предупредил я.

— Тэйлон, я же убью тебя, — улыбка стала сползать с его лица. — Думаешь, меня остановит мой брат или этот еблан директор?

— Пиздуй отсюда, Руфус, — повторил я. — Третий раз повторять не буду.

Руфус… это просто редкий контингент, который не всегда найдёшь ещё. Обычно такие люди стараются скрыть свои недостатки, но он выставлял их напоказ. Эдакий карикатурный плохой злодей. Таких разве что можно в сказках встретить, но я знал на собственном опыте, что такие встречаются и в жизни.

Ничего святого или хорошего в них нет — они абсолютно ублюдочны во всех своих проявлениях и поступках. Обычно человек многогранен и даже у подонка есть какие-то свои черты, слабости, положительные стороны. Абсолютно моральные уроды были редкостью.

И Руфус был одним из этих редких экземпляров. Никаких положительных черт, полный моральный ублюдок, который делает исключительно всем плохо. Ни жалости, ни доброты, ничего. Я не удивлюсь, если он будет насиловать свою дочь и сына, а он будет — я почему-то в этом уверен.

И поэтому мне хотелось убить его. Я редко горел подобным желанием. Но здесь прямо-таки чувствовал долг перед этим миром избавить его от этого существа. Правда, не здесь и не сейчас. Потом. Обещаю: потом я разберусь с ним.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд, после чего он усмехнулся.

— Мы же ещё пересечёмся.

— Даже не сомневаюсь.

Руфус одарил меня своей улыбкой. после чего развернулся в сторону столовой и…

Резко обернулся, нанося удар.

Что можно взять с ублюдка? Естественно, удары исподтишка. Собственно, ничего другого я от глупого животного и не ожидал.

Оттолкнув девушку, я сам подался назад, уворачиваясь на последних мгновениях, после чего сам попытался достать его. Удар, и… Руфус поймал мой кулак. Удар с ноги, и он поймал мою ногу второй рукой.

— Второй раз такое не пройдёт, — прорычал он с безумной улыбкой.

Я был почему-то уверен, что, если я сейчас проиграю, он точно меня убьёт. Его не остановит ни отчисление, ни суд, ничего. Причём от суда его отмажут, скорее всего. Ему просто плевать, он просто уебан, который привык, что всё сходит ему с рук.

Последняя попытка — я резко сделал выпад, целясь ему в глаза пальцами… и уёбище неожиданно подалось вперёд и схватило мою руку зубами. Клыки проткнули кожу, мозг прострелило резкой болью, и я даже на мгновение потерял дыхание. Но…

Подпрыгнул и одной-единственной конечностью — ногой, с прыжка зарядил ему прямо по яйцам.

Второй раз такое не пройдёт, говоришь?

Тот словно и думать про меня забыл, выпучив глаза. Отпустил, схватившись за то, чего у него нет, и тут же получил под дых. Согнулся и получил в рожу с колена, да так, что я почувствовал хруст челюсти. А потом схватил его за голову и со вей дури ударил ею об стену.

Руфус не отключился, хотя любой другой бы уже валялся здесь. Нет, он отпрыгнул назад и тут же начал обращаться, уже в конец потеряв связь с реальностью. Но и обратиться я ему не дал полностью — вервольфов надо забивать в тот момент, когда они ещё не приняли окончательный облик. И, учитывая ошибки в прошлом, я сделал шаг вперёд, после чего выпад и удар в шею.

Ублюдок схватился за неё, задыхаясь, и, кажется, даже перестал трансформироваться. Упал на колени, кашляя и пытаясь вдохнуть. Ещё и обоссался, судя по луже под ним.

— Псина всегда получает то, что она заслуживает, — негромко сказал я, даже не будучи уверенным, что он меня сейчас слышит.

К этому моменту на шум начали собираться люди. Они с опаской сторонились задыхающегося, но никак ещё не сдохшего Руфуса, толпясь за моей спиной рядом со спасённой девчонкой. Разве что его дружки были тут как тут, пытаясь чем-то помочь ублюдку.

А я… а я просто развернулся и пошёл своей дорогой. Не думаю, что такая мразь умрёт. Они вообще имеют привычку быть очень живучими, когда хорошие люди почему-то умирают очень быстро. А вот мне бы не помешал лекарь: не хочу подцепить какую-нибудь заразу от шавки.

— Тэр Тэйлон, я прямо-таки поражён, — директор выглядел так, будто он действительно поражён. — Не прошло и полугода, а мы уже встречаемся в третий раз. Вы решили поставить рекорд по посещению моего кабинета?

— Нет, лишь защитил девушку от изнасилования, — пожал я плечами.

В этот раз в кабинете мою сторону никто не представлял, так как Диор при всём своём желании не смог бы так быстро сюда приехать, не воспользовавшись кротовой норой, а ею мы не пользовались. Зато были родители Руфуса, как это ни удивительно, и, собственно, сам Руфус.

И стоило мне произнести эти слова, как отец, широкоплечий мужик, смахивающий на дровосека из-за своей густой бороды, буквально взревел:

— Ты, жалкий…

А потом неожиданно смолк. Вернее, не так, он продолжал говорить, но его никто не слышал. Он это, видимо, и сам понял, закрыв рот и озадачено оглядевшись, после чего директор демонстративно щёлкнул пальцами, снимая тишину.

— Тэр Денер, хочу напомнить вам о правилах поведения в нашем заведении. Оскорбление учеников, кем бы они ни были — с родословной или без рода, неприемлемо. Так что давайте будем проявлять уважение друг у другу.

— Уважение к этому ублюдку? — рыкнул он. — Выродку из Бранье, который избил моего сына.

Я покосился на директора, ожидая реакции на оскорбление.

— Тэр Денер, я могу попросить, чтобы вас вывели, если вы не можете держать себя в руках.

— Меня, вывели? — хмыкнул он.

— Прошу вас, держите себя в руках. Мне бы не хотелось разбивать ваши иллюзии о вашей силе и неприкосновенности довольно жёсткими действиями, которые вам не понравятся, при других.

Тот лишь хмыкнул, бросив на меня взгляд.

— Грязнокровные отбросы…

Это было про нас. Как бы мы всё же не полноценные вервольфы, и примесь людской крови в нас есть. Однако…

— Заткнись, шавка.

Мой ответ был таким же действенным, как и удар по яйцам. Денер аж задохнулся от возмущения.

— Ах ты…

И опять тишина.

Зато директор обратил на меня внимание.

— Хочу напомнить вам, что вы должны проявлять уважение к страшим, тэр Тэйлон.

— Да с чего вдруг? — усмехнулся я. — Если вы не хотите заставить его молчать, почему я должен выслушивать оскорбления в адрес своего рода? — и, уже видя, что тот хочет ответить, добавил. — Естественно, можно решить этот вопрос через суд, ведь ему нет дела до возраста, верно?

Хорошо прятаться за возрастом. Когда надо, говорят: он же старше тебя, когда не надо, даже не вспоминают. Поэтому на лицо была попытка принизить меня, хотя, по сути, я ничем не отличался от них, так как тоже был представителем своего рода. К тому же, если оценивать по сознанию, я старше всех здесь вместе взятых.

Денер, видимо, поняв, что его опять глушат, заткнулся и теперь сверлил меня недобрым взглядом.

— Итак, благородные тэры и тэрра, сегодня мы здесь собрались, — начал директор, дождавшись, пока мы здесь все успокоимся, — по случаю того, что Руфуса обвиняет в домогательствах и изнасиловании одна из учениц нашей академии.

— Мой сын бы никогда не тронул никого пальцем, — негромко сказала мать, которую звали, если я не ошибаюсь, Уми. — Он отзывчивый юноша с добрым и благородным сердцем.

Честно, пусть она и женщина, но убить её я захотел не меньше, чем Руфуса с его отцом. Потому что эта сука покрывает конченного ублюдка, что ломает жизнь другим. Да, для матери её ребёнок будет всегда самым важным, однако это не значит, что теперь можно наплевать на всех тех, кому он ломает жизнь. Типа мой сын, он такой хороший, пусть лучше другие страдают от его издевательств, а его не трогают. Чем такая мразь отличается от ублюдка, которого она защищает? Знает, что он делает, и защищает?

— Вот это мы сегодня и выясним, тэрра Уми, — ответил директор. — У меня как раз… — он с трудом поднял стопку документов, — множество дел, связанных с вашим добрым и отзывчивым сыном, которого неоднократно обвиняли в изнасилованиях.

— Ни одного доказательства, — прорычал Денер. — Его оговаривают.

— Конечно, абсолютно все никак не связанные между собой люди, — кивнул директор. — Собственно, сегодня, однако, у нас есть та, кто может сказать слово против вашего сына.

Он кивнул одному из охранников, что здесь был, и тот скрылся за дверью, после чего привёл в кабинет спасённую мной перепуганную девушку. И она стала будто бы меньше, когда на неё взглянули мать с отцом ублюдка.

— Мисс Ольса, — кивнул ей директор, — не могли бы вы мне поведать о том, что произошло?