Когда приезжаем, провожу обряд. Допрос духа — дело непростое. Поглощать их просто, использовать тоже, а вот общаться не так уже. Исключение составляют духи навроде тех глупых рыб, что предпочли остаться среди живых.
Мне приходиться потратить несколько душ из сундука, чтобы хватило сил. Семь попыток ничего не приносят. Жертвы так и не поняли кто их убил.
Машины без опознавательных знаков, экипировка без нашивок, лица скрыты балаклавами.
Тресни Навь! Неужели я так и ничего не добьюсь⁈ И сволочам сойдет с рук убийство людей моих вассалов⁈ Не бывать этому! Виновные сдохнут! Так решил я, Романов!
— Несите еще тела, — тяжело, с упорством роняю. — Ада, подбери кого-нить из офисных помещений.
Рыженькая кивает и убегает вместе с одним из гвардейцев. Еремей рядом топчется, поглядывает на меня с суеверной нервозностью.
— Ты, правда, с ними говоришь? — решается спросить.
— Угу.
— А с отцом тоже…можешь? — в его глазах появляется надежда.
— Нет, твоего отца я переварил, как бутерброд. Его больше нет.
Это для него становится ударом. Он резко дергает себя за ус и, сдерживаясь, говорит:
— Пойду на воздух… подышать, — и, пошатываясь, уходит.
Хм, может, и резковато, зато честно. Не будет строить ложных иллюзий насчет последствий, если предаст меня.
Вскоре мне приносят новую жертву убийства. Миловидная женщина в офисной одежде. Немного пышноватая, но даже царь от такой не отказался бы. Сволочи! Даже женщин не пощадили! Убью!
Так, Миш, спокойно, собраться. Сейчас думаем о деле.
Призыв занимает несколько секунд, пару душ, и прорву сил. Передо мной материализуется полупрозрачный призрак женщины. Она ошеломленно хлопает глазами.
— Как тебя зовут? — спрашиваю.
— Тамара Сергеевна из хозотдела, — лепечет женщина.
— Тома, кто тебя убил?
— Люди в масках, — грустно сообщает и утирает с лица несуществующую слезу. — Ворвались ко мне в кабинет и… бахнул выстрел.
— Чем убили?
— Из пистолета, — она задумывается и вздыхает.
— Что за пистолет, Тома? Это важно.
Она хмурит лоб.
— Красивый такой, черный, блестящий, с насечкой в виде птицы. Даже не насечкой, а гравировкой скорее. Чеканные полоски, в общем. Из них складывается птица…ворона, ну мне показалось, что это ворона, — смущенно признается.
— Спасибо, Тома. Покойся с миром, сладкая.
Я упокаиваю пышечку и продолжаю допрос. Еще несколько душ подтверждают пистолет с вороной. Причем один свидетель видел сразу два таких пистолета. Скорее всего, несколько гвардейцев так отметили свою принадлежность господскому роду. И тем самым дали мне зацепку, кретины.
На обратном пути сижу в салоне «чайки» только с Радмилой. От водителя отгораживает перегородка. Аркадий еще раньше уехал домой, с нами на фабрику не захотел. Обиженный за отца Еремей едет в другой машине. Ада в джипе вместе с гвардейцами.
У меня сил почти не осталось. Откинувшись, смотрю в одну точку перед собой и обдумываю показания духов.
— Господин, вы устали? — заботливо спрашивает блондинка, перекинув ногу на ногу. Юбка будто случайно немного приподнялась, обнажив ладные икры и круглые коленки, обтянутые капроном колготок. — Сделать вам расслабляющий массаж?
— Ну давай. — Пускай сделает приятное царю.
Она нависает надо мной. Ее руки оказываются у меня на плечах и слегка массируют трапецию.
— Мм, неплохо, — прикрываю глаза от приятных манипуляций блондинки. — Оказывается, у тебя много скрытых талантов.
— Спасибо. Надеюсь, я буду вам полезна, господина, — сладко шепчет Радмила, при этом сама тяжело дышит, открыв ротик.
— Будь, — щедро разрешаю. — Да, вот так…И вот тебе неплохой шанс. Назови мне рода с вороной на гербе.
Она задумывается, чуть опустив лицо ближе ко мне.
— Из сочинских на ум приходят только Вороновы.
Да, Вороновы. Я тоже о них подумал. В Сочи они слабы, как и Лазаревы. Но раньше я знал совсем других Вороновых. Некогда это был могущественный род. Основал его варяг по имени Рогволд. Отважный был воин. Везде таскался со своей ручной вороной Каркушей. Завистники смеялись за его спиной, что он с ней и ложе делит. Но попробуй они сказать это ему в лицо, лишились бы голов.
— Они будут на приеме у Трубецкого?
— Должны, — кивает девушка. — Ведь они партнеры Воскресенского, а он будет.
— Партнеры — означает, жалкие псы, лижущие зад Воскресенскому?
— Именно, господин, — улыбается Радмила, крепче сжав мои плечи.
Она почти взобралась мне на колени и уже начинает робко делать попытки, но тут мы приезжаем в усадьбу. Выбираемся наружу.
— Я была вам полезна, господин? — томно спрашивает блондинка, потянувшись. Затем забирает из машины пакет с папками Моржовых.
— Ты принесла мне немного удовольствия. А насчет полезности… У тебя еще будут шансы, — усмехаюсь.
Она надувает губки, а потом ее лицо озаряется светом идеи.
— Заварить вам чай?
Я улыбаюсь. А она быстро схватывает.
— Давай сегодня кофе. Хочу попробовать этот иноземный напиток. Принеси мне в кабинет, а это я сразу возьму с собой, — забираю из ее рук пакет с документами и двигаюсь в усадьбу. Предстояло много работы на эти два дня.
Кофе на вкус оказался как…напиток богов! Эти два дня я только его и пил. Он помогал не валиться с усталости. А деньки были действительно насыщенным. Разобрать документацию двух родов, набрать талантливых молодцев в гвардию и начать с ними подготовку, а еще не забывать про свое развитие. Душ-то я нахапал, сундук набил, но усваивать их тоже нужно с умом, постепенно, с расстановкой, чтобы был наилучший эффект.
— Романов, ты готов? — постучав, вбегает в кабинет Аркадий. — Всё сидишь? Ну хоть оделся и то ладно, — он скептическим взглядом оглядывает мой смокинг. — Пойдем, а то опоздаем. С бумажками еще насидишься. Бабочку не забудь. А так неплохо выглядишь, — вынужденно признает.
Еще бы. Меня Ада с Фросей и Радмилой наряжали. Ей-богу, раньше проще было закатывать пир. Главное, чтобы жратвы было побольше да вино лилось рекой, а сам хоть голый приходи.
Я со вздохом встаю из-за стола. Встав у зеркала, напяливаю на шею бабочку, поправляю лацканы и следую за стариком в холл. Там мы дожидаемся своих дам. Радмилу и Валентину Степановну, сестру Аркадия, которая живет в отдельном домике у моря. Глава часто берет старушку с собой на приемы.
Блондинка в серебристом платье выглядит выше всяких похвал. Я делаю ей банальный, но полагающийся комплимент, она довольно улыбается, и мы все двигаемся на прием.
Надо признать, усадьба Трубецких внушает! Огромный белокаменный дворец с колоннадами. Яркий свет прожекторов выхватывает его из темноты за много километров.
Парковка заполнена роскошными автомобилями, и водитель с трудом находит свободное место. На радостях Аркадий дает ему сто немецких марок.
Наши дамы берут нас с главой под локти, и мы идем в усадьбу. Широкие ступеньки крыльца, коридор с мраморным полом, распахнутые двустворчатые двери и роскошный зал.
Гостей встречает сам Трубецкой с прелестными дочерьми по бокам. Приветствие достается и нам, но очень краткое — глава Совета тут же обращает взгляд на более влиятельных персон.
Первое, что я делаю, когда оказываюсь в зале, это высматриваю Воскресенского и Вороновых. Фотоснимки последних я нашел в интернете.
— О, смотри! — Радмила прижимается грудью к моему плечу и кивает направо. — Те, кого ты ищешь, Миш.
Да, Вороновы. Старший и младший. С женами. Радмила умничка.
— Смотрю и вижу, что ты вовсю используешь шансы быть полезной мне, — усмехаюсь. Девушка отвечает обольстительным взглядом. — Но пойдем пообщаемся с пернатыми.
По широкой дуге мы приближаемся к Вороновым. Они как раз раскланялись с другой компашкой гостей и стали свободными. Выцепить их не составляет труда.
— Здравствуйте, дамы и господа, — заставляю их обернуться.
По этикету представлять нас друг другу должен общий знакомый, но к черту этот этикет. Он создан для людей, а не для крыс, бьющих исподтишка.
— Мы знакомы, молодой человек? — неприязненно смотрит на меня Воронов-старший.
— Очно, нет, — усмехаюсь. — Но я о вас навел справки, а вы как минимум должны были слышать о моем славном предке.
— О ком идет речь? — голос мужчины полон неприкрытой вражды. По глазам вижу — меня он узнал. Просто строит комедию.
— О Романове Михаиле Первом, — моя ухмылка становится шире. — По прозвищу Красный Медведь.
— И почему же мы разговариваем с вами о столь дремучих временах, юноша? — спрашивает седобородый «ворон». — И о личности, которой, вероятно, вообще не существовало?
— О, Красный Медведь еще как существовал! — криво усмехаюсь я. — Как и ваш предок Рогволд Воронолюбитель. Ведь в его реальности вы не имеете сомнений? — киваю я на ножны Воронова-младшего, украшенные гравировкой парящей Каркуши. Некоторые аристократы пришли с мечами на поясе. Надо бы тоже завести достойный клинок.
— Допустим, — фыркает глава рода. — А вы кем будете?
— Михаил Романов, — обхожусь без поклонов и кивков. — Моя спутница Радмила Лазарева, — блондинка ослепительно улыбается, придерживая меня за локоть.
Младший «ворон» бросает похотливый взгляд на бюст Радмилы, и его нисколько не смущает жена под боком.
— Казимир Воронов, — нехотя представляется седобородый себя и свое семейство. — Мой сын Емельян и наши жены Лариса и Екатерина.
— Так мы говорили о Рогволде. Славный был воин. Достойный, — замечаю.
— Как и все Вороновы, — довольно лыбится Казимир.
— Отрадно слышать. Значит, вы также соблюдаете обеты и клятвы своего прародителя? Помню, он клялся в верности Романовым, — с ленцой спрашиваю. — Клялся на душе и своей любимой Каркуше, — кивок на ножны младшего.
На мой пассаж Казимир чуть прищуривает глаза.
— Мы никогда никому не клялись, — практически прошипел он в ответ. — Бросьте свои сказки, юноша, посмотрите реальности в лицо, пока не поздно.
Типа не влезай — убьет? Зря он это.
— Кровь помнит всё, уважаемый Казимир Львович. Каждое деяние, каждое брошенное слово. Всё, — замечаю без улыбки. — Так говорил первый Романов.
— Что ж, попробуйте припомнить нам, — с насмешкой бросает Казимир. — Только учтите, что за Вороновыми стоят реальные силы, а не мифические цари.
А вот уже намек на то, что за него в случае чего впряжется Воскресенский, один из глав города, а с Советом шутки плохи.
— Интересный вызов, — ухмылка возвращается на мои губы. — Что ж, Казимир Львович, ваша позиция теперь мне полностью ясна. Приятно было расставить все точки над «и», но мы, пожалуй, пойдем, — я замечаю в дальнем углу Екатерину Меньшикову. Князь-защитница Сочи оглядывается в поисках кого-то, лицо у нее рассерженное. — Еще со столькими людьми нужно переговорить…
Что ж, всё ясно. Ты мертвец, старик. Судьба твоего рода еще под вопросом, но вам с сыном точно не жить. Вы попрали древние клятвы и кичитесь покровительством наркоторговца. Это не стыдоба. Это позор.
Через минуту мы с Радмилой уже стоим у столика с разнородными закусками. Подхватываю рулетик из ветчины с начинкой и отправляю его в рот. Оу-у-у, я снова в Небесном царстве. Так просто и так вкусно!
Пооглядываясь, Радмила с моего разрешения уходит щебетать к стайке подружек на другой половине зала. И вскоре даже оттуда доносится их звонкий девичий смех.
Я же неторопливо пробую мусс из авокадо с красной рыбой и фаршированный чернослив. Кто-нибудь, оттащите царя от стола! В отличие от магов и воинов повара с веками достигли непревзойденного мастерства.
— Я не вижу меча, Романов, — раздается хрипловатый женский голос.
Не спеша оборачиваюсь.
Некоторые женщины потрясающи в гневе, Екатерина одна из таких. Лицо у неё скульптурное, с выразительными чертами, которые становятся ещё более заметными, когда она злится. Весь её облик говорит о том, что эта девушка не просто красива, но и сильна, умна и уверена в себе. Сегодня она в черном мундире с золотыми эполетами. Никаких украшений, только золотые пуговицы.
Не сразу я заметил рядом с Катей стройную девушку в голубом платье. Таков инстинкт воина — сначала фиксировать возможную угрозу, а потом уже красоту подле. А Катя ведь не только красива, но и охренеть как опасна.
— А разве оружие — обязательный атрибут дресс-кода? — делаю я удивленные глаза.
У Кати аж дергается бровь, от такой «наглости». Барышня явно привыкла командовать, но сейчас она сдерживается и отвечает:
— Романов, ты сломал мой меч. Я требую в качестве возмещения такой же — укрепленный магией артефактный одноручник, — она резким жестом откидывает длинные волнистые пряди за спину и смотрит в упор на меня. — Я жду ответа.
— Хм-хм, — я задумчиво поднимаю глаза к потолку. — Случайно, речь идет не о том мече, что летел мне в горло?
Катя сужает глаза, а ее подруга прыскает в ладошку. Тем самым обращая на себя мой оценивающий взгляд. И увиденное мне нравится. Прелестная, изящная, утонченная особа.
— Кэтрин, — странно коверкает милашка имя воительницы. — А представь, пожалуйста, нас с молодым человеком друг другу.
Судя по надутой моське, Кате совсем не до этого, но ради приличий она сдерживается.
— Романов Михаил, — коротко бросает князь-защитница города Сочи и указывает на подругу. — Воскресенская Маргарита, дочь члена Совета.
Тресни Навь! Вот так встреча! Не ожидал, что у подонка может быть настолько изящная малышка. А впрочем, это неважно. В мужских войнах женщины должны участвовать лишь в качестве причины, и сейчас совсем не тот случай.
— Рад знакомству, — целую я протянутые пальчики девушки. — С вашим появлением этот вечер расцвел новыми красками, Маргарита.
— Приятно слышать, Мишель, — хлопает ресничками милашка, переделав мое имя на манер франков. — Итак, я хочу услышать историю, как вам удалось привлечь внимание нашей защитницы. Как только мы пришли, она сразу принялась выглядывать вас среди гостей, — с хитрой усмешкой произносит девица.
Покрасневшая Катя хочет что-то сказать, но ей не дают грянувшие фанфары. Оркестр быстро замолкает. Взгляды всех гостей обращаются на вставшего в центре зала Трубецкого с бокалом шампанского. За спиной председателя Совета принося тумбы, за которыми встает обслуга в накрахмаленных рубашках.
— Уважаемые аристократы Сочи! — громким зычным голосом обращается Трубецкой. — Я рад, что вы все пришли на благотворительный вечер рода Трубецкого. Первым делом я хочу поблагодарить графа Генриха Штольбергского, прибывшего из далекой Германской Империи, — он поднимает бокал в сторону худого господина средних лет. — Наш иноземный гость уже выписал кругленькую сумму на цель мероприятия. Деньги пойдут на основание детского фонда. Советую и остальным последовать его примеру. Времена нынче тяжелые. Города Империи постоянно воюют друг с другом. Вокруг слишком много сирот, и наш долг — им помогать. Вот ваш шанс, судари и сударыни!
Поток гостей хлынул к тумбам. Они достают чековые книжки, и выписывают пожертвования в фонд Трубецкого. В очередь затесался и Аркадий. Он выпишет около ста тысяч.
Слуги за тумбами, принимая деньги, тут же отправляют через ноутбуки сообщения. Вышедший в центр мужчина с микрофоном держит в руках мобильник и, смотря в него, оглашает:
— Евгений Воскресенский пожертвовал миллион немецких марок! Андрей Кроптунов пожертвовал восемьсот тысяч немецких марок!..Аркадий Лазарев пожертвовал сто тысяч немецких марок! Казимир Воронов пожертвовал триста тысяч…
Я внимательно слушаю анонсера. Ведь суммы пожертвований прямо пропорциональны финансовым возможностям родов. Никто не хочет уронить лицо в грязь и раскошеливается столько, сколько может. Сразу складывается картинка кто во что горазд. Члены Совета, конечно, не в конкуренции. Особенно Трубецкие. Виктор внес деньги в свой фонд самым последним — ровно пять миллионов немецких марок. Мда, богатые черти.
Между тем поток желающих иссякает, оркестры начинаю играть танцы, и Катя с Ритой снова обращают на меня очи: одна — яростные и недовольные, другая — обольстительные и заинтригованный. Прямо огонь и вода.
— Романов, — шипит Катя. — Так что ты мне скажешь?
Я протягиваю ей свою ладонь.
— Скажу, что приглашаю вас на танец, сударыня, — произношу с пафосом. Как раз начинается очередной медляк.
— Как интересно! — Рита радостно хлопает в ладоши, наблюдая за нами.
Но Катя не разделяет ее романтичности. Защитница города моргает пару раз в непонятках, а потом хмуро произносит:
— Я тебе про меч, а ты мне про танцы⁈ Издеваешься⁈
— Отнюдь, — качаю головой, не убирая руки. — Предлагаю быть последовательными в наших интересах. Сначала мой, потом ваш.
Она смотрит на мою руку и вдруг краснеет:
— Но я же не в платье!
— Я тоже, — и глазом не веду. Судя по всему, она начала оттаивать. — Вы не любите вальс? Дождемся менуэта?
— Я люблю вальс, но…
Рядом со мной возникает высокий блондин в таком же черном мундире, как у Кати. Золотые эполеты, подтянутая униформа, высокие хромовые сапоги. Еще один князь-защитник. Сколько ж вас?
Блондин насмешливо оскаливается в мою сторону и тут же обращает взгляд на Катю:
— Катюш, идем танцевать! — вальяжно выкидывает он руку вперед. Теперь перед Катей две ладони — моя и блондина. Я даже не сомневаюсь в ее выборе. Какой-то князь или целый царь. Хе. Выбор очевиден. Особенно, если учитывать, как поморщилась Катя при обращении ее коллеги. «Катюш» явно не про эту сильную воительницу.
— Меня уже пригласили, Василий, — надменно бросает девушка, выпрямившись. — В другой раз.
Она хватается за мою ладонь, к неудовольствию белобрысого. Я же элегантно притягиваю Катю к себе. Вторая моя рука ложится ей на талию, другая вытягивает ее ладонь. Мастерской шаг вперёд, и мы уносимся в быстром ритме вальса, уверенно лавируя между парами.
К счастью, щенка обучили современному джентельменскому набору навыков. В том числе и бальным танцам. Танцевал он отвратительно, но это неважно. Основные па я знаю, а биокенетика помогает вести спутницу властно и уверенно.
Катя не отстает от меня, она не соврала и правда любит вальс. Ее раскрасневшееся лицо очаровательно. Мы формируем идеальное единство движений с музыкой. Гости устремляют взгляды на их пару. Кружась в быстром круговороте, я с ухмылкой замечаю недовольное лицо Василия. Также попадается на глаза и хмурый Воскресенский.
Катя улыбается, сама не замечая. Глаза девушки горят удовольствием, словно звезды.
— Вам нравится, — с усмешкой замечаю.
— Что?… — теряется она, — Романов, ты все равно должен мне меч, — задирает она носик.
Засмеявшись, я приобнимаю ее и кружу еще быстрее. Так стремительно и мощно, что даже Катю кружит, и она прижимается ко мне ближе…Сердце девушки стучит как пулеметный град.
Рядом танцуют Василий с Маргаритой. Белобрысик всё же нашел себе пару. Дочь наркобарона мимолетно глянула на нас с любопытством. Улыбка пляшет на ее розовых губках. Эх, прелестное дитя. Жалко, что совсем скоро она лишится отца.
Игравшая композиция заканчивается, и я отпускаю партнершу у края танцпола.
— Благодарю за танец, — произношу нежным тоном.
— И вам… — хлопает глазами Катя, тяжело дыша. Грудь девушки под плотно прилегающим мундиром ходит ходуном. Секунду князь-защитница смотрит на мое довольное лицо, смущенно отводит взгляд и тут же спохватывается. — Романов, ме…
— Меч, — киваю с улыбкой. — Я помню ваше требование.
Она больше ничего не говорит, и мы расстаемся. Я отхожу к вкусняцким закускам, там же щебечет с аристократками и Радмила. По пути оттягиваю ворот рубашки, а то душновато после стремительного танца.
По дороге к заветным рулетикам меня перехватывает бравый молодец.
— Потрясный танец, — искренне восхищается он.
— Спасибо, — я выхватываю стакан с подноса проходящего мимо официанта. Отпиваю коктейль через соломинку.
— Артем Баженов, — представляется парень.
— Михаил Романов.
— Легендарное имя. Прямо из учебника по истории, — усмехается Баженов. — А еще из былин. Помню, в детстве бабушка рассказывала мне на ночь сказки о Романове Медведе.
— Красном Медведе.
— Что? — не понимает парень.
— Тебе бабушка рассказывала о Михаиле Романове Красном Медведе, — терпеливо объясняю, шерудя соломинкой кубики льда в стакане. — Из каждой битвы первый царь выходил с ног до головы облитый кровью врагов. Отсюда прозвище.
— А, точно-точно, — кивает Баженов, и лицо его теряет намек на улыбку. — Ты парень новенький, на приемы раньше не ходил, поэтому не переживай: Василий тебя не тронет.
— А разве есть за что? — делаю непонимающие глаза.
— Ты только что танцевал с его женщиной, — охотно, по-дружески объясняет молодец. — Если хочешь, я могу тебе подсказать пару свободных барышень. С ними у тебя точно не возникнет проблем, — щелчком пальцев он подзывает официанта и берет бокал с красным вином.
— Ага, понятно, — ухмыляюсь. — А сам Василий, значит, не набрался храбрости лично мне это сказать? Обязательно было присылать свою шавку?
Баженов застывает с недонесенным до рта бокалом.
— Кха-кха… — прокашливается он и хмурится. — Ты совсем из лесу что ли? Ты, деревенщина, сейчас себе подписываешь смертный приговор. Василий — сильнейший князь Сочи. Он тебя разотрет в пыль одним взглядом.
— Закройся, холоп, — лениво произношу. — Обычно я люблю болтать о том, кто кого сломает поперек хребта, но с достойными противниками перед беспощадной битвой, а не с жалкими ничтожествами на побегушках. Беги к своему барину, челядинец, беги и передавай: смотреть, может, сколько угодно, но похоть пусть поубавит, иначе нарвется на скалу не по силам. Запомнил, таракан? Поскакал докладывать!
Баженов вытаращил глаза, словно не веря услышанном. Он переваривает мой монолог, наверное, секунд тридцать, пока я терпеливо цежу коктейль.
— Впервые вижу настолько свихнутого, — оторопело произносит Баженов и уносится прочь, скрывшись между гостями. Только пятки сверкают.
Я пожимаю плечами и продолжаю путь к столу с закусками. Только не судьба сегодня легендарному царю развлечь себя изысканными яствами. Чертовы интриганы не оставляют в покое! На полпути к угощениям прямо на меня набегает какая-то пышногрудая барышня с бокалом в руках. Она обливает себя вином и кричит, что я нахал, похабник, негодяй, что я облапал ее достоинства, а еще успел наговорить гадостей про ее род, матушку и бабушку, а также поприставать к ней самой и потребовать «постельной компенсации» и даже почти взять силой — и всё это за каких-то полминуты! Силен же древний царь! Не то что нынешнее племя!
Во время этого визжания, притворного плача и откровенно плохой актерской игры я с потаенной грустью смотрю на закуски. Не до вас родимых, простите. Сейчас прибежит липовый заступник, и с ним придется разбираться, а там и балу конец.
Толпа уже окружила и с интересом смотрит на разыгрывающую сценку барышню. И в первых рядах довольный Воскресенский, скрестивший руки на груди. Хитрый чертяга не только на Моржова обозлился, но и меня мечтает убрать. Хренов барыга смертью.
— Вы мерзкий грязный тип, Романов! — возникает передо мной молодец старше лет на пять моего нынешнего тела. На поясе висит славянский одноручник. — За обиду Прасковьи Ивановны я требую от вас извинений! Но не словесных — здесь никакими словами не искупить ущерб чести юной девы! Извиняться вы будете собственной кровью! Я, Баранчиков Федор, вызываю вас!
— Лады, — зевнув, пожимаю плечами. — Деремся на… — бросаю взгляд на меч парня: широкий клинок, на ножнах сияют серебряные насечки. Дорогая побрякушка, наверняка, укрепленная магией. — На клинках, пускай. А где и когда?
— Сейчас же, — Баранчикову не терпится очистить имя разобиженной Прасковьи Ивановны. — Здесь. Если Виктор Емельянович не против.
Тресни Навь! Первый мой бал и сразу же дуэль! Это время не такое уж и тухлое! Мне нравится!
Я вежливо киваю, чтобы не дай бог не спугнуть этого смертника:
— Меня устраивает, сударь.