Моя жизнь, та которую я помню, началась десять лет назад.
В тот день я очнулся на скамье, на вокзале. Я не знал, что это – вокзал. Вокруг было людно и шумно. Временами чей-то громкий нечеловеческий голос возвещал непонятное. Огромное зеленое животное со страшным ревом проползло неподалеку. Оно было членистым, невероятной длины… Вдоль тела сверкали прямоугольные пластины прозрачных чешуй.
Потом я был в каком-то помещении, меня привели туда. Вокруг тоже были люди, но я успокоился: их было не так много, как до этого. Кто-то показал на стоящий на столе аппарат видео. Спросил:
– Что это?
– Это – видео, – ответил я дураку.
Его товарищи тоже оказались идиотами. Засыпали вопросами:
– А это что? А это? – показывая то на настенные часы, то на письменный прибор и тому подобную ерунду.
– Часы, – объяснял я, – Авторучка. Блокнот.
– Как тебя зовут? – спросили меня.
И я ответил:
– Не знаю.
Через три дня меня отпустили. Врач (я уже знал, что люди в светло-салатных халатах – это врачи), сказал:
– Фактически – вы здоровы. Потеря автобиографической памяти труднообъяснима с позиций современной медицины. Но такие случаи бывали. Люди лишались памяти о прошлом, и… замечу: это всегда происходило в местах большого скопления народа.
– Меня кто-то отравил? Чтобы ограбить? – спросил я.
Доктор одобрительно кивнул.
– Здраво мыслите, молодой человек. Отравление – вполне допускаю. Сочетание алкоголя с некоторыми медицинскими препаратами… Последствия непредсказуемы. Запомните, юноша, на будущее: никогда не пейте с незнакомцами. Удачи вам. Счастливо.
«Счастливо…» Так говорила мне жена, провожая в город на заработки. Но я забегаю вперед. У меня тогда еще не было жены. Как не было документов и денег. Добряк доктор ссудил меня небольшой суммой.
– Вы мне ничего не должны. Когда-нибудь поможете какому-то бедолаге. Тогда считайте, что мы с вами в расчете.
Конечно, лечить бездомного бродягу – для больницы один убыток, оттого меня так скоро выкинули вон. Но доктор отучил меня бояться поездов и автомобилей. И на том спасибо. Эти штуки – совсем не живые. На них ездят. Но я предпочитал ездить на стиксах – вот они-то, без сомненья, живые, теплые, умные.
Два дня я болтался по городу без дела. Город был большим и назывался Гана. Как и зачем я сюда попал, простите, не помню. На окраине, выйдя из дешевой забегаловки (я не пил спиртного, только пожрать и все), столкнулся с молодым стиксом. Вот о стиксах я знал! Они разумные, деловитые, насмешливые. Садись на него и езжай, куда хочешь. На шее у огромного котяры болтался кошель – денежку туда, будь любезен. Стиксы понимают человеческую речь, а вот их язык для нас слишком труден. Тысячу лет нерушим неписаный договор: люди и стиксы не обижают друг друга. Умные хищники, неспособные работать (четыре ноги и ни одной руки, уж извините) стали для людей одновременно охранниками и транспортным средством. В замен – кормежка, избавляющая от необходимости охотиться, и территории для расселения.
В любых краях Мира, около самого захудалого городишки, вы найдете деревню стиксов. Что будет с ними теперь, когда человек окружил себя бездушными машинами? Ей-богу, не знаю. Но пока стиксы, заметно потесненные в своих правах, еще дружат с нами.
Усевшись на лавочку подле харчевни, я беседовал со стиксом, поверяя свои печали, а он только мурлыкал, и терся огромной головой о мои колени. «Не горюй, брат».
– …Даже имени своего! – закончил я горькую повесть.
Кисточки на ушах стикса пошевелились.
– Не веришь? – спросил я.
Он фыркнул, большая голова склонилась ниже.
– Оставь! Ты вовсе не так голоден, чтобы кушать мои ботинки.
Он откровенно улыбался, показывая большие, белые клыки. Кстати, жутковатое зрелище для непривычного человека. Но я не боялся, что доказывало, что раньше я часто общался со стиксами.
Короче, повинуясь его пристальному взгляду, я снял левый ботинок и, вынув стельку, обнаружил пластиковый прямоугольник. На нем была фотография незнакомого юноши. И текст. «Гражданин Эгваль Ноэль Гарт». И еще какая-то цифирь. А в самом верху (для дураков вроде меня) написано: «Личная карточка».
Стикс сказал свое «мяу», в знак того, что именно об этом он и толковал. Где ж еще прятать ценные вещи. Не в карманах же. А я глядел на фото незнакомца и повторял имя. Ноэль Гарт. Это – я.
К чести моей, второй ботинок я проверил без посторонних советов. Своим умом дошел. Это ж надо, как поумнел. Свернутый множество раз листок бумаги, короткий текст только в самой середке. Это чтоб не вытерся слишком быстро. «Олдеминь. Улица Спокойная, 27. Целительница Альта Зикр».
Видно, заболел я давно, и болезнь прогрессировала. Опасаясь наступления полного маразма, я, наверное, предпринял что-то, чтобы не стать человеком без роду и племени. Возможно, госпожа, как ее… Зикр, сможет сделать для меня больше, чем дипломированные врачи.
Я похвалил себя за предусмотрительность. Не такой уж дурак, а?
Добился своего…
У меня снова есть имя. И цель.
Путь был далек и долог. Я менял стиксов, или они сменялись сами, это происходило как бы само собой. И все они мне сочувствовали. Когда у меня кончились деньги, очередной стикс просто мотнул головой, так что его кошель ткнулся мне в руки. Бери, дескать, грошей, сколько надо, не стесняйся. Этим самым он уменьшал свою порцию харча, за который ясное дело, ему тоже надо будет платить. В следующей придорожной гостинице я весь день и посуду мыл, и дрова колол, и всякое прочее. И должок стиксу вернул. «Мы бедные, зато честные». Так я ему сказал, а он рассмеялся в ответ. Ну, мне представилось, что рассмеялся.
Грунтовая дорога незаметно перешла в такую же серую, двухколейную улицу, до асфальта здесь еще не доросли. Саманные, крашеные белой известью и крытые камышом дома. Кривые заборы, увитые плющом. Мой стикс приободрился – вот это нормальные жилища – не сумасшедшие каменные громады. Я считал дома, чтобы не ошибиться, но на этом углем была выведена цифра 27. Нервничая, стал зачем-то поправлять лямки рюкзака.
Забор весь цвел белыми, желтыми и фиолетовыми колокольчиками. В маленьком дворе, за покосившимся сортиром, виднелся поросший бурьяном огород. А ближе ко мне, оседлав толстый сук старой вишни, девушка в грубых штанах и мятой рубахе, собирала жалкий урожай с еще живых ветвей в зеленую кастрюльку. С веранды что-то орал приемник – девчонка соединяла трудовую деятельность с культурным досугом. Она мне сразу понравилась. Симпатичная дочка у этой самой целительницы.
Я трусовато покашлял, обратите, мол, внимание.
– Ау? – отозвалась вишневая нимфа, обратив-таки на меня внимание.
– Э-э… – проблеял я, – Почтенная миз Зикр здесь живет?
Она вроде бы удивилась, чудные, густые брови поехали вверх. Не туда попал, что ли?!
Потея и заикаясь, я стал объяснять, кого ищу. Девчонка милостиво махнула рукой.
– Зайди, что в калитке топчешься. Стиксу дальше шлендать, ихняя деревня – прямо. На веревочку за собой закрой.
Я вошел. Закрыл за собой калитку на веревочку – для этих мест очень надежный замок. А девчонка протянула мне сверху кастрюлю с вишнями.
– Держи!
Я взял и держал. А девчонка лихо сиганула вниз, я не успел испугаться, как она приземлилась на сдвинутые вместе босые ноги. Чуть не коснулась руками земли; выпрямилась, облегченно выдохнув, вытерла ладони о попу.
– Почтенная госпожа к твоим услугам. Альта Зикр. Вижу: у тебя непорядок с головой, не обижайся только. Утерял себя и не отыщешь.
– Я хочу вспомнить… – пробормотал я, чуть не расплакавшись.
– А я не прочь кое-что забыть. Вот и поможем друг другу.
Она улыбнулась, и ее необыкновенная улыбка согрела меня. Улыбались не только губы, но все лицо и карие глаза, на которые то и дело спадали со лба темные, пахнущие солнцем волосы. Взяла вишенку из кастрюли, положила в рот, причмокнула, выплевывая косточку.
– Угощайся!.. Скучала по тебе. Ждала тебя…
Я стоял, как дурак, продолжая держать в руках нелепую кастрюльку. И ощущал вкус слёз, текущих по моим щекам.
Наши девочки появились на свет 14 февраля 1388 года, и Глория сочла это добрым знаком.
– Они будут счастливы и любимы.
Она же дала мне денег, чтобы я съездил в Адонис и забрал новорожденных и Нойс.
Да, надо же объяснить, почему у нас с ней появились новые имена.
Я бы соврал, если б сказал, что занялся с Альтой Зикр любовью в ту же ночь, как с ней встретился. Это произошло позже, когда стало ясно, что она не в силах мне помочь. Тогда исчез некий внутренний трепет, который я по началу испытывал в ее присутствии. Я смог просто, без затей сказать, что хочу ее, и она ответила «да».
В том-то и дело, что целительницей она не была. Рано потерявшая родителей, не слишком образованная, но с живым умом, девушка изобрела способ жить, не работая. Доверчивые, простодушные селяне оказались благодатным материалом для подобного жульничества. Что хитрого в том, чтобы успокоить пассами головную боль? Вам кажется, вас лечат? Это самовнушение. Вы лечите себя сами. Заварить полоскание от зубной боли? Тоже нехитрое дело. Главное, не браться за по-настоящему серьезные случаи.
Такую вот ошибку и совершила Альта, желая заработать хорошие деньги. Ее пациентка чуть не умерла, Альта в тот день вернулась домой с посеревшим от ужаса и потрясения лицом. В нашей местной больничке только одна машина скорой помощи и та еле ползает. Врач созвонился с коллегами из Адониса, и они прислали свой транспорт. Ожидая, он не прекращал борьбы за спасение жизни несчастной, павшей жертвой медицинского шарлатанства. К счастью, больную удалось вовремя доставить в Адонис. «Не инфаркт, но тяжелейший срыв сердечной деятельности» – сказали врачи и дружными усилиями через месяц поставили женщину на ноги.
Надо сказать, то была особа с характером, жившая в деревне не по бедности, а из любви к природе. Жена видного чинуши из Адониса. И с этой парочкой шутки оказались плохи… Короче, на то, чтобы отмазать мою Альту ушли все наши сбережения. Ну, моих-то денег там было немного, да и не в деньгах счастье.
– Я ее предупреждала… – всхлипнула Альта, когда наш местный полицейский завернул к нам вечером на чашку чая.
– Кушайте, миз Зикр, угощайтесь, – наш страж закона принес конфеты с собой и вручил коробку Альте.
– Я, право же, очень жалею, но с бюрократами в Адонисе… ну никакого сладу, – продолжал он, роясь в карманах.
Увидев ордер на арест, Альта побледнела, а мне захотелось вышвырнуть полисмена вон, хотя он-то ни в чем не виноват. В участок мы отправились втроем. Я – для моральной поддержки, хотя Альта и так держалась молодцом. Не ныла и не старалась разжалобить.
– А чё так поздно? – спросил дежурный, – С утреца бы забрали.
– Приказано доложить, – вздохнул наш страж.
– Ну, так доложили б. А исполнять зачем?
Расспросы прервал телефонный звонок. Из Адониса осведомлялись, схвачена ли уже подлая шарлатанка.
Пока наш добрый полицейский рапортовал, Альта разглядывала на стенах душеспасительные плакаты на тему закона и порядка, затем обернулась. Страж порядка с лязгом положил телефонную трубку на рычаг. Вытер платком лоб, отдуваясь.
– Выговорил отсрочку. До утра.
Альта встрепенулась.
– Можно, позвоню?
– Э-э… ну… в общем…
Он объяснил, что это закрытый телефонный канал, такой же, какими пользуется ОСС. Не для посторонних. Нельзя категорически, самым страшным образом. За-пре-ще-но. Сами понимаете.
– Только, пожалуйста, прошу вас, недолго.
Альта заверила, что мигом.
Она набрала один номер. Безуспешно. Второй. Третий. Лицо ее становилось напряженным; а полицейский вздыхал, пыхтел и ерзал обширным задом на потертом диванчике.
Альта вскрикнула:
– Глория?!
В трубке радостно заверещало.
– Я тоже, Глория, но послушай…
Сжато описала свое бедственное положение. Назвала счет, куда перевести деньги. Тихо опустила трубку и так же тихо опустилась на диван рядом со своим стражем. Тот бережно обнял ее за плечи. Я скрипнул зубами. Обстановка для мордобития не подходила. Еще самого заберут. Вряд ли загадочная Глория раскошелится еще и на меня.
Ночь Альта скоротала на диване, я прикорнул в разбитом кресле рядом. Добрый полицейский ушел домой, спать на широкой кровати с женой под боком. Попросил Альту не убегать до утра. Она обещала. Я тоже обещал. Присмотреть за ней.
Поздним утром блюститель закона и порядка вернулся. Чисто выбритый, плотно позавтракавший. В промасленном кульке принес нам домашних котлет. Пока мы ели, позвонил в Адонис, в банк. Деньги на счет все еще не пришли. Вздохнул, насупился.
– Эхе-хе…
Вошел дежурный. Не вчерашний, а сменщик. Только что заступил, потому бодр и весел.
– Начальник! Там какая-то старая клюква вас спрашивает.
Дверь отворилась. Главный полисмен Олдеминя крякнул, расплылся в улыбке. Альта опрокинула горячий чай себе на колени и зашипела от боли.
Таинственной Глории было за семьдесят. Затянутая в дорожный комбинезон сухопарая фигурка. Копна белоснежных волос, делающая ее выше ростом. Насмешливое лицо в частой сеточке морщин. Пара-тройка скромных перстеньков на пальцах. Ничего особенного. Золото высокой пробы и бриллианты чистейшей воды. Это главарь полиции позже мне объяснил. А тут он исполнил обряд вскакивания с места, щелканья каблуками и целования рук. Украшенных упомянутыми перстнями. Еще бы. Платежеспособная личность.
Альта кое-как привела себя в порядок.
– Глория?!..
– Не ожидала? А я вот – собственной персоной, на твои художества посмотреть.
После ночного перелета она не выглядела уставшей.
– Всю дорогу дрыхла. Мой храп аж в кабине пилотов был слышен. Вру-вру. Люблю брехать. Как и ты.
Альту было от Глории не оттащить, словно встретила родную душу после невыносимо долгой разлуки. Я смирился. Тем более, от нежданной гостьи ожидалось разрешение наших с Альтой крупных проблем.
Глория их решила. Дала огромные взятки всем, кому надо. Стервозно облаяла тех, от кого ничего не зависело, но кто тоже хотел на нас поживиться. Купила на свое имя большой дом в центре Олдеминя. Приказала Альте продать наш, что и было сделано. Отписала половину своего дома нам с Альтой.
Когда вихрь событий утих, сказала, окинув хозяйским взглядом общую гостиную нашего нового жилища.
– Вот так, дети мои. Слушайтесь бабушку. Дело закрыто. Альта Зикр со своим хахалем уехала из Олдеминя, черт знает, куда. И след их простыл. Осталось всего ничего: ваши новые имена. Личные карточки изготовят завтра, тогда же внесут в базу данных. Так что, думайте побыстрее.
Альта, с ошеломлением и восторгом глядя на Глорию, сказала:
– Пусть я буду… Нойс Винер.
Глория ехидно улыбнулась.
– Я тебя понимаю. Теперь вы, молодой человек.
– Гораций.
– Молодец. С фамилией хорошо сочетается. А то, что у вас будет одна фамилия, я уже решила.
«Она решила». Я решил!
Альта неуверенно произнесла:
– Глория… Я благодарна тебе, не знаю как… Но… право же, не стоило так жертвовать своим благополучием ради меня…
– Во-первых, дорогая, мое благополучие – здесь. Я устала от светского общества и давно его избегаю. И давно хотела укрыться тут, с тобой. Да и ты не исключала такого варианта, раз позволила мне тебя отыскать.
Альта… теперь уже Нойс, опустила голову.
– Мне неловко… что ничем не смогу отблагодарить… Стыжусь…
Глория надтреснуто рассмеялась.
– Твой стыд и есть твоя благодарность. И моя сладкая месть. Ты не представляешь, какое я получила удовольствие!
После недолгого молчания добавила:
– С трудом верится, что ты оказалась беспомощна. Такой ты мне нравишься. Такой я тебя люблю.
Альта, тьфу, Нойс, натянуто улыбнулась.
– Работай я в цирке, сказали бы: «потеряла кураж».
Костлявая ладонь Глории коснулась ее головы.
– Да, девочка моя. Твой цирк закончился. И слава Богу!
Они заговорили об общих знакомых, о том, что жестоко держать в неведении столько времени… ну да… риск, но хотя бы Астеру, такому честному, надежному человечку…
Чтобы сбить их с неинтересной мне темы, я сказал:
– Гораций Винер – неплохо звучит, – И сокращение удобное: Гор.
– Я буду называть тебя полным именем, – с тенью недовольства ответила Нойс.
Довольно долго, несмотря на наши старания и бурные ночи, нам не удавалось зачать ребенка. И во взгляде Нойс, когда брови ее сходились к переносице в беспокойном раздумье, читалось беспокойство. Но, тревога ее и моя, к счастью, оказалась напрасной. Терпенье и труд…
Близняшки появились на свет 14 февраля 1388 года, и мы все, не только Глория, сочли это хорошим предзнаменованием.
Больше Альта, теперь уже Нойс не занималась благоглупостями «народной медицины». С нее хватало возни в огороде и хлопот на кухне. Я регулярно ездил на заработки в Адонис и от «дурачка на подхвате» быстро поднялся до производителя работ. Оказывается, строительные таланты у меня в крови. Нет, дворца я не выстрою, но офис, сауну, закусочную… даже без проекта! Хватит эскиза, сделанного заказчиком на салфетке. Меня ценили, и бывало, говорили «за рюмкой чая», что имей я образование, запросто получу лицензию, чтобы открыть собственное дело.
Оставалось переговорить с Нойс. На мое предложение переехать в Адонис она ответила решительным отказом. Не спорила, не возражала. Когда ей что-то не нравилось, она просто отмалчивалась и могла «держать паузу» с неделю. Мы по-прежнему разговаривали друг с другом, резвились в постели, а то и вне ее, но больной темы не касались. Потом словно рвалась натянутая нить, все входило в нормальную колею. Вопрос оказывался решен. В пользу Нойс.
Но в этот раз я закусил удила и твердо решил поставить на своем. Как ты не понимаешь, говорил ей, я должен кормить тебя и детей. Кто это сделает лучше: неуч-самородок или грамотный человек?
– Ты – грамотный.
– Но диплома у меня нет!
– Купи. Или ты потратишь пять лет на изучение того, что и так умеешь, чтобы получить бумажку о том, что ты это умеешь?
Я, конечно, был не прав. Не надо было орать. Обзывать ее бездельницей на моей шее, сонной тетерей, ну… по-всякому, в общем.
Когда поостыл, попытался сгладить:
– Ты же очень неглупая, Нойс. Почему ты – не учишься? Почему бы тебе не купить такую же бумаженцию, какую куплю я? Чем плох Адонис, да и любой город? Мы что, должны заживо похоронить себя в глуши?
– Много знаний – много печалей. Мы всё обсудим позже.
Тонкая, донельзя натянутая нить лопнула через месяц. Внешне между нами воцарились былые мир и понимание. Но кто победил: Нойс или я?
Оба проиграли.
Время шло и настало утро, когда я вновь собрался в город на заработки.
– Папа, возвращайся скорее! – Бобби и Тея повисли на мне и я расцеловал обеих.
Нойс тем временем трудилась в огороде. Распрямилась, вытерев лоб тыльной стороной ладони, подняла руку в знак прощания и… вернулась к работе.
Друг нашего дома – стикс по прозвищу Бандит довез меня до околицы. Дочки завизжали от восторга, когда я уселся на него – не так просто ездить на неоседланном стиксе, а я это умел хорошо. Несколько раз оглядывался, чтобы помахать своим девочкам, их стриженые головки виднелись над верхней кромкой забора. Для этого Тее с Бобби пришлось встать на его нижнюю поперечную планку – росточка им пока не хватало. Они махали мне в ответ, пока поворот улицы не скрыл их от меня.
Я вернусь. Вернусь во что бы то ни стало, несмотря на пролегшее между мною и Нойс отчуждение.
Тем временем Бандит довез меня до места, где главная улица нашей славной станицы (Олдеминь – это вам не хутор какой, а десять тысяч душ народу) соединялась с междугородной трассой. Я потрепал стикса по мохнатому загривку и спешился. Он насмешливо фыркнул, мол жди автобуса, жди; и отправился, не спеша, восвояси.
А я занялся делом: ожиданием, прикорнув на лавочке под старым мелколистом – такая тут у нас автобусная станция.
От дремоты меня пробудил треск мотоциклетного мотора. Я встрепенулся, протирая глаза.
Нойс затормозила с красивым разворотом; заглушила мотор; легким движением ноги опустила у мотоцикла «лапку», не дающую ему опрокинуться, когда стоит. Ловко слезла с сиденья, не затратив лишнего движения. Нойс всегда хорошо управлялась с моим мотоциклом. И запросто могла отвезти меня сама, но вот… не захотела. Что теперь-то скажет?
Подошла ко мне. Поцеловала, горячо и страстно.
– Мы тебя ждем! – сказала низко, чуточку с хрипотцой. У нее всегда такой голос, когда волнуется.
Ничего не добавила больше. Вернулась к мотоциклу, уселась и дала по газам. У меня екнуло сердце, когда она, на миг бросила руль, приветственно воздев руки.
– Я тебя жду!..
Последнего слова я не расслышал, а оно точно было произнесено – я видел, как шевелятся губы Нойс. Не умею читать по губам, но в тот миг точно знал, что не мое имя слетело с ее уст.
«Голос народа». 12 августа 1394 г.
ЗАГАДКИ И ТАЙНЫ НАШЕГО ВЕКА
…К числу медицинских загадок можно отнести и происшедший в 1386 г. случай необъяснимого исцеления жительницы Адониса Иоланты Саваж, в девичестве Кребс. Перенеся в возрасте 15 лет тяжелое инфекционное заболевание, Иоланта полностью ослепла. Для красивой, с утонченными манерами девочки это стало страшным испытанием. Надо отдать ей должное, она не сломалась. Большую поддержку оказал ей друг детства, а впоследствии и любящий муж – Огастес Саваж. После долгих лет слепоты, будучи на отдыхе в Олдемине – станице в трехстах километрах севернее Адониса, Иоланта прозрела. Выздоровление произошло буквально в один день. «Я чувствовала себя, как после удара током. Словно получила заряд могучей энергии. У меня даже случился небольшой сердечный спазм», – рассказывала Иоланта. – «Но теперь я совершенно здорова и благодарю Бога за ниспосланную мне милость».