Perpetuum mobile

10. ОГНЕЦВЕТ ДЛЯ АНИТЫ

…Отцепил от пояса и выбросил переговорник. Невеликая тяжесть, но мешает. И толку мне от него больше не было. Шел медленно, экономно – прошедший припадок отчаяния отнял силы. Показалось, что возвращается и недавняя лихорадка. Где вы, ученейший доктор с волшебными эликсирами? Мысли хаотично сплетались, перескакивали с одной темы на другую. Что искали мы здесь, в дальних пределах? Знаний, как Ян? Славы, как Перси? Чудо-оружия, как отправившая нас на погибель Хозяйка?

Остановился, вглядываясь. У самого горизонта едва различалось что-то вроде рощи. Там река. Вода. Относительная прохлада в тени крутого берега. Верной дорогой идете, товарищ, как говаривал один сказочный дедушка. А если нет – то мне уже ничто не поможет. В полдень на открытой местности будет адово пекло. К ночи превращусь в подсохший, хорошо провяленный труп.

Прикинул, что тащиться до рощицы выйдет часа полтора. Там выяснится, насколько судьба на меня обозлилась. Шаг, другой. Шаг… Травянисто цветочная поросль была, где по колено, где по пояс – такие места я обходил. Потом перестал, чтобы не сбиться с направления и неожиданно вышел к очередному растительному островку. В центре его вытянулось к солнцу диковинное растение.

Хог перехватил, поправляя, лямку рюкзака. Плечо ныло, ноги подкашивались. Вспомнилось похожее утро, но много лет назад. Тогда он был не один, с отцом. И тогда же услышал легенду об огнецвете. «Никто его не видел, никто не нашел. А тот, кто нашел, не расскажет». Раздвинул ветви. Земляная крыса шарахнулась из под ног, Хог рванул ружьищко с плеча… Тьфу ты! Неужто опоздал? Он выстрелил из обоих стволов.

Подобрал мертвого зверька – обед на сегодня есть. Глаза подводили все чаще, скоро настанет день, когда жить охотой Хог не сможет. Тогда он пойдет в деревню. Никто там Хога не ждет. Мей не стало давно, а детей в свое время у них завести не получилось – проклятая лихорадка крэг. Обдумывая временами предстоящее возвращение, Хог в глубине души понимал, что в деревню никогда не вернется.

Вышел на поляну. Посередине ее рос странный куст с узкими, похожими иглы листьями. Единственный длинный стебель качался на ветру. Ну и бурьянище! Диковинное растение показалось странно знакомым. Хог подходил все ближе и у него начала кружиться голова. Не может быть!?

Верхушка стебля заканчивалась колючим, окрашенным в цвета радуги шариком. Темно-фиолетовый переходил в нежно-голубой, затем в желтый. И в яркий алый венчик… Ветер донес дурманящий аромат.

«Никто не видел, никто не нашел». Раз в сто лет расцветает огнецвет. Только час раскрыт бутон на его верхушке. «А кто нашел – не расскажет». Потому что никто не поверит красивому молодому парню, что он – Хог, хилый, страдающий ревматизмом старик, живущий когда охотой, когда воровством. Потому что сам Хог не захочет, чтобы кто-то еще завладел сокровищем.

Огнецвет. Возвращенная молодость. Мечта всех людей. Огнецвет. ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ.

Он, Хог – избранник. Не случайно услышал в детстве легенду. Не случайно. Ему назначено найти, а, найдя, не пройти мимо в слепоте незнания. В метаниях прошла жизнь – не жаль. Поиск был смыслом ее и целью. Теперь мучительная, трудная дорога окончена – она предтеча другого, настоящего пути.

Раздувшимися ноздрями Хог жадно втянул волшебные миазмы. Выпрямился, запрокинув голову в ясное бездонное небо, от которого слезились глаза. Рассмеялся, ощутив, как возвращаются в тело, казалось навсегда оставившие его силы.

И умер.

Я очнулся от странного полусна-полуобморока лежа на спине. По мне ползло что-то насекомое и членистоногое, но сквозь одежду я его не чувствовал. Подобралось к лицу, я задержал дыхание. Это пошевелило усиками и уползло своей дорогой. Какой-то его летучий собрат назойливо жужжал сверху. Скорей бы убрался. В жарких краях малые мира сего бывают весьма ядовиты. Невидимка послушался, и звук его полета постепенно затих вдали.

Звук…

САМОЛЕТ!!

Я вскинулся, как укушенный. Поздно! Неразличимый, но еще слышный, он покидал меня – удача, которую я дважды упустил. Трижды! Я же бросил, неизвестно где, свой переговорник! А ведь портативная рация достает на десяток-другой километров – я мог бы воззвать о помощи. Мог бы…

Поспешно вытащил из кармана плитку концентрата – не шоколад, тот размяк бы на жаре, но такой же калорийный. Под бумажной оберткой, которую я, рыча, сорвал зубами, обнажилась блестящая поверхность фольги. Импровизированным зеркальцем стал пускать солнечные зайчики в направлении горизонта, туда, где исчез самолет.

Он вернулся через пару минут, а я продолжал сигналить, зная, что пилот ежесекундно ощущает колющие глаз мелкие вспышки. Любой летчик поймет, что это – просьба о помощи.

Самолет сделал круг надо мной, тут уж я орал, приплясывал, и махал руками. Приземлился он так же красиво, как в первый раз. Похожий на медвежонка пилот выбрался из кабины, спрыгнул на землю. Потоптался, словно пробуя ее на прочность, ответно махнул мне рукой. Расплылся в ухмылке. Я кинулся к нему.

– Живой?! – я облапил Придурка к вящей его радости, а он жадно чмокнул меня в губы.

– Ян с Натой сказали: обыскать округу – ты где-то здесь.

– Ян?!..

– Все живые. Кто в лагере остался, – бодро сообщил Придурок и снова полез целоваться.

– Что-то мне плохо, – скорбно сообщил я, и Придурок буквально под руку довел меня до железной пташки, подсадил в кабину. За креслом пилота было достаточно места, чтобы втиснуть багаж, сейчас его роль играл я. Как раньше Наташа. Скрючившись за спинкой сиденья наподобие йога, я мог только видеть руку Придурка, лежащую на ручке управления. Мягкие, почти незаметные, ласковые движения человека, знающего свое дело. Через час с лишком мы приземлились.

Я узнавал и не узнавал наш лагерь. Узнавал и не узнавал обступивших меня людей. За одним исключением – Яна ни с кем не перепутать.

– С возвращением, Одиссей, – он протянул мне руку. – Рад видеть вас невредимым.

Следом я пожимал другие руки, отвечал что-то, улыбался. Пока кто-то не спросил смеясь:

– Одди, а что за лютик ты с собой приволок?

Колючий шарик всех цветов радуги с ярко-красным венчиком – он держался на одежде, словно приклеенный.

– Медаль за отвагу, – ответил я.

– Огнецвет… – сказал кто-то.

– Похож. Но от настоящего огнецвета нам сделалось бы дурно, – снова встрял Ян. – А это – редкий вид репейника.

– А вы видели настоящий, Ян?

Наташа! Она стояла рядом, притворяясь, что не замечает меня, и ластилась к Яну.

– Нет, – обронил Ян.

– Откуда ж знаете? – не сдержался я.

– А я не знаю, – усмехнулся наш гений. – Сказку слышал.

Он опирался на суковатую палку, заменившую ему трость. Позже я узнал, что смерч прошел по лагерю, уничтожив половину палаток, ни в одной из которых не оказалось людей. Раздербанил три самолета, кроме того, рядом с которым возился Придурок. А с Яном вышла и вовсе мистика. Когда черный столб приблизился к нему, Ян рефлекторно выставил трость вперед, словно защищаясь. Ревущий хобот смерча взвился вверх и исчез среди туч. Вместе с тросточкой ученого мужа! Это, кстати, говорит об очень резкой границе смерча, который представляет собой вовсе не воздушный вихрь, а вращающийся огромный дождевой жгут.

Все это я узнал потом. А сейчас, удивляясь собственному льстивому тону, сказал, отцепивши от себя яркий репейник:

– Цветы для прекрасных дам!

– У меня на бурьяны аллергия, – Наташа спряталась за спиной Яна, оставив меня стоять дурак-дураком.

– А дайте сюда! – девчушка худенькая, но вполне уже взрослая протянула тонкую загорелую руку. – Вы не за той девушкой ухаживаете, там вам не отломится. Кстати, я не успела познакомиться с ней.

– Помощник картографа – Наташа Вернер, – я не смог скрыть удивления оттого, что вот эту молодую особу вижу впервые. Она – не из наших!

Одета почти так же как я, в белый «пустынный костюм» с откинутым капюшоном, но более изящного кроя.

– Анита Гариг.

Мой «огнецвет» уже украшал ее светло-каштановые волосы. Вот такое у меня получилось свести знакомство. С дочерью всесильного военного министра Эгваль – Натаниэля Гарига. У меня на языке вертелись фразы типа: «О, каким чудным превратностям судьбы я обязан радостью нашей встречи», но Анита не дала мне раскрыть рта.

– Вон наш транспорт! Папа сказал: «Надо спасти несчастных неудачников. Они зовут-зовут на помощь, а того и не знают, что их команда поддержки заменена нашей». Он, конечно, не думал отпускать с командой и меня, но я его провела!

Я посмотрел, куда показала Анита. Большущий, пузатый четырехмоторный высокоплан. Военный воздушный грузовик, способный взлетать с грунта. Яну с Перси удалось наладить радио успешнее нас с Наташей, но на помощь они дозвались не тех. Не внедренный давно отряд, замаскированный под местных жителей, а армию Эгваль. Впрочем, не так все плохо, если правильны мои догадки о шпионском хобби Наташи. Пусть замолвит за меня словечко перед здешними властями.

– Вы сказали: «помощник картографа?» А где… – Анита опять сбила меня с мысли.

Я сообщил Аните, что Эвишка погибла вместе с оставшимися на борту «Бродяги».

Осекся, увидев ее слезы. Всхлипнув, она сказала:

– Эвита… была настоящим патриотом…

Хорошо, что Анита плакала. Потому и не заметила, как вытянулось у меня лицо.

Грузовой отсек (наскоро переоборудованный для перевозки людей) походил изнутри на обширный металлический гараж и пропах машинным маслом и потом. Набилось нас туда как… ну, эту расхожую фразу все знают. Короче, с нами не цацкались. Эгвальских десантников было не больше полутора десятков, все злые и вооруженные до… этот литературный штамп тоже затаскан. Нам ясно дали понять: кто возникнет – получит в рыло. Спасители, называется.

Разбег на взлете был долгим, тряским, мучительным. Наташа, позабывшая на меня злиться, сидела рядом, закусив губу. Не любительница авиапутешествий, ясно. Да и то, после всех передряг взять и грохнуться будет до слез обидно. Но, помня, что сейчас в десантном отсеке Анита Гариг не страшится разделить общую для всех судьбу, я держался достойно.

Жестокие и смелые люди, что ни говори, а пришли нам на помощь. Пусть ради своих собственных (и Эгваль?) интересов. Сажать на грунт тяжелый самолет с невыработанным топливом (назад-то надо лететь?) – смерти подобно. Они совершили этот трюк. Остатков горючего хватит, чтобы перепрыгнуть обратно через Южный хребет, потом, очевидно, посадка для дозаправки.

В высшей точке полета мы страдали от холода и кислородного голодания. От болтанки тоже. Скоро в нашем металлическом склепе было не продохнуть от запаха блевотины. Картина, что и говорить. Эпическое полотно «Победное возвращение».

На исходе третьего часа дышать стало легче. Уши закладывало, я изо всех сил сглатывал, но помогало слабо, так быстро мы снижались. Лязг, толчок, от которого многие вздрогнули – вышло шасси. Через несколько минут мы приземлились.

Снаружи было жарко, душно, сумеречно. С приближением ночи зажглись вдоль бетонной полосы посадочные огни, их вереница что-то мне напомнила. «Светлый путь». Среди недружелюбных людей в недружелюбной стране мы тащились, словно стадо баранов. Наташа уцепилась за мой локоть, не от нежности вдруг нахлынувших чувств, а чтоб не шмякнуться оземь. Физиономия у нее была изжелта-бледная. Я тоже чувствовал себя неважно. Эти кретины, что нас подгоняют, не соображают, что людям давно пора сходить по нужде? Или это такое же элементарное издевательство, часть процедуры по подавлению воли?

Нас загнали в какое-то строение, кто-то рявкнул:

– Оправиться и выходить! Живее!

Ничто не может сравниться с блаженством, охватывающем долго не отливавшего человека, когда ему удается совершить это действо. В эйфории я пребывал ровно столько, сколько понадобилось, чтобы дойти до выхода. Меня решительно взяли под микитки, завели руки за спину, защелкнули наручники. Я не сопротивлялся. Так поступили со всеми, кроме Наташи. Увидев людей, собравшихся ее заковать, она с самым покорным видом выставила вперед сведенные вместе руки. И наручники ей надели спереди. Хм. Молодец.

Группу нашу довели до другого самолета, теперь пассажирского, впихнули в салон и пристегнули к креслам. Как потенциальные недруги Эгваль мы были почти обезврежены. Полностью, это когда тебя пристрелят. А так, видно будет – посмотрим.

Наташа опять оказалась рядом со мной. Впереди, через два ряда, ссутулился на своем месте Ян. Хреново бедняге. Нам предстоял еще один рейс. С еще одной, как позже выяснилось, посадкой.

После мучительного двойного перелета, сна урывками, насмешек охраны нас доставили в… я не понял куда. Наручники на нас больше не надевали. Жалкий сброд, никому мы больше не были опасны. «Островитяне», надменные, гордые, заявляющие права на руководство Миром. Гляньте на них. Посмейтесь. Сплюньте презрительно.

«Голос народа». 6 февраля 1358 года. Понедельник. Остатки организованной Хозяйкой Острова экспедиции к центру Мира, спасены вооруженными силами Эгваль. Пострадавшим оказана необходимая медицинская помощь. После отдыха и лечения все уцелевшие участники этой неудачной и крайне плохо спланированной акции будут отправлены на родину.

Заметку сопровождало фото тридцати пяти плохо одетых личностей с грустными физиономиями. Один из них… Точнее одна – в провальном предприятии участвовала еще и женщина. Опустила голову, словно от нестерпимого стыда, так что темная шевелюра скрыла лицо. Рядом черноволосый молодой человек, толи поэт, толи художник, в глазах романтическая тоска. Пусть никто не принимает меня всерьез – это все, чего я хочу.

Поселили нас в некоем казарменном корпусе, в пустующем спортивном зале. Вот тебе тюфяк, вот подушка. Зубная щетка и мыло, чтоб не сильно вонял. Комплект одежки: брючата, футболка, легкая курточка – всё одного фасона. Умывальник и удобства по коридору налево. Ясно? Рассчитайсь, список душ представить каптенармусу – кормить-то вас надо?

Рассчитались. Переписались. Все дармоеды и неудачники оказались на месте, кроме Придурка. Куда, к черту, он подевался?! С момента, как нас почти насильно эвакуировали, я ни разу его не видел.

Следующим утром я проснулся оттого, что кто-то через меня перешагнул. Наглость, вообще-то. Потянуло сквозняком, кто-то крикнул:

– Ната, закрой дверь!

– Эта девушка в сарае родилась, – добавил другой голос.

Я повернулся на бок, приподнявшись на локте. Наташа, уже в казенных брюках и футболке, обернулась в дверях:

– Вставайте! Все равно спать не дадут.

И отправилась в умывальную. Мы, конечно, держали паузу, минут в пятнадцать, чтобы дать ей время управиться. Никто из наших спасителей-пленителей вчера не принял во внимание, что среди нас есть женщина. Наташа не стала протестовать, постелила тюфяк в углу и в дальнейшем держалась скромно, но без стеснения. Наподобие единственной сестры среди толпы братьев.

Походя сказанное, ее пророчество сбылось сразу. На пороге возникло нечто розовощекое, форменно-обряженное, погонисто-лейтенанистое. Оно сказало:

– Где тут Одиссей Гор?

Вот вам и незаметная личность. Я лениво поднялся.

– А «доброе утро» сказать?

Оно еще больше порозовело.

– С вами хотят побеседовать.

Я вытянулся «смирно-равняйсь». Босиком, в одних трусах.

– Готов! Слушаюсь!

– Э-э-м-м… Вы же это… оденьтесь…

Вот и я о том же.

– Разрешите сперва умыться, господин капитан!

Оно расцвело.

– Я… э-э… лейтенант.

– Ваш капитанский чин не за горами!

Оно приосанилось.

В коридоре я столкнулся со свежеумытой Наташей, она молча кивнула и прошествовала мимо. Вот пава! Может произвести впечатление, если захочет. Умеет красиво ходить, красиво держаться.

Через десять минут, сопровождаемый все тем же служивым, я предстал перед Анитой.

– Так это вы здесь босс, – уважительно сказал я, мельком оглядывая маленький уютный кабинет.

Аните было приятно такое мое обращение. Вдвойне приятно, так как она ко мне тоже была расположена. С чего я взял? Да просто цветистая, колюче-пушистая головка огнецвета, «подаренная» мной, до сих пор была у нее в волосах. Она улыбнулась, обликом и одеждой напомнивши былых студенческих подруг.

– Садитесь. Можно, спрошу вас?

Я помедлил с ответом. Для нас обоих не была тайной открывшаяся взаимная симпатия. И мне показалось, что раньше я Аниту когда-то встречал! Но где? Когда?

– Валяйте. Я не шпион, таить нечего.

– Просто расскажите о вашем путешествии.

Я хороший рассказчик, а дочь военного министра оказалась хорошей слушательницей. Особенно ее интересовало все, связанное с погибшей подругой – они с детства были очень близки.

– …Парашют не раскрылся, и она разбилась. Умерла у нас с Наташей на руках.

Я коротко описал, где и как мы похоронили Эвишку. Анита кивнула.

– Да. Следом за рейсом, которым вывезли вас, состоялся второй. Разобрали и вывезли оборудование вашего лагеря. Мне сказали, что там обнаружились полезные технические новинки. Ваш смелый товарищ согласился нам помочь. Он не эвакуировался вместе с вами, и сделал еще три вылета на своем хлипком самолете. И нашел место крушения.

Она замолчала. Потом глухо сказала:

– В письмах ко мне она называла вас своим другом. Вы придете проститься с ней?

Я молча кивнул.

Воинское кладбище в Альфе, столичном пригороде. Закатный свет на верхушках деревьев. Гроб, укрытый флагом. Прощальные слова, прощальный залп над могилой. Траурный венок на портрете. Эвита Гонсалес, двадцати трех лет. Последнее место работы – контрразведка Эгваль.

Анита отвезла меня обратно, джип она водила с эдакой осмотрительной лихостью. Глядя на нее за рулем, я внезапно понял, почему эта девушка кажется давно знакомой. Причина «дежа вю» оказалась до смешного проста. Анита внешне чуть-чуть походила на Наташу. Я спросил:

– Вы говорили со всеми нашими?

– Ну, что вы! С профессором Яном, еще с несколькими людьми. С вами. Еще я хотела встретиться с вашей подругой. Я на нее как-то не обращала внимания, но, по вашим рассказам, она – незаурядная личность. Где ее поселили?

– А вы не знаете? С нами, в общей каме…, простите, зале.

Анита аж застонала с досады.

– Как так? Что за дикость! Я кому-то выволочку сделаю! Потом извинюсь перед ней. Заодно познакомимся.

– Деликатная здесь контрразведка, – похвалил я.

– Я не имею к ней отношения, – призналась Анита.

Понятно. Могучий папа просто дал дочке порезвиться.

– Я бы вас представил Наташе, но… неудобно.

– Возревнует, боитесь? – она слабо улыбнулась.

– Боюсь.

Анита красиво подрулила к зданию. Потянула меня за рукав.

– Войду первой, а вы через минуту. Вроде случайно. Пошли.

Я, как договорились, приотстал. Анита осторожно толкнула дверь. Обернулась ко мне, прислонив к щеке сложенные вместе ладони. Прошептала:

– Теперь – мне неудобно. Большинство уже спят.

– А Наташа?

– Не увидела.

– Справа, дальний угол.

– В той половине потушили свет. Вы тоже идете спать?

– Пока нет.

Мы вышли на порог. На дворе уже стояла яснозвездная ночь. Тянуло приятной после жаркого дня прохладой. Где-то вдалеке протарахтел мотоциклет и снова наступила тишина.

Анита взяла меня за руку.

– Хорошо, да?

Я осторожно обнял ее, она не отстранилась… Не знаю, какие кары грозили мне за то, что поцеловал дочь неформального лидера Эгваль.

Следующим утром я проснулся рано. Народ мирно дрых. Через два тюфяка от меня тоненько храпел Перси. С нашего прибытия сюда он был тише воды, ниже травы. Дальше Ян спал на спине, как вполне уверенный в себе человек…

– О-одиссей Г-гор…

На пороге снова стояло оно.

Бледное, взлохмаченное и запыханное.

– Умоюсь и приду, – сказал я.

Оно отчаянно заблеяло, что некогда, что срочно-обморочно, что…

– Что стряслось? – спросил я Аниту, когда оно впихнуло меня к ней в кабинет.

Анита зло глянула на меня.

– Мастер зубы заговаривать. Я-то, дура…

Наверное, я выглядел до того ошеломленным и жалким, что она смягчилась.

– Рада буду, если вы окажетесь здесь ни при чем.

Вчера днем, когда мы с Анитой были на похоронах Эвишки, некто Наталья Вернер попросила убежища в посольстве Ганы в Майе. Первые выпуски бульварных газеток уже вовсю смаковали гнусное обращение властей с группой ученых и путешественников. С нами то есть.

Ретивые борзописцы предрекали резкий демарш со стороны Острова. А там и до новой войны недалеко.

Анита, вскочивши со стула, размахивала газетой, только что не заезжая мне ею по физиономии, и с гневными слезами вопрошала:

– Мы что, лишили вас свободы?!

– Похоже на то.

– С вами грубо обращались, били, пытали?..

– Кто знает, что у вас на уме.

– А ты, негодяй, флиртовал со мной только затем, чтобы отвлечь от своей суки! Чтоб я не заметила, что она сбежала!

– Заткнись! – гаркнул я, схватил Аниту в объятья и поцеловал.

Она попыталась вырваться, потом поникла и заплакала.

Загудел стоявший в углу телетайп, узкая лента поползла из него, сворачиваясь кольцом на полу.

Шмыгая носом, Анита оторвала ее, пробежала глазами.

– Папа сердится.

– Попыхтит и уймется. Ты не виновата. И я не виноват. Вчера я весь день был при тебе. Значит, сговорился с Наташей заранее. Но откуда бы она знала, что ты уедешь так надолго? Да и зачем ей дожидаться твоего отсутствия? Разве ты ей сторож? И вообще, как она смылась, расскажи.

По мнению Аниты, это произошло на прогулке. Двор большой, просматривается плохо, охрана и обмишурилась. Ах, да, неприступный высокий кирпичный забор, с бритвенной остроты металлическими планками сверху. Раньше это была территория воинской части – строго режимное учреждение. Только в самоволку солдаты бегали испокон веков. Через самые глухие загородки – просто места надо знать. Вот такое слабое место Наташа и отыскала.

Мы вышли во двор, и Анита показала предполагаемый ее путь.

– Здесь забралась на бочку. Подпрыгнула и зацепилась вон там. Р-раз, и наверху. Теперь смотри отсюда: видишь, двух лезвий не хватает – можно протиснуться. С любого другого места кажется, что ограда в порядке.

Анита вздохнула.

– Ловкая у тебя подружка. Я бы точно кишки на заборе оставила.

– Просто знакомая.

– И ты никогда с ней не спал.

– Нет.

– Неужели?! Ах, я – наивная, так и поверила!

– С ней не заснешь. Со мной, кстати, тоже.

Анита фыркнула.

– Намек поняла. Даже и не мечтай.

Мы вернулись в кабинет, на полу змеей свернулось очередное пространное указание великого папы. Анита кинула ленту мне.

– Полюбуйся, как круто я попала по вашей милости.

Натаниэль Гариг просил дочь немедля передать всех спасенных посольству Протектората Ганы, оно организует их отправку на Остров. Участливо осведомлялся о самочувствии дочурки, сообщал, что мама здорова, но сильно волнуется. Короче, в переводе на нормальный язык сие звучало: «Бросай заниматься глупостями, не то выпорю». Заканчивалось отеческое наставление неожиданным вопросом: «Как выглядит та женщина?»

– Да откуда я знаю! – в сердцах воскликнула Анита. – Ни разу в ее рожу толком не глянула!

Она сделала несколько звонков и через час нашу банду неудачников запихнули в автобус и отвезли в аэропорт Майи – ганское посольство зря время не теряло. Анита поехала с нами и проводила меня до трапа самолета.

– Все в порядке – Остров дал воздушный коридор. Отсюда в Гану, потом в Вагнок, скоро дома будете.

Я протянул ей руку, хотя мечтал о расставании более нежном.

– До встречи.

– Я бы хотела. Но отчего-то, кажется: мы не увидимся больше. Прощайте, Одиссей.

В Вагноке нас встретили с почетом. Всякие уполномоченные лица. Все о нас наслышаны, все в курсе, все поздравляли с благополучным возвращением. «Миссия завершена», – сказала в ответ Наташа, как ни в чем не бывало, держа меня под локоть.

– Послушай! – не выдержал я. – Мы чуть мозги себе не вывихнули, гадая, куда ты провалилась. Можешь мне объяснить?! Хоть что-то!

– Мы – это ты с Анитой? Так и знала: ты бабник и хам, – она говорила без улыбки, но я видел, что ей весело.

То, что она рассказала, можно найти в любом учебнике психологии. Люди замечают лишь то, что выходит за пределы повседневной рутины. Почтальон входит в дом, убивает хозяина и уходит. Соседи уверяют, что никто не приходил. Одетый дворником вор беззаботно минует сторожа, как все, кто имеет на это законное право…

– А на твоей мо… физиономии…

– На моей морде было написано, что вреда от меня, глупой девочки, нет. Я слонялась по территории, пока не устали за мной глядеть. Да, раньше я разговорила парня из охраны и узнала, как дойти до автобусной остановки.

Я представил, как, убегая из тюрьмы, спрашиваю у тюремщика дорогу. Господи! А ведь Наташа умеет не только это.

– А как ты приручила…

Она перебила:

– Забудь пока. Нас ждут.

Ян позвал нас. Мы догнали его и втроем поспешили навстречу высокой статной женщине.

– Здравствуйте, мама, – сказал Ян, а она, вместо ответа, поцеловала его.

Вот так. Встреть ее впервые не в домашнем халате и шлепанцах, а как сейчас… Разумеется, узнал бы и не пребывал так долго в заблуждении. Сколько раз видел ее портрет в Университете. Левкиппа Картиг – Великий Магистр Норденка. Не Наташу она провожала той суматошной давней ночью, а любимого и единственного сына.

Наташа скромно стояла рядом, дожидаясь, пока матушка и сынок нарадуются друг на друга. И тут Левкиппа оборотилась к ней.

– Не чаяла увидеть тебя снова…

– А я возьми и заявись. Такая неприятность. Извините мерзавку.

– Не груби мне. Не клевещи на себя. Подойди и обними меня.

Теперь мы с Яном культурно ждали, когда старая и молодая налобызаются. Наташа мотнула головой в мою сторону.

– Ему спасибо. А то бы точно отпевали.

Я с достоинством выстоял под благодарным взором, но кланяться не стал. И так, чтобы говорить с ней, мне приходилось задирать голову. Не люблю высоких женщин.

– Приветствую вас, госпожа Великий Магистр.

В этот момент Наташа виновато потупилась: мол, ничего не попишешь. Своя драгоценная шкурка ближе к телу. Делайте тетя-Магистр с этим типом, что хотите.

Левкиппа смерила меня взглядом.

– Здравствуйте, соратник Крей.