Перо, закон и стеклянный шар

Глава 2

– Никто в «Листке Роскбиля» не хотел бы помешать работе доблестной полиции. Моя газета, разумеется, не станет ничего писать про вейю Кросгейс, раз вы рекомендуете этого не делать. Однако любая услуга должна быть вознаграждена, вы не находите?

– Не нахожу, – сухо ответил полицейский.

Поскольку он до сих пор не приказал сержанту вышвырнуть Хальруна за порог, журналист решил считать это добрым знаком.

– Я не прошу многого – я только хочу узнать о судьбе хозяйки этого дома и получить право первым написать о этом.

Заметив, что полицейский взглядом указал сержанту на дверь, Хальрун заговорил быстрее.

– Я знаю кое-что о Мализе Кросгейс.

– Знаете?

– Знаю! Я расскажу, но мне нужны гарантии, что меня не прогонят отсюда.

– Прогонят? – удивился полицейский. – Я прикажу отвезти вас в управление...

– Прекрасно! Я готов ехать хоть сейчас! Едем же!

Хальрун не боялся – разговорить горничную он не сумел, а новость про появление полицейских в гостиной владелицы роскбильской фабрики, сама по себе пикантная, теперь казалась незначительной. Новость никуда не годилась, поэтому Хальрун не мог просто так уйти. Поехать в управление (да хоть бы и во вшивую кутузку!) он мог, а мирно уйти – нет. Если б только удалось разузнать, что случилось...

– Я могу рассказать, почему меня сюда пригласили! Вам будет интересно, обещаю, только разрешите мне остаться!

Хальрун скрестил пальцы на удачу и случайно прикоснулся к шершавой бумаге послания вейи Кросгейс, которое лежало в кармане его плаща.

Полицейский думал недолго, но напряженно, и несколько раз прошелся неприязненным взглядом по фигуре журналиста. Хальрун почти физически ощущал, как его мысленно разделывают, взвешивают, а затем оценивают по частям.

– Дорен Лойверт, младший детектив полицейского управления Центрального округа. Я вас слушаю, вей Осгерт.

– Нужны гарантии...

– Никаких, – перебил его детектив. – Если ваши сведения достаточно важны, я, так и быть, подумаю и, может быть, разрешу вам остаться...

Стоящий рядом седой сержант бросил на молодого начальника недоуменный взгляд, но смолчал.

– ...остаться с условием. В прессе не появится ни слова о вейе Кросгейс без моего разрешения.

– Я не могу отвечать за всех! – запротестовал Хальрун. – Только за свою газету!

– Ни слова! Вам ясно?

Журналист поднял руки с открытыми ладонями в знак поражения.

– Предельно! Мне придется положиться на ваше слово, но хорошо, пусть будет так... Вот, взгляните на это, детектив.

Хальрун собирался извлечь записку как-нибудь драматично, но полицейские оказались совершенно неблагодарными зрителями. Дорен просто забрал листок у Хальруна из рук.

– Как письмо доставили? – спросил детектив.

– Бросили в наш ящик. У редакции имеется один у входа.

– Прямо так?

Дорен махнул листком.

– Нет, конечно, нет... Был еще конверт...

– Где он?

– В редакции, кажется...

Хальруна наградили красноречивым взглядом, поэтому газетчик обрадовался, когда со второй попытки все-таки обнаружил коричневую бумагу у себя в другом кармане.

– Письмо пришло сегодня утром, – заговорил Хальрун по собственной инициативе. – И я сразу отправился сюда.

– Кто-нибудь видел, как его доставили?

– Нет. Я, конечно, могу поспрашивать, – с готовностью предложил он свою помощь. – Но двор у нас проходной и...

– Точное время доставки, очевидно, вам тоже неизвестно?

– Нет.

– Досадно... Но это уже что-то...

Письмо Дорен не вернул.

– Так что с случилось с хозяйкой? Вейя Кросгейс была права в своих опасениях?

– Разве я обещал отвечать на ваши вопросы? – спросил полицейский к огромному разочарованию Хальруна.

– Но я хотя бы могу остаться?

– Да, – разрешил Дорен. – Вы мне еще понадобитесь... Только не прямо здесь. Подождите в соседней комнате. Ройсон, проводите вея Осгерта!

Пораженный беспринципность и бессовестностью детектива Хальрун опомнился только у двери. Седой сержант так ловко подхватил газетчика под руку, что журналисту показалось будто он идет добровольно.

– Я никуда не уйду! – закричал Хальрун, отчаянно упираясь. – Мы договорились не об этом!

Применять силу полицейский не стал. С оскорбленным видом Хальрун выпрямился и поправил одежду.

– Мы ни о чем еще с вами не договаривались, – очень спокойно произнес Дорен. – Но еще можем договориться. Подождите немного, мне нужно кое-что выяснить, а потом я займусь вами.

Это «займусь» ощущалось словом, насыщенным грозным смыслом, но Хальруна было не так уж легко запугать. Сцепив зубы, он позволил увести себя, совсем не потому что испугался полицейского «займусь». Хальрун боялся остаться ни с чем.

По соседству с гостиной находилось что-то вроде небольшой библиотеки. Попав туда, Хальрун с досады попытался найти хоть какие-то плюсы в своем положении. Пружинистый диван, например, был удивительно мягким и оказался самым удобным диваном, из всех на которых Хальруну доводилось сидеть. Журналист подавил тяжелый вздох.

– Как великодушно, – процедил он сквозь зубы. – А ведь я сглупил, отдав письмо... Сглупил, да... Нужно было промолчать...

Тут взгляд Хальруна упал на решетку под потолком, и журналист замер, опасаясь спугнуть удачу. Он подумал, что раз в стене находится вентиляционный колодец, то и соседней комнате должна иметься такая же отдушина. Хальрун сбросил ботинки и забрался на диван, без жалости приминая белую ворсистую обивку, которой только что восхищался. Балансируя на круглом подлокотнике и цепляясь за стену пальцами, журналист обратился в слух. О том, что происходило в соседней комнате догадаться было несложно. Судя по доносившимся до Хальруна голосам, сержант привел к детективу девушку, ту самую, которая встретила журналиста у входа.

– Ты умеешь читать? – спросил Дорен гораздо мягче, чем он разговаривал с газетчиком.

– Немного, вей.

Она обратилась к детективу неправильно, но полицейский не сделал девушке замечания. Хальрун же понял, что голоса за стенкой начинали звучать отчетливо, если прижаться к решетке ухом под правильным углом. Подслушивающий рисковал навернуться с дивана, но дело того определенно стоило.

– Тогда посмотри на это. Узнаешь почерк?

– Конечно, вей. Это писала моя хозяйка... Я часто видела... и знаю почерк.

– ... уверена?

Хальрун замер, отчаянно желая оказаться сейчас в соседней комнате, потому что не разобрал, ответила ли что-нибудь девушка. В конце концов, она могла просто кивнуть или помотать головой.

– Кто преследовал твою хозяйку? – спросил Дорен.

– Не понимаю...

– Разве? Если ты мне обманываешь, получится, что ты... заботишься о своей хозяйке. Ты говорила... любишь вейю Кросгейс?

– Хозяйка... добрая, – подтвердила девица. – Я очень хочу, что бы она скорее вернулась.

Хальрун слушал и запоминал.

– Кто ее преследовал? Скажи мне правду, милая.

– ...не знаю...

– Не знаешь или не предполагаешь? ...кого-то опасалась?

Девушка молчала довольно долго, и Дорен почему-то не торопил ее.

– Если подумать, вей, хозяйке ведь... человек. Она всегда сжигала...

– Продолжай. Его имя?

– Ракард Лаксель. Он... жениться, – как по особенному доверительно сообщила полицейскому горничная. – Только он вейе Кросгейс совсем не нравился.

– ... был настойчив?

– Очень! Постоянно писал.

– Ты читала?.. Точно?

– Я не читала! Зачем бы мне? Может, вея Ларсин лучше знает?

– Ваша экономка? Позови вею, Ройсон!.. Что-то еще?

Девушка ответила что-то очень тихо, и разобрать ее слова через две стены не получилось...

Тем временем опрос слуг продолжился. Всего их было трое, включая истопника, который большую часть времени проводил в котельной, но о хозяйке отзывался исключительно восторженно. Хальрун ничего не смыслил в полицейской работе, зато он хорошо умел общаться с людьми. Журналист отчетливо понимал, что работники особняка не хотели говорить о преследователе Мализы.

Под конец Дорен вызвал всех четверых.

– Не покидайте дом, – доносился до Хальруна размеренный голос детектива. – Не говорите с посторонними и особенно с газетчиками, если только этого совсем нельзя избежать. Вам необходимо создать видимость обычной жизни.

Голос полицейского то удался, то приближался – детектив прохаживался по комнате.

– Ваша хозяйка покинула город, а куда, придумайте сами. И не создавайте слухов! Если они появятся, это будет иметь последствия не только для вас...

Какие именно последствия, он не уточнил, но прозвучало убедительно.

– И держите меня в курсе. Все ясно?

Ответом стал нестройные «да» и «ясно». Когда детектив отпустил слуг, Хальрун быстро спрыгнул на пол и сел на диван, загородив собой испорченный белый вельвет. Газетчик чувствовал себя самым хитрым и, кажется, не сумел скрыть самодовольства. Появившийся в комнате детектив с подозрением посмотрел на журналиста, и Хальрун постарался убрать с лица улыбку. Было бы обидно в последний момент выдать себя.

– Я правильно понял, что хозяйки нет дома по той или иной причине? – спросил Хальрун. – Я тут размышлял, что привело вас в этот дом, и версий у меня немного. Вейя Кросгейс пропала?

Дорен остановился на пороге.

– Допустим.

– Прекрасно! В смысле ужасно, но для меня это хорошо... Вы разрешите мне принять участие в расследовании ее исчезновения?

– Почему вы решили, что вейя именно пропала, а не уехала? – сухо спросил детектив.

– Это же очевидно!

– Совсем нет... А что касается вашего вопроса... Исключено.

Хальрун с вызовом посмотрел на детектива.

– А я настаиваю! Иначе... Иначе об исчезновении богатой наследницы завтра же будет говорить весь город! Это легко устроить!

– Речь может идти о преступлении, – ледяным тоном отчеканил Дорен.

– Докажите мне это! Докажите, что богачка не загуляла! У этой девушки репутация ветреной особы.

– Но не настолько же!

Два взгляда встретились. Хальрун рисковал, отчаянно рисковал. Если он совершит ошибку, то заплатит репутацией собственной и своей газеты. Если же Дорен заберет наглого газетчика в управление и запрет там (он это мог!), а девица благополучно вернется, уже детективу будет несдобровать. Странное поведение слуг, поднявших панику так скоро, и само письмо намекали, что прав именно полицейский – с вейей Кросгейс случилось что-то плохое. Однако Хальрун не был бы Хальруном, если бы отступил.

На его счастье, Дорен Лойверт оказался человеком, менее склонным к авантюрам.

– Если окажется, что ее отсутствие произошло по чьему-то умыслу, вы оступитесь?

– Конечно, – пообещал Хальрун. – Я же не злодей.

– Хотелось бы верить... Следуйте за мной.

Дорен вышел, и Хальрун увязался за ним, даже не спросив, куда они собираются ехать, хотя самоходная машина, устаревшей модели, зато недавно покрашенная свежей фиолетовой краской, легко могла увезти его в управление. Устраиваясь на жестком сидении (тут подогрева, конечно, не было), журналист попытался завязать разговор.

– Думаете, она не могла... скажем, просто уехать, не предупредив никого?

– Маловероятно...

Распознав тон, Хальрун прикусил язык и постарался стать как можно более незаметным. Говорить хотелось ужасно, и газетчик принялся нетерпеливо постукивать каблуком о пол. Затем Хальрун опустил руку на пляшущее колено и принялся смотреть в окно. Дорен называл сержанту адрес, но журналист понял лишь, что нужный дом находится где-то поблизости. Он плохо знал Центральный округ.

Район, куда они вскоре свернули, был проще того, где проживала наследница промышленников, но выглядел вполне респектабельным. О статусе свидетельствовало отсутствие прохожих. Вечером, должно быть, по этим широким тротуарам прогуливались дамы в модных шляпках и мужчины в цилиндрах, но в полдень улица казалась Хальруну погруженной в сон.

От скуки журналист стал разглядывать детектива Лойверта, удобно сидящего чуть наискосок. Пальто и костюм на полицейском были новыми и не самого плохого качества, но совершенно не шли владельцу. Одежда, хоть и сидела аккуратно, делала детектива еще более невыразительным, скучным и незапоминающимся. Шляпа тоже выглядела новой, с узкими полями, какие стали носить совсем недавно. Ее полагалось сдвигать на затылок: этот фасон не предназначался, чтобы прятать взгляд, как пытался делать детектив... Кстати, взгляд Дорена был сейчас направлен на Хальруна. Полицейский в ответ тоже изучал попутчика.

– Роксбиль далеко от Центра, – произнес детектив, как будто продолжая начатую ранее беседу. – Почему письмо доставили вам?

– Откуда же мне знать? Я это и собирался выяснить... Кстати, а куда мы направляемся?

– Уже не направляемся. Мы приехали, – сообщил Дорен.

И действительно машина остановилась у следующего же дома. Небольшое строение выделялось среди прочих красивыми полукруглыми окнами, в трех из которых стояли необычные цветные стекла. Оконные решетки на первом этаже и лестничные перила крыльца закручивались в сложные спирали.

– Тут должен жить кто-то с затейливым вкусом, – предположил Хальрун.

Затем он сопоставил расположение улицы с городскими сплетнями, которыми была под завязку забита голова журналиста, и Хальруна озарило. В прошлом он уже читал описание этого дома.

– Ведь это обитель госпожи Лаллы? Я прав? Какая неожиданная удача...

– Вы про нее слышали?

Дорен подтвердил догадку газетчика, и Хальрун усмехнулся.

– Кто же про нее не слышал? К этой гадалке ходят самые известные дамы города... И не только дамы.

– Продолжайте, вей Осгерт.

Хальрун пожал плечами. Он знал то же, что и все, не более.

– Говорят, госпожа Лалла может видеть призраков и передавать слова мертвых. Многие в это даже верят, поэтому актриса она должна быть отменная... К тому же, дама она светская и часто бывает на приемах: устраивает представления с духами для богатых, чем и прославилась. Еще она известна как щедрая благотворительница.

Хальрун напряг память. Про гадалку он точно слышал еще что-то, что-то важное, но не мог вспомнить.

– Вы этого не знали, детектив?

– Мы с госпожой Лаллой вращаемся в разных кругах, – прямо ответил Дорен. – Это все?

Когда полицейский молчал, он сливался с окружением, но стоило детективу заговорить, в нем проявлялась особая значительность, иногда встречающаяся у наделенных властью людей. Полномочий у простого детектива округа, да еще и совсем молодого, имелось немного, но все же...

– Прошлый вечер вейя Кросгейс собиралась провести у госпожи Лаллы. Домой она не вернулась, – сказал он.

Хальрун решил, что так выглядела благодарность Дорена за сведения о гадалке. Плохое впечатление, оставшееся у журналиста после отнятого письма, немного сгладилось.

– Прошла только ночь? Не рано ли звать полицию?

Лицо детектива не отличалось эмоциональностью, но по слегка поджатым губам, стало видно, что самому Дорену все это не слишком нравится.

– Рано или нет, именно мне поручили со всем разобраться.

Хальрун кивнул. Теперь кое-что прояснилось: деликатную и потенциально скандальную историю скинули на молодого сотрудника. Картинка сложилась.

– Сочувствую. Любовные похождения незамужних девиц дурно пахнут, детектив Лойверт.

Дорен поморщился теперь уже открыто. Глаза у него были темными и надежно скрывали мысли владельца.

– Любовные похождения? Вы так считаете?

Хальрун на это надеялся.

– А разве нет? Девушка не ночует дома, а ее горничная вместо того, чтобы прикрыть хозяйку, бежит в полицию. Еще и письмо. Меня ведь пригласили ради огласки? Кто-то сильно не любит вейю Кросгейс и желает ее опорочить.

Дорен с интересом выслушал версию газетчика.

– Почему тогда письмо написано рукой самой вейи?

Хальрун на мгновение сбился с мысли.

– Подделать почерк несложно, – предположил он. – По крайней мере, мне так говорили!

– Зачем? Зачем подделывать почерк в данных обстоятельствах?

– Хм... Об этом я не подумал, – признался журналист. – Тут что-то не сходится... Действительно!

Дорен взялся за ручку на дверце машины. Когда детектив заговорил, в его голосе Хальрун определенно уловил иронию.

– Вряд ли мы имеем дело с историей о мести влюбленным. За исчезновением вейи Кросгейс может скрывать нечто большее, что, возможно, и вовсе нельзя будет опубликовать.

Газетчик усмехнулся.

– Это будет очень досадно, – сказал он, следуя за Дореном на тротуар. – Однако я не привык сдаваться раньше времени.

Детектив ничего не ответил. Он уже шел к дому гадалки...

– Внутри никого? – предположил Хальрун, когда на стук и звонки никто не вышел.

– Свет горит, – заметил полицейский.

Он стоял неподвижно, не отрывая взгляда от замочной скважины. У Хальруна даже возникла шальная мысль, будто детектив решил загипнотизировать замок. Встречались же люди, способные гнуть ложки одним прикосновение, так почему бы гадалкиной двери не отвориться под действием силы мысли? Хальрун относил себя к скептикам, но допускал существование явлений за гранью научного понимания...

Мысленно посмеявшись над нелепым предположением, журналист сделал несколько шагов спиной вперед и задрал голову. На втором этаже действительно был заметен тусклый огонек зажженной лампы.

Пока Хальрун рассматривал окна, Дорен начал похлопывать себя по карманам, словно что-то искал. Странное поведение заинтересовало газетчика, но не он один наблюдал за детективом. Громко хлопнула дверца самоходной машины, и Дорен как будто опомнился. Полицейский оставил загадочные поиски, чтобы еще раз потянуть за рычажок звонка. На этот раз ему все-таки открыли.

– Не нужно шуметь, вей. Вы давно меня разбудили, – произнес низкий женский голос.

Хальрун поспешил подняться на крыльцо, чтобы скорее рассмотреть знаменитую особу. Госпожа Лалла, слава которой охватила весь Бальтауф, выглядела достойно своего имени. Гадалка была не молода, но все еще красива и производила впечатление с первого взгляда. Особенно поражали ее собранные в толстую косу волосы. «Припорошенные пеплом? В дымке седины? Нет, нужно выражаться понятнее, но поэтичнее... Туманные пряди обрамляют бледное лицо. Да, именно так!» – Хальрун рассуждал, как если бы уже писал про гадалку. Ее мягкие черты и округлое лицо странно сочетались с орлиным носом, который должен был создавать дисгармонию, но только придавал своей обладательнице особый шарм.

Фигуру Лаллы так просто рассмотреть не удалось. Свободное домашнее платье скрывало очертания тела, а поверх него гадалка набросила цветастую шаль с длинной бахромой. Если хозяйка дома действительно спала, было неудивительно, что ей потребовалось так много времени на сборы.

– Мне жаль, что я потревожил вас в неудобный час, вейя. Позвольте представиться...

– Нет! – госпожа Лалла драматично вытянула руку, украшенную вычурным кольцом и гремящими браслетами. – Вам нужно войти. Я не желаю говорить через порог.

У необычной женщины оказалось такое же необычное жилье. Гостей встретил скелет неизвестного Хальруну зверька, а прямо напротив входа находилось небольшое деревце в кадушке. Его ветки украшали подвески из цветных бусин.

Хозяйка заметила взгляд газетчика.

– Возьмите один. Я предлагаю... Нет! Требую этого от всех своих гостей.

– Зачем? – растерялся Хальрун, что случалось с ним довольно редко.

– Для предосторожности, разумеется! В доме обитают духи, и живым не следует ходить без защиты.

Лицо полицейского оставалось бесстрастным. Оно было даже слишком бесстрастным для разговора о духах.

– Очень предусмотрительно, – протянул Хальрун. – Как я погляжу, все подвески разные?

– Верно. И ваш выбор многое скажет о вас.

Газетчик ткнул пальцем в самую яркую.

– Тогда эта, красно-белая. Что она говорит?

Лалла понимающе улыбнулась. С таким видом мать могла наблюдать за познающим мир ребенком.

– Что вы человек слова. Во всех смыслах.

– Как любопытно? А что...

Дорен кашлянул, и Хальрун с виноватой улыбкой повернулся к детективу.

– Теперь вы, – сказала Лалла. – Хотя я итак вижу, что вы принесли дурные вести.

Она выпрямилась, словно готовясь принять удар судьбы. Выражение гадалки напомнило Хальруну актрис, игравших трагические роли на подмостках окружного любительского театра.

– Почему вы так решили, госпожа Лалла? – спросил Дорен.

– У меня есть предчувствие. Случилось что-то ужасное.

– И вы знаете с кем?

Женщина прикрыла глаза.

– Я знаю... Но скажите мне вы! Не хочу произносить ее имя.

Дорен не стал настаивать, но и отвечать детектив тоже не спешил.

– Рассказать о вчерашнем вечере вы тоже не можете?

– Не могу? Отчего же? Вы уже знаете, что бедняжка Мализа приходила ко мне за советом? Ушла она поздно, когда давно миновала полночь.

– Она ушла от вас? Мне важно знать точное время.

Женщина прикрыла глаза. Они были у нее серыми, как будто затуманенными.

– Около двух, возможно, – предположила Лалла неуверенно. – Я редко слежу за временем. Но уличные фонари еще горели, это точно.

– Молодая особа не боялась задерживаться в гостях так поздно? – удивился Дорен. – И возвращалась домой одна?

На лице гадалки появилась легкая улыбка, для разнообразия показавшаяся Хальруну искренней.

– Вы не знали Мализу! Эта девушка ничего не боялась. Представьте себе, она была решительнее и смелее многих мужчин, но при этом не была безрассудной! Ее ждала машина, тут рядом... Как раз там, где сейчас стоит ваша.

– И шофер?

Гадалка покачала головой.

– Нет, Мализе он был не нужен. Я знаю, что случилось, ведь бедняжка часто приходила ко мне поговорить о своих тревогах. Выходит, он настиг ее... А ведь я предупреждала! Я говорила остерегаться злого человека!

Госпожа Лалла закатила глаза и промокнула увлажнившиеся уголки дорогой шалью. Слезы у гадалки выступили самые натуральные, а дыхание стало быстрым и рваным. Внезапно она схватила Дорена за рукав.

– Вы должны прийти ко мне еще раз! Мы спросим у духов, что случилось с Мализой!

Напор гадалки пронял даже невозмутимого полицейского. Предложение обратиться к духам, казалось, застало его врасплох.

– Великолепная идея, госпожа Лалла! – воскликнул Хальрун. – Я тоже был бы счастлив это увидеть.

– Я приглашаю вас! Будьте обязательно, человек слова! – потребовала гадалка.

Потом добавила тоном более простым:

– Мне только нужно взглянуть на свое расписание. Его придется изменить. Мое время расписано на месяц вперед, но ради Мализы я должна провести сеанс как можно скорее...

Дорен снова кашлянул.

– Это прекрасно, госпожа Лалла, но мне еще нужно спросить вас о делах более приземленных, – сказал он.

Гадалка моргнула, а затем огляделась с видом только что очнувшегося ото сна человека.

– Почему мы стоим тут? В прихожей разговаривать невозможно! Прошу прощения, иногда я забываю о манерах, ведь мои наиболее частые собеседники в них совершенно не нуждаются... Пойдемте наверх! И обязательно возьмите подвеску... О... Я ведь до сих пор не знаю вашего имени?

– Дорен Лойверт, полицейское управление Центрального округа.

Хальруну показалось, что представился детектив с некоторой досадой.