– Зачем было нужно все портить?
– Что?
– Зачем понадобилось все портить? – повторила Мализа уже злее.
Произнеся это, она поджала губы и болезненно поморщилась, но гримаса исказила черты вейи Кросгейс лишь на мгновение. Затем ее лицо также внезапно разгладилось и снова напомнило Хальруну кукольную маску.
– Я никому не делала зла, вей. Никому до самого последнего времени! В моей жизни не было ничего неправедного, так за что и почему это случилось?
Она посмотрела на Хальруна, словно в самом деле ожидала ответа. Его не последовало, и Мализа продолжила:
– Ракард Лаксель – омерзительный тип! Он идиот и развратник, и я не знаю, какое качество является худшим! Почему вы молчите? Ответьте мне, за что?
Вопрос был детским и совершенно глупым, но Хальрун должен был что-то говорить.
– Так случается, вейя, – осторожно сказал он. – Никто и никогда не получает того, что заслуживает. Вы не исключение…
– Во всем виноваты вы! – воскликнула Мализа. – Из-за вас мне пришлось... Я этого не хотела, но мне пришлось!
– Из-за меня? – изумился Хальрун. – Причем тут я?
Искреннее недоумение Хальруна разозлило Мализу.
– Хватит! Довольно, вей! Майль! – позвала она, и Хальрун не сразу понял, что это было имя слуги. – Сделай… Сделай, как нужно. Я буду наверху.
Мализа направилась к лестнице, а мужчина, который сторожил подъем, наоборот, шагнул к Хальруну.
– Эй! – испугался журналист. – Вейя! Зачем вы оставляете меня с ним? И вы не объяснили...
Она все-таки обернулась. На лице девушки было выражением обиженного ребенка.
- Но ведь это вы все испортили! Вы, вей Осгерт, постоянно вредите мне и мешаете!
- Вы неправильно… - начал Хальрун, но Мализа уже не слушала его.
Ее хрупкая фигурка скрылась за дверью, отделявшей котельную от лестницы. Щелкнул замок, и газетчик оказался заперт с человеком, который собирался сделать ему что-то плохое, на пятачке менее десяти метров в поперечнике. Бегство осложнялось не самым ровным полом и двумя трубами, пересекавшими комнату на небольшой высоте. Хальрун понадеялся, что его противнику они будет мешать не меньше, но Майль оказался на удивление ловким. К тому же, истопник прекрасно знал свои владения, – охотнику было проще, чем жертве, – и быстро прижал Хальруна к стене. Сбоку от газетчика оказалась большая топка, обеспечивавшая теплом весь дом. Через прорези в ее круглом люке виднелось оранжевое пламя, и у журналиста появилась ужасная догадка.
Подстегиваемый страхом, он бросился вперед, чудом проскочив под рукой Майля. Хальруну даже показалось, что истопник коснулся его и только от неожиданности выпустил, но журналист не был в этом уверен… Он побежал к выходу, едва не оступившись на неровном полу – Хальрун был высок, но он никогда не занимался физическими упражнениями, и теперь длинные ноги ему сильно мешали. Газетчик боялся в них запутаться…
Он яростно дернул ручку, но дверь не поддалась. Вторая и третья попытки ее открыть тоже не принесли результата, зато в голове у Хальруна прояснилось. Ранее страх затуманил ему разум: хотя журналист не раз участвовал в драках, попадал в передряги, бывал ограблен или избит, его никогда не пытались убить. Все получилось слишком внезапно.
Хальрун встал спиной к стене, повернувшись лицом к Майлю, но кочегар не торопился нападать. Двигался он неспешно, а на свою жертву он смотрел с жалостью, немного брезгливой, но все же жалостью.
- Эй, приятель! – позвал Хальрун, вытирая влажные ладони об одежду. – Не говори, что собираешься меня сжечь. Это уже слишком!
– Только тело, – признался кочегар, приближаясь к газетчику с неотвратимостью механизма. – Я убью вас быстро и небольно. Честно.
– Я не хочу! – запротестовал Хальрун.
Возглас получился чуточку нервным, но на эту постыдную мелочь журналист не стал обращать внимание.
– Слушай! Убивать – преступно, так ради чего ты это делаешь? Зачем тебе мараться? Я уверен, что беднягу Лакселя Мализа тоже не убивала своими руками! Наверняка она заставила гадалку это сделать, а теперь Лалла в полиции...
Майль остановился, и Хальрун воспрял духом.
– Лаллу будут судить, – напирал он. – Ее уже подозревают, и вы не хотите оказаться на ее месте! Вас или казнят, или отправят в восточные шахты. Слышали, как там страшно? Говорят, это ужасное место. Там...
Газетчик замолчал, заметив нечто странное в выражении Майля.
– Это ведь я убил фабриканта, вей, – внезапно произнес истопник.
- Что?
- Я убил его, - спокойно признался бородач. – Лалла заманила негодяя в его тайную квартиру, а я пришел и добил.
- У вас тут целая банда? – ужаснулся Хальрун, вжимаясь в дверь. – Постой! Стой!
Почему-то кочегар прислушался, успев сделать всего один шаг.
- Чего тебе, вей?
- Как все было? – спросил газетчик. – Как ты его убил?
– Не веришь, вей, да? – произнес слуга, выглядя, казалось, немного опечаленным. – Я его задушил после того, как Лалла ударила по голове. А ведь она должна была просто усыпить фабриканта, а потом впустить меня. Она смелая женщина.
– Это было необходимо? Зачем было идти на убийство? Я понимаю вейю Кросгейс, но вы!
– Я защищал свою хозяйку, - тихо произнес Майль, в руках которого появился белый шнурок. – Я не мог сделать иначе. Теперь остался ты, а потом мы уедем. Уедем далеко, где никто не будет знать о нашем прошлом...
– Если я пропаду, меня будут искать! – закричал Хальрун.
На этот раз кочегар не остановился. Он шел вперед с упрямым выражением на лице, стискивая в кулаке тонкую белую веревку.
- Пожалуйста, Майль! – взмолился Хальрун, отступая по стене вбок. – Представь, что будет с вейей Кросгейс, если в ее доме найдут обожженные кости!
Он сказал это, не осознавая чудовищного значения своих слов. Когда Хальрун понял, что только что описал собственное возможное будущее, то похолодел. От ужаса газетчик стал неосторожен, и ему под ногу что-то попалось, что-то горячее и металлическое. Со вскриком журналист полетел на пол, больно ударившись о трубу копчиком.
Когда у него в глазах прояснилось, Майль уже стоял рядом. Лицо у истопника было хмурым, но глаза под низко нависшими бровями казались печальными.
- Я быстро сделаю, вей, - пообещал он. – Не сопротивляйтесь. Это принесет только больше мучений.
- Пожалуйста! Майль! Я ведь не собирался умирать сегодня…
Веревка в руках истопника выглядела очень белой и составляла сильный контраст с черными волосами на костяшках пальцев. Почему-то эта деталь показалась газетчику особенно примечательной.
- Не надо, - взмолился Хальрун, пытаясь отползти прочь, но Майль уже склонился над ним.
Избегая смотреть в глаза газетчику, кочегар примерялся к шее журналиста. Она у Хальруна была тощей, в то время как, руки Майля выглядели большими и мускулистыми. Истопник мог бы закончить все без помощи веревки, просто пережав горло журналиста ладонью. Хальрун не поручился бы, что Майль при этом не раздавит ему гортань…
Кочер взял шнур за концы и дернул, должно быть, проверяя на прочность, но в глазах Хальруна жест выглядел издевательским запугиванием. В отчаянии он принялся лягаться, и один удар (журналист не понял, какой именно) удачно прилетел убийце в коленную чашечку. Майль зашипел, припал на здоровое колено, а в это время газетчик получил передышку и сумел вскочить на ноги. Путь наверх был перекрыт, поэтому Хальрун бросился в единственную комнату.
Каморка истопника размерами напоминала чулан, но сюда втиснули продавленную лежанку с кучей покрывал, стол и кресло для отдыха. Последнее явно принесли с верхних этажей, когда оно пришло в негодность для ухоженного дома Мализы. Пока Майль не опомнился, Хальрун метнулся к громоздкому гиганту и сумел передвинуть, подперев дверь. Так газетчик заблокировал единственный вход в каморку, а затем по стенке стек на пол.
Когда Майль попытался попасть внутрь, кресло даже не покачнулось. Кочегар был силен, но он ничего не смог поделать с массивной спинкой, вставленной под дверную ручку. Тогда Хальрун начал смеяться, чем должно быть, сильно озадачил своего несостоявшегося убийцу. Во всяком случае, ломиться в комнату Майль перестал, а затем газетчик услышал удаляющиеся шаги.
- Эй! – закричал журналист, немного выждав. – Ты еще там?
Когда ему никто не ответил, Хальрун неуверенно посмотрел на спасшее его кресло. Если Майль ушел, нужно было выбираться, ведь возможность покинуть подвал могла больше не представиться. С другой стороны, не было никакой гарантии, что истопник на самом деле покинул котельную. Хальрун позвал еще несколько раз, затем потер друг о друга влажные ладони и… рисковать передумал. В конце концов, его, действительно, обязательно станут искать, а детективу Лойветру должно было хватить ума связать пропажу журналиста с домом вейи Кросгейс. Этим Хальрун и утешился, стараясь не думать, что просто боится выйти.
В чайничке (судя по качеству фарфора и нескольким сколам, заварник тоже достался к истопнику после хозяйки) находился крепкий, хоть и остывший чай. Хальрун выпил все до дна несколькими большими глотками, – в горле у него пересохло, как в пустыне, – а потом лег на кровать, нарочно не сняв обувь.
Впрочем, прохлаждаться долго газетчик не смог. После пережитого ужаса журналиста трясло, и он хотел что-нибудь делать… И он не мог ничего делать. В каморке длиной в четыре шага даже пройтись было нельзя.
Хальрун прижался ухом к двери.
– Кто-нибудь меня слышит? – позвал он, напрягая слух.
Никто не ответил, и газетчик положил руку на спинку кресла, обитую тканью с желтыми цветочками. Если что-то пойдет не так, быстро вернуть преграду на место не получится. Харьрун облизнул губы…
- Эй! – закричал он и снова с досадой ударил по двери ладонью.
После минутного ожидания ему показалось, будто в котельной раздался посторонний звук. Там мог кто-то находиться, но этот кто-то молчал.
– Вейя Кросгейс! Майль! Ответьте! Я все равно не выйду, так давайте поговорим!
К каморке кто-то подошел (теперь присутствие человека стало очевидным), и Хальрун перестал кричать, прижавшись ухом к зазору между косяком и дверью. Последняя была сделана из твердого дерева и имела ширину в пол ладони, но журналист все равно боялся, что кочегар с хозяйкой придумают какой-то способ попасть внутрь...
– Вей Осгерт? Вы там? – позвал газетчика женский голос, который определенно не принадлежал Мализе Кросгейс.
– Нетта? – изумился Хальрун.
– Это я, вей. Когда я поняла, что вы еще в доме, я стала вас искать. Я вам помогу... Вам нужно уйти, пока хозяйка наверху.
Хальрун сначала обрадовался появлению служанки (любой, кто не был Мализой или Майлем, казался ему сейчас хорошим другом), но затем насторожился.
– Ты послушалась меня, да? – спросил Хальрун, представляя себе подавленную девушку с той стороны двери. – Знаешь, что сделала твоя хозяйка?
– Я догадываюсь, вей... Я слышала, о чем вы с ней говорили, – последнюю фразу Нетта произнесла тихо, и газетчик едва разобрал слова.
– Поэтому ты решила мне помочь?
– Вас тут заперли, да? У меня нет ключа, но...
– Нет. И не уговаривай меня выйти, – резко ответил газетчик, мозг которого лихорадочно работал.
– Почему? Вы боитесь? Я отвлеку хозяйку, а вы...
– Нет!
Девушка могла быть уловкой, чтобы выманить его из убежища. Хальрун стал очень подозрительным, но и обижать возможного союзника тоже было плохим решением.
– Милая Нетта, – сказал он, смягчая тон. – Пожалуйста, помоги мне. Мне очень нужна помощь.
– Что мне сделать, вей? Вы не хотите выходить...
Судя по неуверенной интонации, девушка растерялась.
– Я останусь тут, а ты отправишься в управление полиции Центрального округа. Найдешь там детектива Дорена Лойверта. Запомнишь это имя?
– Да... – пробормотала Нетта.
– Приведи его сюда. Поняла?
– Да... Детектив Дорен Лойверт из управления Центрального округа. Я запомню.
– Стой! – выкрикнул газетчик, хотя Нетта вроде бы еще пока на собиралась уходить. – Подожди!
Хальрун сообразил, что Дорен мог отправиться домой после бессонной ночи.
– Если детектива Лойверта не будет в управлении, найди старшего детектива Тольма... Назовешь мое имя и тебя пропустят в управление, а если не пропустят, то придумай что-нибудь. Можешь рассказать полиции все, что захочешь, только пусть приедут скорее.
– Я поняла, вей...
Голос у служанки был испуганным, но она казалась смелой девушкой, раз решила спуститься за журналистом.
– Беги! – велел Хальрун, хотя не хотел снова остаться в одиночестве. – Нельзя, чтобы тебя тут застали.
Она еще несколько лишних секунд провела, бессмысленно переминаясь на месте, а затем ее маленькие каблучки застучали по полу. Газетчик вытер вспотевший лоб (в котельной было жарко) и снова сел на пол. Спиной он прислонился к двери, прижав затылок к теплому дереву. Крошечная каморка длиной менее пяти шагов служила единственным островком безопасности во враждебном доме. Хальрун чувствовал бы себя лучше, будь эта комната чуточку больше – она слишком сильно напоминала ему гроб... Снова захотелось пить, но ни еды, ни воды у газетчика не было...
– Вей Осгерт! – позвали снаружи, и на этот раз это точно была вейя Кросгейс. – Не дурите, вей, выходите.
В ее голосе слышалась досада, и Хальрун почувствовал легкое злорадство. Он был в безвыходном положении, но все еще мог создать неудобства для душегубцев.
– Чтобы меня засунули в печку? – ядовито спросил он.
– Никто вас никуда не «засунет». Что за фантазии?
– Фантазии, вейя Кросгейс? Значит, последний час, когда ваш ручной волкодав гонялся за мной, мне просто приснился?
Мализа промолчала, и Хальрун потерял терпение.
– Я не дурак, – сказал он. – Мне безопаснее с этой стороны двери, раз вы с вашим подручным хотите меня убить!
– Вы дурак, вей Осгерт! – звонко ответила Мализа. – Вы дурак, поэтому теперь сидите тут и просидите еще долго.
– Долго, – согласился Хальрун. – Но меня будут искать.
– С чего кому-то искать вас в моем доме? – фыркнула Мализа, и газетчику показалось, что от злости она притопнула ногой. – Через три часа я уеду, распушу слуг, а дом будет заперт. Что вы будете делать тогда?
По шее Хальруна побежал холодный пот.
– Вы собираетесь оставить меня тут? – ужаснулся он.
– Вы сами отказываетесь выходить! Что мне еще делать?
Хальрун осмотрелся. В каморке кочегара не было ничего для длительного проживания, хотя вода в котельную, конечно, подавалась. Газетчик видел в центральном помещении кран, но голодная смерть выглядела в его глазах не предпочтительнее смерти от жажды.
– Давайте договоримся, вейя! – попросил Хальрун. – Мы же можем договориться? Мы разумные люди, и я понимаю, что вы вовсе не злодейка. Вас заставили делать плохие вещи...
Мализа молчала.
– Что мне нужно сделать, чтобы покинуть ваш дом, вейя Кросгейс? Покинуть на своими ногами, разумеется? – прямо спросил Хальрун.
– Вей Осгерт, – произнесла она, – как вы можете убедить меня, что не станете преследовать меня потом? Вы правы, я не хотела, что бы все закончилось так ужасно, но вы сами виноваты!
– Я дам любые гарантии!
– Вначале вам придется выйти. Откройте дверь, вей Осгерт.
– Я не могу. Эта дверь – моя гарантия!
– Значит, мы зашли в тупик, – констатировала Мализа. – Прощайте, вей Осгерт.
– Постойте! Не уходите, прошу вас!
Шаги, свидетельствовавшие о том, что вейя Кросгейс действительно надумала оставить Хальруна в одиночестве, остановились.
– Вы согласны выйти? – спросила она. – Тогда мы сможем поговорить.
– Да! – ответил газетчик. – Конечно, если рядом с вами не будет вашего цепного зверя.
– Майль сейчас тут... Почему вы назвали его зверем?
– Кто еще будет бросаться на людей по указке хозяина? Вы хорошо выдрессировали вашего ручного слугу.
– Я никого не дрессировала, – возразила Мализа, но по тону Хальрун предположил, что девушке понравилось сравнение.
– Он же совершенно дикий! Я боюсь его.
– А я боюсь вас, вей Осгерт. Что же нам делать?
– Да, но я орудую пером, а не веревкой! Думаете, я на вас нападу? Это просто смешно, вейя!
– Ваше перо убьет меня вернее веревки, вей.
Ее тон стал обиженным, и Хальрун уже во второй раз вытер рукавом мокрый лоб. Потом газетчик посмотрел на свою руку, – пальцы у него заметно подрагивали, – и достал часы, чтобы уточнить время. Журналисту казалось, что прошло минут пятнадцать, но он сидел в каморке истопника уже третий час. Нетта давно должна была вернуться, если она вообще пошла в управление.
– Хотите, я отдам свое оружие вам, вейя?
– Вы уже предлагали мне это, – возразила девушка. – И вы предали меня, как только это стало выгодно.
– Я отдам вам то письмо, – принялся сочинять Хальрун, голова которого заработала как никогда ясно. – Вы уже сами поняли, что тайны имеют свойство всплывать, и иногда это происходит много лет спустя. Вы же не хотите оставлять позади такую страшную для вашей репутации бомбу? Кто знает, кто ее может найти, и когда она может взорваться?
– Продолжайте, – попросила Мализа после мучительной для Хальруна паузы.
– Я почти все сказал. Письмо спрятано. Вы же понимаете, что я не брал его сегодня с собой? Я отдам его в обмен на всю жизнь.
– Думаете, ваша жизнь стоит письма?
– Конечно! Других доказательств вашей вины в убийстве у меня нет, а мое слово – вещь дешевая. Кто мне поверит без доказательств? Если я отдам вам письмо, то перестану быть для вас опасен, не находите?
Мализа молчала.
– Кроме меня никто не знает, куда я спрятал послание вея Сагрейва, и вы вряд ли сможете найти его самостоятельно. Так что эта сделка будет выгодна и вам, и мне.
– Вы говорите подозрительно разумно, – медленно произнесла Мализа. – Даже удивительно.
Хальрун с облегчением выдохнул. Его тело, пребывавшее в напряжении, беспомощно обмякло.
– Это моя работа, – сказал он. – Моя работа – быть убедительным.
– Выходите, вей Осгерт, – предложила Мализа. – Вас не тронут.
– Нет, – Хальрун облизнул сухие губы. – Пусть сначала Майль уйдет... Но он, конечно, может присоединиться к нам на улице. Там много свидетелей – это защитит каждого из нас от глупости остальных.
– Разве мы не договорились? Вей Осгерт, не начинайте снова!
Голос у Мализы стал капризным, но и Хальрун был упрям.
– Не я из нас троих убийца. Мне тоже хочется безопасности!
– Что я могу вам предложить? – она явно начала злиться. – Вы сказали, что договориться выгодно для нас обоих! Этого достаточно!
– Выгодно, да... Однако, вейя Кросгейс, я считаю вас не самой рассудительной особой.
– О чем вы?
– Ваши методы чрезмерны, вейя. Не всякий решится убить шантажиста... Двух шантажистов, считая меня.
– Мы ходим по кругу, вей Осгерт!
Разозлившись Мализа топнула ногой. Затем раздались шаги другого человека, более массивного и тяжелого.
– Вейя, простите меня... Оставьте его гнить, – сказал Майль. – Он не хочет выходить, так пусть сидит. Вы скоро уедите, какая будет разница, передал он письмо или нет! Еще неизвестно есть оно у него или нет...
– Помолчи, Майль! – прикрикнула на истопника Мализа.
– Точно! – поддержал ее Хальрун. – Вейя Кросгейс – добрая девушка. Она не хочет, чтобы кто-то умер.
Кочегар зарычал, – сказанное газетчиком его задело, – но по одному слову Мализы бородач отступил в сторону. Хальрун догадался об этом по звуку шагов.
– Спасибо, вейя, – сказал журналист. – Я не сомневался в вашей доброте.
– Я рада, что вы правильно меня поняли, вей Осгерт. А теперь выходите!
Хальрун замялся. Он достаточно тянул время, а Нетта все не возвращалась.
– Немедленно! – приказала Мализа. – Я не стану больше ждать! Я велю Майлю взять топор, и он выломает эту дверь, сколько бы усилий на это не понадобилось!
– Да, вейя, конечно... Как я понимаю, потом он тем же топором расправится со мной?
– Только если вы будете упрямиться! – Мализа снова топнула ногой. – Почему люди не могут быть хорошими? И вы, и Ракард Лаксель... Если бы он не был таким упрямым и жадным, он остался бы жить! Если бы вы... Подумайте над этим, вей!
Хальрун и думал. Он думал об этом последние три часа.