Перо, закон и стеклянный шар

Глава 13

– Я пока не вижу связи, – сказал Дорен. – Какое отношение имеет вдова с пожаром к предмету нашего разговора?

– Вы не догадались?

– В отличие от вас, я не предпочитаю не делать предположений. Расследование, подобно строительству, вей Осгерт. Как дому нужен надежный фундамент, так и обвинение должно возводиться на фактах.

– Они у меня есть, – объявил Хальрун.

Он выглядел довольным собой, но широкая улыбка не убедила детектива.

– Слова подруги вдовы погибшего рабочего? – спросил Дорен с отчетливой иронией.

– Слова вдовы управляющего. Я ее нашел и – хоть это оказалось не так-то просто! – разговорил, – Хальрун самодовольно усмехнулся. – Поначалу вдова казалась такой скрытной и нелюдимой женщиной, но, поверьте моему опыту, детектив Лойверт, именно такие больше всего и мечтают с кем-нибудь поговорить по душам! Ее доверие стоило мне десяти крушей, но после них вдову стало не унять. Думаю, все эти годы никто не интересовался бедной женщиной, такой болтливой она вдруг стала! Хуже меня, поверьте!

– Сложно представить, – пробормотал Дорен, обводя взглядом заваленный стол.

– Прошу прошения! Я иногда увлекаюсь, – в голосе Хальруна не было ни намека на вины, – а вы ждете фактов...

– Да, и я все еще жду.

– Тогда не перебивайте меня, детектив! Окажите любезность, проявите терпение. Я проделал большую работу и хочу насладиться моментом.

Хальрун покосился на Дорена, ожидая возмущения, но полицейский молчал, и это порадовало журналиста. Детектив, как бы он ни хмурился и как бы не изображал недовольство, все-таки заинтересовался рассказом.

– Управляющий, – Хальрун сверился с блокнотом, – кстати, его звали Фонвий Сагрейв. Сообщаю, просто за тем, чтобы вы знали... Так вот, управляющий, по словам его жены и по мнению полиции, винил себя в смерти фабричных рабочих, поэтому наложил на себя руки. Вдова нашла мужа уже остывшим вместе с оставленной запиской. Было дознание... Все прошло, как положено в таких случаях...

– Вей Осгерт, – перебил газетчика Дорен, – пожалуйста, короче.

– Я уже подобрался к сути, детектив. Вдова не без долгих уговоров с моей стороны, призналась, что записок была не одна. Вторую она скрыла, потому что покойный попросил об этом... То есть в самой второй записке было прямое указание так поступить.

Вдова вея Сагрейва жила одиноко. Люди не любили ее за скверный характер, проницательный взгляд и острый язык. Вместе эти три качества давали гремучую смесь, которая делала общение со старухой неприятной повинность. Повинностью, потому что добровольно люди на такое обычно не соглашались, и только Хальруну взбрело в голову приплатить за возможность узнать мнение вдовы о себе. Бесплатно вея Сагрейв разговаривать с журналистом отказалась и на порог не пустила.

Знакомство задалось не сразу. Хотя вначале вдова называла газетчика почти необидно «нахальным юношей», стоило дать ей денег, и Хальрун мгновенно превратился в «дурака и мота». Суровой отповеди подвергся его плащ за цвет и не соответствие сезону, а шляпу журналиста вея отругала за «слепое подражание стаду». Хальрун выслушал все упреки, не вспылив и не перебив, и растопил сердце вдовы. В какой-то момент ей даже как будто стало совестно за озлобленность на мир, и старуха доверилась газетчику. Хальрун слушал, кивал, а вдова жаловалась, наконец-то обретя сочувствующие уши.

Как Фонвий и обещал, его начальник не оставил вею Сагрейв на произвол судьбы. Деньги полученные от фабриканта позволили уже немолодой женщине вести прежний образ жизни. Ей даже не пришлось менять жилье после смерти мужа, и одно это доказывало удивительную щедрость Роугстона. По прикидкам Хальруна, вдова управляющего получала примерно в десять раз больше, чем вдова старшого бригады. Это выглядело не слишком справедливо, но вея Сагрейв о подобном не задумывалась ни тогда, ни тем более теперь. Сейчас ее беспокоил будущий переезд, вызванный иссякшим после смерти вея Кросгейса ручейком пожертвований. Хальрун успокоил вдову обещанием Мализы, и этим завоевал еще капельку ее расположения.

– Вещь эта лежала как раз там, где мой глупый муж описал. В ящике его стола, в том, что запирался на ключ, я нашла пакет. Вот такой...

Старуха показала, какой. Тайное послание было примерно в два раза больше обычного письма. Для детектива Лойверта Хальрун в точности повторил жест веи Сагрейв...

– Пакет был нетяжелым. Вряд ли внутри лежало что-то кроме бумаг, – пояснила женщина.

– Вы его не вскрыли? – поинтересовался газетчик.

Вдова была возмущена вопросом.

– Конечно нет, юноша! – воскликнула она. – Я, конечно, ругаю Фонвия – он оказался малодушным человеком, но его последнее желание я выполнила точно. Моя совесть чиста.

Вея Сагрейв была бойкойи бодрой маленькой старушкой, с морщинистой кожей. В ней оставалось еще много энергии.

– И что ваш покойный муж просил сделать с этим пакетом?

– Я должна была его хранить, вей. Просто хранить, пока Кросгейсы платят мне и другим вдовам.

Хальрун с удивлением уставился на женщину. Вея Сагрейв обладала ясным умом: она быстро поняла, зачем к ней пришел газетчик, и даже сумму за разговор запросила болезненную для кошелька журналиста, но не неподъемную.

– Неужели вы никогда не задумывались, что может быть в послании? – спросил Хальрун.

– Разве это не очевидно? – голос старухи стал язвительным. – Мой муженек был на короткой ноге с этим проклятым фабрикантом. Фонвий всегда знал, что делается на фабрике. Он так любил свое дело... Вей Осгерт, я знаю, что мой муж никогда бы не навредил фабрике, но если бы кто-то другой сделал это, Фонвий узнал бы об этом одним из первых... Обязательно узнал бы.

Хальрун потребовалось немного времени, чтобы осмыслить намек вдовы. Пока он думал, вея Сагрейв сидела рядом и смотрела куда-то вдаль. Судя по утратившему ясность взгляду, женщина вспоминала лучшие времена.

– И что вы должны были сделать, если бы вей Кросгейс передумал платить?

– Передумал он сам или его наследники, – поправила Хальруна вдова, а затем ее рот исказила неприятная, злая улыбка. – Я должна была переслать пакет страховым агентам Кросгейсов, если они остались теми же, что и до смерти моего жалкого мужа. Или конкурентам из Сартальфа... А если бы и те разорились, то пакет получила бы полиция... Я столько раз хотела это сделать, вы и представить себе не можете, вей! И вот я дождалась, когда условие будет выполнено...

Вдова смотрела на Хальруна. На ее лице появилось горькое выражение.

– И что изменилось? Ничего. Достойная награда за терпение, вы согласны, юноша?

– И поэтому вы решили мне все рассказать? – спросил газетчик. – Это хорошее решение, вея. Я знаю, что нужно делать.

Закончив Хальрун посмотрел на мрачного Дорена. Детектив сидел, сложив руки на груди и ссутулив плечи, отдаленно напоминая сову.

– Страховые агенты Кросгейсов разорились и не последнюю роль в этом сыграл тот пожар, – добавил газетчик. – Бедолагам, которых мне, впрочем, совершенно не жаль, пришлось основательно раскошелиться, и они не сумели снова встать на ноги... Так что семь месяцев назад вдова отправила пакет именно Ракарду Лакселю, текущему владельцу фабрики, конкурирующей с Кросгейсами. А шесть месяцев назад, как вы сами мне сообщили, вей Лаксель заговорил про женитьбу. Как все сходиться, а? Восемь лет назад дела Кросгейсов шли плохо. Если бы не страховые выплаты за пожар, семья могла и разориться.

– Довольно, вей Осгерт, – произнес Дорен. – Я понял, к чему вы ведете.

– Прекрасно!

– Подождите радоваться, – остановил газетчика детектив. – Кто может знать содержание послания, которое получил вей Лаксель?

– Только он сам, я полагаю. Вея Сагрейв клянется, что не вскрывала пакет.

Дорен забарабанил пальцами по столу. Он склонил голову, и хмурое лицо детектива оказалось в тени.

– Мне жаль вас разочаровывать, вей Осгерт, – медленно произнес Дорен, – но без послания управляющего все это не является фактами.

– То есть? – удивился Хальрун.

– Это значит, что записку вей Сагрейва и оставленный им пакет из живых людей видела только его вдова, в чем она вам призналась не без корысти с ее стороны. Это всего лишь голословное утверждение старой женщины, которая хранила послание целых восемь лет... Что за драма!

– Вы мне не верите? – возмутился журналист.

Дорен вдруг резко отодвинул стул, отчего ножки шумно проскребли по полу, но вставать быстро передумал. В комнате было слишком тесно, чтобы говорить стоя.

– Допустим, я вам поверил, – медленно продолжил Дорен, – только в полиции не занимаются вопросами веры, вей Осгерт. Даже если вы правы, без письма, которое наверняка уже уничтожено, доказать что-либо очень сложно... Кхм... Вдова не сохранила случайно записку с поручением?

– Не знаю, – неуверенно ответил Хальрун. – Я не спросил...

– Вряд ли, как я понимаю... Впрочем, даже уцелев, записка немногое изменила бы.

Он задумался, потирая висок, и выглядел при этом совершенно несчастным.

– Вы собираетесь все так оставить? – спросил Хальрун, подскочив с места.

– Сядьте, вей Осгерт. Что вы от меня хотите? Делом Лакселя занимаюсь не я, а вы уже получили расположение вейи. Чего вы теперь добиваетесь?

Газетчик схватил с верха ближайшей стопки листок, тест которого успел краем глаза зацепить, пока перекладывал бумаги.

– Он меня схватил и дернул, – прочел Хальрун. – Я упала, а он въехал мне кулаком... Нет, по голове потом. Первым он мне меня в живот стукнул, а потом уже по голове... Я не видела. Но больше не кому. Котомку мою он унес...

– Положите на место! – с возмущением перебил газетчика Дорен.

Хальрун моргнул, опустил бумагу и спросил:

– Вы собираетесь заниматься этим вместо дела прекрасной, молодой и богатой наследницы?

Выражение лица Дорена стало жестким, а взгляд был готов прожигать дыры в наглых посетителях. Хальрун успел пожалеть, что зачитал текст. Вначале это казалось хорошим аргументом...

– Никогда больше ничего не трогайте в этой комнате! Равно как в остальном управлении!

Газетчик продемонстрировал открытые ладони и примирительно сказал:

– Даю слово. Никогда... Детектив Лойверт, я уже и забыл, что читал.

– Вей Осгерт, – Дорен с досадой дернул головой и поморщился, – почему вас так интересует прошлое вейи? Мне казалось, вы старались ради ее расположения. Вейя не будет довольна вашими нынешними действиями.

– Намекаете, что я непоследователен? – фыркнул Хальрун, а затем сказал, понизив голос. – Я обожаю разгадывать чужие секреты, и на этот уже потратил много усилий. Мне будет жаль, если моя старания пропадут зря.

Дорен продолжил смотреть на журналиста, и Хальрун вздохнул.

– Полсотни погибших, – сказал газетчик. – Полсотни! Только подумайте, детектив! Трагедия на фабрике красок получает продолжение одиннадцать лет спустя! Отвратительное преступление наконец-то раскрыто! Разве вы тоже не хотите этого?

– Чего? – резко спросил Дорен. – Помочь вам написать разоблачительную статью?

– При чем здесь это! Представьте, что я хочу правды, и статья – всего лишь ее следствие. Вы меня стыдили за потакание вышестоящим, теперь я пренебрегаю расположением прекрасной молодой женщиной ради правды, а вы снова недовольны? Это вы не последовательны, детектив!

– Вы ловко обращаетесь со словами.

– Это моя работа... А еще к ней относится разоблачение тайн, и в этом мы с вами похожи, разве нет?

Полицейский отрицательно покачал головой и с усталым видом снова потер висок.

– Вы не понимаете одного, вей Осгерт... Все это очень сложно. Одиннадцать лет назад не получилось доказать, что пожар случился по человеческому умыслу, и сейчас сделать это будет еще сложнее. Как вы вообще планировали разоблачить виновных?

– Как? – удивился Хальрун. – Наверное, нужно найти послание управляющего. Вы сами так сказали.

– Уничтожено, – вздохнул Дорен и неохотно добавил, – если ваша теория верна, вей Осгерт, то для наследницы Кросгейса было бы разумно при первой возможности уничтожить доказательство. Не представляю, что еще можно предпринять.

– Тогда убийство? Разве, заранее зная личность преступника, его сложно раскрыть?

Дорен пожал плечами. Он плотно сжал губы и избегал смотреть на Хальруна.

– Вы взламывали дверь... две двери, чтобы добраться до вея Лакселя! И вы просто так сдадитесь? – воскликнул газетчик.

Детектив все еще колебался. Он хмурился, а когда Хальрун попытался сказать что-то, то жестом попросил журналиста помолчать.

– Что вы хотите от меня? – наконец спросил Дорен. – Я не веду это расследование и не могу оказать вам законную поддержку.

– Замки вы ранее взламывали по закону?

– А вы подбиваете меня на новое нарушение? – резко произнес полицейский, но вдруг успокоился, и его взгляд прояснился.

Детектив задумчиво посмотрел сначала на Хальруна, а затем – на журнальный разворот, с которого улыбалась Мализа Кросгейс. В по-весеннему нарядной шляпке она выглядела невинной и юной.

– У меня появилась одна идея, но действовать придется вам, вей Осгерт. Я знаю, как проверить вашу теорию.

– Хм... Разве я уже не убедил вас в этом? – спросил Хальрун.

– Нет, – Дорен забарабанил по столу. – Вы готовы рискнуть?

– Как? – заинтересовался Хальрун. – Что вы собираетесь мне предложить?

– Хороший вопрос, вей Осгерт. Я еще сам не до конца все продумал... Но это может сработать. Слушайте...

Задумка Дорена напоминала розыгрыш, какими баловались студеозиусы, а не план двух серьезных мужчин. Газетчик развеселился.

– Интересные методы стали использовать в полиции!

– Это не метод полиции, - ответил Дорен, тщательно подбирая слова, - просто такие... как бы их назвать... неортодоксальные способы иногда являются единственным средством. Я не принуждаю вас, ведь сам понимаю, что предлагаю авантюру, но... Вы не боитесь, вей Осгерт? Это может плохо для вас кончиться.

– Сомневаюсь в последнем, – возразил Хальрун. – Я все сделаю, детектив.

Дорен поморщился. Решительный настрой газетчика почему-то ему не нравился.

– Значит, вы согласны?

– Конечно, я ничего не теряю.

– Кроме симпатии вейи Кросгейс и возможности быть принятым в ее доме.

– Ерунда! – возразил газетчик. – Я жил без этого до сих пор и проживу дальше. Мне даже нравится ваша затея.

– Она может не сработать. Вы...

– Вы пытаетесь меня отговорить? – уточнил Хальрун.

Со вздохом Дорен замолчал, а газетчик, заложив руки за голову, откинулся на спинку стула. Он попытался представить, что скажут ему коллеги, когда узнают. Вряд ли они будут довольны... Хальрун слышал, как детектив барабанит по столу пальцами. На этот раз полицейский настукивал торжественный и бодрый марш, но постное выражение лица Дорена мелодии совершенно не подходило.

– Напомните, на какую дату назначен прием, на который вас пригласила вейя?

– На эту пятницу, – отозвался Хальрун. – Осталось недолго.

– Я не готов желать вам успеха, вей Осгерт, – Дорен встал и протянул газетчику руку. – Признаюсь, я был бы рад узнать, что вы ошиблись насчет вейи Кросгейс, но я отдаю должное вашей... хм... вашему стремлению к истине.

Хальрун ответил на рукопожатие.

– Спасибо, детектив Лойверт.

– Если вы все-таки окажитесь правы, – пообещал Дорен, – я окажу вам любое содействие. Переубедить старшего детектива будет нелегко, но я это сделаю, если сам буду уверен в личностях убийц... Пока вы занимаетесь приемом, я попробую выяснить что-нибудь про пожар.

Хальрун с удивлением моргнул, а затем улыбнулся.

– Благодарю, – сказал он, шутливо отсалютовав полицейскому. – Вы все-таки мне поверили!

– Это не вопрос веры, – повторил Дорен. – Всего доброго, вей Осгерт!

– И вам, детектив!

Только на лестнице Хальрун вспомнил, что оставил журнал в кабинете полицейского, но возвращаться не стал. Спрятав руки в карманы, газетчик сбежал на первый этаж, где уже не было знакомых лиц, кроме безразличного ко всему клерка.

Хотя посетители в приемной сменились, обстоятельства остались прежними. Два человека громко спорили, кто будет излагать свое дело следующим, пока еще двое устало наблюдали за ссорой. Хальрун усмехнулся, подмигнул письмоводителю за конторкой, а на выходе крикнул спасибо юному дежурному. Веселое настроение газетчика вызвало общее недоумение, но он уже покинул здание.

Оказавшись на улице, Хальрун вдохнул полную грудь воздуха. Он был предан своей работе: любил писать и любил находиться в калейдоскопе событий, где даже рутина не бывала однообразной. Но работа в редакции имела разный удельный вес, как выражался Ракслеф. Одним делом было предупредить росксильцев об очередной банде воришек, ватаги которых постоянно появлялись в округе, а совсем другим – разоблачить гнилую суть богатого фабриканта. Это было заманчиво... Подобное уже случалось раньше.

В прошлом году некая вейя Маргита, владевшая пятью доходными домами, едва не стала жертвой брачного афериста с пятью женами в разных городах. Старой деве следовало бы поблагодарить разоблачивший мошенника «Листок», а всего этого она страшно обиделась на редакцию. Вейя даже обвиняла Хальруна, что он выставил ее на посмешище, и зерно истины в этом, конечно, было. Газетчики «Листка» безжалостно потоптались на желании женщины обрести семейное счастье, зато они сохранили ей ее деньги. Любовная история очарованной богачки и коварного соблазнителя насмешила Роксбиль, но особенно оценила публика наполненные обидой злые письма в редакцию, которые, конечно же, тоже были опубликованы...

Теперь Хальрун ловил более крупную рыбу, и чувствовал себя еще лучше, чем тогда. Он был азартным и амбициозным человеком, не боялся риска и писал на грани дозволенного. Кто-то сказал бы, что Хальруну должны были давно стать тесными скромные колонки «Листка», но иной газеты он для себя не желал. Крупное издание не давало такой свободы: там журналисту не позволили бы изливать яд и сыпать острыми словечками. К тому же, до редакции размером в четыре с половиной человека (если считать вместе с Пайпом) не было дела большинству фабрикантов и советников. Хальрун называл это привилегией незначительности, Ракслеф – парадоксом клопа. Вей Гросвер сравнивал работников «Листка» с мелкими вонючими насекомыми, давить которых оказывалось себе дороже. Богачу было проще повесить над кроватью шелковый полог и перестать обращать внимание на мелких кровопийц.

Тем же вечером Хальрун заглянул в гостиную, где сидела вея Альгейл. В руках журналист держал свой лучший костюм из ткани кирпичного цвета, искрившейся на свету. Газетчик одевал его по особым случаям.

– Прошу вас, вея Альгейл, мне нужно подготовиться к пятнице. Без вашей помощи я обречен пропасть!

Улыбка Хальруна не дрогнула, даже когда Мадвинна фыркнула, захлопнула книгу и демонстративно покинула комнату. Фанна цыкнула, наблюдая за дочерью.

– Упрямая девчонка! Все делает поперек... Что это у вас, вей Осгерт?

– Одежда, – сказал он. – Костюм нужно почистить, отпарить и отгладить. Я могу доверить это вам?

Фанна всплеснула руками.

– Конечно, вей. Положитесь на меня.

Она склонила голову на бок и пытливо посмотрела на жильца.

– У вас намечается особенный день?

– Не то слово, любезная вея Альгейл! Это будет очень особенный день. Совершенно особенный.

Где-то в квартире хлопнула дверь. Так Мадвинна выразила свое отношение к просьбе Хальруна, но на демарш девушки никто снова не обратил внимание.