Перемещенное лицо. 2. Квадра

* * *

Первая же стрела убила под ним коня, но Лазарь теперь постоянно сидел наготове и выскакивал из подсознания мгновенно вместе со всеми своими рефлексами, так что Дан успел выдернуть ноги из стремян, сгруппироваться и откатиться в сторону, одновременно выхватывая катану. Вот как можно катиться – и выхватывать меч? А можно, оказывается. Главное успеть. Он был спокоен. Не родилась еще сила, способная справиться с Квадрой, которую сопровождает сторожевой дракон. Краем глаза он увидел, как отразился луч солнца от кожи Лары: все, теперь она абсолютно неуязвима. Сбросил с плеча лук Алир, а скорость стрельбы у него была пулеметная, глаз Дана не успевал проследить за тем, как он выдергивает стрелу, целится и спускает тетиву. Кончатся стрелы, перейдет к другому оружию, он недурно владеет мечом и еще лучше кинжалом. Гай, как всегда, про оружие забыл, зато не забыл выпустить когти, и нужен по меньшей мере эльф, чтобы суметь подстрелить его в движении. Алю это удавалось очень редко, а лучником он был великолепным. Шарик с пронзительным свистом крутнулся на месте, взрывая землю. Началось.

Сколько их было, черт знает, целая армия. И ведь подкрались как-то в таком количестве. Или сидели в засаде. Зачем? Это не разбойники. Никак не разбойники, слишком хорошие бойцы, во-первых, слишком слаженно действуют, во-вторых, будь здесь настолько организованная и многочисленная банда, они бы узнали от аборигенов. Нет, это пришлые, это не случайные грабители, да и грабить особенно нечего… То есть, грабить, конечно, есть что, они и одеты дорого, и седла у них дорогие, и оружие тоже, и всякие мелочи, для них уже привычные, кому-то покажутся целым состоянием… Тут другое: таких трудов и жертв ограбление не стоило. Проще налететь на путешествующих благородных, порешить несколько человек и удалиться с богатой добычей. Рисковать же дракой не просто с Квадрой, допустим, о Квадре они не знают и не знают, что такое Лара. Рисковать дракой с вампиром и сторожевым драконом – это просто верх идиотизма, проверка очередного властителя или точный расчет. Что им нужно? Экипированы на совесть и в расчете на драку с вампиром: доспехи прикрывают горло. Детский сад. А по глазам Гай коготочками полоснет – мало? Горло прикрыто, животы прикрыты, хотя стрелы эти доспехи пробивают, не кирасы, просто нашитые на куртки пластины, может, еще кольчуги… кольчуги, да, но не самые хорошие, катана прорубает. Да и необязательно колоть в грудь, есть глаза… или вот под подбородок – и кровь брызжет, как из брандспойта… или в ляжку, а что не знали, тут артерия, что означает все те же прозаические кранты… руку в бою задирать крайне вредно для здоровья, потому что меч так легко скользит снизу под мышку, и все, аминь, паршивый ты, оказывается, был боец… а у тебя кольчужка коротковата, может, выживешь, но вот ни детей иметь не будешь, ни женщин иметь, в другом уже смысле, – нечем… О, а ты классный мечник, даже приятно.

Страх отсутствовал совершенно, и это было не героизмом, а нормальной психологической подготовкой. Страх – на потом. В бою нет никаких чувств. Рефлексы есть. Расчет есть. Скорость. Мастерство. Не у одного ли мастера с Люмом обучался, стиль смутно вспоминается, да вот Дан уже не тот, что четыре года назад, Дан уже сам мастер, сам кого хочешь научит… Обманывать нехорошо, знаем мы эти обманки, чай, не дети, знаем мы, как легко клинок меняет направление, если его ведет умелая рука, сами так некрасиво поступаем… Плавали, знаем. И это тоже проходили. Ты, стало быть, сверху бьешь, а мы снизу прикрываемся, потому что таким вот невидимым движением кинжал выхватывают, тоже мне, бином Ньютона. А хороша дага, разве что длинновата непривычно. Лучше б мечеломом обзавелся, дружище, авось бы тогда шансик появился, маааленький такой, однако – шансик. А кинжал и у нас найдется, и, что интересно, при необходимости не один, мы тут железками обвешаны, как витрина оружейной лавки, и ножики найдутся, и всякие прочие любопытные штучки, а ты не лезь сбоку, вот дракончик и не покусает, кто ж виноват, что твоя рука тонковата для его челюстей, походишь одноруким… если выживешь, конечно, что вряд ли.

Противник отступил, сделал красивый обманный маневр, выпад… Ну так и Дан не лыком шит, и катана у него особенная, и выпады они на пару делать умели красивые и птичьи быстрые, даже хотелось катане какое-нибудь орнитологическое имя дать, да не приживались, Ласточка – банально, да и какая она ласточка, Беркут или там Коршун – имена мужские, а катана все ж она, так что безымянная пока, красавица. Ну вот и тебе аминь, хорошим ты был мечником, подумал Дан, летя вслед за клинком…

В спину ударило порывом ветра, да таким, что Дан не смог затормозить вовремя и его бросило на меч уже мертвого, но не успевшего упасть врага, и время словно уплотнилось, замедлилось, Дан замечал такие мелочи, каких ни за что не увидел бы в других обстоятельствах. Съемка рапидом. Острие пропороло черное сукно куртки, тонкое полотно рубашки, кожу, мышцы… Он словно видел это в разрезе. Дана просто нанизало на чужой меч, лезвие прошло насквозь, как когда-то катана проткнула Гая, но Дан не был вампиром… Правда, и вошел меч не в живот, это бы сразу кранты, ну, может, промучился бы с полчасика, если б добить мимоходом поленились, а в левое плечо, пониже ключицы. Тоже вообще-то положено помереть, там артерия, там верхушка легкого, кажется, хотя это не надежный удар, Дан такие применял, когда надо было не убить, а из строя вывести. Вот его и вывели.

Ускорение несло его вперед, и остановилось это падение, когда плечо уперлось в гарду чужого меча. Ого. Это серьезно. У мертвого врага оказались ясные-ясные светло-голубые глаза, совсем молодые, удивленные, а ведь не мальчик, морщинки, седина и общее впечатление…

Он даже не пытался шевелиться. Самому не встать. Не высвободиться. Надо же так позорно вляпаться, не удержаться под шквалом ветра, ведь не бестелесное создание, вполне крепкий мужчина, и как ни резок был выпад, Дан уже должен был отпрянуть, уже готов повернуться и встретить другого врага, но так толкануло стеной воздуха, что… В общем, вот вам результат в виде поросенка, надетого на вертел…

Тишина пропала. Ну да, хочешь не хочешь, а выйдешь из боевого режима. Ему движение нужно, а не лежание на поверженном враге. Неприличная, кстати говоря, картинка… Крики, свист и клекот, лязг металла.

– Уноси! – узнал Дан голос Алира. Кого и куда? и кому это он? ну да… Гаю.

Дана рванула вверх силища вампира, снимая с меча… а враг ведь так его и сжимает. Как Дан сжимал катану. Картина, увиденная сверху, была пугающей. Им не справиться, потому что это действительно целая армия. Надо давать деру, и как можно быстрее.

Страшно, пронзительно вскрикнул Гай. Дан впервые слышал голос трансформированного вампира. Голосовые связки меняются, но ведь не исчезают. Дан успел взглянуть вверх и увидеть, что черное крыло пропорото, и дыра увеличивается, и Гая закручивает в штопор. Серебро. Метательный нож? Стрела? Ох, да мало ли оружия придумали в этом мире, Дан прежде и не слыхал и таком. Руки Гая слабели, он обхватил Дана и ногами, но все же не удержал, выронил, и вдобавок к проколотому плечу Дан крепко шмякнулся оземь, пусть и со сравнительно небольшой высоты; Гай рухнул поодаль, но уже вставал, не тратя время на трансформацию, бил здоровым крылом, рвал когтями.

Лара, отшвырнув пару вояк метров на несколько, попутно сломав им позвоночники, обхватила голову Дана металлическими холодными ладонями.

– Уходите, – сказал Дан, удивившись своему ровному голосу. – Уводи их, Лара. Властитель должен знать. Спаси Гая. Пожалуйста, спаси Гая.

Умница девочка. Не тратя время на возражения и партизанские вскрики «я не оставлю тебя, командир», Лара коротко кивнула, брыкнула назад ножкой изумительной красоты, и от этого удара кишки нападавшего пришли в состояние, не совместимое с жизнью, вскочила, ринулась к Гаю, ослабевшему, опустившемуся на одно колено, вцепилась в него нехилыми ручками и поволокла вперед с настойчивостью и неумолимостью локомотива, только быстрее. Взметнулись в стороне серебряные волосы Алира, и эльф бросился вслед за ней. Умницы. Все понимают. Глупо умирать всем. Властитель должен знать, и даже если он сочтет, что основы равновесия не пострадали, не откажет себе в удовольствии разобраться с тем, кто осмелился покуситься на его собственность. На его Квадру. А значит, на его, властителя, авторитет. И эта мысль грела…

Шарик квакнул, ткнувшись носом в лицо. Нет. Не унесет. То есть понести сможет, но скорость потеряет, не сможет взлетать, да и Дану не удержаться. Никак. Потому что он даже пальцами шевельнуть не мог, не то что подняться и оседлать дракона.

– Уходи, мальчик, – попросил Дан. – Я тебя очень прошу. Ты потом за мной вернешься, ты меня найдешь, ребят приведешь, властителя, и он тут все разнесет в мелкое крошево. Беги, Шарик. Защити их. Дай им спастись.

Терракотовые глаза внимательно посмотрели, на секунду скрылись за пленкой, заменявшей дракону веки, и Шарик, пропев то-то нежное, но непонятное, понесся вслед за остатками Квадры. Господи, спасибо тебе за то, что они все у меня такие умницы, в позы не встают, глупо не умирают… Уйдут. Они – уйдут. Тем более вместе с Шариком.

Дан закрыл глаза. Устал. Боевой режим – штука классная, не дает чувствовать усталость во время самого боя, и потом никакой абстиненции. Нормальная усталость. Самая нормальная. Плечо вот только болит, а голова трещит – на расстоянии слышно. Крепко затылком приложился, когда падал, не смог собраться, шлепнулся, как мешок. Ничего. Какая уж теперь разница.

– Если он умер, я вам завидовать не стану, – услышал Дан неприятный визгливый тенорок. Надо же, тут виделась бы мелкая фигура с жиденькими волосенками, а не атлет в солидной бороде. Однако повизгивал именно атлет.

– Да жив он, – слабо возразил кто-то, – вон, смотрит. Жила не задета, кровь не бьет.

Чья-то голова заслонила солнце, и Дан не отказал себе в удовольствии сделать последний выпад в этом бою. Катана охотно скользнула снизу под кольчугу и погрузилась в мягкий живот. Изо рта идиота, решившего, что Дан к сопротивлению не способен, кровь саданула фонтаном и залила лицо Дану же. Ну вот, своей мало было…

Конечно, меч у него тут же отобрали, еще и пинка дали, но только однажды, визгливый тенор остановил. А на кой я им сдался? «Языка» взяли? Чушь. Какой из меня язык? Пароли, явки, адреса, тайники с прокламациями, сорок девять утюгов на подоконнике?

Атлет встал около него на колени, забавно сплел пальцы и прижал это плетение к плечу. Дана сразу начало выворачивать наизнанку. Исцеление. Крайне неприятная штука, хотя и позволяет выжить… что вообще-то дает шанс Квадре его найти. С нюхом Шарика? Найдут. Интересно, захочет ли поучаствовать властитель… Магия. Это – маг. И толчок в спину не был порывом ветра. Его подтолкнули. Чтоб он сам наделся на чужой меч. Он. Не Гай и не Аль. Им дали уйти. Даже ведь не ринулись в погоню…

В общем, он все-таки потерял сознание. Потом приходил в себя несколько раз, и все очень неудачно. Сначала в карете – так ему показалось, во всяком случае: не особенно удобная короткая лавка и тряска такая, что после очередного ухаба Дан снова выпал из жизни, едва успел понять, что это нутро кареты, в которой он не один. В следующий раз глаза открылись в такой темноте, что он испугался: ослеп после удара головой? Бывает такое. Дан хотел было вытянуть руку, чтоб попытаться ее увидеть. В детстве он так боролся со страхом, когда ночевал у бабули в Закаменке: на ночь она непременно закрывала ставни, и темнота в домике становилась непроглядной, Дану было очень не по себе, и он отвлекался тем, что подносил к глазам собственную руку, силясь ее рассмотреть. Рука стукнула в дерево. Дан был упакован в какой-то ящик, и иррациональный страх просто затопил его, не дав подумать, что исцеляли его вовсе не для того, чтоб заживо похоронить. Он дико слепо рванулся, врезался лбом в крышку и разбередил плечо так основательно, что взвыл и снова вырубился.

Третье возвращение было многократным в том смысле, что он находился на одном месте. Комната. Обыкновенная, но с решеткой на окне. Он лежал на жестковатой кровати, даже, кажется, под балдахином, открывал глаза, тупо изучал небогатый интерьер и снова валился в беспамятство, снова приходил в себя и снова терял сознание. А потом не потерял.

Он был в той же одежде, в которой дрался. Куртка задубела от засохшей крови. Странно. На кровать положили такого грязного, даже в сапогах. Очень странно. И ужасно хочется в сортир. Дан заставил себя сесть. Это стоило больших усилий и впечатляющих ощущений в плече и в голове – там вообще просто взорвалась светошумовая граната, искры по всей комнатке разлетелись. Но отойти далеко не удалось, потому что правую руку охватывал ржавый железный браслет, от которого тянулась вполне собачья цепь, прикованная к ножке кровати. Сортира, конечно, не было, но горшок стоял на видном месте, как раз длины цепи хватило. Предусмотрительно. Кое-как справившись, Дан снова лег. Рухнул. Плечо не было перевязано, значит, исцелили до конца, до грубого шрама. Властитель делал иначе: заставлял регенерировать только те ткани, нарушение которых представляло опасность для жизни, а мякоть оставлял так, Гай аккуратно зашивал и потом накладывал свои примочки, ускоряющие заживление уже без всякой магии.

Как они? Живы? Сумели уйти? Гай… Как он реагирует на порванное крыло? Сможет ли трансформироваться обратно, и если сможет, как скажется на нем такая рана? Почему за пять лет в голову не пришло спросить?

Скрипнула дверь. Ну вот, события начинают раскручиваться. Дан повернул голову, что далось с немалым трудом. На затылке шишка. Хорошая такая шишка, большая, и волосы от крови слиплись. Визгливый атлет. Маг.

– Как ты себя чувствуешь? – вежливо осведомился он, и Дан вежливо ответил:

– Спасибо, хреново.

– Ничего. Это уже не опасно, пройдет. Что, голова болит? Ты неудачно упал – на рукоять меча затылком, вот и ссадина такая. Сотрясения мозга нет. Ты вставал, я смотрю.

Ну да, тонкое заключение: в горшок заглянул. Нет, это случайный прохожий. Карлсон в окно залетел, чтоб отлить. А Дан все под себя сделал, потому что времени прошло немало, человек не способен так долго терпеть. Атлет придвинул табурет и оседлал его. Позер. Можно просто сесть, как все нормальные люди, а можно протянуть табурет между ног и оседлать его, основательно раскорячившись.

– Твоим друзьям удалось скрыться. Это должно тебя обрадовать. Но сразу и огорчу: не надейся, что они тебя найдут, мы уже очень далеко от того места, и даже твой дракон не сможет тебя выследить.

– Интересно, – произнес Дан, обращаясь к потолку, – вам жить давно надоело или это свежая мысль?

– Ты мне угрожаешь?

– Я? Чего бы и как? Я обычный человек, сам по себе вообще почти не опасен… ну, боец, конечно, хороший. Дракон меня, может, и не выследить. А властитель?

– И властитель тоже.

– Ну хорошо. Не сможет. А вас вычислить тоже не сможет? Ведь кто-нибудь из Квадры вас да заметил, властитель об этом узнает… насколько мне известно, на Траитии все маги состоят на учете… довольно строгом.

– У тебя неполная информация. Нет, безусловно, властитель – великий маг, но и я не из последних. Справиться с властителем, разумеется, я не смогу, но спрятаться от него и спрятать тебя – могу. Впрочем, ты вправе мне не верить.

– Ну почему, – равнодушно сказал Дан, – верю. И что дальше? На кой черт я вам сдался? Тоже хотите узнать, что такого особенного нашел во мне властитель? Ну этого я и сам не знаю.

– Сам по себе ты мне не особенно и сдался, – широко улыбнулся бородатый. А зубы лечить надо. Можно у вампиров, у них классные дантисты имеются. И бормашины. Процесс, понятно, неприятный, ну а когда это стоматологи удовольствие доставляли? Дан их до сих пор боялся панически… остаточный страх со времен детского сада. – Я хочу знать намерения властителя.

– Какое совпадение! – восхитился Дан. – Я тоже. Узнаете – расскажете?

– Ты мне хамишь?

– Ага. Нельзя?

Он вытащил табуретку, вставая, подержал ее в руке, словно прикидывая, обломать ее о Дана или погодить, и отставил в сторону.

– Ты все равно все мне расскажешь.

– Все? С рождения начинать или с появления на Траитии? День выдался неудачный, компьютер завис, и этот идиот из отдела технического обеспечения не сумел справиться с простой ошибкой, гробанул систему, начал ее переставлять, не форматнув диск… Я вообще не понимаю, как его в банке держали, не иначе родственник чей-то…

– Замолчи! – рявкнул маг. Нет, рявкать надо басом, а не визгливым тенором. Дан послушно замолчал и преданно уставился на бородача. Конечно, я все на свете расскажу, ежели начнут иголки под ногти загонять и железом каленым жечь, всяк рано или поздно сломается, а я вовсе не герой, я клерк банковский, я тут случайно… Но пока хоть душу отведу. Странно, но властитель так был в себе уверен, что о такой ситуации даже и не заикался никогда. Не приходило в голову. Не допускал ничего подобного и потому инструкций не дал. Сразу колоться или посопротивляться, мужеством поблистать? Маг не стал хвататься за иголки, а вот кулаком по плечу саданул. Дан даже не заорал, потому что было слишком больно, голос исчез напрочь. – Ты мне расскажешь все, щенок.

Срываемся, значит, на оскорбления. Что свидетельствует о некоторой нервности, которую, возможно, стоит связать со страхом перед властителем. Что ж, этот страх естествен, не стыдно бояться одного из самых могучих магов и бойцов в империи. И просто одну из влиятельнейших персон бояться тоже не стыдно. А демонстрировать это – стыдно.

– Боязно? – сочувственно спросил Дан, продышавшись. – Оно понятно. Властитель в гневе – не самое приятное зрелище. Я, знаете, однажды со стороны наблюдал, так мне хватило воспоминаний. Страшно – жуть. Но я щенок, мне и положено…

Дан все жалел о том, что практически не встречался с магией, ну так бородач предоставил ему такую возможность. Последующие несколько часов Дан знакомился с разными ее проявлениями в виде бесконтактного воздействия на человеческий организм. Работал бородач так увлеченно, что забывал о своей цели, то есть вопросов не задавал. А Дан бы непременно раскололся и выложил все-все, что только знал о властителе Нируте. Целых десять слов, наверное. Например, что он любит на ужин, какое предпочитает вино, как классно играет во все настольные игры от карт до шахмат, охоч до фигуристых женщин, имена которых забывает не то что на следующий день, а уже, так сказать, в процессе, и питает непонятную склонность к пришельцу. Но бородач не спрашивал: занят был. То кости Дану ломал – отчетливо было слышно, как они трескаются и хрустят, то тут же сращивал их, что было не менее неприятно, то переворачивал вверх ногами желудок, то кишки сматывал в обратном направлении, а уж что творил с исцеленной раной в плече, даже формулировать не хотелось. Дан, конечно, изо всех сил старался действовать по освоенным методикам, преимущественно эльфийским: отделял свое сознание от тела так, что едва навеки не отделил, забыв, что Аль о подобной опасности предупреждал. Кое-что даже и помогало, потому что если нет, Дан бы просто сдох на этой жесткой кровати. Прозаично – от боли. Сердце бы не выдержало или еще что.

Потом визгливый маг выдохся. А у него ведь просто голос высокий, как у кастрата, вот он и старается говорить посолиднее, пониже, побасистее, а не выходит, тенорок срывается, вот и выходит полное безобразие. Поблаженствовав в отсутствие особо острых ощущений, Дан посмотрел на него, постаравшись придать лицу как можно более жалостливое выражение:

– Свинкой болели в детстве? Или травма? Голос очень уж высокий для мужчины.

– Хочешь, чтобы я рассердился и убил тебя сразу?

– Я вообще не хочу, чтобы вы меня убивали. Или кто-то другой, – удивился Дан. – Мне жить нравится. Интересно. Весело. Временами даже очень увлекательно. Я беседу поддерживаю.

Самое странное, что ему и правда было весело. Веселье висельника. Где-то он читал что-то подобное. Когда смерть становится совершенно неизбежной и приходит полное осознание этого, страх перед ней исчезает и человек становится аномально весел, шутит, даже песни поет. Дан подумал и запел:

– Смело, товарищи, в ногу… Нет, не годится. Вот это лучше будет: вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов, кипит наш разум… Забыл, какой именно разум кипит. А может лучше это: замучен тяжелой неволей… Эту песенку вождь мирового пролетариата, по слухам, крайне любил.

Он дурачился, не обращая внимания на остаточную боль. Забавно, должно быть, это звучало: Дан-то говорил и пел на одном и том же языке, не ощущая ни малейшей разницы между русским и здешним, но вот парадокс: песни получались по-русски, и аборигены ни слова не понимали. И это было хорошо, потому что если Дана певческое настроение и обуревало, исполнял он либо Высоцкого, либо Щербакова, либо Калугина, а у них стихи хорошие, ритмика классная, и если бы спутники слышали только «подстрочник», выходило бы скверно. И наверняка с «Интернационалом», который в старых фильмах перед казнью пели разные герои, была та же история.

– Я вижу, властитель подверг тебя коррекции, – дребезжа от гнева, сообщил бородач. – Силой у тебя не вырвать признаний. – Дан искренне удивился: это почему? спросил бы во время пыток – получил бы ответ. Кто ж виноват, что дурак. Что переоценил магию. – Но есть другие способы!

Стало грустно. Представив себе «другие способы», Дан начал вспоминать еще одну методику Аля, теоретически позволяющую остановить себе сердце; правда, по словам эльфа, чтобы добиться такого эффекта, нужно регулярно тренироваться лет двадцать. А вдруг Дан повышенно талантлив…

Бородач наклонился, обдав Дана запахом цветочного мыла, и очень убедительно произнес:

– Но ты сам захочешь мне все рассказать. Уж поверь!

Следующий его магический пасс опять вырвал Дана из мира. Возвращение было тягостным. Сначала обморок перешел в сон, так забитый вязкими кошмарами, что у Дана сильно заболела голова, и это помогло проснуться. Эх, аспиринчику бы сейчас быстрорастворимого… или хотя бы травок, который в сложных пропорциях заваривал Гай, не хуже аспирина помогало при головной боли.

Было темно, но не непроглядно, скорее сумеречно. Он лежал на полу, очень холодном и неровном. Где-то высоко виднелось окно, точнее бойница: длинная узкая щель, из которой немилосердно дуло. Цепи не было, и то хорошо. Дан медленно и осторожно сел, вдоль стеночки отполз подальше, где не так несло холодом, и осмотрелся. Ну самая натуральная темница. Довольно большое помещение, стены старой каменной кладки – раствор повыкрошился, пол тоже каменный. Стены были сырые, где-то журчала вода, как в неисправном унитазе. Дан заставил себя встать и обследовать камеру. Ну да. В полу дырка, а внизу вода. Ватерклозет. Стена над дырой мокрая. Дан подставил руку и после долгого ожидания воды натекла целая горсть. Вот тоже занятие – умываться целый час можно или даже дольше. И пить тоже.

Для начала он попил, потому что в горле уже просто скрежетало. Потом осторожно, стараясь не расплескать воду, потер лицо. Умылся, так сказать. Отчаянно болело плечо, но вовсе не из-за пыток, это нормальные явления после исцеления. Особенно полного, наверное. Надо же было так напороться на меч… великий мастер. Конечно, подтолкнули сзади, но мастерство заключается и в том, чтобы правильно определять противника, а этого персонажа Дан и не заметил, как не заметил никто из Квадры.

Значит, он уверен, что властитель каким-то манером его заколдовал и Дан скорее умрет под пытками, чем сознается… Во-первых, идиотизм, во-вторых сознаваться не в чем. Глупость несусветная. Дан, конечно, подозревал, что хозяин действовал на них магией – или гипнозом – чтобы привязать к себе, чтоб укрепить преданность, потому что откуда бы ей, преданности, взяться у Дана? Аборигенам властитель выше бога кажется, но для Дана-то он всего лишь весомая фигура в политике, а быть преданным политику – ну, извините, только не сибиряку из семьи бюджетников. Но что-то кроме – вряд ли. Может, применял какие-то свои штучки, когда расспрашивал их после задания, но Дану казалось – нет. Просто умел спрашивать, умел собирать информацию. Умный он, господа. Просто очень умный. Умнее Гая. Ну а что уж о Дане говорить…

Значит, с глупостью разобрались, подумал Дан, медленно бродя вдоль стеночек, выискивая местечко потеплее. О, плащ. Его собственный черный плащ на шелковом подкладе. Жалко, летний… Здесь вроде не так дует. Он сел, стараясь к стене не прислоняться, осторожно завернулся в плащ и попытался согреться. Лето ведь на дворе, раннее лето, даже в подвалах не может быть так холодно. Значит, бородач уверен, что, просидевши в столь уютном местечке пару дней, Дан побежит к двери с криком: «Я все скажу, только выпустите»? Или через недельку? Ну ведь вряд ли же. Дан и прежде-то был человеком терпеливым, хотя, конечно, подобных лишений и неудобств в его жизни не было, ну так и не мальчик, тридцать пять, вы меня извините, это уже вполне зрелый возраст, можно уже сделать выводы о собственном характере. И собственной выносливости. Месяц – без разговоров выдержит. Кормить не будут? Ну, это плохо, конечно, трудно сказать, как он себя поведет. Поить не надо, тут вода есть. Вся стена в капельках, будто с другой стороны холодильник.

А главное даже и не в этом. Что рассказывать-то? О целях властителя Дан имел примерно то же представление, что и пять лет назад. Единственное, в чем он убедился, – во всеобщем почитании властителей. Всех без разбору. Даже императорская семья почитает… А куда ей, собственно, деваться: властители поддерживают императора, потому что он их устраивает (нормальный император, на взгляд Дана), жизнь ему продляют, причем здоровую и полноценную, выглядит он чуть старше полтинника, свеж, бодр, активен… И все. Где находится равновесие и как его положено поддерживать, Квадра не знала, а властитель вовсе не спешил их просвещать. У него даже ответ был на вопросы любопытствующих: «В свой срок поймешь». И все. Ну, предположим, Дан решил сдаться, сломаться и честно, как на духу, рассказать все. Рассказал. И никто никаких далеко идущих выводов из этой информации сделать не может. То же самое может поведать любой слуга из замка на озере и примерно половина тех, кто вообще властителя два раза в жизни видел. Далее. Что интересует бородача, точнее кто – только ли Нирут Дан или властители как таковые? Если как таковые, то он просто идиот, а если Нирут, то значит, их хозяин чем-то отличается от остальных, кроме юного, по их понятиям, возраста. И тут опять возможны два варианта. Зачем-то это хочется выяснить либо некоему абстрактному магу, которого властитель не глядя в порошок сотрет, либо властителю, которому не хочется ввязываться самому, потому как стирание в порошок может быть взаимным и разнести равновесие в пыль…

Глупость. Видимая глупость. Однако нет в этом мире у властителей ни конкурентов, ни даже кандидатов в конкуренты. Они не великие маги, а величайшие, судя по тому что говорил принц Гент, сам обладающий даром, однако незначительным (зато обладавший самой значительной в империи информацией). Тем не менее и Гент был занесен в списки. Стоял, так сказать, на учете в Гильдии магов. Этот порядок был непреложен уже лет этак двести, когда кончилась последняя война магов в единой уже Траитии. Полторы тысячи вампиров могут опустошить немаленький город, а полторы тысячи магов стерли с лица Траитии три крупных города со всем населением и всеми прилегающими окрестностями, включая несколько невеликих горок и два озера. Потом вмешались властители, легко прекратили войну, категорически рекомендовали наказать всех замешанных по всей строгости (опустив при этом слово «закон») и впредь контролировать наделенных даром, стараясь поставить этот самый дар на благо Траитии.

Тут получался парадокс. Дан не понимал, почему люди стали люто ненавидеть эльфов после того, как их вырезали, но почему эта ненависть не коснулась всех магов после того, как маги сделали непригодным для жизни большой район империи. Правда, рекомендации властителей восприняли чересчур буквально и аккуратно перевешали всех магов, выживших в той битве и даже тех, которые вовремя смылись и непосредственного участия в ней не принимали. Профилактически, что ли. Чтоб другим неповадно было даже умышлять нечто подобное.

В общем, маги были на учете, периодически Гильдия устраивала незапланированные проверки, особо сильные маги были на особо бдительном контроле, да, собственно, особо сильные были всерьез заняты – они своей магией вообще-то нехилые деньги зарабатывали. А этот бородатый что? Не так чтоб сильный или проверка недавно кончилась?

Найдут? Вычислят? Ему-то Дан говорит с ленивой уверенностью, а сам сильно сомневался. Ну ладно. Остается ждать и терпеть. Терпеть и ждать.