Перемещенное лицо. 2. Квадра

* * *

Конечно, он справился. Не без труда, но справился. Беспощадно загонял чувства поглубже, учился не замечать трагического взгляда: он никак не хотел исчезать, и Дан перестал с этим бороться. Убеждал себя в том, что на одну персону две любви с первого взгляда – перебор. Что любовь была да сплыла, и воспоминание о Тике Тури не вызывало больше никаких особенных эмоций, кроме легкой грусти, ну значит, и тут так будет. И властитель поможет. Зачем Квадре слабости? Зачем Квадре кто-то, кроме Квадры? Так что…

Так что жить по-прежнему не хотелось. Он не интересовался тем, как властитель размазывает Кондрата, чтобы не подумать лишний раз о том, что при этом размазываемый делает с безропотной жертвой. Да и никто из них не интересовался. Даже Аль. Он тогда прорвался-таки к властителю, Лара ждала его под дверью, но не дождалась, а на следующий день Алир был страшно подавлен и даже не огрызался. Но и он с собой справился.

И все бы ничего, если бы после одной особо утомительной тренировки Квадра не валялась в тенечке, не имея сил даже куртки накинуть, а день был прохладный. Люм посмотрел на них (в тренировку его снисходительно не взяли: где уж тебе) и притащил куртки, сваленные кучей в другом конце двора. Они кое-как оделись, и даже Гай дышал тяжело, даже Лара шевелилась как осенняя муха.

– Вы такие злые стали, – заметил Люм. – Ломитесь, как… как нечисть та. Не разбирая ни дороги, ни противника. Как не живые.

Дан сел, и Люм не то чтоб нервно шарахнулся, но подобрался. И что? Мы на радость властителю становимся этакой универсальной боевой машиной с распределенными функциями? Если уж даже Люм, сам машина для убийства, это заметил! Мы ожесточились? Мы с Алиром забиваем боль яростью, а Гай и Лара берут от нас те же чувства?

Аль смотрел растерянно, явно думая то же самое. Лара по обыкновению ни о чем не думала, ждала, пока мужчины примут решение, а Гай медленно произнес:

– А он прав. Мы становимся едины… но что из этого единства выходит?

– Пора завязывать, – пробормотал Дан, вставая. – Все. Забыли. Я к властителю.

– Боюсь, что он к нам, – хмыкнул Аль. – И судя по его озабоченному лицу, нам предстоит веселая поездка. Надеюсь, без Люма.

Ну вот, оказывается, не только больного и слабого Люма можно достать, но и здорового и сильного. Какой оскал – бультерьер позавидует. Гай зевнул, ненароком продемонстрировав клыки, но Люм, наверное, тоже вошел в нечто вроде боевого режима и видел перед собой только ясные зеленые глаза.

– Гордишься тем, что ты единственный в мире эльф, который может безнаказанно быть грубым с человеком? – прошипел он. – А не забыл, что даже это возможно только по милости человека? Что вы вообще своим жалким существованием обязаны человеку?

Дан с удовольствием дал ему в зубы, даже костяшки пальцев ободрал, успел прижать его горло сапогом и объяснил:

– Люди довели эльфов до жалкого существования, это факт. Но ты существуешь и вовсе по моей милости. Когда-то очень давно властитель разрешил мне делать с придворными Фрики все, что я захочу, так что заткнись и помни, что своего разрешения он не отменял.

И хозяин явно все это слышал, только никак не отреагировал, словно не стояла нога Дана на горле барона Люма. Он обращался только к Квадре.

– Собирайтесь, важное и срочное задание. Дальняя дорога, полное вооружение. Живо. – И прошествовал мимо, так и не удостоив взгляда распластанного Люма, Умница он, знает, чуть надави Дан – и долго-долго в себя приходить надо будет.

Квадра лениво поднялась.

– Да плюнь ты на него, Дан, – посоветовал Аль, – обращать внимания на всякую шваль еще…

Дан убрал ногу, подумал, не последовать ли совету, но плевать не стал. Все-таки Люм был мужественным человеком. Пусть лучше с лютой ненавистью смотрит, никуда ты не денешься, сам выбрал, и ведь знал, с кем встретишься…

Они собрались за полчаса, выслушали задачу и тронулись в путь. Нравилось Дану ехать по влажной дороге, выплывающей из озера. Ну что за чудеса техники, хоть бы скрипнуло, хоть бы вообще каким-то звуком сопровождалось… Нет ведь, только копыта цокают, разбрызгивая воду. Магия, точно, иначе бы где-то ворот заскрипел, мотор заурчал, застряло бы что-нибудь, винтик выпал…

Аль и Лара ехали впереди, оживленно обсуждая прочитанный роман. Дан его тоже читал, ну чисто «Наследник из Калькутты», наворочено бог знает сколько всего, увлекательно до утомительности, прочитать можно, но вот обсуждать точно нечего. Как пацаны, выйдя из кино, с восторгом обсуждают боевик: а он ему каак даст, а тот ему каак врежет, а этот ногой – рраз! Под шляпой Гая плавала снисходительная полуулыбка.

– А ведь ты отдаешь Люму должное, – вдруг сказал Гай. – Он там из всех выделялся.

– Отдаю. Только нефиг моих друзей оскорблять.

– Даже если твои друзья первыми начинают?

– Даже, – отрезал Дан. – С друзьями я потом могу поговорить, но хочу, чтоб все знали… Помнишь я тебе о книге рассказывал: Один за всех…

– И все за одного, – закончил Гай. – Не будь таким, Дан. Не становись похожим на нас, пожалуйста. Лучше бы я Люму объяснил, что он неправильно себя ведет.

– Всегда вы…

– Погоди, – сбил его с мысли Гай. – Люм прав. Мы становимся боевой машиной. Может, властитель об этом и мечтал, но разве мечтал ты?

Дан заткнулся и начал думать. Гай не мешал. Шарик ускакал в лесок, проголодался, наверное. Не думалось. Ну, конечно, Люм прав. И виноват в этом превращении как раз Дан, его настроение передалось Квадре. Аль был хоть вспыльчив, да отходчив, и взорвавшись, он остыл, или властитель нашел способ его остудить, или воспользовался старым и проверенным, но властитель, бесспорно, умел уболтать эльфа. А Дана – не умел. Дан давил эмоции, а они сопротивлялись, трансформируясь в злость. И злость передавалась всей Квадре, даже милейшей Ларе. Даже образцово уравновешенному Гаю.

– Прости.

– Что? – удивился вампир. – Глупостей не говори. И расслабься. Дай себе волю, сейчас уже можно. Тем более здесь, когда никто, кроме нас, ничего не увидит. Если хочешь говорить – поговори, хотя бы со мной. Хочешь плакать – мы не удивимся и поймем. Хватит злости. Это не твое чувство.

– Не хочу я плакать. Даже не потому, что в моем мире считается, что мужчина не должен плакать… Здесь ведь, кажется, тоже. Уже не хочу. Гай, ну не могу же я ее любить? Я знал ее всего пару дней. Я поцеловал ее всего один раз. Может, это просто ущемленное самолюбие? Может, все дело в том, что меня приковали к стене и вынудили смотреть на то, как другой ложится с ней в постель?

– Нельзя же до такой степени себя не знать, – покачал головой Гай. – Или в себе сомневаться. Почему не можешь любить? Разве это временем ограничивается? Бывает и с первого взгляда, и со сто двадцать первого. Тебя гложет другое: ощущение собственного бессилия. Ты уже не тот беспомощный парень, растерявшийся в чужом мире, ты воин, ты знаешь себе цену, но сделать ничего не можешь.

– Почему не могу? А если я сейчас сверну…

– Не свернешь, – перебил Гай. – Туда дороги не один месяц, за это время властитель нас сто раз найдет, и, как ты сам же выражаешься, мало нам не покажется.

– Нам?

– Ты же не думал, что мы тебя одного отпустим. Дан, это бессмысленно. Мы даже не знаем, жива ли она… хотя по закону заложников должны оберегать, следить за их здоровьем.

– Почему Аль смирился?

– Потому что сестра – это не любимая. Это память детства. Единственное приятное воспоминание, но всего лишь воспоминание. К тому же он эльф, он воспитан в том, что люди – враги, но сделать с этим ничего нельзя, потому что от необдуманных действий пострадают как раз заложники, и это может быть именно Кайя.

– Значит, я больше о себе страдаю? О своем унижении?

– Скорее всего. Но мне кажется, что ты ее любишь.

Дан долго молчал. Примчался Шарик с симпатичным кабанчиком в зубах. Ну что оставалось делать? Они устроили привал, наелись жареной свинины и накормили дракона – зря охотился, что ли, потом снова двинулись в путь. Им предстояло миновать два портала, в Гильдии были предупреждены, но спешить следовало умеренно, потому что там как раз проводились профилактические работы и портал пока был закрыт.

Шарик пристроился рядом. Дан свесился с седла, чтобы похлопать его по загривку. Дракон взвизгнул так ликующе, что лошадь с перепугу едва не сбросила Дана. То-то веселья было.

Ночевали они в лесу, решив не торопиться и по темноте не ехать. Шарик с успехом заменял охранную систему. Дикие звери и близко к дракону не подойдут, а дикие люди… ну, долго ли вскочить и за меч взяться. Дану не спалось. Посапывала Лара, бормотал что-то во сне Аль, Гай задумчиво смотрел на огонь. Везет же, спит вдвое меньше и практически не устает. Дан пытался быть умным, то есть брал у Гая книжки посерьезнее последнего романа, даже читал их. Недели по три каждую, потому что после полуночи начинал клевать носом и плохо различать буквы, а вставать привык не позднее семи, чтоб не позориться перед Квадрой. А Гай благополучно читал часов до трех, а потом столь же благополучно высыпался до семи.

– Иди сюда, – позвал он, – все равно не заснешь. Посидим. Знаешь, я, кажется, досрочно стал взрослым. То есть развитие практически завершено. Если что-то и будет еще, то уже дополнительное. Ты помнишь, как я тебе показывал трансформацию?

– Выпендривался.

– Конечно. Очень хотелось произвести на тебя впечатление. Меня никогда не спасал человек, никогда человек не пожалел бы вампира… И вообще ты мне понравился.

– Произвел, – признался Дан. – Я был потрясен и все такое.

– Испугался?

– Нет. Хотя ты так не похож на Гая, когда с крыльями…

– Сейчас похож, – удивился Гай, – разве ты не заметил? То есть гораздо больше похож, чем тогда. А мама вообще меняется мало. Только уши… ну, и челюсти. Я почему говорю об этом: помнишь, я как-то упоминал, что не обладаю никакими особенными отличиями или талантами? Высший вампир, один из многих… нет, немногих, но не уникальный.

– Уникальный?

– Что-то вроде. То есть просто сильнее и быстрее других вампиров. Это твоя кровь. Не смейся. Мама тоже так считает. Это кровь одного человека, которую я получал регулярно в течение нескольких лет. И мне хватает того, что даешь ты. Понимаешь? Вообще нет не то что потребности, но и желания присосаться… к тому же Люму. Получается, я на тебе паразитирую.

Он улыбался. Дан улыбнулся в ответ – паразитируй на здоровье. Может, это и есть высшая форма развития вампира. А может, все еще проще: если человек дает постоянно немного крови одному вампиру, тот просто перестает в ней особенно нуждаться. Чем черт не шутит, может, еще через десять лет у Гая не будет потребности в крови, а так, привычка. Вкусно же. И пьянит больше любого вина. И кстати, неделя кончается… Он поддернул рукав и протянул Гаю руку:

– Угощайся.

Стандартная шутка. Гай благодарно улыбнулся, угостился и тут же скомандовал:

– Немедленно поешь меду.

Мед тащил за собой сластена Аль, впрочем, так охотно делившийся с друзьями, что ему самому доставалось не так уж много. Дан послушно проглотил несколько ложек меда, запил остывшим чаем. Хорошо. Ночь, костер и друзья. А впереди – дело.

Вот семьи не будет никогда. То есть в самом простом понимании, чтоб жена, дети и собака. Как мечталось когда-то: любимая жена, пара ребятишек (на большее он не размахивался) и непременно большая собака. Очень большая. Овчарка или ротвейлер. Уж точно не вампир, эльф, демон и дракон.

– Почему я приношу несчастья женщинам? – спросил он у огня, и тот ответил голосом Гая:

– Судьба.

Хоть спорить не стал и убеждать в том, что Дане несчастье принес не он, что Тика сама виновата, что в случае с Кайей сделать ничего нельзя… Прежний Дан был бы уверен, что можно. Взбунтоваться против властителя: хотите, чтоб служил верой и правдой, доставьте мне Кайю, а о своей репутации потом заботиться начнете, не жена Цезаря, чтоб выше подозрений быть, или самому броситься на другой конец планеты, верхом да пешком, да на паруснике через океан, с полгода на путешествие уйдет, деньги, слава богу, так в вампирских банках и лежат, пароль доступа к счету… а какой пароль-то? Смех и грех – забыл. Неважно, на левую руку посмотрят, фамилию спросят и так отдадут.

Прежний. А нынешний не то что осторожный стал, не то что разумный, не то что равнодушный… Но не бросил все, потому что бросить Квадру немыслимо, а тащить за собой – тем более немыслимо. А вот на репутацию властителя по-прежнему наплевать. Нормальное российское воспитание: не бывает у политиков незапятнанной репутации, плюнь в глаза – божья роса, все одно сволочи, даже если поначалу мечтают что-то сделать для народа, а не для себя, любимого…

И роскошный дом у озера так и будет тюрьмой для эльфийки Кайи Риенис. Неужели никто из них не ропщет, не пытается бунтовать? Или действительно за попытку бунта караются остальные? Странно, раз заложники, должно быть наоборот: карают их при попытках бунта в эльфийских поселениях. Нелогично. Потому что не заложники они давно, а пленники, игрушки для людей, сексуальные рабыни.

Как оказалось, и рабы. Представился случай встретиться. После второго портала их встретил тамошний агент властителя, судя по домику, к которому их привезли в роскошной карете, очень не бедный человек. Дан старался не хихикать, когда на него смотрел, потому что агент был вылитый Спартак Мишулин в роли Карлсона, даже говорил с такими же интонациями, даже штаны на нем были клетчатые умопомрачительной расцветки: красно-фиолетово-оранжевые. Наверное, когда его предок получил титул и прилагающиеся к нему цвета, над ним основательно пошутили в геральдической палате. Что хуже: клетчатые штаны при всем остальном фиолетовом или штаны красные, камзол оранжевый, а рубашка фиолетовая? Не позавидуешь благородным. Вот один был красный, желтый и зеленый, и не только Квадра, но даже властитель с легкой руки Дана звали его Светофором.

Их накормили превосходным ужином без особенных затей, дали пообщаться с семьей (женой устрашающих размеров и парой дочек, тоже в модели не годящихся), потом доложили обстановку и позвали свидетеля. На сей раз Дан догадался: большие ясные серые глаза, тонкое лицо жемчужные волосы, скорее всего, принадлежат эльфу. «Ваш заложник?» – небрежно спросил он и получил небрежный ответ: «Ну да, разве иначе я пустил бы эльфа в дом?»

Аль скривил губы в непередаваемо оскорбительной усмешке, но клетчатоштанный и не заметил. Не то чтоб не захотел заметить, а просто не увидел, потому что смотрел либо на Дана (реже), либо на Лару (чаще), наивно полагая ее человеком.

Благородный удалился, предоставив свидетеля допросчикам. Эльф привычно стоял почти неподвижно, не поднимая глаз, ничего не говоря.

– Да сядь ты, не маячь, – поморщился Дан, – мы нормальные, как видишь, даже я.

Аль сказал что-то по-эльфийски, и парень сел. Молодой. Моложе вовсе не старого и даже не так чтоб взрослого Алира. Взгляд… ясно, людей мы ненавидим устало, привычно подчиняемся и даже не мечтаем нож в спину… Свидетель…

А свидетель оказался очень толковый. Мягким и музыкальным голосом очень четко описал виденное. Аборигены переглянулись и пожали плечами.

– Не слыхал, – перевел для Дана Гай. – Что-то новое. Бывают времена, когда нечисть начинает не просто плодиться, но и видоизменяться. Как-то связано с солнцем, может быть. Ну что ж, нечисть так нечисть.

– Не ходите, – сказал эльф, обращаясь к Алю. – Вы погибнете, потому что это не нечисть и не нежить. Это даже не порождения магии, это сама магия. Я знаю, я учился… Расскажите властителю, это дело великих магов.

– А как же ты сумел выбраться? – удивился Дан. Эльф демонстрировать ничего не стал, повернулся к нему и пожал плечами:

– Я учился, сударь. Учился магии. Конечно, дар мой невелик, но прятаться я умею.

– Ты давно здесь? – спросил Гай. – Как оно?

– А ты догадайся, – кривовато усмехнулся эльф. Ну да. Дан – сударь, а Гай – свой. Всего лишь потому, что не человек. – Посмотри на его жену – и все поймешь.

Дан емко выразился. В прежней жизни он матом никогда не злоупотреблял, даже не употреблял практически, предпочитая эвфемизмы, но здесь порой допускал откровенный ненорматив. Все равно никто не понимал. Лара хихикнула. Черт. Она же…

– Ругаетесь, сударь? – без всякой насмешки поинтересовался эльф. – А что ж так?

– Я пришелец, – пояснил Дан. – Перемещенное лицо. Поэтому имею право удивляться и задавать совершенно глупые вопросы. Что будет, если ты сбежишь, например?

– Будут искать, – пожал плечами эльф, – и обязательно найдут, потому что бежать некуда. Нас не принимают даже разбойники. Хозяина зарезать? Я не знаю, чем это обернется для моего народа, но уверен, что ничего хорошего не будет. Мой-то еще ничего, а вот его дружок – нормальный извращенец, не от постели удовольствие получает, а от издевательств.

– А как его жена на это смотрит? – спросила Лара. Эльф засмеялся:

– Нормально смотрит. Я же вроде домашней игрушки. Словно он, как мальчик, ручками удовлетворяется. Вот если он на тебя посмотрит лишний раз, ему крепко достанется.

– А потом он отыграется на тебе?

– Нет. Мне даже лучше. Пока он от гнева супруги лечится, я отдыхаю.

– Ну так он на меня даже не раз посмотрит, – зловеще пообещала Лара. Эльф прыснул.

– Спасибо, красавица. А вы и правда настоящая Квадра? Мой учитель рассказывал… Меч, магия, ум и сила? Так и есть?

– Почти, – буркнул Аль, – магия у меня… спит крепким сном.

– Дотянуться не можешь? Это пройдет, – легко и уверенно сказал эльф. – У меня то же самое было. Я до того, как здесь оказался, всего-то и умел, что огонь зажигать да мелкие предметы двигать. А как… в общем, я к мужчинам склонности не питал никогда, но вот пришлось. Первое время мне было так плохо, что я научился отводить ему глаза, например. Не злоупотребляю, конечно, но изредка позволяю себе. Ты не выдашь меня, человек?

– Меч Квадры, – представил Аль. – Он не выдаст. Он мой брат. А это Гай – Ум Квадры. И Лара – Сила Квадры. Проблемы пока с магией, то есть со мной. Я так понял, что ты научился изолировать помещение? Нас не слышит даже тот, что прижался ухом к двери?

Гай тенью скользнул к двери, распахнул ее, подхватил за шиворот начавшего было падать человечка и, одарив его очаровательной улыбкой, дал хорошего пинка. Слуга. Иначе бы не стал. Когда он вернулся на свое место, эльф объяснил:

– Он слышал невнятные голоса. Красиво ты ему… благодарю. Пакостник мелкий, вынюхивает и докладывает хозяину. Ты хочешь что-то еще спросить, человек?

Дан покачал головой. Что тут спрашивать, если выхода никакого нет. Секундно захотелось домой, в тесную панелку, в нелогичный и беспорядочный родной мир, где такое все-таки законом не поддерживается, а наоборот карается. Теоретически. Словно поняв его мысли, эльф спокойно произнес:

– Есть у меня выход. И когда-нибудь я им воспользуюсь. Кинжалом по горлу – и все. Но пока могу терпеть, буду.