Перекрестки Сумерек

Глава 17 Секреты

Как только Делана убедилась, что семена попали в благодатную почву, она пробормотала, что лучше было бы не возвращаться в лагерь всем вместе, и ускользнула, пустив свою кобылу по снегу быстрой рысью, предоставив остальным продолжать путь в гнетущей тишине, нарушаемой лишь топотом лошадиных копыт. Стражи держались чуть позади, и сопровождающие солдаты, теперь, насколько могла видеть Эгвейн, обратили свое внимание назад, на фермы и заросли, вовсе не глядя в сторону Айз Седай. Все же мужчины никогда не понимали, когда следует держать рот на замке. Что и говорить, приказав мужчине молчать, вы только вынуждали его сплетничать еще больше, но, конечно же, только с ближайшими друзьями, которым он полностью доверяет, словно они, в свою очередь, не выболтают все каждому встречному поперечному, кто будет готов их выслушать. Стражи, возможно, и непохожи на остальных мужчин – на чем всегда и настаивали те Айз Седай, кто имел Стражей, – но, солдаты точно будут болтать о споре между Сестрами, и, без сомнения, расскажут, что Делане устроили форменный разнос. Женщина все очень тщательно спланировала. Если позволить этому семени пустить ростки, то может вырасти что-то похуже сорняков, однако Серая Восседающая себя очень ловко оградила от всяких подозрений. В конце концов, правда почти всегда выходила наружу, но частенько она настолько обрастала слухами, домыслами и ложью, что большинство людей уже ей не верило.

– Полагаю, нет нужды спрашивать, слышал ли кто-нибудь об этом раньше, – сказала Эгвейн весьма небрежно, нарочито изучая сельскую местность, по которой они проезжали, но она была довольна, когда все с изрядной долей негодования отвергли подобную возможность, включая Беонин, которая, играя желваками, сверлила взглядом Морврин. Эгвейн, насколько могла, доверяла им обеим – если бы они не намеревались придерживаться каждого слова клятвы, они бы не присягнули ей – нет, если только они не из Черной Айя. Маловероятно, но этим объяснялось большинство ее предосторожностей. Кроме того, даже клятва вассальной верности оставляет возможность самым преданным людям совершать отвратительнейшие поступки в полной уверенности, что они действуют исключительно вам во благо. А уж люди, которые были вынуждены присягнуть, вполне могут иметь огромный опыт по части уверток и самооправдания.

– Главный вопрос в том, – продолжила Эгвейн, – куда гнет Делана? – Ей не было нужды что-либо объяснять. Только не этим женщинам, искушенным в Игре Домов. Если бы Делана хотела всего лишь пресечь попытку переговоров с Элайдой, сохранив в тайне свою роль, она могла бы в любое время просто поговорить с Эгвейн с глазу на глаз. Восседающим не было нужды изобретать предлоги, чтобы прийти в рабочий кабинет Амерлин. Могла использовать Халиму, которая частенько ночевала на соломенном тюфяке в палатке Эгвейн, несмотря на то, что была секретарем Деланы. Эгвейн до такой степени донимала головная боль, что нередко только Халима своим массажем могла облегчить ее настолько, что Эгвейн удавалось поспать. В этом случае хватило бы анонимной записки, чтобы Эгвейн представила Совету указ, запрещающий переговоры. Самый дотошный придира должен был бы признать, что переговоры об окончании войны самым непосредственным образом относятся к вопросам войны. Но Делана явно хотела, чтобы Шириам и другие тоже обо всем узнали. Ее кляуза была стрелой, нацеленной в другую мишень.

– Раздор между Айя поддерживается и Восседающими, – сказала Карлиния холодным, как снег, тоном. – Возможно, это – раздор между Айя. – Таким тоном, небрежно расправляя замысловато вышитый белым по белому и подбитый плотным черным мехом плащ, она могла бы обсуждать цены на нитки. – Мне не понятно, зачем это ей, но если мы не будем очень осторожны, это даст свои плоды, и результат будет именно такой. И она не должна догадаться, что мы будем осторожны, или что у нас есть причина быть осторожными, и, по логике вещей, что-то одно, а может быть, и то, и другое – ее реальная цель.

– Первый ответ, что приходит на ум, не всегда правилен, Карлиния, – сказала Морврин. – Ничто не говорит о том, что Делана продумала свои действия так же тщательно, как ты, или что она думала таким же образом. – Полненькая Коричневая больше верила в здравый смысл, чем в логику, или только так говорила, но, по правде говоря, она, кажется, смешивала то и другое, что делало ее очень изворотливой и подозрительной к быстрым или легким ответам. А это было совсем неплохо. – Возможно, Делана пытается повлиять на кого-то из Восседающих в вопросе, который для нее важен. Возможно, она, в конце концов, надеется добиться, чтобы Элайду объявили Черной Сестрой. Независимо от результатов, ее цель может быть такой, о чем мы даже не подозреваем. Восседающие могут быть столь же мелочными как и все остальные. И, ко всему прочему, она могла иметь зуб на кого-то из тех, кого она назвала, еще с тех пор, когда была послушницей, а они ее обучали. Пока мы не узнаем большего, нам лучше сосредоточиться на том, что из этого выйдет, чем волноваться о том, почему. – Ее тон был таким же спокойным как и ее широкое лицо, но на мгновение ледяное спокойствие Карлинии сменилось холодным презрением. Ее рационализм не делал уступок человеческим слабостям. Или тем, кто был с ней не согласен.

Анайя рассмеялась почти по-матерински весело, из-за этого ее гнедой прогарцевал несколько шагов, прежде чем она сдержала его, заставив перейти на шаг. Деревенская кумушка, которую по-матерински развеселили проделки кого-то из деревни. Даже некоторые сестры были настолько одурачены, что не принимали ее в расчет.

– Не сердись, Карлиния. Очень вероятно, что ты права. Нет, Морврин, она, вероятно, права. Все равно, я верю, что мы можем пресечь любые ее попытки посеять рознь. – Это прозвучало совсем не так весело. Никого из Голубой Айя не шутил с тем, что могло помешать свержению Элайды.

Мирелле, соглашаясь, неистово кивнула, затем от неожиданности заморгала, когда Нисао сказала:

– А сможете ли Вы это пресечь, Мать? – Миниатюрная Желтая говорила нечасто. – Я подразумеваю не то, что пытается сделать Делана. Если, конечно, мы сможем выяснить, что это такое, – добавила она торопливо, делая жест в сторону Морврин, которая снова открыла рот. Это был властный жест, хотя рядом с другими женщинами Нисао и выглядела ребенком. В конце концов, она была из Желтой Айя, со всей присущей Желтым самоуверенностью и нежеланием отступать перед кем бы то ни было, в большинстве случаев. – Я имела в виду слухи о переговорах с Восседающими из Башни.

На мгновение все уставились на нее, открыв рот, даже Беонин.

– А зачем нам доводить до этого? – сказала наконец Анайя, опасным тоном. – Мы прошли весь этот путь не для того, чтобы торговаться с Элайдой. – Она была деревенской кумушкой с колуном, спрятанным за спину и твердым намерением пустить его в ход.

Нисао взглянула на нее и облегченно засопела.

– Я не говорила, что нам этого хочется. Я спросила, сумеем ли мы остановить все это.

– Не вижу разницы. – Голос Шириам был ледяной, как и ее бледное лицо. От злости, – подумала Эгвейн, – а возможно, от страха.

– Тогда подумай немного, и, может быть, увидишь, – бесстрастно сказала Нисао. Бесстрастно, как хорошо отточенное лезвие клинка – бесстрастно и… очень опасно. – Сейчас возможность переговоров обсуждается пятью Восседающими и все держится в тайне, но долго ли так будет продолжаться? Как только распространится слух о том, что обсуждалась сама идея о переговорах и была отклонена, много ли пройдет времени, прежде чем наступит отчаяние? Нет, дослушайте меня! Все мы, исполненные справедливой ярости, отправляемся сюда вершить правосудие, и вот сидим здесь, уставясь на стены Тар Валона, в то время как Элайда сидит в Башне. Мы здесь почти две недели, и каждый понимает, что с таким же успехом мы можем просидеть здесь и два года, и двадцать. Чем дольше мы сидим, ничего не предпринимая, тем больше Сестер начнет отыскивать оправдания преступлениям Элайды. И тем чаще они станут размышлять о том, что мы должны восстановить Башню любой ценой. Вы хотите дождаться момента, когда Сестры начнут тайком одна за другой перебегать к Элайде? Я не представляю себя стоящей на берегу реки, и бросающей вызов Элайде только с Голубой Айя, и с вами за компанию. Переговоры, по крайней мере, позволят каждому увидеть, что кое-что происходит.

– Никто не собирается возвращаться к Элайде, – возразила Анайя, ерзая в седле, но взгляд ее был хмурым и обеспокоенным, а тон таким, словно она увидела это воочию. Башня неудержимо манила к себе всех Айз Седай. Очень вероятно, даже Черные Сестры стремились к тому, чтобы Башня снова стала одним целым. И она была совсем рядом, всего в нескольких милях – но полностью недосягаема.

– Диалог помог бы выиграть время, Мать, – неохотно сказала Морврин, и кроме нее никто не смог бы выразить полное нежелание одной интонацией голоса. Ее хмурый взгляд был задумчив и неприязнен. – Еще пару недель, и Лорд Гарет смог бы найти корабли, чтобы блокировать гавани. Это все изменит в нашу пользу. Без возможности подвозить продовольствие и отослать лишние рты город уже через месяц будет голодать.

Эгвейн с трудом сохранила спокойное выражение лица. Не было никакой надежды отыскать суда, чтобы блокировать гавань, хотя никто из них не знал об этом. Гарет дал ей ясно это понять, одной только ей, и задолго до того, как они покинули Муранди. Первоначально он надеялся скупать корабли по ходу движения вдоль Эринин, используя их для подвоза продовольствия до самого Тар Валона, а затем затопить их в устье гавани. Теперь они расплачивались за то, что добрались до Тар Валона, использовав Переходные Врата, и не только этим. Как только прибыла армия, с первыми же отплывшими из Тар Валона кораблями разнесся слух об осаде. А теперь везде, куда добирались отправляемые Гаретом гонцы, и далеко на севере, и далеко на юге, капитаны кораблей доставляли свои товары на берег на шлюпках, поставив суда на якорь вдали от берега. Никто из капитанов не желал рисковать, опасаясь, что его судно будет просто захвачено. Гарет докладывал только ей одной, а его офицеры, в свою очередь, только ему, и все же любая Сестра могла об этом узнать, просто поговорив с несколькими солдатами.

К счастью, даже Сестры, подыскивающие для себя Стражей, редко разговаривали с солдатами. Солдат обычно считали вороватой необразованной толпой, случайными попутчиками при форсировании бурного потока. Это не тот тип мужчин, с которым Сестры проводили бы время, если бы не обстоятельства. Это значительно облегчало сохранение тайн, а некоторые тайны были чрезвычайно важны. А кое-какие секреты иногда нужно хранить в тайне даже от предполагаемых сторонников. Она могла вспомнить время, когда так не думала, но то была жизнь дочери владельца гостиницы, жизнь, которую она была вынуждена оставить. То был другой мир, с совершенно другими правилами, мир Эмондова Луга. Оплошность там означала вызов в Круг Женщин деревни. Здесь же единственный неверный шаг означал смерть или нечто худшее, и не только для нее одной.

– Восседающие, оставшиеся в Башне, непременно захотят вести переговоры, – вставила Карлиния, вздохнув. – Они должны знать, что чем дольше длится осада, тем больше шансов у Лорда Гарета найти корабли. И тем не менее, я, например, не могу сказать, сколько будут продолжаться переговоры, когда они поймут, что мы не собираемся сдаваться.

– Элайда будет на этом настаивать, – пробормотала Мирелле. Казалось, она не спорит, а разговаривает сама с собой, и Шириам вздрогнула, поплотнее завернувшись в плащ, словно позволила холоду коснуться себя.

Только Беонин выглядела счастливой: она сидела, нетерпеливо выпрямившись, в седле, и волосы цвета темного меда под капюшоном обрамляли ее широкую улыбку. Однако, вызываться добровольцем не торопилась. Она прекрасно вела переговоры, так говорили все, и знала, когда необходимо выждать.

– Я действительно говорю, что вы можете начинать. – Эгвейн не собиралась никого упрекать, ведь если намереваешься жить так, словно Три Обета уже принесены, то необходимо держать свое слово. Она не могла ждать, пока присягнет на Клятвенном Жезле. Тогда все было бы гораздо проще. – Только убедитесь, что вы очень осторожны в своих высказываниях. Пока они не решат, что все мы отрастили крылья, чтобы летать, они волей – неволей будут подозревать, что мы вновь открыли Перемещение, но не смогут в этом убедиться пока кто-то им это не подтвердит. Для нас будет лучше, если у них останется сомнение. Это должно пока оставаться тайной, которую вы обязаны хранить так же крепко, как храните тайну о наших хорьках в Башне.

При этих словах Мирелле и Анайя вздрогнули, а Карлиния оглянулась, словно испугавшись, хотя и Стражи, и солдаты были довольно далеко, и едва ли сумели бы расслышать что-то кроме крика. Лицо Морврин стало еще кислее. Даже Нисао выглядела слегка нездоровой, хотя она не имела никакого отношения к решению тайно послать Сестер назад в Башню под видом откликнувшихся на призыв Элайды. Совет был бы счастлив узнать, что в Башне находятся десять Сестер, пытающихся подорвать влияние Элайды, – насколько это было в их силах. Даже если их усилия пока не принесли ощутимых результатов. А вот сами Восседающие, безусловно, были бы несчастны, поняв, что эту информацию хранили в тайне из опасения, что некоторые из Восседающих на самом деле могли быть из Черной Айя. То же касалось бы Шириам и остальных, узнай Совет об их клятвах Эгвейн. Последствия были бы одинаковыми. Пока еще Совет не приказывал высечь розгами кого бы то ни было, но зная манеру Восседающих раздражаться из-за каждого пустяка, выходящего за рамки военных вопросов, будет вовсе не удивительно, если они охотно ухватятся за возможность убедительно показать, что какая-то власть у них еще осталась, а заодно и излить свой гнев.

Беонин явно была единственной, кто противился такому решению. По крайней мере, пока не стало ясно, что остальные, так или иначе, готовы согласиться. И она лишь прерывисто вздохнула, да вокруг ее глаз залегли тени. Возможно, свою роль сыграло и неожиданное осуществление того, что она только намеревалась предпринять. Сама попытка отыскать в Башне кого-нибудь, кто пожелал бы вести переговоры, могла послужить причиной усмирения. Глаза-и-уши в Тар Валоне о происходившем внутри Башни передавали только слухи. Новости о самой Башне доходили только по каплям и разрозненными обрывками сведений через Сестер, рискующих в Тел'аран'риод бросить взгляд на мимолетные отражения бодрствующего мира, но самый незначительный клочок этих сведений говорил о том, что Элайда правит указами и собственной прихотью, а Совет даже не осмеливается ей противостоять. Лицо Беонин постепенно серело все сильнее, пока она не стала выглядеть более нездоровой, чем Нисао. Анайя и другие выглядели бледными, словно сама смерть.

Волна уныния захлестнула Эгвейн. Эти женщины были самыми сильными из тех, кто противостоял Элайде. Даже медлительная Беонин, которая всегда предпочитала говорить, а не действовать. Ну, ладно, Серые были известны своей убежденностью в том, что любой вопрос может быть решен с помощью достаточно продолжительных переговоров. Когда-нибудь они попытаются вести переговоры с троллоком или просто с разбойником. Поглядим, чего они смогут добиться! Без Шириам и остальных сопротивление Элайде развалилось бы прежде, чем возникло. И так или иначе, подобное едва не произошло. Однако Элайда еще прочнее обосновалась в Башне, и казалось, даже Анайя представила себе, как все то, через что им пришлось пройти и все то, что им пришлось совершить, идет насмарку.

Нет! Испустив долгий протяжный вздох, Эгвейн расправила плечи и выпрямилась в седле. Она была законной Амерлин, независимо от того, чего намеревался достичь Совет, избирая ее, и чтобы иметь хоть какую-то надежду восстановить Башню, она обязана не позволить развалиться восстанию против Элайды. Если для этого требуются фальшивые переговоры, что ж, это будет не впервые, когда Айз Седай делали одно, а намеревались достичь другого. Чего бы ни потребовалось, она обязана поддерживать восстание и низложить Элайду, и она это сделает. Любой ценой.

– Затягивайте переговоры, насколько сможете, – велела она Беонин. – Можете говорить о чем угодно, пока храните тайны, которые необходимо сохранить, но ни на что не соглашайтесь, и вынуждайте их продолжать переговоры. – Едва удерживаясь в седле, Серая Сестра, определенно, выглядела более нездоровой, чем Анайя. Казалось, ее сейчас стошнит.

Когда показался лагерь, солнце было почти на полпути к зениту, и эскорт всадников повернул назад к реке, позволив Эгвейн и сестрам проехать по снегу последнюю милю в сопровождении одних только Стражей. Лорд Гарет задержался, словно хотел поговорить с ней еще раз, но, наконец, направил своего гнедого на восток вслед за отрядом и понесся во весь опор, поскольку всадники уже скрылись за длинной рощей. Он не стал бы рассказывать о чем они спорят и что обсуждают, там, где кто-нибудь мог услышать, и верил, что Беонин и прочие были только тем, за кого принимали их все – сторожевыми псами Айя. Она почувствовала легкую досаду оттого, что кое-что хранила от него в тайне. Но чем меньше тех, кто знает тайну, тем больше вероятность того, что она останется тайной.

Лагерь представлял собой расползшуюся во все стороны мешанину палаток всевозможных форм, размеров и цветов, новых и залатанных в разной степени, и почти полностью занимал обширное, окруженное деревьями пастбище на полпути между Тар Валоном и Пиком Дракона. Вокруг кольцом были расставлены повозки, ряды фургонов и телег всех форм и размеров. Кое-где за линией окружающих деревьев, находящихся в нескольких милях от лагеря, поднимались струйки дыма, но местные фермеры предпочитали держаться подальше, если только не требовалось продать молоко или яйца, или не возникала необходимость Исцеления от какого-нибудь несчастного случая. Не было видно совершенно никаких признаков армии, которую Эгвейн привела с собой, пока. Лорд Гарет сосредоточил свои силы вдоль реки, часть занимала города у мостов по обоим берегам, а остальные располагались, по его словам, в запасных лагерях. Воины из этих лагерей могли броситься на помощь для отражения любой вылазки из города. Это на тот случай, если его мнение о Верховном Капитане Чубейне было ошибочным.

– Всегда учитывайте возможность, что ваши предположения неверны, – внушал он Эгвейн. В целом, конечно же, никто не возражал против такого размещения армии. Любая Сестра готова была придираться к мелочам и деталям, но, в конце концов, захват этих городов был единственным способом осадить Тар Валон. По суше. И очень многие Айз Седай были рады тому, что могут, если и не вспоминать, то хотя бы не видеть солдат.

Как только Эгвейн и остальные приблизились, из лагеря выехали три Стража в меняющих цвет плащах. Один – очень высокий, один – очень низкий, так что создавалось впечатление, что они специально выстроились по росту. Они выглядели опасными даже когда кланялись Эгвейн и Сестрам, и кивали Стражам – мужчины, уверенные в том, что им нет необходимости доказывать кому бы то ни было то, насколько они опасны. И от этого все становилось еще более очевидным. Непринужденность Стража, как отдых льва на холме, – так гласила старая поговорка Айз Седай. Остальная ее часть затерялась в веках, но, воистину, не было никакой нужды говорить что-то еще. В нынешних обстоятельствах безопасность лагеря, даже переполненного Айз Седай, не совсем удовлетворяла Сестер. И Стражи патрулировали несколько миль во всех направлениях – словно львы на прогулке.

Анайя и остальные, все, кроме Шириам, тут же рассеялись, едва добравшись до первого ряда палаток за линией фургонов. Каждая должна была отыскать главу своей Айя, якобы для того, чтобы доложить о поездке Эгвейн и Лорда Гарета к реке, и, что еще более важно, убедиться, что главы Айя знали, что некоторые из Восседающих обсуждали возможность переговоров с Элайдой, и что Эгвейн была решительна. Было бы проще, если бы сама Эгвейн знала, кто возглавляет Айя, но даже клятва вассальной верности не позволяла этого узнать. Мирелле чуть не проглотила язык, когда Эгвейн об этом заикнулась. Быть заваленной работой без предварительной подготовки – не лучший способ научиться с ней справляться, и Эгвейн понимала, что перед ней еще море того, что необходимо узнать о том, как быть Амерлин. Безбрежные океаны того, что надо было знать и одновременно горы работы, которую надо было делать.

– Если позволите, Мать, – сказала Шириам после того, как Беонин последней скрылась среди палаток, сопровождаемая своим Стражем с изуродованным шрамами лицом, – но у меня стол завален бумагами. – Недостаток энтузиазма в ее голосе был понятен. Палантин Хранительницы Летописей неразрывно связывался с постоянно растущими грудами сообщений, которые надлежало рассортировать и документов, которые надо было подготовить. Несмотря на рвение к остальной части работы, заключавшейся в поддержании жизни лагеря, всякий раз, когда Шириам вплотную сталкивалась с очередной кипой бумаг, она начинала глухо ворчать о своем страстном желании остаться Наставницей Послушниц.

Однако, как только Эгвейн дала ей разрешение, она пришпорила своего черноногого в пятнах коня, перейдя на рысь и разогнав при этом группу рабочих. В грубых кафтанах и в шарфах, обернутых вокруг голов, они несли на спинах большие корзины. Один из мужчин упал лицом в полузамерзшую грязь, что покрывала улицу. Аринвар – Страж Шириам, – стройный кайриэнец с седеющими висками, задержался, чтобы удостовериться, что рабочий поднялся на ноги, затем погнал своего гнедого жеребца вслед за ней, оставив рабочего сыпать проклятиями, большинство которых, казалось, относилось к хохоту его приятелей. Любому известно, что когда Айз Седай хочет куда-нибудь пройти, следует убраться с дороги.

То, что просыпалось из корзины рабочего на дорогу, невольно привлекло взгляд Эгвейн и заставило ее задрожать, – горка крупы, с таким количеством ползающих в ней долгоносиков, что создавалось впечатление, будто этих черных ползающих точек больше, чем самой крупы. Должно быть, все мужчины несли испорченную пищу к мусорным кучам. Бесполезно утруждать себя и пытаться просеять испорченные долгоносиком продукты – только кто-то очень голодный смог бы это есть – но слишком много корзин муки и зерна ежедневно приходилось отправлять в отходы. Да и половина бочек с солониной, когда их открывали для использования, воняла так, что ничего нельзя было сделать, кроме как закопать их содержимое в землю. Для слуг и рабочих, по крайней мере, для тех, кто имел опыт лагерной жизни, в этом не было ничего нового. Немного хуже, чем обычно, но ничего сверхъестественного. Долгоносик мог появиться в любое время. А торговцы, пытаясь выручить побольше, наряду со свежим мясом, всегда продавали немного тухлого. Тем не менее, для Айз Седай это было причиной крайнего беспокойства. Каждая бочка мяса, каждый мешок зерна или муки, или других продуктов, были окружены плетением Сохранения, как только продукты покупались, и независимо от того, какой это был продукт, он не мог испортиться, пока плетение не было распущено. Но тем не менее мясо гнило, а насекомые – размножались. Было похоже, что сама саидар перестала действовать. Но скорее уж Сестры начнут отпускать шуточки про Черную Айя, чем заговорят об этом.

Один из смеющихся мужчин заметил Эгвейн, наблюдавшую за ними, и подтолкнул покрытого грязью товарища, который попридержал свой язык, хотя и не слишком. Он даже смотрел с негодованием, словно обвинял ее в своем падении. Из-за того что лицо было наполовину скрыто капюшоном, а палантин Амерлин был свернут в мешочке у пояса, они, казалось, принимали ее за одну из Принятых, не все из которых имели достаточное количество надлежащей одежды, чтобы всегда одеваться как положено, или возможно, за посетительницу. Женщины нередко проскальзывали в лагерь, скрывая, пока снова не уезжали, свои лица от окружающих, носили ли они при этом прекрасные шелка или потрепанную шерсть, и показать кислую мину незнакомке или Принятой было, конечно, куда безопаснее, чем в адрес Айз Седай. Было странно не видеть поклонов и реверансов.

Она оказалась в седле задолго до рассвета, а о горячей ванне не могло быть и речи – воду нужно было носить от колодцев, которые были вырыты в полумиле к западу от лагеря, и это вынуждало всех, кроме самых утонченных или эгоцентричных Сестер, себя ограничивать. Что ж, если продолжительной горячей ванны не предвиделось, она бы с удовольствием ступила ногами на землю. Или еще лучше, устроила бы их на скамеечке для ног. Кроме того, не позволять холоду себя коснуться, совсем не то же самое, что греть руки над горячей жаровней. Ее собственный письменный стол тоже будет завален бумагами. Вчера вечером она велела Шириам передать ей отчеты о ремонте фургонов и поставках фуража для лошадей. Они будут сухими и скучными, но каждый день она проверяла различные направления, так что могла, по крайней мере, сказать, сообщали ли ей то, что соответствовало действительности, или выдавали желаемое за действительное. И, как всегда, будут сообщения от шпионов, которые Айя пожелали довести до сведения Престола Амерлин, составленные для приятного чтения, если сравнивать их с тем, что узнавали через своих агентов Суан и Лиане. Нельзя сказать, что сведения были противоречивы, и все же, то, что Айя хотели придержать для себя, могло поведать о многом. Комфорт и долг тянули ее к рабочему кабинету – на самом деле это была всего лишь еще одна палатка, хотя все называли ее Рабочим Кабинетом Амерлин – но сейчас ей представилась возможность осмотреть все вокруг, без торопливых приготовлений к ее прибытию. Натянув капюшон поглубже, чтобы лучше скрыть лицо, она слегка коснулась пятками боков Дайшара.

Конных было немного, главным образом Стражи, хотя на улице изредка мелькали конюхи, ведущие лошадей настолько близко к рыси, насколько это удавалось в доходящей до лодыжек слякоти, но никто, казалось, не узнавал ни ее, ни ее лошадь. Улица была почти свободна, а вот деревянные настилы, а вернее грубые доски, прикрепленные поверх распиленных бревен, слегка прогибались под тяжестью множества людей. Горстка мужчин, что мелькала в потоках женщин подобно изюму в дешевом пироге, двигалась вдвое быстрее, чем кто-либо еще. За исключением Стражей, мужчины, получившие работу у Айз Седай, выполняли ее как можно скорее. Почти все женщины скрывали свои лица, их дыхание туманилось в отверстиях капюшонов, и все же было довольно легко отличить Айз Седай от простых посетительниц, несмотря на разнообразие в покроях плащей: от простых – до расшитых и подбитых мехом. Перед любой Сестрой толпа расступалась. Все остальные должны были пробираться сквозь толчею. Не то чтобы в это холодное утро вокруг было много Сестер. Большинство из них еще оставались в своих палатках. Поодиночке, вдвоем или втроем, они могли читать или писать письма, или расспрашивать своих посетительниц о доставленных сведениях. Которыми они могли поделиться, или не поделиться с остальными сестрами своей Айя.

Мир представлял Айз Седай монолитом, высоким и прочным, или так было до того, пока нынешний раскол в Башне не стал общеизвестным фактом. Хотя на самом деле Айя стояли особняком во всем, кроме названия, и Совет был единственным местом, где они встречались. Сами же Сестры были похожи на группу отшельников, которые могли перемолвиться парой лишних слов сверх того, что было необходимо, только с несколькими друзьями. Или с другой Сестрой, с которой они были заняты в каком-то проекте. Как бы ни изменилось все вокруг, Башня, – Эгвейн была в этом уверена, – не изменится никогда. Нет смысла рассчитывать на то, что Айз Седай когда-то были или когда-нибудь будут кем-то еще, кроме как Айз Седай, – большая река, текущая вперед, с мощными подводными течениями и омутами, с незаметной медлительностью постоянно меняющая свое русло. Она наспех построила несколько дамб на этой реке, чтобы, преследуя свои цели, отклонить поток то тут, то там, хотя знала, что эти дамбы недолговечны. Рано или поздно эти течения их размоют. Она могла только молиться, чтобы они продержались достаточно долго. Молиться, и поддерживать их изо всех своих сил.

Совсем редко в толпе появлялся кто-то из Принятых, с семью цветными полосами на капюшоне белого плаща, но больше всего было Послушниц в однотонной одежде из белой шерсти. Всего лишь горстка из них – двадцать одна Принятая во всем лагере – были обладательницами полосатых плащей, и они берегли свои немногочисленные, украшенные разноцветными полосами платья для преподавания в классах или сопровождения Сестер. Хотя были предприняты колоссальные усилия для того, чтобы каждая Послушница была всегда одета в белое, даже если она имела только одну смену белья. Принятые неизменно пытались двигаться с лебединой грацией Айз Седай, и одной-двум это почти удавалось, несмотря на неровности настила под ногами, но Послушницы мчались стрелой, так же быстро, как редкие мужчины, спеша по поручениям или группами по шесть-семь человек на занятия в классы.

У Айз Седай очень долгое время в обучении не было такого количества Послушниц, чуть ли не со времен, предшествовавших Троллоковым Войнам, когда так же много было и Айз Седай, и результатом появления почти тысячи учениц была чрезвычайная неразбериха, пока их не объединили в подобия «семей». Название не было официальным, хотя использовалось даже Айз Седай, которые все еще не были расположены принимать всех женщин подряд, которые об этом попросили. Теперь каждая послушница знала, где, как предполагается, она должна быть и когда, и каждая Сестра могла, по крайней мере, это выяснить. Не стоило упоминать, что и число беглянок уменьшилось. Для Айз Седай это всегда было предметом особого беспокойства, и несколько сотен из этих женщин наверняка могли бы получить шаль. Никто из Сестер не хотел потерять даже одну из них, да и любую другую, но уж коли на то пошло, никак не раньше, чем будет принято решение отослать женщину восвояси. Женщины все еще иногда сбегали после того как понимали, что обучение было более суровым, чем они ожидали, и дорога к шали Айз Седай окажется дольше, но побег, казалось, стал менее привлекательным для женщин, у которых было пять или шесть «родственниц», на которых они могли опереться, независимо оттого, что благодаря семействам следить за ними стало значительно легче.

Изрядно не доехав до большого квадратного павильона, который служил Залом Совета Башни, она направила Дайшара вниз по переулку. Проход перед бледно коричневым парусиновым павильоном был пуст – Зал был не тем местом, куда приходили без дела – но испещренные заплатами полотнища были опущены, дабы не выставлять на всеобщее обозрение работу Совета, так что нельзя было сказать, кто может оттуда выйти. Любая Восседающая признала бы Дайшара с первого взгляда, но встречи кое с кем из Восседающих Эгвейн избежала бы даже с большим удовольствием, чем с остальными. Например, с Лилейн и Романдой, которые противились ее власти так же инстинктивно, как выступали друг против друга. И с любой из тех, кто затеял разговор о переговорах. Было бы слишком наивно верить в то, что они всего лишь надеялись укрепить общий дух, или что они перестанут шептаться. Правила вежливости следовало соблюдать, независимо от того, как часто Эгвейн жалела, что не может надрать кое-кому уши, а если Эгвейн никого не видела, то никто и не подумает, что с ним не захотели видеться.

Прямо перед нею, за высокой холщовой стеной, окружившей одну из двух площадок для Перемещений в лагере, появился слабый серебристый свет, и мгновение спустя из-за откинутых створок появились две Сестры. Она подумала, что ни Файдрин, ни Шемари не были настолько сильны, чтобы создать Проход в одиночку, но объединившись, вполне могли создать один, в который можно было пройти. Поглощенные беседой, они склонили головы друг к другу, и было странно видеть, что они только сейчас начали завязывать плащи. Эгвейн отвернулась, как будто просто проезжала мимо. Обе Коричневые обучали ее, когда она была Послушницей, и Файдрин все еще казалась удивленной тем, что Эгвейн стала Амерлин. Худая как цапля, она вполне могла пробраться через навозную кучу, чтобы узнать, не нуждается ли Эгвейн в помощи. Шемари, энергичная женщина с квадратным лицом, больше похожая на Зеленую, чем на библиотекаря, всегда была слишком вежлива. Даже чересчур. Ее глубокие реверансы, более приличествующие послушнице, явно отдавали насмешкой – никак не меньше – несмотря на серьезное выражение лица. Она прославилась тем, что начинала кланяться, завидев Эгвейн за сто шагов.

Где же они были, удивилась она. Возможно, где-нибудь в закрытом помещении, или, по крайней мере, там, где теплее, чем в лагере. На самом деле никто не следил за прибытием Сестер и их перемещениями, даже их собственные Айя. Традиция правила всеми, и традицией настоятельно запрещались прямые вопросы о том, что Сестра делала или куда направлялась. Наиболее вероятно, Файдрин и Шемари выслушивали с глазу на глаз донесения кого-то из своих шпионов. А может, просматривали книгу в какой-нибудь библиотеке. Они были Коричневыми. Но она не могла выбросить из головы слова Нисао о Сестрах, перебегающих к Элайде. Было довольно просто нанять лодочника, чтобы добраться до города, где множество небольших речных ворот позволяли войти любому, кто этого желал, но умея обращаться с Вратами не было никакой нужды подвергать себя риску разоблачения, отправляясь к реке и справляясь о лодках. Всего одна Сестра, вернувшаяся в Башню и знающая это плетение, лишила бы их самого большого их преимущества. И не было никакого способа этому воспрепятствовать. Кроме как сохранять мужество в противостоянии Элайде. Кроме как заставить Сестер поверить, что существует быстрый способ положить этому конец. Если б он только был, этот быстрый способ.

Недалеко от площадки для Перемещений, Эгвейн натянула поводья и, нахмурившись, посмотрела на длинную стену палатки, даже более залатанную, чем Зал Совета. Какая-то Айз Седай прошествовала вниз по проходу – она носила простой темно-голубой плащ, и капюшон скрывал ее лицо, но Послушницы да и все остальные отскочили с ее пути, чего, к слову, никогда не сделали бы для торговца, – и на долгое мгновение замерла перед палаткой, рассматривая ее, прежде чем отодвинула в сторону полы входа, чтобы пройти внутрь. Ее нежелание было настолько явственным, словно она кричала об этом. Эгвейн никогда не заходила туда. Она могла чувствовать направляемый внутри саидар, хотя и слабо. Необходимое количество его было на удивление маленьким. Короткий визит Амерлин не должен все-таки привлечь слишком много внимания. А ей так хотелось увидеть то, что она привела в движение.

Спешившись перед палаткой, она, тем не менее, обнаружила пустяковое затруднение. Ей некуда было привязать Дайшара. К Амерлин всегда кто-то мчался, чтобы придержать стремя и увести лошадь, но она глупо стояла, держа мерина за узду, а группы Послушниц проносились мимо, едва кинув не нее быстрый взгляд, принимая ее за одну из посетительниц. К этому времени, уже каждая Послушница знала всех Принятых в лицо, но немногие из них видели Престол Амерлин вблизи. У нее даже не было еще безвозрастного лица, которое могло сказать им, что она Айз Седай. С горькой улыбкой она засунула руку в перчатке в кошель у пояса. Палантин подсказал бы им, кто она такая, а потом она могла бы приказать кому-нибудь из них подержать ее лошадь несколько минут. По крайней мере, если бы они, конечно, не решили, что это просто глупая шутка. Некоторые послушницы из Эмондова Луга пытались стянуть палантин с ее плеч, стараясь уберечь ее от неприятностей. Нет, это прошло и забыто.

Откидной полог входа резко открылся и появилась Лиане, закрепляя свой темно-зеленый плащ серебряной булавкой в форме рыбы. Плащ был шелковым, богато расшитым серебром и золотом, как и лиф ее платья для верховой езды. Ее красные перчатки были тоже вышиты на тыльных частях. С тех пор, как выбрала Зеленую Айя, Лиане стала уделять гораздо больше внимания своей одежде. Ее глаза слегка расширились при виде Эгвейн, но лицо с кожей оттенка меди немедленно приобрело невозмутимое выражение. Сразу оценив ситуацию, она протянула руку, чтобы остановить послушницу, которая была, казалось, одна. Обычно Послушницы ходили на занятия семействами.

– Как тебя зовут, дитя? – Многое изменилось в Лиане, но не ее манера говорить отрывисто. Кроме тех случаев, когда она сама этого хотела, так или иначе. Большинство мужчин превращалось в мягкий воск, когда голос Лин становился томным, но на женщинах она никогда его впустую не использовала. – Ты идешь по поручению Сестры?

Послушница, светлоглазая женщина примерно средних лет, с безупречной кожей, которая никогда не знала работы в поле под палящим солнцем, какое-то время смотрела нее, разинув рот, прежде чем опомнилась достаточно, чтобы присесть в реверансе, руками в дамских перчатках без пальцев привычным движением плавно раскинув свои белые юбки. Высокой как большинство мужчин, но гибкой, изящной и красивой Лиане тоже недоставало безвозрастного лица, хотя ее лицо было одним из двух самых известных в лагере. Послушницы показывали на нее с благоговейным трепетом – Сестра, которая когда-то была Хранительницей Летописей, которую усмирили и Исцелили, и которая опять может направлять, хотя и утратила часть своего потенциала. И она сменила Айю! К несчастью, даже новоиспеченные женщины в белом уже знали, что такого не только никогда прежде не случалось, но, кроме того, это было непреложной истиной. Сложно заставить Послушниц не торопиться при обучении, когда им невозможно внушить, что они рискуют закончить свой путь к шали, если ненароком выжгут себя и утратят Единую Силу навсегда.

– Летис Муроу, Айз Седай, – с уважением произнесла женщина с ритмичным мурандийским акцентом. Это прозвучало так, словно она хотела сказать что-то еще, возможно, добавить свой титул, но первое, что надо было усвоить при вступлении в Башню заключалось в том, что необходимо забыть, кем вы были раньше. Для некоторых это был трудный урок, особенно для тех, кто обладал титулами. – Я собираюсь навестить свою сестру. Я видела ее не больше минуты с тех пор, как мы покинули Муранди. – Родственницы всегда распределялись в различные семейства Послушниц, как и те женщины, которые знали друг друга прежде, до того момента, как их имена были внесены в Книгу Послушниц. Это способствовало новым знакомствам, и уменьшало неизбежную напряженность в отношениях, когда кто-то учился быстрее или имел более высокий потенциал. – Она тоже свободна от занятий до полудня, и…

– Твоей сестре придется еще немного подождать, дитя, – перебила Лиане. – Подержи лошадь Амерлин.

Летис двинулась было, но уставилась на Эгвейн, которая, наконец-то, сумела извлечь свой палантин. Вручая поводья Дайшара женщине, Эгвейн откинула капюшон и приладила длинную узкую полосу ткани на плечи. Невесомая как перышко, пока находилась в ее кошеле, она обретала ощутимый вес, когда оказалась на плечах. Суан утверждала, что временами, она могла чувствовать каждую женщину, которая когда-либо носила палантин, потому что теперь они тянули его за его концы к земле, напоминая об ответственности и долге, и Эгвейн верила каждому ее слову. Мурандийка уставилась на нее пристальнее, чем на Лиане, и на сей раз ей потребовалось побольше времени, чтобы вспомнить о реверансе. Без сомнения, она слышала, что Амерлин молода, но едва ли задумывалась, насколько молода.

– Спасибо, дитя, – спокойно сказала Эгвейн. Было время, когда она чувствовала странную неловкость, называя «дитя» женщину лет на десять старше себя. Все изменилось, со временем. – Это ненадолго. Лиане, не попросишь ли кого-нибудь прислать конюха за Дайшаром? Сейчас я не в седле и еще какое-то время буду отсутствовать, а Летис надо дать возможность увидеться с сестрой.

– Я прослежу за этим сама, Мать.

Лиане слегка присела в небрежном реверансе и двинулась прочь, ничем не выдав, что между ними могло быть нечто большее, чем просто случайная встреча. Эгвейн доверяла ей гораздо больше, чем Анайе или даже Шириам. Она, конечно, не скрывала никаких тайн от Лиане, так же как и от Суан. Но их дружба была еще одной тайной, которую надлежало сохранить. С одной стороны, у Лиане имелись глаза-и-уши в самом Тар Валоне, если не в самой Башне, и их сообщениях передавались Эгвейн, и только Эгвейн. С другой стороны, Лиане была слишком избалована, чтобы легко приспособиться к своему нынешнему положению, и любая Сестра приветствовала ее, хотя бы только потому, что она была живым доказательством того, что усмирение – самый потаенный страх любой Айз Седай, – могло быть полностью Исцелено. Они приветствовали ее с открытыми объятиями, а из-за того, что теперь ее потенциал был гораздо меньше и по положению она стояла ниже их, по крайней мере, половины сестер в лагере, они часто свободно говорили при ней о таких вещах, о которых никогда бы не позволили услышать Амерлин. Так что Эгвейн даже не посмотрела ей вслед. Вместо этого она улыбнулась Летис – женщина покраснела и присела еще в одном реверансе – после чего вошла в палатку, сняв на ходу перчатки и пристроив их за пояс.

Внутри палатки вдоль стен между низкими деревянными сундуками стояли восемь снабженных зеркалами ламп. Одна из них была со слегка потертой позолотой, а остальные из крашенного железа. Среди них не было двух одинаковых, но они давали хорошее освещение. Внутри было почти столь же светло как снаружи. Разнообразнейшие столы, что, казалось, были собраны с семи разных фермерских кухонь, образовали в центре палатки сплошной ряд. Скамьи трех самых дальних столов занимало с полдюжины Послушниц. Рядом с каждой лежал ее свернутый плащ, и все эти женщины были окружены сиянием саидар. Тиана, Наставница Послушниц, тревожно нависая над ними, ходила между столами, и, что удивительно, то же делала Шарина Меллой, одна из послушниц, принятых в Муранди.

Ну, хорошо, Шарина не нависала, а всего лишь спокойно наблюдала, и вероятно, ее присутствие здесь не должно было вызывать удивления. Шарина, величавая, седовласая старушка с аккуратным пучком на макушке, – весьма твердой рукой управляла довольно большим «семейством», и, казалось, считала всех других Послушниц внучками или внучатыми племянницами. Именно Шарина совершенно самостоятельно создала из послушниц эти крошечные семейки, очевидно из простого отвращения при виде того, как они неприкаянно болтаются вокруг. Большинство Айз Седай молчаливо с этим соглашались, если вообще об этом помнили, хотя и приняли такую организацию достаточно быстро, как только поняли, насколько это облегчило присмотр за Послушницами и организацию их занятий. Тиана наблюдала за работой послушниц так близко, что казалось очевидным, что она пыталась не обращать внимания на присутствие Шарины. Невысокая и хрупкая, с большими карими глазами и ямочками на щеках, Тиана, каким-то образом, выглядела юной, даже несмотря на нестареющее лицо, особенно на фоне морщинистых щек и широких бедер более высокой послушницы.

За парой Айз Седай, направляющих за ближайшим ко входу столом – Кайрен и Ашманайлой, – тоже наблюдали двое – Джания Френде, Восседающая от Коричневой Айя, и Салита Торанес, Восседающая от Желтой. И Айз Седай, и послушницы – все выполняли одну и ту же задачу. Перед каждой женщиной стоял маленький шар или кубок, или какая-то другая вещица, которую она оплетала мелкой сетью потоков Земли, Огня и Воздуха. Все эти вещи изготовили кузнецы из лагеря, которые были очень озадачены вопросом, зачем сестрам понадобились такие вещи, выкованные из железа, не говоря уже о том, что их требовалось изготовить с такой точностью, словно они были серебряными. Второе плетение, состоящее из потоков Земли и Огня, пронизывало каждую ячейку и касалось объекта, который медленно наливался белизной. Очень, и очень медленно у всех.

Способность направлять потоки улучшалась с практикой, но из Пяти Сил, способность работать с Землей была ключевой, и кроме самой Эгвейн, всего девять сестер в лагере – имели достаточный потенциал, чтобы заставить подобное плетение работать. Хотя мало кто из Сестер хотел уделять этому хоть какое-то время. Ашманайла, вытянувшись в струнку, отчего казалась выше, чем была на самом деле, легко постукивала пальцами по столешнице с обеих сторон простого металлического кубка, который стоял перед нею, и нетерпеливо хмурилась, поскольку уже больше половины кубка стало белым, и граница белого цвета продолжала медленно ползти дальше вверх. Синие глаза Кайрен были настолько холодны, что от такого взгляда, казалось, высокий кубок, над которым она работала, может разрушиться. Пока в его основании был только тонкий белый ободок. Должно быть, именно за приходом Кайрен в эту палатку наблюдала Эгвейн.

Но не все относились к этому без восторга. Стройная Джания в светло-бронзовых шелках и в отделанной коричневой бахромой шали, закрывавшей ее руки, изучала то, что делали Кайрен и Ашманайла с рвением человека, которому страстно хотелось делать то же самое. Джания хотела знать все, знать, как все это делается и почему это происходит именно так, а не иначе. Она была ужасно расстроена тем, что не смогла научиться делать тер'ангриал – с этим справились только три сестры, кроме Илэйн, и пока с очень переменным успехом – и она предпринимала упорные попытки изучить этот навык даже после того, как испытание показало, что ее потенциал в использовании Земли далек от необходимого.

Салита была первой, кто заметил Эгвейн. Круглолицая и темнокожая, почти как уголь, она равнодушно взглянула на Эгвейн, и Желтая бахрома ее шали слегка заколебалась, когда она сделала очень точный реверанс, выверенный до дюйма. Избранная Восседающей в Салидаре, Салита была частью тревожной картины: было очень много Восседающих, которые еще слишком молоды для этой должности. Салита была Айз Седай всего лишь тридцать пять лет, а женщины, не проносившие шаль сто (или даже больше) лет, редко удостаивались кресла Восседающей. Суан видела общую тенденцию, и, так или иначе, считала, что это тревожный знак, хотя и не могла сказать почему. Действия, которые она не могла понять, всегда тревожили Суан. Однако, Салита выступала за войну против Элайды, и часто поддерживала Эгвейн в Совете. Но не всегда, и уж точно не в этом случае.

– Мать, – сказала она прохладно.

Джания вскинула голову и расцвела в сияющей улыбке. Она, единственная женщина, из тех, кто был Восседающей еще до раскола Башни, за исключением Лилейн и Лирелле, которые были из Голубой Айя, выступала за войну, и если ее поддержка Эгвейн была не всегда решительной, то в этом деле она была именно такой. Как обычно, слова из нее полились потоком:

– Я никогда к этому не привыкну, Мать. Это просто удивительно. Я знаю, что мы не должны больше удивляться, когда Вы придумываете что-то такое, о чем никто даже не задумывался – иногда я думаю, что мы стали слишком ограниченными в наших делах и слишком уверенными в том, что можно сделать, а что нельзя – но придумать, как делать квейндияр!.. – Она остановилась, чтобы набрать в грудь воздуха, но Салита, тут же воспользовалась паузой. Спокойно и решительно.

– Я по-прежнему утверждаю, что это неправильно, – сказала она твердо. – Я признаю, что открытие было блестящей работой с Вашей стороны, Мать, но Айз Седай не должны делать вещей для… продажи. – Салита вложила в это слово все свое презрение. Презрение женщины, которая получала доход от своего поместья в Тире, и никогда не задумываясь, как это происходит. Такое положение не было исключительным, хотя большинство сестер жило на щедрое ежегодное пособие Башни. Точнее, жило до раскола Башни. – И еще более неправильно то, – продолжала она, – что почти половина Сестер, вынужденных этим заниматься, происходят из Желтой Айя. Я каждый день выслушиваю жалобы. У нас, в конце концов, есть более важные занятия, чем создание этих… безделушек. – Этим она заработала свирепый взгляд Ашманайлы, Серой, и холодный взгляд Кайрен, которая была из Голубой, но Салита не обратила на них внимания. Она была одной из тех Желтых, кто, казалось, думал, что другие Айя служат всего лишь дополнением к ее собственной. И конечно же, ее Айя – единственная из всех – имела действительно полезную и важную цель.

– А Послушницы вообще не должны создавать плетения такой сложности, – добавила Тиана, присоединяясь к ней. Наставница Послушниц никогда не смущалась при разговоре с Восседающими или Амерлин, и выражение ее лица было сердитым. Она, казалось, не осознавала, что ямочка на ее щеке стала глубже, и от этого ее взгляд сделался еще мрачнее. – Это – замечательное открытие, и я не имею никаких возражений против торговли, но некоторые из этих девочек пока могут всего лишь изменить цвет шарика из света, да и то неуверенно. Разрешите им управлять такими плетениями, и станет гораздо сложнее удержать их от перескакивания к таким вещам, делать которые они пока не могут, и Свет знает, насколько трудно удержать их от этого уже сейчас. Они могут даже повредить себе.

– Ерунда, ерунда, – воскликнула Джания, взмахнув рукой, словно отметала в сторону даже мысль об этом. – Каждая девочка, которую отобрали, уже может создавать три световых шарика сразу, а то, чем они занимаются сейчас, требует лишь чуть-чуть больше Силы. Опасности нет совсем, пока они находятся под присмотром Сестер, а Сестры всегда здесь. Я видела список. Кроме того, то, что мы делаем за день, позволяет заплатить армии за неделю или больше, но одни только Сестры не смогут сделать так много даже близко. – Слегка скосив взгляд, она внезапно взглянула на Тиану. Поток ее слов не замедлялся, но все же она, казалось, не говорила вслух, по крайней мере, половины. – Мы должны будем проявить большую осторожность при продаже. Морской Народ испытывает живейший интерес к квейндияру, и в Иллиане и в Тире все еще находится множество их кораблей. И тамошняя знать тоже живо им интересуется, но даже самый живейший интерес имеет предел. Я все еще не могу решить, как будет лучше: пытаться продать сразу все, или позволить этим вещам просачиваться в продажу постепенно. Рано или поздно, даже на квейндияр цена начнет падать. – Она внезапно моргнула и взглянула сначала на Тиану, а потом на Салиту, слегка склонив голову набок. – Вы понимаете, о чем я говорю, не так ли?

Салита взглянула на нее с негодованием и поправила на плечах шаль. Тиана в раздражении всплеснула руками. Эгвейн сохраняла спокойствие. На этот раз она не чувствовала никакого стыда, когда ее похвалили за одно из ее предполагаемых открытий. В отличие от почти всего остального, кроме Перемещения, это было на самом деле ее открытием, хотя Могидин и указала направление поисков до того, как сбежала. Женщина понятия не имела, как что-то делать практически – по крайней мере, она не выказала никакого подобного знания, хотя суровая Эгвейн и давила на нее из-за всех сил. Давила очень сильно – но Могидин была очень скупой на сведения, а квейндияр, даже в Эпоху Легенд, был исключительно редким. Она знала довольно много о том, как его изготавливали, а Эгвейн додумала все остальное. В любом случае, независимо от того, кто ей возражал и насколько сильно, потребность в деньгах подразумевала, что производство квейндияра будет продолжаться. Хотя, что касается ее отношения к происходящему то, чем позже что-то из этих вещей будет продано, тем лучше.

На другом конце палатки Шарина громко хлопнула в ладоши, и головы всех резко дернулись в ее сторону. Кайрен и Ашманайла тоже повернулись, Голубая Сестра даже отпустила плетение, да так, что кубок с лязгом подпрыгнул на столе. Это был признак усталости. Работу можно было продолжить, хотя отыскание точного места, с которого нужно будет продолжить, было делом очень трудным, и некоторые Сестры пользовались любой возможностью, чтобы заняться чем-нибудь другим в течение того часа, который они должны были ежедневно проводить в палатке. Час или то время, за которое успевали с начала до конца сделать какую-нибудь вещь. Это, как предполагалось, должно было вызвать у них стремление усиленно практиковаться и развивать мастерство, но заметно продвинулись лишь единицы.

– Бодевин, Николь, отправляйтесь на следующее занятие, – объявила Шарина. Она говорила негромко, но в ее голосе звучала такая сила, что, вероятно, она смогла бы заставить смолкнуть гул голосов и не столь тихий, как в палатке. – У вас осталось времени только на то, чтобы вымыть руки и лицо. А теперь – поживее. Вы ведь не хотите получить нарекание за свое опоздание.

Боде – Бодевин – живо вскочила, отпустив саидар, положила наполовину готовый браслет из квейндияра в один из сундуков, стоящих вдоль стены – его закончит кто-то другой – и подхватила свой плащ. Симпатичная пухлощекая девушка заплетала свои темные волосы в длинную косу, хотя Эгвейн сомневалась, что Боде получила на это разрешение Круга. Но ведь тот мир теперь остался позади. Натягивая перчатки и спеша покинуть палатку, Боде не поднимала глаз и ни разу не взглянула в сторону Эгвейн. Она явно все еще не понимала, почему Послушница не может зайти поболтать с Амерлин когда захочется, ведь они же вместе выросли.

Эгвейн с удовольствием поболтала бы и с Боде, и с другими, но у Амерлин были свои уроки. Уроки, которые надлежало усвоить. У Амерлин – много обязанностей, мало друзей, и никаких любимчиков. Кроме всего, даже видимость покровительства выделила бы девочек из Двуречья и превратила бы их отношения с прочими послушницами в сплошное страдание. И отнюдь не улучшило бы моих отношений с Советом, подумала она кисло. Она действительно хотела, чтобы двуреченки поняли, хотя бы это.

Другая послушница, названная Шариной, не оставила своего места и направлять не прекратила. Черные глаза Николь полыхнули в сторону Шарины.

– Я бы могла стать самой лучшей, если бы мне действительно позволили практиковаться, – проворчала она угрюмо. – Я совершенствуюсь. Я знаю, что это так. Я могу Предсказывать, Вы же знаете. – Как будто одно к другому имело какое-то отношение. – Тиана Седай, скажите ей, что я могу еще остаться. Я смогу закончить этот шар до начала следующего занятия, и я уверена, что Эдин Седай не будет возражать, если я чуть-чуть опоздаю. – Если занятие вскоре начнется, то она не просто опоздает, если останется закончить шар. Все ее усилия в течение часа сделали его белым едва наполовину.

Тиана открыла рот, но прежде, чем она смогла произнести хоть слово, Шарина подняла один палец, затем, мгновение спустя, – второй. Это, должно быть, имело какое-то скрытое значение, потому что Николь побледнела и тотчас отпустила плетение, подскочив так стремительно, что оттолкнула скамью, за что заработала быстрые хмурые взгляды двух других послушниц, которые сидели с ней рядом. Тем не менее, они быстро склонились над своей работой, а Николь, прежде чем схватить свой плащ, почти на бегу сунула полуготовый шар в сундук. Неожиданно для Эгвейн из-за столов с половика, на котором раньше сидела, вскочила женщина, которую она не заметила раньше, одетая в короткую коричневую куртку и широкие брюки. Пронзив всех острым взглядом своих голубых глаз, Арейна выскочила из палатки вслед за Николь, два зеркальных отражения дурного женского настроения и недовольства. Увидев эту парочку вместе, Эгвейн почувствовала тревогу.

– Я не знала, что друзьям разрешается приходить сюда наблюдать, – сказала она. – Николь все еще создает проблемы? – Николь и Арейна попытались шантажировать ее и Мирелле, и Нисао, но не это имела она в виду. Это было еще одной тайной.

– Пусть лучше девочка дружит с Арейной, чем с одним из конюхов-мужчин, – фыркнув, сказала Тиана. – У нас уже есть две беременные, как Вы знаете, и, весьма вероятно, будет еще с десяток. Все-таки девочка нуждается в большем количестве подруг. С друзьями быстрее добиваешься цели.

Она резко замолчала, когда в палатку поспешно вошли еще две Послушницы, одетые в белое. Обнаружив прямо перед собой Айз Седай, эта парочка запищала и оторопела. По знаку Тианы они, торопливо присев в реверансах, удрали в заднюю часть палатки и, прежде чем извлечь из одного из сундуков наполовину белый кубок и почти абсолютно белую чашу, сложили свои плащи на скамье.

Шарина понаблюдала, как они уселись за работу, затем взяла собственный плащ и накинула его на плечи, прежде чем пройти к выходу из палатки.

– Если Вы позволите, Тиана Седай, – сказала она, делая реверанс, более уместный равной по положению, – мне поручено сегодня помочь с обедом, и мне не хотелось бы ссориться с поварами. – На краткий миг взгляд ее темных глаз задержался на Эгвейн, и Шарина кивнула сама себе.

– В таком случае, отправляйся, – резко сказала Тиана. – Мне бы не хотелось услышать, что тебя высекли за опоздание.

Нимало не смутившись, Шарина неторопливо, но и не мешкая, сделала реверансы – Тиане, Восседающим, Эгвейн – бросив на нее еще один острый взгляд, слишком быстрый, чтобы счесть его оскорбительным – и когда полотнище входа закрылось за ней, щеки Тианы побледнели от гнева.

– Николь создает меньше неприятностей, чем некоторые, – мрачно сказала она, и Джания покачала головой.

– Шарина не создает проблем, Тиана. – Она говорила как всегда быстро, только тихо, так, чтобы ее голос не доносился до задней части палатки. Разногласия между Сестрами никогда не выставлялись напоказ перед Послушницами. Особенно, если разногласия возникали из-за Послушницы. – Она уже знает правила лучше, чем любая Принятая, и никогда ни на йоту не преступает дозволенного. Она никогда не увиливает, даже от самых грязных хозяйственных работ и первая протягивает руку помощи, когда другая Послушница в том нуждается. Шарина – просто та, кто она есть. Свет, ты не должна позволять Послушнице себя запугивать.

Тиана напряглась и сердито открыла рот, но стоило Джании закусить удила, ввернуть словечко становилось нелегко.

– Николь же, с другой стороны, создает всевозможнейшие проблемы, Мать, – Коричневую неудержимо несло дальше. – С тех самых пор, как мы выяснили, что она может Предсказывать, она постоянно Предсказывает, по два-три раза на дню, чтобы ее слушали и рассказывали. Или вернее, чтобы слушали, как это рассказывает Арейна. Николь достаточно находчива, и прекрасно осознает, что все знают, что она не помнит то, что Предсказывает, но Арейна, кажется, всегда у нее под рукой, чтобы слушать, запоминать и помогать ей истолковывать. Некоторые вещи мог бы придумать каждый второй в лагере, обладай он чуточкой мозгов да легковерным характером – битвы с Шончан или Аша'манами, плененная Амерлин, Дракон Возрожденный, совершающий девять невероятных поступков, видения, относящиеся то ли к Тармон Гай'дон, то ли связанные с расстройством желудка – и прочие, уже случившиеся, – только бы доказать, что Николь необходимо позволить продвигаться в обучении гораздо быстрее. Она слишком жадна до него. Я даже думаю, что большинство других послушниц больше ей не верит.

– И еще она всюду сует свой нос, – едва Джания прервалась на миг, вставила Салита, – свой нос и Арейны, обеих. – Выражение ее лица оставалось спокойным и прохладным, и шаль свою она поправила так, словно та полностью занимала ее внимание, но все же слегка ускорила речь, возможно опасаясь, что Коричневая опять заговорит. – Их высекли за подслушивание, и я сама застала Николь, когда она подглядывала за одной из площадок для Перемещений. Она сказала, что хотела только взглянуть на открытый Проход, но я думаю, она пыталась изучить плетение. Нетерпение можно понять, но обман недопустим. Я больше не считаю, что Николь сможет заслужить шаль, и, если честно, начинаю подумывать, а не стоит ли отослать ее, и лучше раньше, чем позже. Книга послушниц может быть и открыта для всех, – закончила она, посмотрев на Эгвейн невыразительным взглядом, – но мы не должны снижать наши требования до такой степени.

Свирепо глядя на нее, Тиана упрямо поджала губы, и ямочка на щеке снова стала глубже. Легко было забыть, что она носила шаль больше тридцати лет и принять ее за Послушницу.

– Пока что я – Наставница Послушниц, и решение отсылать девочку, или нет, остается за мной, – горячо сказала она, – и я не собираюсь терять девочку с потенциалом Николь. – Николь когда-нибудь могла бы стать очень могущественной в использовании Силы. – Или Шарины, – добавила она с гримасой, раздраженно разглаживая руками юбки. Потенциал Шарины был прямо-таки выдающимся, выше, чем у кого бы то ни было, кроме Найнив, да, пожалуй, даже выше потенциала Найнив. О подобном никто из живущих не мог припомнить. Кое-кто предполагал, что Шарина могла стать настолько сильной, насколько это вообще возможно, хотя это были только предположения. – Если Вас беспокоит Николь, Мать, я позабочусь о ней.

– Я просто поинтересовалась, – сказала Эгвейн осторожно, едва не распорядившись, чтобы за молодой женщиной и ее подругой пристально наблюдали. Она не хотела говорить о Николь. Слишком легко можно было оказаться перед выбором: солгать, или раскрыть секреты, которые она не осмеливалась раскрыть. Жаль, что она не позволила Суан устроить два несчастных случая со смертельным исходом.

Потрясенная этой мыслью, Эгвейн вскинула голову. Неужели она настолько далеко ушла она от Эмондова Луга? Она знала, что, рано или поздно, должна будет приказывать мужчинам сражаться и умирать, и думала, что вполне способна вынести смертный приговор, если в том будет крайняя необходимость. Если одна смерть может остановить смерть тысяч, или даже сотен, не правильнее ли будет пойти на подобный шаг? Но Николь и Арейна представляли опасность только потому, что могли раскрыть некоторые секреты, которые могли доставить неприятности Эгвейн ал'Вир. О, Мирелле и остальные сочтут за счастье, если отделаются поркой, и они конечно посчитают ее чем-то большим, чем просто неудобство, но любое неудобство, сколь бы велико оно ни было, еще не причина для убийства.

Внезапно Эгвейн поняла, что нахмурилась, и что Тиана и обе Восседающие наблюдают за ней, а Джания даже не позаботилась скрыть свое любопытство за маской невозмутимости. Чтобы оградить себя, Эгвейн перевела свой хмурый взгляд на стол, за которым опять работали Кайрен и Ашманайла. Граница белого на чаше Ашманайлы поднялась чуть выше, но за это короткое время Кайрен догнала ее. Больше чем догнала, на самом деле белая часть на ее кубке была в два раза выше, чем на чаше.

– Твое мастерство растет, Кайрен, – одобрительно сказала Эгвейн.

Голубая взглянула на нее и протяжно вздохнула. Синие ледяные глаза на ее овальном лице окружало прохладное спокойствие.

– Большого мастерства не требуется, Мать. Все, что нужно – это создать плетение и ждать. – Последнее слово прозвучало с легкой язвительностью, коли на то пошло, и перед словом «Мать» была небольшая заминка. Кайрен была отправлена из Салидара с очень важным заданием только для того, чтобы увидеть, как все рухнуло, не по ее вине, а когда она возвратилась к ним в Муранди, то обнаружила, что все, что она оставила, перевернуто с ног на голову, а девочка, которую она помнила Послушницей, носит палантин Амерлин. А теперь Кайрен много времени проводила с Лилейн.

– Она совершенствуется… в некоторых вещах, – сказала Джанья подчеркнуто хмуро глядя на Голубую Сестру. Вполне вероятно, что Джания, как и все остальные Восседающие, была уверена, что избрав Эгвейн, Совет получил марионетку. Но она, казалось, признавала тот факт, что Эгвейн действительно носит палантин и заслуживает надлежащего уважения ото всех. – Конечно, я сомневаюсь, что она догонит в мастерстве Лиане, пока не приложит к этому все свои способности, Мать. А вот юная Бодевин вполне может догнать ее. Лично мне не хотелось бы, чтобы меня превзошла Послушница, но предполагаю, что кое у кого другое мнение. – По щекам Кайрен поползли красные пятна, и она опустила глаза на кубок.

Тиана фыркнула.

– Бодевин – хорошая девочка, но большую часть времени она проводит хихикая и играя с другими Послушницами, а не занимаясь, если Ша… – Она резко вздохнула. – Если за ней не присматривают. Вчера она и Альтин Конли попробовали сделать две вещи за раз, только чтобы посмотреть, что из этого выйдет, и вещи сплавились в одну твердую глыбу. Бесполезную для продажи, безусловно бесполезную, если только вы не найдете кого – то, кто захочет купить парочку кубков наполовину из квейндияра, наполовину из железа, да еще соединенных в углах. И Свет знает, что могло бы случиться с девочками. Кажется, все обошлось, но кто может сказать что будет в следующий раз?

– Проследите, чтобы следующего раза не было, – рассеянно сказала Эгвейн, глядя на кубок Кайрен. Линия белого неуклонно ползала вверх. Когда это плетение создавала Лиане, черное железо превращалось в белый квейндияр так, словно его быстро опускали в молоко. Сама Эгвейн делала это, не успев и глазом моргнуть, черное – белое – как вспышка. Это могли бы быть Кайрен или Лиане, но даже Лиане была недостаточно быстра. Кайрен нужно время. Дни? Недели? Это было важно, поскольку промедление означает беду для вовлеченных женщин и мужчин, которые умрут, сражаясь на улицах Тар Валлона. И возможно для Башни тоже. Эгвейн неожиданно обрадовалась, что одобрила предложение Беонин. Рассказав Кайрен, почему та должна работать усерднее, она, возможно, подтолкнула бы ее усилия, но это – другая тайна, которую надо сохранить до той поры, пока не придет время открыть ее миру.