Перекрестки Сумерек

Пролог. МЕРЦАНИЕ УЗОРА

Родэл Итуралде ненавидел ждать, хотя отлично знал, что ожидание является большей частью профессии солдата. Ожидание следующей битвы, ожидание врага, его действий, его ошибки. Он стоял не неподвижно, наблюдая за зимним лесом, слившись с окружающими деревьями. Солнце было на полпути к зениту, но не давало тепла. Пар от его дыхания белым туманом появлялся у лица, его аккуратно подстриженных усов и возле меха черно-бурой лисицы, которым был подбит капюшон его плаща. Он был рад, что прикрепил свой шлем к седлу – металл его нагрудника хорошо проводил холод, и сейчас холодил тело даже сквозь кафтан и все слои шерстяной, шелковой и льняной ткани. Даже седло Дротика настолько замерзло, словно белый мерин был целиком сделан из замороженного молока. От шлема бы замерз его мозг.

Зима пришла в Арад Доман поздно. Очень поздно, но с удвоенной силой. От летней жары, которая продержалась неестественно долго, до лютой зимы прошло меньше месяца. Листья, которые пережили засуху долгого лета, замерзли прежде, чем смогли сменить свой цвет, и теперь блестели на утреннем солнце словно странные, покрытые льдом изумруды. Иногда лошади окружавших его воинов проваливались в снег по колено. Это был долгий путь, очень долгий, и им нужно было двигаться дальше, не думая о том, как закончится этот день – удачей или поражением. Темные тучи на севере закрыли небо. Ему не нужно спрашивать Мудрую, чтобы узнать, что к вечеру температура резко упадет. К тому времени они должны уже оказаться в безопасности.

«Этой зимой не так уж плохо, не то, что в позапрошлом году. Не так ли милорд?» – спокойно сказал Джаалам. Высокий молодой офицер умел читать мысли Итуралде. Он повысил голос, чтобы расслышали остальные. – «Но, я полагаю, что кое-кто сейчас мечтает о теплом вине. Но, конечно, только не наши парни. Они очень выносливые. Я убежден, все они пьют только чай. Причем холодный чай. Если бы у них сейчас оказалось по паре березовых веников, они бы точно разделись и прямо тут устроили баньку».

«Очень скоро им понадобится вся их одежда», – сухо ответил Итуралде, – «но сегодня вечером, если повезет, они смогут выпить немного холодного чая». Это вызвало смех. Приглушенный смех. Он с предельной тщательностью отбирал этих парней, и все они знали, что сейчас шуметь не стоит.

Возможно, он тоже сделал бы пару глотков теплого вина, или даже чая. Но торговцы уже так давно не привозили в Арад Доман чай. Давненько уже ни один торговец не рисковал зайти дальше границы с Салдэей. Новости из внешнего мира, иногда доходившие до него, были несвежими как прошлогодний хлеб, если, конечно, это были не просто слухи. Но едва ли это имело значение. Если Белая Башня действительно раскололась, и Сестры ополчились друг против друга, а в Кеймлине появились мужчины, способные направлять, то, пока Арад Доман снова не объединится, Миру придется обходиться без Родэла Итуралде. А на данный момент, для любого нормального человека, Арад Домана было более чем достаточно.

Он еще раз проанализировал свои распоряжения, которые отправил к каждому из лояльных Королю лордов с самыми быстрыми гонцами, которые были в его распоряжении. Разделенные враждой и старыми обидами, их по-прежнему многое объединяло. Когда прибудут распоряжения от Волка, они соберут свои отряды и отправятся в путь, по крайней мере, если он по-прежнему остается под покровительством Короля. По его приказу, они даже ушили бы в горы и ждали там дальнейших распоряжений. О, они бы сердились, а некоторые даже проклинали бы его, но они бы повиновались. Они знали, что Волк выигрывал битвы. Более того, они знали, что он выигрывал войны. Маленький Волк, называли они его, когда думали, что он не слышит. Он не слишком заботился о том, чтобы они помнили о его положении – хорошо, пусть, немного – пока они идут туда, куда он им приказал.

Очень скоро им придется много скакать, двигаясь в расставленную им западню, которая сработает только через несколько месяцев. Он избрал довольно длинный путь. У сложных планов много шансов на провал, а у этого плана было много слоев скрытых в других слоях. Все может рухнуть не начавшись, если он не сможет обеспечить им красивую приманку. Или, если кто-то не послушался его приказа избегать курьеров Короля. Они все знали, в чем причина, и даже самые упрямые были на его стороне, хоть и очень немногие признали бы это вслух. С тех пор, как он получил последнее письмо от Алсалама, он передвигался словно привидение, скачущее на шторме. В его рукаве находилась свернутая бумага, перетянутая светлым шнурком, которую предохраняла от падения его видавшая виды стальная перчатка. У них есть последний шанс. Один, очень маленький шанс спасти Арад Доман. Возможно, даже спасти Алсалама от него самого, прежде, чем Совет Торговцев решит посадить на его трон другого человека. Более двадцати лет он был хорошим правителем. Если Свет будет к нему благосклонен, то он будет править и дальше.

Громкий треск на юге взметнул руку Итуралде к рукояти его длинного меча. Ему вторил слабый скрип кожи и металла – другие тоже освободили оружие. И больше ни звука. Лес был похож на холодную могилу. Был слышен только скрип ломающегося под весом лошадей снега. Через мгновение он позволил себе расслабиться – настолько, насколько он позволял себе расслабился с тех пор, как с севера дошли рассказы о Возрожденном Драконе, появившемся в небе над Фалме. Возможно, мужчина действительно был Возрожденным Драконом. Возможно, даже он действительно появлялся в небе, но, в любом случае, эти рассказы подожгли Арад Доман.

Итуралде был уверен, знай он, что это освободит ему руки, то, возможно, сам разжег бы такой же пожар. И думая так, он не хвастался. Он знал, что был способен управлять сражением, кампанией, или войной. Но с тех пор, как Совет решил, что для Короля будет безопаснее тайно переехать из Бандар Эбан, Алсалам, казалось, вбил в свою голову, что он возрожденный Артур Ястребиное Крыло. С тех пор его подпись и печать из места, где его скрывал Совет, отметили множество распоряжений, затопивших всю округу. Они не сказали бы, где он, даже Итуралде. Каждая женщина на Совете, которому он противостоял, сразу притворялась непонимающей или старалась уйти от ответа при любом упоминании о Короле. Он уже заподозрил, что они сами не знали, где находится Алсалам. Конечно, это смешная мысль. Совет не сводил с Короля глаз. Итуралде всегда считал, что торговые Дома слишком часто вмешивались в управление страной, но все же ему хотелось бы, чтобы они вмешались и сейчас. Почему они оставались тише воды, ниже травы было тайной. Король, который нарушил торговлю, обычно не долго задерживается на троне.

Он был верен своим присягам, и другом Алсаламу, но чтобы достичь большего хаоса, распоряжения, которые рассылал Король, нельзя было написать лучше. И при этом их нельзя было игнорировать. Алсалам был Королем. Этот блаженный приказывал Итуралде «двигаться на север со всей возможной скоростью» против большого сборища Принявших Дракона, о чем Алсалам, возможно, узнал от своих шпионов. Десять дней спустя, когда Принявшие Дракона уже были в поле зрения, прибыл приказ «снова со всей возможной скоростью двигаться на юг, против другого врага», которого никогда не существовало. Когда ему грозило окружение, которое, возможно, прикончило бы их всех, приходил приказ сконцентрировать силы для защиты Бандар Эбана, и разделить силы, когда он готовился принять встречный сокрушительный удар, который грозил тем же самым. Или преследовать Принявших Дракона там, где он знал, их уже не было, или следовать в обратном от них направлении, когда он знал, где они разбили лагерь. Хуже всего, что распоряжения Алсалама часто попадали прямо в руки сильных лордов, которые, как предполагалось, следовали за Итуралде, отправляя Макхира в одном направлении, Тикала в другом, а Рахмана в третьем. Четыре раза приходилось давать генеральные сражения, когда ночью, не ожидая нападения и натыкаясь друг на друга, они двигались по специальному приказу Короля. И вся эта неразбериха творилась, пока Принявшие Дракона прибавляли в числе и уверенности в себе. Итуралде приходилось выигрывать битвы – то в Солэйндже и Мазине, то при Озере Сомал. В Канделмаре он научил лордов Карара не продавать продукцию их шахт врагам Арад Домана – но каждый раз благодаря распоряжениям Алсалама его достижения были растрачены впустую.

Но этот последний приказ отличался от прочих. С одной стороны, пытаясь помешать его доставить, Серый Человек убил Леди Тува. С какой стати Тень могла переживать из-за этого приказа больше, чем из-за любого другого – было тайной. Но это было лишним стимулом действовать стремительно. Прежде, чем его отыщет другой приказ Алсалама. Этот приказ открывал много возможностей, и он обдумал каждый свой следующий шаг, который смог предвидеть. Не всегда путь бывает усеян звездами. Иногда есть только маленькая надежда на успех, и нужно ее поймать.

В отдалении прозвучал скрипучий крик снежной сойки. Затем во второй раз, и еще – в третий. Сложив руки вокруг рта воронкой, Итуралде повторил резкий крик три раза. Мгновение спустя из-за деревьев появился пестрый косматый мерин светлого окраса. Его наездник в белом плаще мелькнул чем-то черным. Мужчина и лошадь, которых в заснеженном лесу было бы трудно заметить. Всадник остановился возле Итуралде. Коренастый мужчина носил единственный меч с коротким лезвием, и лук в кожаном чехле рядом с прикрепленным к седлу колчаном.

«Похоже, что они все прибыли, милорд», – сказал он своим хриплым голосом, сбрасывая капюшон с головы. Кто-то, когда Донжэль был молод, попробовал его повесить, хотя с годами причина была забыта. Остатки его коротко стриженых волос имели стальной цвет. Темная кожаная повязка, закрывающая впадину на месте его правого глаза, была еще одним напоминанием о бурной юности. Но даже с одним глазом он был лучшим разведчиком, которого когда-либо видел Итуралде.

«По крайней мере, большинство», – продолжил он. – «Они разместили часовых вокруг домика двумя кольцами охранения. Одно внутри другого. Вы сможете увидеть их в миле отсюда. Но из домика незамеченным для нас никто из них не сможет приблизиться. Так, что за это время мы сумеем уйти. Судя по следам, они привели с собой не больше того числа людей, что Вы им сказали привести, но точно подсчитать не возможно. Конечно…» – добавил он, скривившись, – «они все равно несколько превосходят вас по численности».

Итуралде кивнул. Он предложил Белую Ленту, и люди, с которыми он должен был сегодня встретиться, ее приняли. Три дня, в течение которых все, идущие в Свете, клялись своими душами и надеждой на спасение, не обнажать оружие и не проливать кровь другого. Белая Лента в этой войне еще не была проверена, однако, даже в эти дни у многих имелись странные мысли о том, где искать спасения. Например, те, кто называл себя Принявшими Дракона. Его всегда называли игроком, хотя он им не был. Трюк был в понимании, на какой риск можно пойти. А иногда, в том, на какой риск пойти необходимо.

Вытянув из-за голенища сапога пакет, зашитый в промасленный шелк, он вручил его Донжэлю. – «Если через два дня я не прибуду к броду Короун, передай это моей жене».

Разведчик засунул пакет куда-то под плащ, коснулся лба, и направил лошадь на запад. Он и прежде выполнял подобные поручения для Итуралде, обычно накануне сражения. Свет даст, и в этот раз Тамсин не придется его открыть. Иначе она придет за ним – она сама ему сказала. И это будет первый случай в истории, когда живые посещают мертвых.

«Джаалам», – сказал Итуралде, «взглянем, что ждет нас в охотничьем домике Леди Осаны», – Он направил Дротика вперед, и мужчина следовал за ним.

Пока они ехали, солнце забралось в зенит и снова начало спускаться. Темные облака на севере придвинулись ближе, и холод усилился. Не было никаких звуков кроме хруста копыт, пробивающих корку снега. Если бы не они, то лес казался бы пустым. Он не видел никого из часовых, о которых говорил Донжэль. Мнение парня о том, что можно увидеть за милю вперед, сильно отличалось от того, на что были способны остальные. Но, конечно же, его ожидали. И наблюдали, чтобы удостовериться, нет ли с ним армии, несмотря на Белую Ленту. У многих из них, вероятно, имелись на то свои причины. Они желали бы напичкать Родэла Итуралде стрелами. Он мог бы обмотаться Белой Лентой с головы до пят, но будут ли они чувствовать связанными себя? Иногда есть риск, с которым можно только смириться.

Ближе к полудню, из-за деревьев внезапно проступил так называемый охотничий домик Осаны. Масса светлых башен и правильных куполов хорошо смотрелись бы даже среди дворцов Бандар Эбана. Ее охота всегда была на мужчин, находящихся у власти. Ее трофеи, несмотря на ее относительную молодость – были многочисленны и примечательны. А «охота», проходившая здесь, вызывала удивление даже в столице. Теперь домик стоит опустевший. Выбитые окна зияли словно рот выбитыми зубами. Ни в одном из них не было видно мерцания света или движения. Снег же, покрывающий пустынную землю вокруг домика, был хорошо утоптан лошадьми. Крепкие декоративные ворота главного внутреннего двора стояли открытыми настежь, и он, не задерживаясь, проехал сквозь них, сопровождаемый своим эскортом. Копыта лошадей прогремели по булыжникам, где снег превратился в слякоть.

Никто из слуг не вышел, чтобы его поприветствовать, но он и не ожидал ничего подобного. Осана рано исчезла в неприятностях, которые теперь трепали Арад Доман, подобно собаке, треплющей крысу, и ее слуги быстро сбежали из дома к другим, кого смогли найти. В эти дни, господа тоже голодали или превращались в бандитов. Или в Принявших Дракона.

Спешившись перед широкой мраморной лестницей в конце внутреннего двора, он вручил поводья Дротика одному из своих воинов. Джаалам приказал им, чтобы они нашли укрытие для себя и животных. Рассматривая мраморные балконы и широкие окна, которые окружали внутренний двор, они двигались, словно ожидая спиной выстрел из арбалета между лопаток. Одна из конюшен была открыта, но, несмотря на холод, солдаты с лошадями распределились по углам внутреннего двора, где они могли держать под наблюдением каждое направление. Если произойдет худшее, то, возможно, некоторые из них смогут выжить.

Сняв перчатки, он прикрепил их на поясе за спиной и проверил шнурок, потом поднялся на лестницу с Джааламом. Снег, разбитый ногами, снова замерз и потрескивал под сапогами. Он старался смотреть только прямо. Он должен был казаться в высшей степени уверенным в себе, словно нет никакой опасности. Должен казаться иным, чем ощущал себя сам. Уверенность является одним из ключей к победе. Убедить противника в собственной уверенности, иногда равноценно реальной уверенности в себе. На вершине лестницы Джаалам потянул одну из приоткрытых высоких резных дверей за позолоченное кольцо. Прежде, чем войти внутрь Итуралде коснулся своей мушки на щеке пальцем, чтобы удостовериться, что она на месте. Его щеки слишком замерзли, чтобы чувствовать, что черная бархатная звездочка еще держится. Он должен быть спокоен, словно прибыл на бал.

Пещера входа в зал была такой же промерзшей, как и все снаружи. Их дыхание мгновенно превращалось в легкий пар. Неосвещенное место, казалось, уже поглотили сумерки. Пол был украшен красочной мозаикой в виде сцен с охотниками и животными. Плитки, были расколоты во многих местах, словно по ним волочили что-то тяжелое, или, скорее, уронили. Кроме единственного поваленного постамента, который, возможно, когда-то поддерживал большую вазу или небольшую статую, зал был пустым. То, что не взяли при побеге слуги – было давно разграблено бандитами.

Их ждал единственный человек, поседевший и постаревший за то время, пока Итуралде его не видел. Его панцирь был помят, и единственным украшением была его золотая серьга. Но его лицо было безупречно, а искрящаяся красная мушка в виде луны в первой четверти возле левого глаза в лучшие времена была бы не хуже, чем у многих других при дворе.

«Светом приветствую тебя под Белой Лентой, Лорд Итуралде», – произнес он с небольшим поклоном формальное приветствие.

«Со Светом я прибываю под Белой Лентой, Лорд Шимрон», – ответил Итуралде, отвечая на любезность. Шимрон был одним из пользующихся наибольшим доверием советников Алсалама. По крайней мере, пока не присоединился к Принявшим Дракона. Теперь он занимал высокое место в их совете. – «Мой офицер – Джаалам Нишер, служащий чести Дома Итуралде, как и все, кто пришел со мной».

До Родэла не существовало никакого Дома Итуралде, но Шимрон ответил на поклон Джаалама, подняв руку к сердцу. – «Честь к чести. Не проследуете ли за мной, Лорд Итуралде?» – сказал он, выпрямившись.

Большие двери бального зала куда-то исчезли со своих петель, хотя Итуралде едва ли мог вообразить себе бандитов, пытающихся их украсть, поскольку раньше двери закрывали, пустую ныне, высокую и достаточно широкую для прохода десяти мужчин арку. Внутри овального зала лишенного окон, с потемками сражалось с полсотни фонарей всех видов и размеров, хотя свет только-только достигал куполообразного потолка. Там стояли две группы мужчин, разделенные широким пространством пола. И хотя Белая Лента побудила их снять шлемы, все двести человек или даже больше, были в доспехах, и конечно никто не снял свои мечи. С одной стороны присутствовало несколько доманийских лордов столь же знатных как Шимрон – Раджаби, Вакеда, Анкаер. Каждый был окружен группой младших лордов и безродных вассалов. В группе поменьше были прочие лорды, многие не содержащие никаких вассалов вообще.

Принявшие Дракона имели советы, но не командующих. Однако, каждый из этих мужчин был лидером в своем отряде, некоторые насчитывали множество сторонников, некоторые даже тысячи. Никому из них не нравилось находиться там, где они были, и каждый бросал взгляды напротив – туда, где плотной массой стояли пятьдесят-шестьдесят тарабонцев и мрачно смотрели в ответ. Принявшие Дракона, которыми они все являлись, все же сохранили частицу теплоты, окончательно потерянной между Домани и Тарабоном. Итуралде едва сдержал улыбку, увидев иноземцев. Он не смел рассчитывать на явку даже половины от того количества, что пришло сегодня.

«Лорд Родэл Итуралде прибывает под Белой Лентой», – прозвучал сквозь тени от фонарей голос Шимрона. – «Пусть, те, кто помышляет о насилии, прислушается к своему сердцу, и подумает о своей душе». Это была формальная заключительная фраза.

«Почему Лорд Итуралде предлагает Белую Ленту?» – сразу потребовал ответа Вакеда, одной рукой взявшись за рукоять длинного меча, а другой уперся кулаком в бок. Он не был высоким, хотя и был повыше Итуралде, но казался таким надменным, словно сидел на троне. Когда-то женщины считали его красивым. Теперь впадину отсутствующего правого глаза закрывал черный шарф, а его мушка в виде черной стрелки, почти скрылась в широком шраме, сбегающем от щеки на лоб.

«Намеревается ли он присоединиться к нам? Или просит, чтобы мы сдались? Все знают, что Волк столь же смел, сколь и лжив. Но так ли уж он смел?». На его стороне комнаты пронесся гул голосов мужчин – частью в поддержку, частью – гневных.

Итуралде сжал руки позади спины, чтобы удержать указательный палец подальше от рубина в левом ухе. Это был широко известный признак того, что он сердит, и иногда он поступал так нарочно, но сейчас он должен сохранять невозмутимый вид. Даже когда кто-то специально его оскорбляет! Нет. Только спокойствие. Для начала дуэли гнев необходим, но он здесь, чтобы избежать дуэлей, а для этого требуется спокойствие.

«Каждый присутствующий здесь знает, что у нас есть общий враг на юге», – сказал он твердым голосом. – «Шончан проглотил Тарабон». Он скользнул пристальным взглядом по тарабонцам, и встретил их ответные взгляды. Ему никогда не удавалось читать лица тарабонцев. С этими их нелепыми усами – они были похожи на волосатые клыки. Даже хуже чем у салдейцев! И эти смешные вуали. С той же легкостью они могли бы носить на лицах маски. Даже бедный свет фонарей не помогал. Но они носили кольчуги, и они были ему нужны. – «Они затопили Равнину Алмот, и собираются на север. Их намерения ясны. Они хотят получить Арад Доман. И боюсь, они хотят получить весь мир».

«Лорд Итуралде хочет знать, кого мы поддержим, если они Шончан вторгнутся к нам?» – прорычал Вакеда.

«Я твердо знаю, что Вы будете бороться за Арад Доман, Лорд Вакеда», – мягко сказал Итуралде. Вакеда пошел фиолетовыми пятнами от прямого оскорбления, и его вассалы схватились за мечи.

«Беженцы принесли вести, что на равнине теперь есть айил», – быстро вставил Шимрон, словно боялся, что Вакеда нарушит Белую Ленту. Ни один из вассалов Вакеды не обнажил бы сталь, если бы тот вынул меч, или скомандовал им. – «Они сражаются за Возрожденного Дракона, так говорят. Он, должно быть, послал их в помощь нам. Никто никогда не побеждал армию айил. Даже Артур Ястребиное Крыло. Вы помните поле Кровавого Снега, когда мы оба были моложе, Лорд Итуралде? Я полагаю, что Вы согласитесь со мной, что тогда мы не нанесли им поражение, независимо от того, что принято считать. И я не могу представить, что у Шончан есть такая же армия, которая была у нас тогда. Сам я слышал, что Шончан перемещаются на юг, далеко от границы. Нет, я подозреваю, что следующее что, мы услышим о них – это то, что они отступают с равнины, так и не напав на нас». В поле он был неплохим военачальником, но всегда был предельно педантичен.

Итуралде улыбнулся. Сообщения с юга приходили быстрее, чем откуда-то еще, но он боялся, что это ему придется сообщать им про айил. А они, чего доброго, подумают, что он решил их обмануть. Едва ли он мог поверить в айил, расположившихся на Равнине Алмот. Он не слышал, чтобы айил отправляли для помощи Принявшим Дракона. Вероятнее, что они появились в Арад Домане сами по себе.

«Я тоже расспросил беженцев, и они говорят о набеге айил, а не армии. Независимо от того, что айил делают на равнине они, возможно, замедлят Шончан, но не остановят. Их летающие животные начали разведку нашей стороны границы. Это не похоже на отступление».

Достав из рукава бумагу, он развернул ее так, чтобы все могли видеть Меч и Руку, впечатанную в воск цвета морской волны. Как всегда в последнее время, он воспользовался нагретым ножом, чтобы оставить Королевскую Печать целой на одной из сторон письма. Чтобы он мог показать ее не сломанной сомневающимся. А их было множество, когда они слышали некоторые из распоряжений Алсалама.

«У меня есть распоряжение от Короля Алсалама – собрать так много людей, как я смогу, и везде, где могу. Найти их, и как можно крепче ударить на Шончан». – Он глубоко вздохнул. Здесь он рисковал – и если кости упадут не той стороной, Алсалам мог отправить его голову на плаху. – «Я предлагаю перемирие. От имени Короля я обязуюсь не выступать против Вас любым способом, пока Шончан угрожают Арад Доману, если вы все заверите меня в том же самом, и будете бороться вместе со мной против них до тех пор, пока не прогоним».

Ошеломленная тишина была ответом. Раджаби, мужчина с бычьей шеей, казался оглушенным. Вакеда жевал нижнюю губу словно опешившая девица. Затем Шимрон пробормотал: «Их можно прогнать, Лорд Итуралде? Я столкнулся с их… их скованными Айз Седай на Равнине Алмот, также, как и Вы». Сапоги зашаркали по полу, мужчины стали переминаться, и их лица потемнели от сурового гнева. Никто из мужчин не любит вспоминать, как он оказался беспомощным перед врагом, но достаточно было оказаться там вместе с Итуралде и Шимроном, чтобы узнать, на что был похож этот враг.

«Их можно победить, Лорд Шимрон», – ответил Итуралде, – «даже с их… небольшими сюрпризами». Странные были вещи – земля, взрывающаяся под ногами, и разведчики, которые оседлали чудовищ, напоминающих Создания Тени, но он должен говорить это с уверенностью во взгляде. Когда знаешь то, на что способен враг, то можно приспособиться. Это было основой войны задолго до появления Шончан. Темнота сократит преимущества Шончан, и еще грядущие бури. Мудрые всегда могли предсказать, когда надвигается буря. – «Мудрый человек прекращает жевать, когда он доходит до кости», – продолжил он. – «Но пока Шончан едят мясо, нарезая его тонкими кусочками, и не видят кости. Я намереваюсь подсунуть им слишком жесткий кусок, который им не по зубам. Более того, у меня есть план, как сделать так, чтобы они сломали свои зубы на кости прежде, чем они наберут полный рот мяса. А теперь… Я вам поклялся. Станете ли клясться Вы?»

Было тяжело не затаить дыхание. Каждый из них, казалось, заглянул внутрь себя. Он мог, чуть ли не видеть, как у них в голове мелькают мысли. У Волка есть план. Шончан обуздали Айз Седай, и приручили летающих животных, и Свет один знает, что еще. Но у Волка есть план. Шончан. Волк.

«Если кто-то сможет нанести им поражение», – сказал наконец Шимрон, – «то это Вы, Лорд Итуралде. Я клянусь вам».

«Я клянусь!», – вскричал Раджаби. – «Мы доберемся до них и выбросим за океан. Туда, откуда они прибыли!» Характер у него был такой же, как и шея – бычий.

Удивительно, но Вакеда проревел свое согласие с равным энтузиазмом, а затем шторм голосов взорвался криками, что они пойдут за королевским знаменем, что они разобьют Шончан, и даже некоторые, что они последуют за Волком даже в Бездну Рока. Большинство были довольны, но не все, ради кого сюда прибыл Итуралде.

«Если Вы просите, чтобы мы боролись за Арад Доман», – раздался один голос вышеупомянутых остальных, – «тогда спросите нас!». Мужчины, выкрикивавшие клятвы, теперь сердито бормотали едва слышные проклятия.

Скрывая удовольствие за мягкой улыбкой, Итуралде обернулся, чтобы встретиться с говорившим, находившимся на другой стороне комнаты. Тарабонец был худым мужчиной с острым носом, который выглядывал из-под вуали. Его взгляд был спокойным, но, тем не менее, пронзительным. Часть тарабонцев хмурилась, словно были им недовольны, так что казалось, что у них нет лидера сильнее, чем домани. Но, тем не менее, он говорил. Итуралде надеялся на клятвы, которые он теперь получил, но не они были необходимы для его плана. Ему были нужны тарабонцы. По крайней мере, они увеличивали вероятность успеха в сто раз. Он вежливо, с поклоном обратился к человеку.

«Милорд, я предлагаю Вам шанс бороться за Тарабон. Айил создает много беспорядка на равнине – об этом говорят все беженцы. Скажите мне, сможет ли маленький отряд ваших людей – человек сто, возможно двести – пересечь равнину в этом беспорядке и попасть в Тарабон, если их доспехи будут отмечены полосами, как у тех, кто идет на стороне Шончан?»

Казалось невозможным, чтобы лицо тарабонца вытянулось больше, но все же так и случилось. Люди за его спиной сердито забормотали проклятия. На север доходило достаточно новостей, из которых можно было узнать о новом Короле и Панархе, посаженных на их троны силами Шончан, и про клятвы верности заокеанской Императрице. Они не любили напоминания о том, сколько их соотечественников теперь сражалось за эту Императрицу. Большинство «Шончан» на Равнине Алмот были тарабонцами.

«Что хорошего может сделать маленький отряд?» – прорычал высокомерно один худой.

«Немного хорошего», – ответил Итуралде. – «А если таких отрядов будет пятьдесят? Сто?» Все говорят, что у этих тарабонцев может набраться столько народа. – «Если они все ударят в один и тот же день, через Тарабон? Я бы и сам поехал с ними, а так же многие из моих людей, если они будут в тарабонских доспехах. Так, что Вы будете знать, что это – не просто хитрость, чтобы избавиться от Вас».

Позади него, доманийцы принялись громко возражать. И Вакеда был громче всех, если в такое возможно поверить! План Волка был очень хорош, но они хотели бы, чтобы их возглавил сам Волк. Большинство тарабонцев начало спор, сможет ли такое количество солдат пересечь равнину и остаться необнаруженными, даже такими маленькими отрядами. И что такого хорошего, если такое вообще имеется, они могли бы сделать в Тарабоне такими маленькими отрядами, и желают ли они носить доспехи, отмеченные полосами Шончан. Тарабонцы спорили так же горячо, как Салдейцы, и даже горячее. Но только не остроносый. Он стойко встретил пристальный взгляд Итуралде. И ответил небольшим поклоном. За толстыми усами было тяжело разобрать, но Итуралде решил, что тот улыбнулся.

Последняя тяжесть спала с плеч. Парень не стал бы соглашаться, пока остальные спорят, если только не являлся их лидером? Другие тоже придут, он был уверен. Они пойдут с ним на юг в сердце того, что Шончан считают своей собственностью, и ударят прямо им в лицо. Тарабонцы потом, естественно, захотят остаться и продолжить борьбу за их собственную родину. Он и не мог бы ожидать от них ничего большего. Некоторые разбегутся, но несколько тысяч, которых он сможет собрать, снова вернутся обратно на север, пройдя весь длинный путь через Равнину Алмот. Если Свет им поможет, то придя в ярость, Шончан станут их преследовать.

Он вернул улыбку Тарабонцу, если, конечно, то была улыбка. При удаче, разъяренные генералы не увидят, куда он их ведет, пока для них не будет слишком поздно. И если так и будет… Хорошо, тогда настанет черед приступить ко второй части плана.

Продираясь сквозь снег между деревьев, Эамон Валда посильнее завернулся в плащ. Вокруг стояли только холод и тишина – лишь ветер пел в опушенных снегом ветках. В сумраке притаилась обманчивая тишина. Ветер, пробирая до костей, продувал сквозь толстую белую шерсть, как сквозь сито. Лагерь, раскинувшийся в окружающем его лесу, был слишком тих. Движение давало хоть немного тепла, но здесь мужчины, почему-то, вместо того чтобы двигаться, собирались в кучи.

Он резко остановился посреди сугроба, морща нос от внезапно появившегося и заполнившего его нос и рот зловония, словно вокруг было целых двадцать навозных куч, кишащих паразитами. Он не прикрыл нос платком. Вместо этого он нахмурился. На его взгляд, в лагере чувствовался недостаток дисциплины. Палатки были разбросаны как попало там, где ветки на деревьях сверху росли погуще, лошади были привязаны рядом, а не огорожены должным образом в коновязи. Такой вид лени обычно вел к грязи. Без присмотра солдаты прятали бы лошадиный помет всего под несколькими лопатами земли, чтобы разделаться с этим неблагодарным занятием побыстрее, и рыли бы уборные там, куда они не должны будут далеко идти по холоду. Любой офицер его полка, который позволил бы такое разгильдяйство, немедленно перестал бы быть офицером, и сам научился пользоваться лопатой. Он рассматривал лагерь, ища источник запаха, когда внезапно запах исчез. Ветер не менялся; однако вонь исчезла. Пораженный, он стоял в течение всего одного мгновения. Продолжив путь, он нахмурился еще сильнее. Зловоние откуда-то появилось. Раз дисциплина ухудшилась, то он нашел бы ее источник, и придумал бы как преподать им урок. Сейчас дисциплина должна быть усилена как никогда.

На краю широкой поляны он снова остановился. Снег на поляне был не тронутым и без следов, несмотря на окружавший лагерь. Обернувшись назад, он посмотрел сквозь деревья на небо. Несущиеся по небу серые облака скрыли полуденное солнце. Внезапное движение заставило его затаить дыхание прежде, чем он понял, что это была всего лишь птица, какая-то маленькая коричневая пичуга, опасающаяся ястребов и поэтому летевшая низко. Он горько рассмеялся. Прошел всего месяц с момента, когда Проклятые Светом Шончан проглотили Амадор и Цитадель Света одним невероятно большим глотком, но он уже приобрел новые привычки. Мудрые учатся, в то время как дураки…

Айлрон был дураком, набитым старыми сказками о славе, забытой многие века назад, и новой надеждой на завоевание реальной власти для своей короны. Он отказывался видеть реальность у себя под носом, а Катастрофа Айлрона – всего лишь закономерный итог – Валда слыхал, что ее уже называли Битвой при Джерамэле. Только горстка полуголых амадийских лордов, все еще дрожащих от ужаса, но все же пытающихся делать хорошую мину при плохой игре, смогла убежать. Ему было интересно, что вопил Айлрон, когда ручные ведьмы Шончан начали рвать его стройные порядки на проклятые лоскутки. У него самого перед глазами часто вставали воспоминания, когда земля взметалась фонтанами огня. Он видел это во всех своих снах. Теперь Айлрон мертв, был окружен при попытке бежать с поля боя, и его отрубленная голова теперь болтается на копье какого-нибудь тарабонца. Подходящая смерть для дурака. С другой стороны, у Валды было больше девяти тысяч Детей Света, сплоченных вокруг него. Человек, который в такое время мыслит ясно, может преуспеть больше.

На дальней стороне поляны, почти на самом краю среди деревьев, стоял грубый дом, который когда-то принадлежал угольщику – однокомнатная дыра с сорняками выросших сосулек, в трещинах между камнями. Судя по всему, парень забросил эту хижину уже давно – часть соломенной крыши опасно просела, а узкие окна, когда-то затянутые неизвестно чем, теперь были закрыты темными одеялами. Возле плохо закрывающейся деревянной двери стояла пара часовых – здоровые мужики с крюком алого посоха позади золотой вспышки солнца на плащах. Они обхватили себя руками и чтобы не замерзнуть притопывали ногами. Будь Валда врагом, то, наверное, ни один не смог бы вовремя достать до меча, чтобы дать отпор. Вопрошающие обычно любят работать в закрытом помещении.

Едва они увидели, что он приближается, их лица превратились в камень. Никто из них не выразил ничего больше кроме равнодушного приветствия. Только не для человека без крюка посоха, даже если он был Лордом Капитан-Комондором Детей. Один открыл было свой рот, словно хотел задать вопрос о цели визита Валды, но он прошел меж ними и толкнул приоткрытую грубую дверь. По крайней мере, они не попытались его остановить. Если бы они посмели, он убил бы их обоих.

Когда он вошел, Асунава поднял взгляд от кособокого стола, за которым он просматривал маленькую книгу, вцепившись одной высохшей рукой в дымящийся оловянный кубок, который испускал аромат пряностей. Его стул с решетчатой спинкой, помимо стола единственный предмет мебели в комнате, казалось вот-вот развалится, хотя кто-то укрепил его кожаными ремнями. Валда сжал зубы, чтобы сдержать усмешку. Высокий Инквизитор Руки Света потребовал себе настоящую крышу над головой, а не палатку, даже если она из соломы и сильно нуждается в ремонте, а также теплое вино, хотя никто уже неделю не пробовал ни капли. Слабый огонь в каменном очаге давал скудное тепло. Еще до Катастрофы разведение огня даже для приготовления пищи было запрещено, чтобы не позволять дыму выдать их расположение. Однако, несмотря на то, что большинство Детей презирало Вопрошающих, к Асунаве они сохраняли странное уважение, словно отождествляли его седые волосы и лицо мученика со всеми идеалами Детей Света. Поначалу для Валды это оказалось сюрпризом. И он был неуверен, знает ли об подобном отношении к нему сам Асунава. В любом случае, здесь было достаточно Вопрошающих, чтобы доставить неприятности. Ничего, с чем нельзя было бы справиться, но лучше избегать возможных неприятностей. До поры до времени.

– Уже скоро, – сказал он, закрывая за собой дверь. – Вы готовы?

Асунава не пошевелился, чтобы встать или хотя бы взять белый плащ, лежащий свернутым на столе возле него. На нем не было вспышки солнца, только алый посох. Вместо этого, он сложил руки на книге, закрывая ее страницы. Валда решил, что это был Путь Света Мантилара. Странное чтение для Верховного Инквизитора. Больше подходит для зеленых новобранцев. Тем, кто не умел читать, когда они вступали в орден – преподавали, так что они могли заучить слова Мантилара наизусть.

– У меня есть известия, что армия Андора находится в Муранди, сын мой, – сказал Асунава. – Возможно, очень далеко в Муранди.

– Муранди и отсюда далеко, – ответил Валда, словно не узнал старый спор, начинающийся заново. Спор, в котором Асунава часто, казалось, забывал, что уже проиграл. Но что андорцам понадобилось в Муранди? Если, конечно, сообщения были верны – потому что многие слухи были просто байками путешественников, приправленными ложью. Андор. Само название, терзало память Валды. Моргейз теперь мертва, или служит кому-нибудь из Шончан. Они мало уважают чужие титулы, кроме собственных. Однако, что мертвая, что служанка – теперь она была для него потеряна, и что куда важнее, его планы насчет Андора потеряны вместе с ней. Галадедрид превратился из удобного рычага в простого молодого офицера, который к тому же нравится рядовым. Хорошие офицеры никогда не бывали популярны. Но Валда был прагматичным человеком. Прошлое осталось в прошлом. Сейчас Андор сменили новые планы.

– Не так уж далеко, сын мой, если мы двинемся на восток, через Алтару. Через север Алтары. Шончан не могли далеко уйти от Эбу Дар.

Протянув руки, чтобы поймать чуточку тепла от очага Валда вздохнул. Они распространялись по Тарабону, и здесь в Амадиции подобно чуме. С чего он взял, что Алтара чем-то отличается?

– Вы забыли про ведьм в Алтаре? Я вам напомню – это те, которые со своей собственной армией? Если к настоящему времени они еще не в Муранди. Он доверял сообщениям о том, что ведьмы находятся на марше. Помимо его желания, он повысил голос. – Возможно эта так называемая «армия Андора», о которой вы слышали – это ведьмы и их армия! Вспомните, это они отдали Кэймлин ал'Тору! И Иллиан, и половину мира! Вы действительно полагаете, что у ведьм раздор? Вы?

Он медленно втянул воздух, успокаиваясь. Попытался. Каждая новость была хуже, чем предыдущая. Порывом ветра сквозь дымоход выбило искры огня в комнату, и он с проклятием отстранился. Проклятая крестьянская лачуга! Даже дымоход плохо сделан! Асунава захлопнул книжечку между ладонями. Его руки были сложены как в молитве, но его глубоко посаженные глаза внезапно показались горячее огня.

– Я считаю, что ведьмы должны быть уничтожены! Именно в это я верю!

– Хотел бы я знать, как Шончан их приручили. – С несколькими ручными ведьмами он мог бы выгнать ал'Тора из Андора, из Иллиана и отовсюду, где еще он обосновался, словно сама Тень. Он стал бы сильнее самого Ястребиного Крыла!

– Они должны быть уничтожены, – упрямо повторил Асунава.

– И мы вместе с ними? – спросил Валда.

В дверь раздался стук, и на краткий приказ Асунавы в дверном проеме появился один из стоявших снаружи охранников. Вытянувшись он четко отсалютовал рукой поперек груди в бодром приветствии.

– Милорд Верховный Инквизитор, – произнес он с уважением, – Совет Помазанников прибыл.

Валда ждал. Станет ли старый дурак продолжать упрямиться снаружи перед всеми десятью выжившими Лордами-Капитанами, сидящими в седлах и готовыми ехать? Что сделано, то сделано. То, что должно было быть сделано.

– Если это повергнет Белую Башню, – наконец ответил Асунава, – я могу быть доволен. Пока. Я поеду на эту встречу.

Валда тонко улыбнулся.

– Тогда и я доволен. Мы увидим падение ведьм вместе, – Конечно, он поглядел бы на их падение, – я прошу Вас подготовить лошадь. У нас впереди долгая дорога в надвигающихся сумерках.

Встретят ли они их вместе с Асунавой, был уже другой вопрос.

Габрелле наслаждалась поездками по зимнему лесу с Логайном и Тувин. Он всегда позволяет Тувин и ей ехать в собственном темпе, оставаясь как бы наедине, пока они не отставали слишком далеко. Две Айз Седай редко разговаривали больше, чем было необходимо, даже когда они действительно были наедине. Они были далеки от дружбы. Фактически, Габрелле часто хотелось, чтобы Тувин попросила остаться, когда Логайн предложил эти прогулки. Было бы очень приятно быть по-настоящему наедине.

Удерживая в одной руке, затянутой в зеленую перчатку, поводья и придерживая другой подбитый лисьим мехом плащ, она позволила себе ощутить холод. Только чуточку, чтобы слегка взбодриться. Снег был неглубок, но утренний воздух был свеж. Темно-серые облака предвещали близкий снегопад. Высоко вверху пролетела какая-то длиннокрылая птица. Возможно, это был орел. Птицы никогда не были ее коньком. Растения и полезные ископаемые, пока вы их изучаете, всегда остаются на месте – так и создаются книги и рукописи – хотя могут крошиться под пальцами, если они очень ветхие. На такой высоте она могла различить только, что это была птица, но в любом случае, орел больше соответствует окружающему пейзажу. Вокруг была лесистая местность, низкие плотные чащи кустов, возникающие пунктиром между широко стоящих деревьев. Огромные дубы, высокие сосны и ели погубили большинство подлеска, хотя, то здесь, то там выделялся густой коричневый цвет от вездесущей виноградной лозы, в ожидании далекой весны, цепляющейся за валун или серый выступ камня. Она старательно закрепила этот пейзаж в своем сознании, словно во время упражнения с холодом и пустотой.

Не видя вокруг никого, кроме двух ее спутников, она могла представить, что она находится где-нибудь вдали от Черной Башни. Это неприятное название теперь слишком легко приходило на ум, чтобы его отвергать. И сегодня она столь же реальна как Белая Башня, а для любого, кто видит большие каменные блоки бараков, в которых обучалось около сотни мужчин, и деревню, выросшую вокруг них, даже более чем реальна. Она жила в этой деревне уже почти две недели, но была такая часть Черной Башни, которую она еще не видела. Ее территория, обнесенная фундаментом стены из черного камня, насчитывала многие мили. Однако, здесь в лесу, она могла почти позабыть про нее.

Почти, если бы не пучок чувств и эмоций, сущность Логайна Аблара, который всегда находился где-то на краю ее сознания. Постоянное чувство осторожности и готовых к рывку мускулов. Так мог бы чувствовать себя волк на охоте, или, возможно, лев. Голова мужчины постоянно поворачивалась из стороны в сторону. Даже здесь он следил за окружающим миром, словно ждал нападения.

У нее никогда не было Стража. Для Коричневых они были бесполезной роскошью – обычный слуга мог сделать все, в чем она нуждалась, и не нужно чувствовать себя частью особых уз, бесполезных, что и говорить. И даже хуже, чем просто бесполезные – эти узы требовали, чтобы она повиновалась, и она не могла им противостоять. Так что в действительности это были не совсем узы Стража. Сестры не призывали своих Стражей к повиновению. Ладно, пусть призывали, но не очень часто. И Сестры не связывали мужчин против их желания уже много столетий. Однако, ситуация давала материал для изучения. Она анализировала свои ощущения. Время от времени, она могла почти что читать его мысли. А иногда, это больше походило на движение ощупью в темноте без фонаря. Она решила, во что бы то ни стало попробовать научиться, даже если ее голову положат под топор палача. Что очень даже было реально. Он мог чувствовать ее так же как она его.

Она всегда должна это помнить. Часть Аша'манов могли верить, что Айз Седай покорились своей участи, но только дурак мог решить, что пятьдесят одна Сестра, насильственно связанная узами, покоряться. А Логайн не был дураком. Кроме того, он знал, что их направили уничтожить Черную Башню. И если он узнает, что они по-прежнему пытаются найти способ уничтожить сотню мужчин, способных направлять… Свет, для таких беспомощных пленников как они, достаточно всего одного приказа, и от них не останется никаких следов! И ничего нельзя поделать, чтобы помешать Черной Башне. Она никак не могла понять, почему этот приказ не был отдан из простой предосторожности. Они должны победить. Одна ошибка, и мир обречен.

Логайн обернулся в седле, сильная, широкоплечая фигура в хорошо сидящем темном как смоль кафтане, без единого светлого пятнышка, кроме серебряного Меча и красно-золотого Дракона на высоком воротнике. Его черный плащ был отброшен назад, словно холод его не касался. Так оно и было. Эти мужчины, кажется, думали, что они должны все время сражаться со всем миром. Он ей улыбнулся – успокаивающе – и она моргнула. Неужели она позволила слишком сильному беспокойству проскользнуть на его конец уз? Это было похоже на очень деликатный танец – пытаться управлять своими эмоциями, и давать только правильные ответы. Очень похоже на Испытания на Шаль, где каждый поток должен был быть сплетен точно, без малейшего колебания, несмотря на любые попытки отвлечь; только это испытание все продолжалось, продолжалось и продолжалось.

Он перевел свой взгляд на Тувин, и Габрелле тихо вздохнула. Всего лишь улыбка. Признак общительности. Он часто вел себя приветливо. Возможно, он даже был бы привлекателен, если бы не то, кем он являлся.

Улыбка Тувин просияла ему в ответ, и Габрелле вынуждена была вцепиться в седло чтобы не упасть с коня от удивления. Натянув капюшон пониже, как бы поправляя его против холода, так чтобы его край прикрыл ее лицо, она смогла незаметно наблюдать за Красной Сестрой.

Все, что она знала о другой женщине, говорило ей, что та похоронила свою ненависть в слишком мелкой могиле, если вообще похоронила, и Тувин ненавидела мужчин, способных направить так же глубоко, как любая прочая Красная, когда-либо встречавшаяся Габрелле. Все Красные обязаны презирать Логайна Аблара, особенно после заявлений, которые он сделал о том, что сама Красная Айя принудила его стать Лжедраконом. Он мог бы теперь замолчать навеки, но рана уже была нанесена. Среди плененных с ними Сестер были такие, кто посматривал в сторону Красных так, словно они, по крайней мере, попались в свою собственную ловушку. А Тувин с ним почти что кокетничает.

Габрелле озадаченно закусила губу. Дезандра и Лемай приказывали, было дело, каждой Сестре постараться установить с Аша'манами, которые связали их узами, близкие отношения – мужчины должны успокоиться прежде, чем Сестры смогут сделать что-нибудь полезное. Но Тувин открыто противилась приказам любой Сестры. Она терпеть не может им уступать, и потому отказалась повиноваться, хотя Лемай была тоже Красной, и сама же предложила так поступить. Или потому, что никто больше не признавал ее власти, после того как она завела всех в ловушку. Этого она тоже не может стерпеть. Но все же, она улыбалась в ответ на улыбку Логайна.

Как же Логайн, присутствуя на другом конце ее уз, мог принимать ее улыбку за правду, а не трюк? Габрелле уже сталкивалась с этой загадкой прежде, так и не приблизившись к ее разгадке. Он слишком много знал о Тувин. Знать цвет ее Айя, уже должно было быть достаточно. И все же, когда он смотрел на Красную Сестру, Габрелле чувствовала в нем меньше подозрительности, чем когда он смотрел на нее. Он совсем не был простодушен. Этот мужчина, кажется, подозревал всех и каждого. Но Сестер даже меньше, чем некоторых Аша'манов. Что также было совершенно бессмысленно.

«Он не дурак», – напомнила она себе. – «Тогда почему? И, также, почему Тувин так себя ведет? В чем ее интрига?» Внезапно, Тувин столь же тепло улыбнулась и ей и заговорила, словно она высказала, по крайней мере, один из ее вопросов вслух.

«Рядом с тобой», – прошептала она на выдохе, – «он беспокоится только обо мне. Ты его пленила, Сестра».

Пойманная врасплох, Габрелле против воли покраснела. Тувин никогда не заводила бесед, и сказать, что она не одобряла отношения Габрелле с Логайном, было бы большим преуменьшением. Его совращение казалось слишком очевидным способом всегда находиться с ним рядом, чтобы изучать его планы и слабые стороны. В конце концов, даже если он Аша'ман, то она-то стала Айз Седай еще до его рождения, и когда их захватили, она уже не была девственницей. Он так удивился, когда понял, что она с ним делает, что почти решила, что это он девственник. Или дурачит ее. Игры доманийек, оказалось, скрывают массу сюрпризов и ловушек. Худшую из всех она никогда не смогла бы показать никому. Она очень боялась, что Тувин что-нибудь узнает, по крайней мере, частично. Но тогда каждая Сестра, последовавшая ее примеру, должна это узнать, и она думала, что кое-кто уже знает. Никто об этом не говорил, и никто, конечно, и не пытался. Логайн умеет маскировать узы, но она верила, что даже в худшем случае смогла бы его найти, хотя маскировка хорошо скрывает его чувства, но иногда, когда они делили постель, он позволял ей исчезнуть. И как бы сказать по мягче… результаты были просто… разрушительными. В такой момент просто невозможно сохранять хладнокровие, а тогда, не получается никакого спокойного изучения. Просто не остается причин.

Поспешно она снова вызвала в памяти образ снежного пейзажа. Деревья, валуны и гладкий, белый снег. Гладкий, холодный снег.

Логайн не оглянулся, и не подал вида, но узы подсказали ей, что он знал о ее минутной потере контроля. Мужчину переполнило самодовольство! И удовлетворение! Но все, что ей оставалось делать, это сдерживать свой гнев. Но он-то, наверное, ждал, что она закипит, чтоб ему сгореть! Он знает, что она чувствовала с ним наедине. Позволив своему гневу разгореться, она только увеличила его самодовольство! И он даже не пытался это скрыть! Габрелле заметила, что Тувин нацепила крохотную довольную улыбку, но только на секунду задумалась «почему».

В их распоряжении было целое утро, но тут меж деревьев показался еще один всадник, мужчина в таком же черном плаще, который заметив их, развернул свою лошадь в их направлении, и ударил каблуками сапог в бока животного, посылая его быстрее, несмотря на снег. Логайн, сохраняя спокойствие, натянул уздечку, чтобы его подождать, и Габрелле собралась, стараясь остановить свою лошадь рядом с ним. Ощущения, которые доносились сквозь узы, изменились. Теперь это было похоже на готовность волка к прыжку. Она ожидала, что он положит руку на эфес меча, но вместо этого он расслабленной положил ее на луке седла.

Вновь прибывший был ростом почти с Логайна, с волнами золотистых волос на широких плечах и с торжествующей улыбкой на лице. Ей показалось, что ему известно, что его улыбка выглядит торжествующей. Он был слишком красив, чтобы этого не знать. При том, намного красивее Логайна. Лицо Логайна укрепили удары молота жизни, но при этом они оставили на нем вмятины. Этот же молодой человек был еще гладок. Однако, воротник его кафтана уже украшали Дракон и Меч. Он изучал Сестер своими ярко-синими глазами.

«Ты спишь с ними обоими, Логайн?» – произнес он бархатным голосом. – «Пухленькая, на мой взгляд, смотрит слишком холодно, но другая, мне кажется, будет погорячее». Тувин сердито зашипела, а Габрелле сжала зубы. Она не делала тайны из того, что она делала – она не была кайриенкой, чтобы скрываться или стыдиться, однако, это вовсе не означало, что она будет терпеть, как над ней будут насмехаться. И хуже всего было то, что этот мужчина принимал их за шлюх из таверны!

«Постарайся не дать мне услышать этого снова, Мишраиль» – спокойно сказал Логайн, и она поняла, что узы снова изменились. Теперь это был холод. Такой холод, что в сравнении с ним снег покажется теплым. Такой холод, что покажется теплой даже могила. Она слышала это имя прежде – Атал Мишраиль – и чувствовала в Логайне недоверие, когда он его произносил. И гораздо большее, чем он чувствовал к ней или к Тувин. Оно было на грани убийства. Это было почти смешно. Мужчина держал ее в плену, но при этом был готов драться, чтобы защитить ее репутацию? Какая-то часть нее действительно хотела рассмеяться, но она старательно приберегла эту информацию. Любая мелочь могла быть полезна.

Младший из мужчин не подал вида, что услышал угрозу. Его улыбка даже не поколебалась.

«М'Хаэль говорит, что если хочешь, ты можешь отправляться. Но он не понимает, зачем тебе ходить на вербовку».

«Кто-то же должен», – спокойно ответил Логайн.

Габрелле с Тувин обменялись озадаченными взглядами. Почему Логайн захотел пойти? Они видели группы возвращающихся вербовщиков, и те всегда выглядели утомленными после Перемещения на длинные расстояния, и, кроме того, обычно они возвращались грязные и раздраженные. Мужчины, бьющие в барабан Возрожденного Дракона, не всегда получали радушный прием, особенно после того, как все узнали, чем они были в действительности. И почему они с Тувин только сейчас об этом узнали? Она поклялась бы, что когда они спали вместе, он рассказывал ей все.

Мишраиль пожал плечами.

«Для этой работы есть множество Посвященных и Солдат. Конечно, я предполагаю, что тебе скучно постоянно следить за обучением. Обучать дураков красться по лесу и лазать по скалам, словно они не способны направлять. Даже эту засиженную мухами деревню можно было бы преобразить». – Его улыбка превратилась в ухмылку, презрительную и уже не столь победную. – «Возможно, если ты попросишь М'хаэля, он позволит тебе присоединяться к нашим занятиям во дворце. Тогда тебе будет не так скучно».

Лицо Логайна не изменилось, но Габрелле почувствовала сквозь узы одну единственную искру ярости. Как-то она подслушала интересную новость о Мазриме Таиме и его частных уроках, но уже каждая из Сестер знала, что Логайн и его друзья не доверяли Таиму и всякому, кто хоть раз посетил его уроки. А Таим, похоже, не доверяет Логайну. К сожалению, Сестры не много смогли узнать об этих занятиях. С мужчинами из фракции Таима никто не был связан с узами. Некоторые считали, что недоверие появилось потому, что оба мужчины считали себя Возрожденными Драконами, или потому, что уже начало проявляться безумие, которым награждает мужчин способность направлять. Однако, она не нашла в Логайне никаких признаков безумия, хотя следила за этим столь же пристально, как и за признаками того, что он собирался направлять. Если она будет связана с ним, когда он сойдет с ума, это также повредит и ее разум. И что бы не вызвало трещину в рядах Аша'манов, они обязаны этим воспользоваться.

Улыбка Мишрэйля исчезла, хотя Логайн просто на него смотрел.

«Наслаждайся своим гадюшником», – сказал он наконец, разворачивая лошадь. Глухой стук его каблуков по крупу лошади заставил животное прыгнуть далеко вперед: – «Некоторых из нас ждет слава, Логайн».

«Ему не долго осталось наслаждаться своим Драконом», – пробормотал Логайн, наблюдая, как мужчина галопом мчится прочь. – «Он слишком болтает языком». – Она подумала, что он подразумевал отнюдь не комментарий про нее и Тувин, но не смогла понять, что еще он мог подразумевать. И почему внезапно он так разволновался? Очень хорошо это скрывая, особенно через узы, но, тем не менее, разволновался. Свет, иногда кажется, что знание содержимого мужской головы только ухудшает его понимание! Внезапно он пристально, изучающе взглянул на нее и Тувин. Новая волна беспокойства проскользнула сквозь узы. О них? Или – странная мысль – за них? – «Боюсь, мы должны сократить нашу поездку», – произнес он через мгновение. – «Я должен сделать необходимые приготовления».

Он не сорвался в галоп, но он все же задал более высокий темп возвращения в деревню, чем при их во время выезда. Теперь он был сосредоточен. И как подозревала Габрелле, что-то напряженно обдумывал. Узы почти жужжали от напряжения. Должно быть, он ехал инстинктивно.

Прежде, чем они разъехались, Тувин подвела свою лошадь поближе к Габрелле. Наклоняясь в седле, она придержала Габрелле, бросив стремительный взгляд на Логайна, словно опасалась, что он мог бы оглянуться и увидеть, что они разговаривают. Похоже, она совсем не обращает внимания на то, что сообщают ей узы. От подобного действия она зашаталась в седле как горошина на грани падения.

«Мы должны отправиться вместе с ним», – зашептала Красная. – «Чего бы то ни стало, ты должна этим заняться». Габрелле удивленно подняла брови, и Тувин в смущении покраснела, но не утратила настойчивости. – «Мы не можем себе позволить остаться», – выдохнула она поспешно. – «Мужчина не забыл про свои амбиции, когда прибыл сюда. Неважно, какие мерзости он планирует, но мы не можем ничего с этим сделать, если нас не будем рядом, когда он попытается».

«Я могу разглядеть то, что находится прямо у меня под носом», – резко ответила Габрелле и почувствовала облегчение, когда Тувин просто кивнула и замолчала. Это было все, что Габрелле могла сделать, чтобы справиться с разливающемся внутри страхом. Неужели Тувин никогда не задумывалась о том, что она способна ощущать сквозь узы? Кое-что, что всегда было там, связанное с Логайном – решимость – теперь стало твердым и острым как нож. Она решила, что, на сей раз, она знает, что это должно означать, и от этого знания у нее пересох рот. Она не могла сказать точно с кем, но она была твердо уверена, что Логайн Аблар ехал воевать.

Медленно спускаясь по одному из широких коридоров, которые мягко обвивали Белую Башню, Юкири чувствовала себя заморенной голодом кошкой. Она едва могла заставить себя слушать то, что говорила скользящая рядом Сестра. Было раннее утро, первые лучи солнца скрывал падающий на Тар Валон густой снег, и на средних уровнях Башни было также холодно, как зимой в Приграничье. Ну, пусть не так сильно холодно, как помнила она. Там далеко на севере она не была уже много лет, и порой память подсказывала ей то, чего не было. Именно поэтому письменные отчеты так важны. По крайней мере, относительно той части, которую вы имеете право записывать. Однако, все равно очень холодно. Несмотря на мастерство древних строителей и их опыт, тепло от больших печей в подвалах Башни никогда не добиралось так высоко. Постоянные сквозняки заставляли плясать языки пламени в позолоченных настенных фонарях, а некоторые были настолько сильны, что от них раскачивались тяжелые гобелены, развешенные на белых стенах. Их весенние цветы, леса, экзотические птицы и животные, чередующиеся со сценами триумфов Башни, которые никто никогда не увидит внизу в общих залах. Ее комнаты с теплыми каминами, наверное, были бы гораздо удобнее.

Несмотря на все попытки отвлечься, в ее голове крутились новости из внешнего мира. Или точнее, недостаток точных новостей. То, что сообщали шпионы из Алтары, и Арад Домана было слишком беспорядочно, а те немногие сообщения, что вновь начинали поступать из Тарабона, были пугающими. Судя по слухам, правители Приграничных королевств могли находиться всюду: от Запустения до Андора, Амадиции или Айильской Пустыни. Однако, единственно достоверным был факт, что никто из них не был там, где ему следовало – а именно – на охране границ Запустения. Айил тоже были повсюду, и вышли из-под контроля ал'Тора, если когда-то были. От последних новостей из Муранди ей захотелось одновременно скрежетать зубами и плакать, тогда как кайриэнцы… Сестры просто таки наводнили Солнечный Дворец, но некоторые из них, как подозревалось, были мятежницами, и ни одной Сестры, известной лояльностью Башне. И по-прежнему не было никаких известий от Койрен и ее посольства, с самого момента их отбытия из города, хотя они уже давно должны были вернуться в Тар Валон. И, словно всего этого было недостаточно, сам ал'Тор вдруг снова пропал, словно мыльный пузырь. Возможно ли, что рассказы о разрушении им половины Солнечного Дворца являются правдой? Свет, мужчина не мог еще сойти с ума! Или это «мудрое» предложение «защиты» Элайды заставило его спрятаться? Что его напугало? Он пугал ее. Он также пугал и остальных Восседающих, заставляя их помимо воли дрожать от страха.

Единственное в чем действительно можно было быть уверенной, это что ни одной из этих капель недостаточно для ливня. Однако это знание никак не помогало сосредоточиться на деталях. Когда к ребрам приставили нож, слишком большая роскошь волноваться о том, что сидишь в зарослях колючих роз, даже если шипы, в конечном счете, могут вас убить.

«Каждый раз, когда за прошедшие десять лет она покидала Башню, это случалось по ее личным делам, поэтому нет свежих отчетов, чтобы проверить» – бормотала ее спутница. – «За ней трудно проследить. Когда она находится за пределами Башни, то становится… осторожной». Ее темные золотистые волосы были зачесаны назад и удерживались костяными гребешками. Мейдани была высока и достаточно стройна, чтобы заметить полную грудь, эффектно подчеркнутую вышивкой из серебра на темном лифе платья, и тем способом, которым она шла, наклонившись к уху Юкири. Ее шаль, сползшая до запястий, длинным серым шлейфом тянулась по плиткам пола.

«Выпрями спину» – тихо прорычала Юкири. – «Мои уши не забиты грязью».

Женщина, покраснев, отшатнулась. Поправив шаль на плечах, Мейдани чуть обернулась, посмотрев через плечо на своего Стража Леонина, который следовал за ними на безопасном расстоянии. Если они могли слышать только слабый звон серебряных колокольчиков на черных косичках мужчины, то и он не мог слышать того, что произносили тихим голосом. Мужчина знал не больше, чем было необходимо – почти ничего важного, за исключением того, что его Айз Седай от него хотела. Для любого хорошего Стража этого было достаточно – он мог бы причинить неприятности, если бы узнал слишком много, но при этом не было необходимости шептаться. Люди, замечающие, что кто-то шепчется, хотят узнать, в чем состоит секрет.

Эта Серая раздражала бы ее не больше, чем остальной мир, даже, если бы не оказалась галкой в лебяжьих перьях. В любом случае, не сильно. Это отвратительно – мятежница, притворяющаяся лояльной Башне, но все же фактически Юкири была довольна, что Саэрин и Певара убедили ее, что им еще рано передавать Мейдани и ее подруг-галок в руки закона Башни. Теперь их крылья были подрезаны, а они были весьма полезны. Они могут даже рассчитывать на снисхождение, когда они действительно предстанут перед судом. Конечно, если присяга, с помощью которой они подрезали крылья Мейдани, выйдет на поверхность, то сама Юкири может легко оказаться рядом с ними, ожидая снисхождения. Потому что мятежницы они или нет, но то, что она и прочие сделали с Мейдани и ее товарками было столь же далеко от закона, как и убийство. Или измена. Клятва повиновения, принесенная на Клятвенном Жезле, и данная под давлением – была слишком близка к Принуждению, которое было строго запрещено, если только им не являлось. Однако, нельзя выкурить шершней из гнезда, и не испачкаться. А Черная Айя была шершнем с очень ядовитым жалом. В свое время закон будет соблюден. Как известно, без закона, не было бы ничего – но она должна побеспокоиться о том, переживет ли она процесс выкуривания, а не о том, какое точно наказание последует за нарушение. У трупа нет причин волноваться о наказаниях.

Коротко она предложила Мейдани продолжать, но едва та открыла рот, как из-за поворота прямо перед ними вышли три Коричневых Сестры, щеголяя своими шалями, словно какие-нибудь Зеленые. Юкири немного знала Маррис Торнхилл, и Дорайзе Мерсианос, как Восседающая способна знать Сестер из других Айя, долгое время находящихся в Башне, и которая достаточно знает, чтобы приложить имена к лицам, но не больше. Безобидные и поглощенные своими исследованиями, так бы она их описала, если ее бы спросили. Элин Варрел совсем недавно получила шаль, поэтому еще инстинктивно должна делать реверанс. Но вместо того, чтобы показать уважение к Восседающей, все трое уставились на Юкири и Мейдани, как кошки уставились бы на странных собак. Или, возможно, собаки на странных кошек. Но совсем не безобидные.

«Могу я спросить о смысле Арафельского закона, Восседающая?» – ровным голосом спросила Мейдани словно именно это она и намеревалась все время спросить.

Юкири кивнула, и Мейдани с большим воодушевлением начала распространяться о преимуществах рыболовства на реках против озер. Магистрат мог попросить Айз Седай заслушать дело о правах на рыболовство, но если были вовлечены влиятельные лица, только поддержал бы ее собственное мнение, и она волновалась об королевской апелляции.

За Коричневыми тащился единственный Страж. Юкири не смогла припомнить, принадлежал ли он Маррис или Дорайзе – крупный парень с твердым круглым лицом и тонким носом, который недоверчиво поглядел на Леонина и мечи на его спине, которые, естественно, были предназначены специально для нападения на его Сестру. Парочка, вздернув носы и надув гладкие щеки, по изгибу коридора медленно проследовала дальше. За ними старалась поспеть нервно подпрыгивающая тощая послушница. Следом, излучая неприязнь, шел Страж.

Враждебность теперь стала обычным явлением. Между Айя встали невидимые стены, когда-то слишком тонкие, чтобы скрыть тайны собственной Айя, теперь они превратились в прочные каменные бастионы с широкими рвами. Нет, это были не рвы, а пропасти – глубокие и широкие. Сестры никогда не оставляли свою часть Башни без присмотра, часто даже в библиотеку и столовую брали с собой своих Стражей, и всегда носили шали, не иначе, кто-то мог перепутать их Айя. Юкири сама носила свою лучшую, расшитую серебряными и золотыми нитями, шаль с длинной бахромой, которая сейчас свисала почти до пяток. Она даже слегка выставляла на показ цвет своей Айя. И в последнее время она стала подумывать, что двенадцать лет достаточно большой срок жизни, прожитой без Стража. Ужасная мысль, едва она определила ее источник. Обычно в Белой Башне ни одна Сестра не нуждалась в защите Стража.

Уже не впервые ее пронзила мысль, что кто-то специально добивается ссоры между Айя, а скоро мятежники, как воры, войдут прямо в парадную дверь и обчистят дом, пока они ссорятся из-за того, кто получит оловянную посуду тети Суми. Но единственная ниточка, за которую она могла ухватить, чтобы размотать клубок, была у Мейдани, а ее друзья публично признают, что их послали в Башню мятежницы с целью распространять слухи. Они все еще настаивали, что они были правдой – их рассказы о том, что это Красная Айя создала из Логайна Лжедракона. Могло это быть правдой? Через голову Певары? Нельзя даже подумать о том, что Восседающую, особенно Певару, дурачили. В любом случае, к настоящему времени уже было наделано так много путаницы, что вряд ли можно было отличить ложь от правды. Кроме того, тогда они лишились бы поддержки этих четырнадцати женщин, на счет которых она смогла убедиться, что они не Черные. Не говоря уже о вероятном скандале по поводу их прежней деятельности в Башне, прежде чем их подхватил общий ураган.

Она вздрогнула, и это не имело никакого отношения к сквознякам в коридоре. Она и каждая другая женщина, из тех, кто мог бы рассказать правду, могут умереть до того, как этот ураган закончится, от так называемого «несчастного случая» или в кровати. Или она могла просто сбежать, очевидно, навсегда покинув Башню, которую ей уже никогда не суждено будет увидеть снова. В этом у нее не было никаких сомнений. Любые факты должны быть похоронены столь глубоко, чтобы даже армия с лопатами никогда не смогла бы докопаться до истины. Даже слухи должны быть пресечены. Так случалось и прежде. Мир и большинство Сестер все еще верили в то, что Тамра Оспения умерла в своей постели. Она тоже в это верила. Они должны были скрутить Черную Айя и привязать на виду, прежде, чем посмеют рискнуть предать этот факт гласности.

Как только Коричневые благополучно прошли мимо, Мейдани было снова принялась за свой доклад, но мгновение спустя снова замолчала, когда внезапно прямо перед ними изнутри гобелен распахнула большая волосатая рука. Из дверного проема, который до этого был скрыт за яркими цветными птицами гобелена давно затопленных стран, подул ледяной ветер, и в коридор вывалился грузный мужчина в плотной коричневой рабочей куртке. Он тянул за собой тележку с высокой кучей наколотых дров, которую сзади подталкивал другой мужчина в такой же куртке. Обычные чернорабочие. Ни у одного не было на груди Белого Пламени.

При виде двух Айз Седай мужчины торопливо вернули гобелен на место, и, бросив свою телегу у стены, попытались поклониться. При этом, они почти уронили свой груз, только путем отчаянных усилий сумев остановить разваливающиеся дрова. Без сомнения, они хотели закончить свою работу, не сталкиваясь с Сестрами. Юкири всегда чувствовала симпатию к людям, которые должны таскать дрова и воду, и выполнять всю остальную работу слуг повсеместно от подвала до чердака, но сейчас она прошла мимо них с угрюмым видом.

Разговоры во время прогулок никогда не подслушивали, и коридоры в общих помещениях казались хорошим местом, чтобы посекретничать с Мейдани. Причем лучше, чем ее собственные комнаты, где любой страж от подслушивания только оповестил бы всех Серых, что она обсуждает что-то тайное, и что еще хуже, с кем именно. В настоящее время в Башне оставалось только около двухсот Сестер, число, которое Белая Башня могла проглотить и показаться пустынной. Особенно, когда каждый старается держаться своей половины, общие помещения вообще должны были опустеть. Так она считала.

Она приняла во внимание оживленное и стремительное движение слуг, меняющих фитили в лампах, проверяющих уровень масла, и еще дюжину прочих дел, и просто рабочих, несущих на своих спинах плетеные корзины, Свет знает с чем. Так всегда было в ранние часы, Башни готовили к новому дню. Они делали поспешные поклоны или реверансы и неслись дальше, стараясь не попадаться на пути любой Сестры. Им было не до подслушивания. Слуги Башни знали, что такое такт, тем более, что любому подслушавшему Сестру будет указано на дверь. Учитывая настроения в Башне, слуги были особенно стремительны, чтобы избежать даже шанса подслушать то, чего не должны.

Что она не смогла рассчитать, это сколько Сестер, несмотря на ранний час и холод, захочет пройтись за пределами своих квартир парами и по трое. Красные, старающиеся зацепить любого, с кем столкнулись, кроме других Красных. Зеленые и Желтые, конкурирующие за корону самых надменных Сестер. И Коричневые, старающиеся превзойти тех и других. Несколько Белых – все, кроме одной, без Стражей, старались поддержать видимость холодного благоразумия, вздрагивая при этом от звуков собственных шагов. Одна группа исчезала из поля зрения не больше, чем на несколько минут, прежде чем появлялась другая, так что Мейдани почти все время болтала о законах, почти оставив попытки перейти к делу.

Хуже всего, дважды ей улыбались Серые, с явным облегчением при виде другой из их Айя, и присоединись бы к ним, не покачай им Юкири отрицательно головой. Это приводило ее в бешенство, потому что все, кто их видел теперь знают, что у нее была причина оставаться с Мейдани наедине. Даже если Черные не заметили, и Свет даст, не должны, то сейчас слишком много Сестер шпионят друг за другом, и сплетни, которые они разносят, несмотря на Три Клятвы, так или иначе, перерастают все разумные пределы. При Элайде, пытающейся с помощью грубой силы ценой собственной жизни согнуть все Айя под себя, такие рассказы слишком часто заканчивались наказаниями, и лучшее на что можно было надеяться, что тебя накажут за твои собственные проступки. Юкири уже однажды пострадала, и теперь ей не хотелось тратить впустую дни, вновь драя полы, особенно сейчас, когда на весы было положено больше, чем то, с чем она могла управиться. С другой стороны она могла сама тайно навестить Сильвиану, что было не лучшим решением, даже если это действительно сэкономило бы время! С тех пор, как Элайда вызывала к себе Сильвиану, возможно, для собственного наказания, стала жестче, чем прежде. Вся Башня до сих пор гудела от слухов.

Поэтому Юкири испытывала крайне неприятное чувство, признаваясь себе, что все это сделало ее осторожнее при встречах с другими Сестрами. Лишь на мгновение дольше задержи взгляд, и может показаться, что ты шпионишь. Отведи глаза слишком быстро, и с тем же успехом ты покажешься слишком скрытной. Тем не менее, она только с невероятным усилием смогла отвести глаза от пары Желтых, скользивших по боковому коридору словно парочка королев у себя во дворце.

Темнокожий коренастый Страж, следующий далеко позади, чтобы дать им посекретничать, должно быть, принадлежал Притолле Нербайджан, зеленоглазой женщине, обладательнице замечательно длинного салдейского носа, потому что у Атуан Ларизетт не было ни одного Стража. Юкири совсем немного знала про Прайтолл, но увидев ее беседующей с Атуан, ей придется постараться разузнать побольше. В сером с желтыми вставками и высоким воротником платье, с шелковым платком, украшенным желтой бахромой, тарабонка была неотразима. Ее темные волосы тонкими косичками, украшенные яркими бусами, спускались до талии, обрамляя лицо, которое казалось совершенным, при отсутствии красоты. Она была даже довольно скромна, по крайней мере, для Желтой. Но она была именно той женщиной, за которой Мейдани и прочие пытались проследить, оставаясь не замеченными. Женщина, имя которой они боялось произносить вслух, кроме как при установленном сильном щите. Атуан Ларизетт была одной из трех Черных сестер, о которых было известно Талене. Именно так они были организованы, трое знали друг друга, и каждая знала только одну, неизвестную другим. Для Талене Атуан была «еще одной», так что была надежда, что та окажется связанной с двумя неизвестными.

Перед тем, как, скрываясь из вида, эта пара зашла за угол, Атуан оглядела коридор. Ее пристальный взгляд только мазнул по Юкири, но этого было достаточно, чтобы заставить сердце Юкири подпрыгнуть до горла. Она продолжала идти, с усилием сохраняя спокойствие, и рискнула на ответный взгляд только, когда дошла до угла. Атуан и Притолле уже вошли в коридор, направляясь к внешнему кольцу. Страж следовал за ними, но никто не оглядывался назад. Притолле кивала головой. Что ей говорила Атуан? Они были слишком далеко, чтобы услышать что-либо, кроме слабого цокота каблуков Стража по плиткам пола. Это был только взгляд. Конечно, просто взгляд. Она ускорила шаг, чтобы поскорее скрыться из вида, если один из них вздумает оглянуться, и с облегчением выдохнула воздух. Она даже не поняла, что затаила дыхание. Рядом с плечом донесся выдох Мейдани.

«Странно, как она на нас подействовала», – подумала Юкири, расправляя плечи.

Сперва, когда они узнали, что Талене Приспешница Темного, она была огражденной щитом пленницей. «И она по-прежнему пугает нас», – призналась она себе. Хорошо, что испугавшись, сначала они сделали все, чтобы заставить ее признаться, но от подобной правды у всех языки присохли к горлу. Теперь Талене была связана еще надежнее, чем Мейдани, и строго охранялась, даже если с первого взгляда казалось, что она ходит свободно. Как можно держать под замком Восседающую, чтобы никто не заметил, было тяжело представить даже для Саэрин. И та старательно пыталась найти любую зацепку, о которой знала или просто подозревала, в надежде, что это поможет ей спастись. Правда, у нее все равно не было выбора. Страх прекрасный союзник. Что же касается остальных…

Певара пробовала отстоять Галину Касбан, утверждая, что Талене говорит о ней неправду, и была вне себя целый день, когда, наконец, убедилась, что ее Красная сестра в действительности оказалось Черной. Она до сих пор бормотала о том, что удавит Галину собственными руками. Сама Юкири почувствовала холодную отрешенность, когда назвали Тимэйл Киндероде. Если в Башне были Приспешники Тени, то вполне вероятно было бы предположить, что некоторые должны были быть из Серой Айя, хотя, возможно, здесь помогла неприязнь к Тимэйл. Она оставалась спокойна даже после того, как она подсчитала и поняла, что Тимэйл покинула Башню в то же самое время, когда были убиты три сестры. Это расширило круг подозреваемых, дав имена других сестер, которые ушли в тоже время, но и Галина и Тимэйл, и остальные в настоящее время находились вне Башни, и вне досягаемости. И доказанными Друзьями Темного были только эти двое.

В том же списке оказалась Атуан, Черная без всяких сомнений. Бродит себе по Башне куда хочет, никем не сдерживаемая и освобожденная от Трех Клятв. И пока Дозин не может найти способы тайно ее расспросить – трудная задача даже для Восседающей Айя, к которой принадлежит Атуан, пока это должно оставаться секретом для остальных – до тех пор все, что они могли делать – наблюдать. Издалека и тщательно скрывая свое наблюдение. Это было похоже на жизнь по соседству с болотной гадюкой – никогда не знаешь, когда окажетесь с глазу на глаз, и никогда не знаешь, когда она укусит. Словно жизнь посреди логова гадюк, и в придачу, в полной темноте. Внезапно, Юкири поняла, что широкий, изогнутый коридор впереди оказался пуст насколько она могла разглядеть, а взгляд, брошенный назад отметил одного только Леонина, бредущего позади. Башня, похоже, опустела, оставив их троих наедине. В поле зрения не было ни малейшего движения, кроме мерцания огня в лампах по стенам. И тишина.

Мейдани вполголоса начала снова.

«Простите меня, Восседающая. Такая внезапная встреча с ней выбила меня из колеи. На чем я остановилась? Ах, да. Я понимаю так, что Силестин и Аннхарид попробуют узнать про ее близких друзей среди Желтых». Силестин и Аннхарид были заговорщицами – подругами Мейдани, обе из Желтой Айя. Их было по двое из каждой Айя – кроме Красной и, естественно, Голубой – что оказалось очень полезно. – «Боюсь, что это не сильно поможет. У нее широкий круг друзей, или был прежде, до того… как ситуация между Айя изменилась». Оттенок легкого удовлетворения в ее голосе, однако, ее лицо разгладилось. Она все еще оставалась мятежницей, несмотря на дополнительную клятву. – «Найти всех будет трудно, если только возможно».

«Забудь о ней на минуту». – От Юкири потребовалось усилие, чтобы не свернуть себе шею, стараясь смотреть сразу во все стороны. Гобелен, украшенный большими Белыми Башнями, слегка пошевелился, и она заколебалась, так как не была уверена, что это было – сквозняк или слуга, выходивший со служебной лестницы. Она никак не могла запомнить, где они были расположены. Новая тема была столь же опасна, как и обсуждение Атуан. – «Вчера вечером я вспомнила, что Вы с Элайдой в одно время были послушницами, и даже, насколько я могу припомнить, близкими подругами. Было бы хорошо возобновить эту дружбу».

«Это было давно», – натянуто ответила женщина, спуская шаль на плечи и кутаясь в нее, словно внезапно почувствовала холод. – «Элайда очень резко все оборвала, когда стала Принятой. Ее не возможно обвинить в поддержке любимчиков, если я бывала в группе, ей давали преподавать».

«Значит ты не была ее любимицей», – сказала сухо Юкири. У нее был свой прецедент свирепости Элайды. Прежде, чем давным-давно та ушла в Андор, она так сильно оттолкнула всех, с кем она поддерживала отношения, что сестры еще долго бежали от нее, оступаясь по дороге. Суан Санчей была одной из них… Странно вспоминать о подобном, хотя Суан никогда не нуждалась в защите от правил, которые она не смогла бы выполнить. Странно и грустно. – «И даже в этом случае, ты сделаешь все от тебя зависящее, чтобы возобновить эту дружбу».

Мейдани молча прошла две дюжины шагов по коридору, теребя шаль и подергивая плечами, словно пытаясь сбросить с них слепня, глядя при этом куда угодно, но не на Юкири. Как женщина могла исполнять обязанности Серой с таким низким самообладанием?

«Я действительно пыталась», – наконец сказала она, хриплым голосом. Она по-прежнему избегала смотреть на Юкири. – «Несколько раз. Хранительница… Алвиарин всегда отказывала мне. Амерлин занята, у нее много работы, ей нужен отдых. Всегда было какое-то оправдание. Я думаю, что Элайда не хочет вспоминать дружбу, которую она отвергла более тридцати лет назад».

Ого, так мятежницы тоже вспомнили об этой дружбе! Как же они думали ее использовать? Шпионаж, скорее всего. Ей надо будет попытаться выведать у Мейдани, как предполагалось передавать то, что она узнала. В любом случае, мятежницы обеспечили ее инструментом, а Юкири станет его использовать.

«Алвиарин тебе не помешает. Вчера она покинула Башню, или, возможно, днем раньше. Никто не знает точно. Однако служанки говорят, что она взяла смену белья, так что маловероятно, что она вернется в течение нескольких дней».

«Куда она могла отправиться в такую погоду?», – нахмурилась Мейдани. – «Со вчерашнего утра шел снег, и это было ясно заранее».

Юкири остановилась и повернула женщину к себе лицом.

«Единственное, что должно тебя волновать, Мейдани, это то, что она ушла», – сказала она твердо. Куда же отправилась Алвиарин? – «Теперь дорога к Элайде свободна, и ты этим воспользуешься. И постарайся узнать, кто смог бы прочесть ее бумаги. Только убедитесь, что никто не видит, что ты наблюдаешь». – Талене сказала, что Черные знали все, что выходило из-под пера Амерлин прежде, чем это объявлялось остальным, и им нужен кто-то, кто был бы поблизости от Элайды, чтобы узнать, как это происходит. Конечно, Алвиарин просматривает все, что подписывает Элайда, и женщина забрала себе больше власти, чем любая другая Хранительница Летописей, но это еще не было причиной обвинить ее в том, что она Приспешница Темного. Не было также причин снимать с нее подозрение. Ее прошлое тоже изучалось. – «Наблюдай также за Алвиарин, столько, сколько сможешь, однако, бумаги Элайды важнее».

Мейдани вздохнула и неохотно кивнула. Ей придется повиноваться, но она знала о возможной опасности того, что Алвиарин может действительно оказаться Приспешницей Тени. И все же Элайда тоже может оказаться Черной, несмотря на то, что Саэрин и Певара настаивали на обратном. Приспешница Темного в роли Престол Амерлин. Эта мысль теперь постоянно жалила ее сердце.

«Юкири!» – из-за спины раздался голос женщины.

Восседающие Совета Башни не подпрыгивают словно раненые козы при звуке собственного имени, однако Юкири подпрыгнула. И если бы она не держалась за Мейдани, то, возможно, упала бы. А так их пара зашаталась словно пьяные фермеры на танцах в честь урожая.

Выпрямившись, Юкири поправила шаль и повернулась с угрюмым видом, который нисколько не уменьшился, когда она увидела, кто спешил к ней. Как предполагалось, Сине, когда она не находилась с Юкири или одной из других Восседающих, знавших про Талене и Черную Айя, должна была держаться как можно ближе к той части Башни, которая принадлежавшей ее Айя, среди как можно большего числа Белых Сестер. Однако, сейчас она неслась им навстречу в обществе одной только Бернайлы Гелбарн, коренастой тарабонки, бывшей еще одной галкой из компании Мейдани. Леонин отступил в сторону, и поклонился Сине, прижав кончики пальцев к сердцу. Мейдани и Бернайла были настолько глупы, что обменялись улыбками. Они были подружками, но должны были лучше знать, когда нельзя говорить в присутствии свидетелей.

Юкири, во всяком случае, была не в настроении чтобы улыбаться.

«Дышишь воздухом, Сине?» – сказала она резко. – «Саэрин будет недовольна, когда узнает. Совсем недовольна. И я не довольна, Сине».

Мейдани поперхнулась, а Бернайла отшатнулась. Ее множество украшенных бусами косичек столкнулись друг с другом. Парочка принялась изучать гобелен, на котором, похоже, было изображено унижение Королевы Рианнон, и судя по их гладким лицам, им было жаль, что они не оказались где-нибудь в другом месте. В их глазах Восседающие были равны. И так и было. Обычно. Некоторым образом. Леонин не должен был слышать слова, но он мог чувствовать настроение Мейдани, и поэтому он отошел на несколько шагов подальше. При этом продолжая охранять коридор. Хороший мужчина. Умный мужчина.

У Сине достало ума принять смущенный вид. Неосознанно она поправила платье, покрытое белой вышивкой по подолу и поверх лифа, но почти сразу с силой вцепилась в шаль и упрямо насупила брови. Сине всегда была решительной, с самого первого дня, когда в Башню прибыла дочь мебельщика из Лагарда, которая уговорила отца оплатить дорогу для нее и своей матери. Вверх по реке для двоих, а в обратную сторону только для одного. Решительная и самоуверенная. И часто абсолютно не замечающая ничего вокруг себя, словно какая-нибудь Коричневая. На Белых это очень похоже, только логика и никаких выводов.

«Мне нет необходимости прятаться от Черной Айя, Юкири», – сказала она.

Юкири вздрогнула. Глупая женщина вслух произносит имя Черных. Коридор был по-прежнему пуст в обе стороны, насколько позволял видеть его изгиб, но невнимательность приводит к еще большей невнимательности. Она может быть упрямой, когда нужно, но, по крайней мере, иногда она показывала, что мозгов у нее явно больше, чем у глупой гусыни. Она открыла рот, чтобы высказать Сине свое мнение, однако женщина затараторила прежде, чем она смогла ее перебить.

«Саэрин сказала мне найти тебя», – рот Сине напрягся, и на щеках вспыхнули пятна – то ли от смущения за то, что ей приходилось спрашивать разрешения, то ли из-за того, что приходится спрашивать. Понятно, что она в обиде за свое положение. Только глупо его не понимать. – «Я должна с тобой поговорить наедине, Юкири. О второй загадке».

На мгновение, Юкири пребывала в таком же недоумении, как Мейдани и Бернайла. Они могли притворяться, что не слушают, но это не закрывало им уши. Вторая загадка? Что подразумевала Сине? Если… Могла она подразумевать причину, по которой Юкири присоединилась к охоте за Черной Айя? Загадка, почему главы Айя встречались тайком, потеряло свою срочность, по сравнению с обнаружением друзей Темного среди Сестер.

«Очень хорошо, Сине», – сказала Юкири, спокойнее, чем она себя чувствовала. – «Мейдани, прихвати с собой Леонина, и идите вперед, пока только сможете видеть Сине и меня из-за поворота. Приглядывайте за всеми приближающимися с этой стороны. Бернайла, сделай тоже самое с другой стороны». Они убежали прежде, чем она закончила говорить, и едва они вышли за пределы слышимости, перевела взгляд на Сине. К ее удивлению вокруг Белой Восседающей возникло свечение саидар, сплетая стража от подслушивания. Это был ясный знак для всех, что здесь обсуждали нечто тайное. Такой поступок должен иметь вескую причину.

«Давай рассуждать логически», – голос Сине был спокоен, но ее руки все еще сжимали в кулаках шаль. Она стояла вытянувшись, возвышаясь над Юкири, хотя была не выше среднего роста. – «С тех пор как Элайда вызвала меня, прошло больше месяца, даже почти два. И почти две недели с тех пор, как ты разыскала Певару и меня. Если бы Черные узнали обо мне, я была бы уже мертва. Певара и я были бы мертвы прежде, чем ты, Дозин и Саэрин к нам присоединились. Потому что они не знают. Ни о ком. Я признаю, сначала я была напугана, но я умею себя контролировать. Нет причин продолжать смотреть на меня как на Послушницу», – немного эмоций промелькнуло среди спокойствия, – «и к тому же глупо».

«Ты должна поговорить об этом с Саэрин», – кратко сказал Юкири. Саэрин с самого начала взяла ответственность на себя. Проведя сорок лет в Совете от Коричневой Айя, Саэрин прекрасно понимала, что такое ответственность. И у Юкири не было намерения ей перечить, если этого не требовалось, а так же оспаривать привилегии Восседающей, что вряд ли требовалось в сложившейся ситуации. Это сродни попытке поймать падающий огромный камень. Если она сможет убедить Саэрин, то Певара, Дозин и она сама не будут мешать. – «А теперь, что там на счет второй тайны? Ты действительно знаешь, зачем встречались главы Айя?»

На лице Сине появилось упрямое выражение, Юкири даже показалось, что она сейчас прижмет к спине уши. Но та только выдохнула. – «Глава вашей Айя самостоятельно выбрала Андайю в Совет? Шаг, как я думаю, необычный?»

«Да», – осторожно ответила Юкири. Каждый был уверен, что однажды Андайя войдет в Совет Башни. Возможно лет через сорок или пятьдесят, но все же Серанха протолкнула ее в обход выборов, тогда как общепринятым способом было обсуждение, выбор двух или трех кандидатов, с последующим секретным голосованием. Но это было внутренним делом Айя, столь же секретным, как имя Серанхи и ее пост.

«Я знала это», – кивнула Сине взволнованно, что совсем не было на нее похоже. – «Саэрин говорит, что Джулайн из Коричневых была выбрана столь же необычно, и Дозин говорит тоже самое о Суане, хотя она не решилась ничего к этому добавить. Я думаю, что Суана, возможно, сама возглавляет Желтых. В любом случае, перед этим она была Восседающей сорок лет, а ты знаешь, что обычно никто не занимает это место подряд после того, как пробыл там столь долго. И Ферана из Белых тоже ушла с поста меньше десяти лет назад. Прежде никто еще не появлялся в Совете так скоро. И, наконец, Талене говорит, что Зеленые обычно сами объявляют кандидатов, а их Капитан-Генерал уже выбирает из них, но Аделорна выбрала Рину самостоятельно».

Юкири сумела подавить гримасу, но только на волосок. У каждого имелись свои подозрения о том, кто возглавляет остальные Айя. Прежде никто не замечал между ними встреч, но все же произносить их имена вслух было слишком грубо. Для всех, кроме Восседающих, это могло закончиться наказанием. Конечно она и Сине обе знали про Аделорну. В своих попытках подлизаться Талене вывалила все тайны Зеленых, даже не дожидаясь вопросов. Это смутило всех, кроме самой Талене. По крайней мере, это объясняло, почему Зеленые были так разгневаны, когда Аделорну высекли. Однако, для главы Айя называться Капитан-Генералом было смешно, будь эта Айя трижды Сражающейся. По крайней мере, звание Главный Клерк действительно описывало то, чем занималась Серанха, или, по крайней мере, говорило о многом.

Дальше по коридору на самом краю видимости у поворота стояли Мейдани и ее Страж, очевидно, спокойно беседуя. Тот или другой при этом постоянно присматривали за пустым коридором. С противоположной стороны Бернайла тоже была едва видна. Она постоянно вертела головой, стараясь наблюдать за Юкири и Сине, и при этом не спуская глаз с опасного конца коридора. Она так нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, что сразу привлечет внимание, потому что в эти дни Сестра за пределами своей территории сама напрашивалась на неприятности, и она знала это. Эту беседу нужно быстрее заканчивать.

Юкири подняла один палец. – «Пять Айя должны были выбрать новых Восседающих вместо женщин, которые присоединились к мятежницам». – Сине кивнула, и Юкири подняла второй палец. – «Каждая из этих Айя выбрала Восседающую… не совсем обычным… образом». – Сине кивнула снова. Третий палец присоединился к первым двум. – «Коричневые должны были выбрать двух новых Восседающих, но ты не упоминала Шеван. Есть что-нибудь…» – Юкири криво улыбнулась, – «необычное про нее…»?

«Нет. Согласно Саэрин, Шеван была ее вероятной заменой, когда она решила уйти, но…»

«Сине, если ты намекаешь, что главы Айя сговорились о том, кто войдет в Совет Башни, то я никогда не слышала более головоломной мысли! А если это так, то почему, они выбрали пять таких странных женщин и к ним еще одну»?

«Да, я так полагаю. Когда ты и другие фактически посадили меня под замок, у меня появилось много времени для того, чтобы об этом подумать. Даже больше, чем надо. Джулайн, Рина и Андайя дали мне подсказку, а уж Феране подтолкнула меня проверить». Что Сине подразумевала, когда сказала, что Андайя и двое других дали подсказку? А, конечно! Рина и Андайя на самом деле не были достаточно старыми, чтобы заседать в Совете. Традиция не говорить о возрасте скоро превратится в привычку о нем не думать.

«Два могут быть совпадением», – продолжала Сине, – «даже три, с натягом, но допустим. А пять создают общую картину. Если бы не Голубые, то Коричневая была бы единственной Айя, имевшей двух Восседающих среди мятежниц. Возможно, на то есть своя причина, почему они выбрали одну необычную Сестру и одну обычную, если я смогу это понять. Но есть картина, Юкири, загадка, и рационально это или нет, но кое-что говорит мне, что мы должны решить ее прежде, чем мятежницы доберутся сюда. Она заставляет меня чувствовать, словно чья-то рука лежит у меня на плече, но когда я оглядываюсь, там никого нет».

Тяжело было поверить, что главы Айя сговорились. «Но тогда», – думала Юкири, – «тогда и заговор Восседающих столь же неправдоподобен, а я нахожусь в его самом сердце». И есть простой факт, что вне Айя никто, как предполагалось, не знал главу конкретной Айя, но оказалось, что против всяких традиций главы Айя друг друга знали.

«Если есть загадка», – сказала она устало, – «У тебя есть много времени, чтобы ее решить. Мятежницы не смогут выбраться из Муранди до весны, независимо от того, что они пообещали, а на марш вверх по реке уйдут месяцы, если они смогут столь долго содержать свою армию». – Она не сомневалась, что они смогут, но не дольше. – «Возвращайся в свои комнаты прежде, чем кто-нибудь увидит, что мы стоим здесь под охраной, и задумается над нашей загадкой», – сказала она, не слишком доброжелательно, положив руку на плечо Сине. – «Ты должна будешь посидеть взаперти до тех пор, пока мы все не удостоверимся в твоей безопасности».

Выражение лица Сине любой назвал бы угрюмым, но не для Восседающей. – «Я еще раз поговорю с Саэрин», – сказала она, но свечение сайдар вокруг нее исчезло.

Наблюдая, как она присоединяется к Бернайле, и они вдвоем исчезают за поворотом, настороженные как олени, почувствовавшие волков, Юкири чувствовала на сердце тяжесть. Жаль, что мятежницы не смогут добраться сюда до лета. По крайней мере, это смогло бы заставить Айя снова объединиться, чтобы Сестры не были вынуждены красться по Белой Башне. К сожалению, это столь же несбыточное желание, как желание иметь крылья.

Решив держать настроение под контролем, она пошла забрать Мейдани и Леонина. У нее была Черная сестра, и она была загадкой, с которой она знала, как разобраться.

Когда сквозь сеновал пронеслась новая волна холода, Гавин открыл глаза, и уставился в темноту. Толстые каменные стены сарая обычно не пропускали ночной холод, если только очень сильный. Внизу бормотали голоса, но ни один из них не был встревоженным. Он снял руку с меча, лежащего возле него и стащил тесные перчатки. Как и все Отроки, он спал завернутым в каждую тряпку, которую смог найти. Вероятно, уже пришло время будить кого-нибудь, чтобы сменить часовых, но он уже полностью проснулся и сомневался, что снова сможет уснуть. В любом случае, он всегда спал очень чутко и беспокойно, от мрачных снов, в которых его часто посещала одна и та же женщина, которую он любил. Он не знал, где сейчас была Эгвейн, и была ли она жива. И смогла ли она его простить. Он встал, отряхнув сено, и закутался в плащ, закрепив его пряжкой на груди.

Пока он пробирался среди темных фигур мужчин, спящих поверх охапок сена, едва слышный скрип сапог по деревянным перекладинам, подсказал ему, что кто-то карабкается по лестнице на чердак. Наверху лестницы появилась тусклая фигура, затем замерла, поджидая его.

«Лорд Гавин», – прозвучал глухой голос Раджара с мягким доманийским акцентом, так и не пропавшим за шесть лет обучения в Тар Валоне. Громкий голос Первого Лейтенанта для всех всегда был сюрпризом, не ожидавшим подобное услышать от невысокого мужчины едва выше плеча Гавина. В любом случае, не будь всего того, что случилось, к этому моменту Раджар уже стал бы Стражем. – «Я думал, что буду должен вас разбудить. Только что прибыла Сестра. Пешком. Курьер из Башни. Она спросила старшую здесь Сестру. Я попросил Томила и его брата, перед тем как они отправятся отсыпаться после смены, отвести ее к дому мэра».

Гавин вздохнул. Когда он возвратился в Тар Валон, то вместо того, чтобы позволить зиме поймать себя здесь, должен был отправиться домой, но нашел Отроков изгнанными из казарм. И еще раз убедился, что Элайда жаждет их гибели. Его сестра Илэйн уже должна была прибыть в Кеймлин, если не добралась туда раньше. Безусловно, любая Айз Седай помогла бы Дочери-Наследнице Андора вовремя прибыть в Кеймлин, чтобы предъявить свои права на трон прежде, чем смог бы кто-то еще. Белая Башня не потерпела бы потери союзника в лице королевы – Айз Седай. С другой стороны, Илэйн могла находиться на пути в Тар Валон, или же в эту минуту преспокойно жить себе в Белой Башне. Он не знал, замешана ли она в этой истории с Суан Санчей, и если да, то как глубоко – она всегда прыгала в воду, не узнав глубины – но Элайда и Совет Башни могли пожелать ее расспросить. И не важно – была ли она Дочерью-Наследницей или нет. Или даже королевой. Он был, однако, уверен, что она не причем. Она ведь всего лишь Принятая. Он частенько должен был себе это напоминать.

Новая проблема состояла в том, что между ним и Тар Валоном теперь стояла армия. По крайней мере, двадцать пять тысяч солдат на этом берегу Эринин, и, похоже, примерно столько же на западном берегу. Судя по всему, они поддерживали тех Айз Седай, кого Элайда назвала мятежницами. Кто еще посмел бы взять Тар Валон в осаду? Способ, с помощью которого появилась армия, материализовавшись прямо посреди бурана, казался настолько нереальным, что при одной только мысли об этом, по его спине пробежали мурашки. Слухи и паника всегда летели впереди любой большой армии на марше. Всегда. Эта же появилась словно призрак в тишине. Но армия была вполне реальна, словно стеной преградив ему дорогу. Так что он не мог ни попасть в Тар Валон, чтобы узнать находится ли Илэйн в Башне, ни двинуться на юг. Любая армия обнаружила бы три сотни солдат на марше, а мятежницы не слишком любят Отроков. Даже если он отправится один, зимняя дорога очень трудна, и если бы он дождался весны, то смог бы добраться до Кеймлина куда быстрее. Так же не было никаких надежд на проходящее судно. Осада обычно перекрывает любое речное движение надежным замком. Он оказался под надежным замком.

А теперь посереди ночи явилась Айз Седай. Она вряд ли упростит его жизнь.

«Пойдем узнаем, какие новости она нам принесла», – сказал он спокойно, спускаясь вниз по лестнице за Раджаром.

Двадцать лошадей и снятые седла заполняли почти каждый дюйм свободного пространства темного сарая, не занятого двумя дюжинами стойл для коров Хозяйки Миллин, поэтому ему с Раджаром пришлось с трудом пробираться к широким дверям. Единственное тепло шло от спящих животных. Двое часовых, охранявших лошадей, стояли тихими тенями, но Гавин чувствовал, что они их заметили выходящими в ледяную ночь. Они знали про курьера и терялись в догадках.

Небо было ясным, и убывающая луна все еще давала достаточно света. Деревня Дорлан сияла под снегом. Придерживая плащи, они в тишине тащилась через деревню утопая по колено в снегу там, где когда-то была дорога, ведущая в Тар Валон из города, которого не существовало уже сотни лет. Сейчас никто уже не путешествовал в этом направлении из Тар Валона, кроме как в Дорлан, и не было никаких причин делать это зимой. Традиционно деревня поставляла сыр в Белую Башню и больше никому. Это было совсем захудалое местечко – всего пятнадцать домов, сложенных из серого камня и покрытых черепичной крышей, сейчас заваленных снегом почти до окон первых этажей. На небольшом расстоянии позади каждого дома стояли сараи для коров. Каждый из них сейчас был переполнен солдатами и их лошадьми вперемешку с коровами. Большая часть Тар Валона, похоже, вообще забыла, что Дорлан когда-либо существовал. Кто же думает о том, откуда появляется сыр? Ему это место казалось очень удобным, чтобы оставаться в тени. До сих пор.

Все здания в деревне, кроме одного, были темны. Свет сочился сквозь ставни нескольких верхних и нижних окон дома мэра – мастера Барлоу. Гарон Барлоу имел несчастье иметь самый большой дом в Дорлане, помимо того, что оказался мэром. Любой селянин, уже основательно потеснившийся, чтобы предоставить кровать для Айз Седай, к настоящему времени должен был уже об этом пожалеть, а мастер Барлоу отдал целых две комнаты.

Отряхнув снег с сапог на каменных ступенях, Гавин кулаком в перчатке постучал в крепкую дверь мэра. Никто не ответил. Через мгновение он дернул ручку, и они вместе с Раджаром вошли.

Ярко освещенная комната была довольно большой для сельского дома, и встречала всех входящих парой высоких комодов без дверей, наполненных оловянной и глиняной посудой, а посредине стоял длинный, полированный стол, заставленный стульями с высокими спинками. Все лампы были зажжены – большая расточительность зимой, когда обычно можно было бы обойтись парой свечей, зато огонь, потрескивающий дровами в камине, хорошо прогрел комнату. Настолько, что две Сестры, обитавшие в верхних комнатах, стояли на ковре, покрывавшем деревянный пол, босыми. И в одних, наброшенных в спешке по верх льняных ночных рубашек, плащах с меховой подкладкой. Кэтрин Алруддин и Тарна Фейр смотрели на маленькую женщину в темном с желтыми вставками дорожном платье и плаще, по пояс влажных от снега. Она стояла возле широкого очага так близко, как только могла, устало грея руки и дрожа от холода. Она должна была ехать из Тар Валона по снегу не меньше двух-трех дней, и даже Айз Седай, в конечном счете, мерзнут. Похоже, это и была та самая Сестра, о которой говорил Раджар, хотя по сравнению с другими, выражение «нестареющая» было едва ли к ней применимо. По сравнению двумя с другими, ее лицо вообще было ничем не примечательным.

Отсутствие мэра и его жены завязало в груди Гавина еще один узел, хотя он почти ожидал чего-либо подобного. Они сейчас, не взирая на поздний час, непременно суетились бы вокруг Айз Седай, предлагая им горячее питье и ужин, если бы их не отослали назад в постель, чтобы дать Кэтрин и Тарне посекретничать с посланницей. И которые, вероятно, считали его дураком, который не захочет узнать суть послания. Но он уже знал его содержание до того, как вышел из сарая.

– …лодочник сказал, что он будет ждать на месте нашей высадки, пока не начнется осада, – говорила утомленным голосом маленькая женщина, когда вошел Гавин, – но он был так напуган, что к настоящему времени может быть уже на несколько лиг ниже по течению. – Наверное, холод из дверного проема дошел до нее, так как она оглянулась, и часть усталости сошла с ее квадратного лица. – Гавин Траканд, – сказала она. – У меня есть для тебя распоряжения от Престола Амерлин, Лорд Гавин.

– Распоряжения? – переспросил Гавин, снимая перчатки и засовывая их за пояс, чтобы выиграть время. На сей раз, он решил быть прямолинейным, – А почему Элайда шлет мне распоряжения? Почему я должен им повиноваться, после того, что она сделала? Она отреклась от меня и Отроков.

Раджар занял почтительную позу, заложив руки за спину, и кинул на Гавина быстрый косой взгляд. Он не стал бы ему перечить, независимо оттого, что говорил Гавин в данный момент, но не все Отроки поддерживали Гавина. Айз Седай делали то, что они делали, и ни одному мужчине не дано было знать почему, пока Сестра ему не скажет. Отроки искренне были связаны с Белой Башней, связанны судьбой.

– Это может подождать, Наренвин, – перебила их Кэтрин, глубже кутаясь в плащ. Ее черные волосы, рассыпавшиеся по плечам, были спутаны, словно она причесывалась в спешке и бросила работу на середине. Ее вид напомнил Гавину охотящуюся рысь. Или, возможно, обходящую капкан. Она потратила на него и Раджара полвзгляда, не больше. – У меня есть неотложные дела в Башне. Скажи мне, как найти эту безымянную рыбацкую деревушку. Неважно, дожидается еще лодочник или нет, я найду кого-то, кто меня перевезет.

– И меня, – вставила Тарна, упрямо выпятив челюсть и уставив свои синие, острые как копья, глаза. В отличие от Кэтрин, ее длинные, светло-желтые волосы были аккуратно уложены, словно у нее перед ее прибытием вниз побывал парикмахер. Она была сосредоточена, и полностью владела собой. – У меня тоже есть срочное дело в Башне, не терпящее дальнейших задержек, – Она кивнула Гавину и слегка наклонила голову в сторону Раджара, холодная как мрамор, из которого казалась вырезанной. Но все же, с ними она была более дружелюбна, чем с Кэтрин, а та была такой же в ответ. Между этими двумя женщинами всегда шла борьба, хотя они были из одной Айя. Они недолюбливали, а возможно, даже не выносили друг друга. Айз Седай всегда тяжело понять.

Гавин без капли сожаления отпустил бы любую из них. Тарна прибыла в Дорлан спустя день после появления таинственной армии, однако, она немедленно выжила Лузонию Коул из ее комнаты наверху и сместила Коварлу Бадене от командования одиннадцатью Сестрами, находившимися в деревне. Ей следовало бы выбрать Зеленую Айя, судя по тому, как она взяла над всем командование, расспрашивая других Сестер о ситуации, и даже почти каждый день делала смотр Отрокам, словно выискивая для себя потенциальных Стражей. Такое пристальное внимание Красной заставило всех постоянно оглядываться. Хуже того, Тарна долгие часы проводила в поездках, невзирая на погоду, пытаясь разыскать местных проводников, которые могли бы показать ей путь в город, минуя осаждающих. Рано или поздно, она навела бы их разведчиков на Дорлан. Кэтрин прибыла только вчера, и пришла в дикую ярость, узнав о заблокированной дороге на Тар Валон. Она, не раздумывая, отобрала командование у Тарны и комнату у Коварлы. Но свою власть она использовала по-другому. Она избегала остальных Сестер, отказываясь говорить, почему она исчезла у Колодцев Дюмай, и где была. Но она тоже устроила Отрокам смотр. Она была похожа на женщину, осматривающую топор, которым знала, как пользоваться, несмотря на количество прольющейся крови. Он не удивился бы, если бы она попыталась отдать убийственный для них приказ, пробить для нее путь к мосту в город. Он был бы счастлив видеть, как они обе уедут. Но когда они уедут, он должен будет иметь дело с Наренвин. И с приказами Элайды.

– Это тяжело назвать деревней, Кэтрин, – сказала дрожащая сестра, – всего лишь три-четыре заброшенных рыбацких хижины в дне пути вниз по течению. И даже дальше. – Отжав влажную юбку, она растянула ее почти над огнем. – Мы можем попытаться отправить в город сообщение, но вы обе нужны здесь. Единственное, что остановило Элайду от попытки отправить пятьдесят Сестер, или больше, вместо одной меня, это трудность отправить невидимой через реку одну крошечную лодку, даже в темноте. Должна сказать, я очень удивилась, узнав, что так близко от Тар Валона вообще есть Сестры. В этих обстоятельствах каждая Сестра, которая находится за пределами города, должна…

Тарна оборвала, ее твердо подняв руку.

– Элайда даже не знает, что я – здесь. – Кэтрин закрыла рот и нахмурилась, подняв подбородок, но позволила другой Красной продолжать. – Какими были ее распоряжения на счет Сестер в Дорлане, Наренвин?

Раджар принялся изучать половицы под ногами. Он без колебаний ходил в атаки, но только дурак захотел бы спорить с Айз Седай. Низенькая женщина долго возилась со своей юбкой.

– Мне приказано взять руководство над Сестрами, которых я здесь найду, – сказала она приглушенно, – и сделать то, что я смогу. Через мгновение, она вздохнула, и неохотно поправилась. – Сестры, которых я нашла здесь под руководством Коварлы. Но, конечно…

На сей раз, Катерина ворвалась.

– Я никогда не была под Коварлой, Наренвин, так что эти распоряжения не могут относиться ко мне. Утром, я собираюсь отыскать эти рыбацкие хижины.

– Но…

– Достаточно, Наренвин – сказала Кэтрин ледяным голосом. – Ты можешь принимать команду у Коварлы. – Черноволосая женщина бросила на Сестру по Айя косой взгляд.

– Я полагаю, что ты можешь сопровождать меня, Тарна. В рыбацкой лодке найдется место для двоих». – Тарна слегка кивнула ей головой, возможно, с благодарностью.

Разговор закончился, пара Красных, завернувшись в плащи, пошла вглубь дома. Наренвин раздраженно поглядела им в спину и перевела внимание на Гавина, ее гладкое лицо превратилось в подобие маски спокойствия.

– Есть у вас какие-либо новости о моей сестре? – спросил он прежде, чем она смогла открыть рот. – Вы знаете, где она?

Женщина действительно устала. Она моргнула, и он почти увидел, как она придумывает правдивый ответ, который ничего ему не скажет.

Остановившись на полпути к двери, Тарна сказала, – «Когда я видела ее в последний раз, Илэйн была с мятежницами». Все головы повернулись к ней. – «Но твоя Сестра защищена от наказания», – продолжала та спокойно – «поэтому выкини ее из головы. Принятые не могут выбирать, какой Сестре повиноваться. Я даю слово – согласно закону Башни, ей не причинят за это большого вреда». Похоже, она не заметила ни удивления Кэтрин, ни ошарашенного взгляда Наренвин.

«Вы могли бы сказать об этом раньше», – сказал Гавин грубо. Обычно никто не разговаривал грубо с Айз Седай. Не более одного раза, но он забыл об опасности. Две другие были удивлены, что Тарна знала ответ, или удивлялись тому, что она дала его? – «Что Вы подразумеваете под «не причинят большого вреда»?»

Светловолосая Сестра рассмеялась.

– Я могу лишь обещать, что рубцы быстро пройдут, если будет держать ноги правильно. Илэйн Принятая, а не Айз Седай. Ее положение защищает ее от большего наказания, если ее увела Сестра. Ты никогда о ней не спрашивал. Кроме того, ее не нужно было бы спасать, даже если бы ты смог с этим справиться. Она – с Айз Седай. Теперь ты знаешь столько же, сколько я могу тебе о ней рассказать, и я собираюсь найти несколько часиков для сна до утра. Я оставляю тебя Наренвин. – Кэтрин наблюдала, как она уходила, не моргнув даже ресницей, женщина с ледяными глазами охотящейся кошки, но сама она выскочила из комнаты настолько быстро, что ее плащ летел далеко позади нее.

– Тарна права, – сказала Наренвин, едва дверь закрылась позади Кэтрин. Маленькая женщина не могла сравниться с другими двумя в таинственности и ясности Айз Седай, но наедине она справилась довольно хорошо. – Илэйн принадлежит Белой Башне. Как и ты, несмотря на все разговоры о предательстве. История Андора связывает вас с Башней.

– Отроки по нашему собственному выбору связаны с Башней, Наренвин Седай, – сказал Раджар, делая полупоклон. Пристальный взгляд Наренвин оставался на Гавине.

Он закрыл глаза, это было все, что он мог сделать, чтобы не протереть их руками. Отроки были связаны с Белой Башней. Никто никогда не смог бы повторить то, с чем они столкнулись на земле этой самой Башни, остановив спасение свергаемой Амерлин. К счастью или к несчастью, история следовала вслед за ними к их могилам. Он был тоже отмечен своими собственными тайнами. После этого кровопролития, это он оказался тем, кто позволил Суан Санчей свободно уйти. И что еще важнее, Илэйн связывала его с Белой Башней, и Эгвейн ал'Вир. И он не знал, что завязало узел крепче: братская любовь к сестре или любовь сердца. Чтобы оставить что-то одно нужно было бросить все три, но пока он дышит, он не смог бы бросить ни Илэйн, ни Эгвейн.

«Я даю слово, что сделаю все, что смогу», – сказал он устало. – «Что Элайде понадобилось от меня?»

Небо над Кеймлином было ясным, золотистый шар солнца приближался к полуденному пику. Оно проливало яркий свет на покрытое белым одеялом окружающую местность, но не давало никакого тепла. Однако, погода была теплее, чем Даврам Башир ожидал бы дома в Салдэйя, хотя он не пожалел о мехе куницы, утеплившем его новый плащ. В любом случае, было достаточно холодно, чтобы от дыхания его толстые усы стали белее от инея, чем от лет украсивших их сединой. Стоя по колено в снегу среди облетевших деревьев на холме, находящемся примерно в лиге на север от Кеймлина, он поднес длинную, украшенную золотом подзорную трубу к глазам, изучая активность в низу приблизительно в миле к югу от него. Быстрый нетерпеливо сопел сзади за его плечом, но он на гнедого не обращал внимания. Быстрый терпеть не мог ждать, но иногда нужно делать то, что должен, а не то, что хочешь.

Лагерь возводился прямо среди редких деревьев, оседлав дорогу на Тар Валон. Солдаты, разгружающие фургоны, роющие уборные, устанавливающие палатки и шалаши из лапника и веток, были рассеянны по площади отдельными группами, держась поближе к своим лордам и леди. Они собирались остаться здесь на довольно продолжительное время. По числу лошадей и общему размеру лагеря, он оценил их численность приблизительно в пять тысяч человек, плюс-минус несколько сотен. Это только солдат: стрельщики, кузнецы, оружейники, прачки, возницы и другие приживалы легко удваивают численность любого войска, хотя они, как обычно, поставили с краю собственный лагерь. Большинство из них большую часть времени проводило, разглядывая холм, на котором стоял Башир, вместо выполнения своих обязанностей. Тут и там солдаты тоже делали перерыв, чтобы оглядеть холмы, но знаменосцы и офицеры быстро заставляли их вернуться к работе. Башир заметил, что знать и офицеры, объезжающие строящийся лагерь даже ни разу не взглянули на север. Неровности местности скрывали их от города, хотя он мог разглядеть посеребренные снегом серые стены его башен. Город знал, что они были здесь, они объявили о себе этим утром трубами и знаменами на виду у стен. Но дальше полета стрелы.

Осада города с высокими, прочными стенами, которые в окружности протянулись более чем на шесть лиг, было не таким уж легким занятием, но в данном случае осложнялась Нижним Кеймлином. Этим сущим лабиринтом из множества кирпичных и каменных зданий, магазинов и складов, с выбитыми окнами, и длинных рынков, стоящих за стенами Верхнего Кеймлина. Вокруг города было еще семь таких же лагерей, которые перекрывали каждую дорогу, каждые ворота, позволяющие совершить приличную вылазку. По ним уже ходили патрули, и, вероятно, в опустевших зданиях теперь скрывались наблюдатели. Мелкие группы могли бы проскочить в город, несколько верховых под покровом ночи, но не слишком много, чтобы прокормиться в одном из великих городов. Голод и болезни во время осады воюют гораздо успешнее мечей, или осадных машин. Единственный вопрос, кого они победят раньше – осажденных или осаждающих.

По-видимому, план был обстоятельно кем-то продуман, но его смущали знамена в лагере.

У него была мощная позорная труба, созданная Кайриэнским мастером по имени Товер, подарок от Ранда ал'Тора, и с ее помощью он мог разобрать большинство знамен, когда их расправлял ветер. Ему было известно достаточно Андорских гербов, чтобы узнать Дуб и Топор Долина Армагна, пять Серебряных Звезд Дерилла Рейнда и множество знамен младших домов, поддерживавших права Ниан Араун на Трон Льва, и Корону Андора. Но здесь же были и полосатая Красная Стена Джайлина Марана, и двойные Белые Леопарды Карлис Анкерин, и золотая Крылатая Рука Эрам Толкенд. Судя по сообщениям, все они присягнули конкурентке Ниан – Элении Саранд. Видеть их вместе, было похоже на сцену мирно разделяющих пищу волков и волкодавов. С бочкой хорошего вина, открытого чтобы обмыть сделку.

Здесь же присутствовали два других знамени, с золотой бахромой и почти вдвое больше остальных, хотя для случайных порывов ветра оба были слишком тяжелы, чтобы заставить их хотя бы пошевелиться. Они сияли на солнце плотным шелком. Он достаточно ясно разглядел их раньше, когда знаменосцы скакали взад вперед по холму, скрывавшему их лагерь. От галопа знамена развивались по ветру. На каждом был изображен Лев Андора – белый на красном – такой же, который парил на высоких круглых башнях городской стены. В обоих случаях, это было знаком объявления чьих-то прав на трон и корону. Второе знамя, поменьше, объявляло герб женщины, бросившей вызов Илэйн Траканд. Четыре серебряных луны на синем сумеречном поле были гербом Дома Марне. Так все это было в поддержку Аримиллы Марне? Еще месяц назад, она была бы счастлива, если бы кто-нибудь не из ее Дома или хотя бы слабоумный, вроде Насин Кирен, приютил ее на ночлег!

«Они нас игнорируют», – прорычал Бэйл. – «Я до захода солнца могу смести их с лица земли, и не оставить никого в живых, чтобы увидеть рассвет, а они нас игнорируют!»

Башир косо посмотрел в сторону айильца. В сторону и вверх. Мужчина был выше его почти на фут. Из-под черной вуали были видны только серые глаза Бэйла и полоска загоревшей кожи. Башир надеялся, что парень всего лишь решил прикрыть рот и нос от холода. В руках у него были короткие копья и обтянутый кожей щит, на спине лук в жестком колчане и стрелы, но значение имела только вуаль. Для айил сейчас не время убивать. В двадцати спанах от них по склону в сторону лагеря, небрежно держа оружие, на корточках сидели еще тридцать айил. Каждый третий был без вуали, поэтому, все-таки возможно, что это было из-за холода. Хотя, с айил никогда нельзя быть уверенным.

Перебрав в уме несколько вариантов ответов, Башир выбрал самый простой:

– Илэйн Траканд это не понравилось бы, Бэйл, и если ты не забыл – она связана с одним молодым человеком… Рандом ал'Тором… Ему это тоже не понравится.

Бэйл неприятно хмыкнул в ответ:

– Мелэйн передала мне, что сказала Илэйн Траканд. Мы не должны поддерживать ее сторону. Это просто понять. Но когда против тебя выступают враги, ты используешь всех, кто будет танцевать на твоей стороне. Они в свои войны играют так же, как в Игру Домов?

– Мы – иноземцы, Бэйл. В Андоре это знают.

Огромный айилец снова хмыкнул.

Не было смысла пытаться объяснить суть политической борьбы в стране. Чужая помощь могла стоить Илэйн того, что она пыталась получить, и ее враги это знали. И они знали, что она это знает. Так что, они не имели никаких причин опасаться Башира или Бэйла, или даже Легиона Дракона, несмотря на их численность. Фактически, несмотря на осаду, обе стороны всеми силами пытались избежать генерального сражения. Это была война, но война маневра и мелких стычек, до тех пор, пока кто-то не ошибется. И победителем будет тот, кто получит выгодное положение или заставит другого занять невыгодную позицию. Бэйл, похоже, не видел отличий такой войны от Даэс Дей'мар. Сказать по правде, Башир и сам видел очень большое сходство. Когда на пороге дома находится Запустение, Салдэйя не может себе позволить войны за трон. Могли появляться тираны, и Запустение моментально убивало глупых и жадных, но даже подобный специфический вид гражданской войны легко даст Запустению убить Салдэйю.

Он вернулся к изучению лагеря через трубу, пытаясь понять, как дурочка, вроде Аримиллы Марне, смогла получить поддержку Ниан Араун и Элении Саранд? Эта парочка была жадной и честолюбивой. Каждая была убеждена в собственном праве на трон, и, если он правильно понял ту запутанную паутину, которую андорцы использовали, чтобы решать подобные вопросы, у каждой было больше прав на трон, чем у Аримиллы. Волки и волкодавы здесь не при чем. Это волки, следующие за комнатной собачонкой. Возможно, Илэйн знает причину, но она едва ли поделится с ним. Такой вот вывод, и чрезвычайно неинформативный. Слишком много шансов, что кто-то об этом узнает и решит, что она состоит с ним в сговоре. Все здесь было неправильное, как сама Игра Домов.

«Кажется, кто-то собирается танцевать с копьями», – сказал Бэйл, и Башир долго шарил трубой, пытаясь найти, куда указывал айил.

Много дней из города шел устойчивый поток людей, убегающих в страхе перед осадой, но кто-то задержался, пока не стало слишком поздно. На краю Нижнего Кеймлина посереди тарвалонской дороги стояли с полдюжины беззащитных крытых холстом фургонов, окруженных пятьюдесятью всадниками под синим с белым флагом, на котором, когда он колыхался при внезапном порыве ветра, был виден толи бегущий медведь, толи толстая собака. Отчаявшийся народ был согнан в одну кучу: мужчины с опущенными головами, дети, цепляющиеся за женские юбки. Некоторые из всадников спешились, чтобы порыться в фургонах. Тюки и коробки, и то, что было похоже на одежду, уже украсили собой снег. Вероятно, они искали деньги или выпивку – хотя и другие ценные вещи, которые смогут найти, тоже попадут в чьи-то карманы. Скоро они перережут народ, или просто отнимут фургоны. Фургоны и лошади всегда полезны для армии, а специфические правила этой очень специфической гражданской войны, кажется, не давали защиты тем, кто оказался в не том месте, не в то время. Но вдруг распахнулись городские ворота, и едва щель стала достаточно широкой, сквозь нее из двадцатифутовой арки галопом выскочили уланы в красных кафтанах и понеслись вниз между длинными, пустыми рыночными рядами. Солнечный свет засверкал на наконечниках копий, нагрудниках и шлемах. Это появилась Гвардия Королевы. Достаточно большим отрядом. Башир вернулся к изучению фургонов.

Очевидно офицер под флагом с медведем, если это был медведь, уже все посчитал. Пятьдесят против двухсот представляли очень слабые шансы на победу из-за пары фургонов. Спешившиеся всадники уже вернулись в седла, и едва Башир вернулся к их изучению, вся группа уже мчалась на север. Сине-белый флаг слегка отстал от общей группы. Большая часть людей толпилась возле дороги, глядя в след убегающим солдатам. Ему было понятно их замешательство, он словно наяву видел их лица, но некоторые из них немедленно помчалось собирать свои разбросанные вещи и складывать их назад в фургоны.

Несколько минут спустя Гвардейцы собрались вокруг фургонов и быстро положили этому конец. Они стали быстро сгонять людей назад к фургонам. Некоторые все еще пытались проскочить мимо них за какой-то дорогой для них вещью, а один мужчина принялся махать руками и протестовать перед одним из Гвардейцев, очевидно офицером с белыми перьями на шлеме и с красным шарфом поперек груди. Но офицер наклонился в седле и наотмашь треснул протестующего по лицу. Парень камнем грохнулся на спину, и все, кто еще не забрался в фургоны, застыв на мгновение, опрометью бросились к ним. Кроме пары мужчин, которые задержались, чтобы подобрать упавшего товарища за руки и ноги, и быстро его понесли, словно он был тюком с тряпками. Женщина в последнем фургоне колонны уже стегала лошадь, чтобы развернуть его к городу.

Башир перевел трубу на лагерь, и поднес ее поближе к глазу, чтобы лучше видеть. Солдаты по-прежнему ковыряли землю лопатами и мотыгами, или разгружали фургоны, таская мешки и бочки. Знать и офицеры следили за их работой. Все были спокойны словно коровы на пастбище. Наконец, кто-то заметил происходящее между ними и городом, затем еще один и еще, а один всадник явно принялся выкрикивать распоряжения. Знамя с медведем только-только оказалось в лагере.

Зажав трубу подмышкой, Башир нахмурился. У них не было выставлено никакого охранения на окружающих холмах, чтобы предупредить их об опасности, приближающейся из-за пределов их лагеря. Их вера в то, что никто не станет начинать битву, была глупа. Если другие лагеря столь же небрежны, и если никто не исправит эту ошибку, то это может оказаться полезным. Он раздраженно запыхтел сквозь усы. Если бы он собирался разобраться с осаждающими.

Новый взгляд в сторону фургонов показал ему, что они были на полпути к Тарвалонским Воротам, сопровождаемые эскортом Гвардейцев. Возницы настегивали свои упряжки, словно преследователи дышали им в спину. Или, возможно, они испугались офицера, который за чем-то махал мечом над головой.

– Не будет сегодня никакого танца, – сказал он.

– Тогда я найду, как с пользой потратить день, вместо того, чтобы наблюдать, как мокроземцы роют норы, – ответил Бэйл. – Пусть ты всегда обретешь воду и тень, Даврам Башир.

– Я предпочитаю сухие ноги и теплый камин, – не подумав, пробормотал в ответ Башир, но сразу пожалел об этом. Наступи на обычай этого парня, и он убьет тебя не задумываясь, а Айил весьма привержены обычаям, и, кроме того, странные сами по себе.

Но Бэйл закинул назад голову и рассмеялся.

– Мокроземцы все переворачивают с ног на голову, Даврам Башир, – Странные жест его правой руки обращенный другим Айил поднял их на ноги, и они широким легким бегом помчались в восточном направлении. Снег, кажется, не доставлял для них неудобства.

Задвинув трубу в кожаный чехол, висящий у луки седла Быстрого, Башир поднялся в седло и направил гнедого на запад. Его собственный эскорт ждал его с обратной стороны холма. Его люди пристроились позади него с едва слышным скрипом кожи, без звона не подвязанного металла. Его эскорт был меньше, чем у Бэйла, но все его люди были крепкими парнями из его поместья в Тайре, и прежде чем он повел их на юг, он много раз водил их в Запустение. Каждому был выделен свой сектор для наблюдения: вперед или назад, левый и правый край, верх и низ. Их головы постоянно вертелись. Он только надеялся, что они не пропустят движения. Лес здесь был редок, ветки всех деревьев были голыми, за исключением редких дубов, кожелистников, сосен и елок. Однако, заснеженная земля была такой холмистой, что в пятидесяти шагах от вас могла находиться сотня солдат и легко остаться незамеченными. Не то, чтобы он ожидал чего-то подобного, однако, то, что тебя убьет обязательно будет чем-нибудь, чего ты никак не ожидал. Неосознанно он ослабил меч в ножнах. Нужно просто ожидать неожиданного.

Эскортом командовал Тумад, поскольку большую часть времени Башир не знал, чем еще занять молодого лейтенанта. Тот был способен мыслить ясно и мог видеть не только то, что было у него под носом. Он был создан для командования, если проживет достаточно долго. Это был высокий парень, чуточку ниже Бэйла. Сегодня на его лице, подобно второму носу, повисло недовольство.

– Что тебя беспокоит, Тумад?

– Айил был прав, милорд, – Тумад сердито дернул себя за густую черную бороду. – Эти андорцы плюют нам под ноги. Мне не нравится убегать, когда кто-то треплет меня за ухо, – Он был еще слишком молод.

– Ты видимо скучаешь? – рассмеялся Башир. – Тебе нужно больше впечатлений? Тенобия всего в пятидесяти лигах к северу от нас, и если можно доверять слухам, она притащила Этениеллу Кандорскую, Пэйтара Арафэльского и даже Изар Шайнарский тоже с ней. В поисках нас с тобой сюда прибыли все силы Пограничных королевств, Тумад. Тем андорцам, что сидят в Муранди не нравится, что мы сидим в Андоре, и, как я слышал, если армия Айз Седай, с которой они столкнулись, еще не растерла их в пыль, они тоже могут прибыть сюда, чтобы отыскать нас с тобой. А может, рано или поздно, вслед за ними прибудут и Айз Седай. Мы пошли за Возрожденным Драконом, и я не думаю, что хотя бы одна сестра это позабудет. А кроме них, есть Шончан, Тумад. Ты действительно думаешь, что мы видели их в последний раз? Они снова полезут к нам, или мы должны будем отправиться к ним. Либо так, либо по другому. Вы молодые не увидите готовящиеся неприятности, даже когда они ползают по вашим усам!

Тихие смешки пронеслись среди мужчин за спиной, мужчин таких же опытных как сам Башир, и даже Тумад, смеясь сквозь бороду, показал свои белые зубы. Все они и прежде побывали на войне, но никогда не были на такой странной, как эта. Озираясь, Башир сквозь деревья наблюдал за дорогой, но только в полглаза. Если говорить на чистоту, Тенобия действительно его волновала. Только Свет знает, почему Изар и другие все вместе решили бросить Запустение на произвол судьбы, и еще меньше, почему они сняли так много солдат, сколько по слухам, они привели на юг. Даже если эти слухи делить пополам. Несомненно, у них были свои причины, которые они считали вескими и правильными, и, конечно, Тенобия их тоже разделяла. Но он-то знал ее с пеленок. Он учил ее ездить верхом, наблюдал, как она росла, и преподнес ей Сломанную Корону, когда она заняла трон. Она была хорошим правителем, не слишком властная, не слишком легкомысленная, умная, если не всегда мудрая, храбрая, но не безрассудная. Однако сказать «импульсивная» было слишком мало, чтобы ее правильно описать. Несколько раз было бы мало даже слова «горячая». И он был почти уверен, почти на все сто, что помимо общей цели с остальными правителями, у нее имелась собственную цель, чтобы его найти. Это – голова Даврама Башира. И если это так, она вряд ли успокоится, еще разок отправив его в ссылку, если забралась так далеко. Чем дольше Тенобия несет кость в зубах, тем тяжелее будет убедить ее бросить. На лицо была проблема. Она должна быть в Салдэйе, охранять Границу Запустения, но он тоже должен быть там. Она могла дважды, по крайней мере, начиная с его прибытия на юг, обвинить его в измене за то, что он сделал, но он по-прежнему не видел иного способа решить проблему. Восстание – Тенобия, на выбор, легко могла так назвать подобное поведение – так вот, случай с «восстанием» имел бы ужасные последствия. Ему хотелось бы, чтобы его голова прочно держалась на шее как можно дольше. Да, это явная и щекотливая проблема.

Лагерь восьми тысяч легкой кавалерии, которую он сохранил после походов против Иллиана и Шончан, занимал больше места, чем лагерь на тарвалонской дороге, но нельзя было сказать, что он был растянут. Коновязи стояли ровными рядами, с каждой стороны от них располагались кузницы, протянувшись между одинаково строгими рядами больших серых и белых палаток, хотя теперь многие из них были в заплатах. По сигналу трубы каждый был готов вскочить в седло и на счет пятьдесят уже начать сражаться. Его капралы, которых он когда-то назначил, следили, чтобы все укладывались в этот счет без задержек. Даже палатки маркитантов и их фургоны, стоявшие в ста шагах к югу от прочих, были более организованными, чем лагерь осаждающих, словно они следовали примеру салдэйцев. По крайней мере, некоторые.

Поскольку он со своим эскортом подъезжал, солдаты в лагере забегали возле лошадей, будто сигнал уже раздался. Некоторые обнажили мечи. Голоса были обращены к нему, но при виде большой толпы мужчин и женщин, главным образом женщин, собравшихся в центре лагеря, он почувствовал внутри внезапный холод. Он пришпорил коня, и Быстрый в галопе рванул вперед. Он не знал, последовал ли кто-нибудь за ним или нет. Он не слышал ничего, кроме крови, стучащей в ушах, не видел ничего, кроме толпы перед его собственной остроконечной палаткой. Палаткой, которую он делил с Дейрой.

Добравшись до толпы, он не стал осаживать коня, а просто оттолкнулся от седла и продолжил бежать по земле. Он слышал, что люди говорили, не понимая, о чем они говорят. Они расступились перед ним, открыв проход к палатке, не дожидаясь, когда он их сметет с дороги.

Только возле полога палатки он притормозил. Палатка, достаточно просторная для размещения двадцати солдат, была переполнена женщинами, женами лордов и офицеров, но его глаза быстро отыскали собственную жену Дейру, сидящую на складном стуле посереди ковров, что служили полом, и холод исчез. Он знал, что однажды она умрет… Они оба когда-нибудь умрут, но единственная вещь, которой он боялся, остаться жить без нее. В этот момент он понял, что некоторые из женщин помогали ей снять платье, обнажив ее торс. Еще одна прижимала свернутую ткань к левой руке Дейры, и ткань становилась красной. Кровь бежала по руке сквозь ткань и капала с ее пальцев в чашу на ковре. В чаше уже набралось значительное количество темной крови.

Она увидела его в тот же самый момент, и на бледном лице засверкали ее глаза.

– Вот что бывает, когда нанимаешь на работу иноземцев, муж, – она сказала свирепо, потрясая в его сторону длинным кинжалом, зажатым в правой руке. Она была высокой как большинство мужчин, и даже на несколько дюймов выше его. И очень красивая. Ее лицо обрамляли черные, как крыло ворона, волосы с белыми прядями. У нее был командный голос, который становился властным, когда она была сердита. Даже если она едва была способна сидеть прямо без посторонней помощи. Большинство женщин были бы смущены, оказавшись голой по пояс перед таким числом народа, рядом с собственным мужем. Но только не Дейра. – Если бы ты не носился повсюду, словно ветер, мы могли бы вызвать несколько хороших слуг из наших собственных поместий, чтобы выполнять необходимую работу.

Ты что, поругалась со слугами, Дейра? – сказал он, нахмурясь. – Вот уж никогда не думал, что ты начнешь пырять их ножом. – Несколько женщин ответили ему прохладными, косыми взглядами. Не каждый муж с женой общались друг с другом таким образом, как он и Дейра. С тех пор, как они стали реже кричать друг на друга, некоторые стали считать их странной парой.

Дейра нахмурилась, затем коротко хмыкнула, от нечаянного смеха.

– Пожалуй, я начну сначала Даврам. И пойду медленно, так чтобы ты смог понять, – добавила она с маленькой улыбкой, делая паузу, чтобы поблагодарить женщин, которые белым льняным куском материи забинтовали ее обнаженный торс. – Я вернулась после моей прогулки и обнаружила двух странных мужчин, роющихся в нашей палатке. Они, естественно, вынули кинжалы. Я ударила одного из них стулом, и нанесла удар другому. – Поморщившись, она указала на руку. – Однако, не достаточно ловко, поскольку он сумел дотянуться до меня. Тогда вошли Завион и остальные, и эта парочка сбежала через разрез, который они сделали в стене палатки.

Несколько женщин мрачно кивнули, и схватились за рукояти кинжалов, которые они носили на поясе. Дейра мрачно продолжила:

– Я приказала им начать преследование, но они настояли на том, чтобы осмотреть мою царапину. – Руки были сняты с кинжалов, и лица покраснели, хотя ни одна не выглядела сколько-нибудь смущенной своим неповиновением. Они были в щекотливом положении. Дейра была их леди, поскольку он был их лордом, но даже если она называла это царапиной, то, возможно, могла истечь кровью, если бы, преследуя воров, они ее бросили одну. – Все равно, – продолжала она, – я приказала искать. Их будет не трудно найти. У одного на голове шишка, а другой в крови. – Она коротко, удовлетворенно поклонилась.

Завион, жилистая, рыжеволосая Леди Гахор, держала в руках иглу с вдетой ниткой.

– Если у вас не проснулся интерес к вышивке, милорд, – сказала она холодно, – то могу я просить, чтобы вы отошли?

Башир согласился, слегка наклонив голову. Дейре никогда не нравилось, когда он смотрит, как ее зашивают. И ему тоже не нравилось смотреть на то, как ее зашивали.

Снаружи он задержался, чтобы громким голосом объявить, что его леди жена чувствует себя хорошо, в данное время ей оказывают помощь, и что все должны вернуться к своим делам. Мужчины ушли, с пожеланиями здоровья леди Дейре, но ни одна женщина даже не пошевелилась. Он не стал их прогонять. Они все равно останутся, чтобы он им не сказал, пока не появится сама Дейра. Мудрый мужчина всегда старается избегать битв, которые он не только проиграет, но и будет выглядеть глупцом.

Тумад ждал на краю толпы и спешился рядом с Баширом, который шел с силой сжатыми за спиной руками. Он ждал этого, или чего-то подобного, довольно долго, но он уже почти решил, что этого не случится. И он не ожидал, что из-за этого Дейра окажется на волосок от гибели.

«Этих двоих нашли, милорд», – сказал Тумад. – «По крайней мере, они подходят под описание, которое дала Леди Дейра.» – голова Башира резко повернулась, отразив на его лице жажду убийства, и мужчина быстро добавил, – «Они были уже мертвы, милорд, когда их обнаружили за пределами лагеря. Каждый получил по удару узким кинжалом». – Он показал пальцем на основание черепа позади уха. – «Должно быть убийц было больше одного, если, конечно, он не был также быстр, как гадюка».

Башир кивнул. Цена неудачи – смерть. Двое искали, а сколько человек с ними расправилось, чтобы заставить замолчать? Сколько осталось, и когда они попробуют снова? И что хуже всего, он не знает, кто за этим стоит. Белая Башня? Отрекшиеся? Кажется, решение само его нашло.

Никого кроме Тумада не было рядом, чтобы его услышать, но он все равно говорил тихо и осторожно выбирал слова. Иногда, ценой небрежности тоже была смерть.

«Ты знаешь, где найти мужчину, который прибыл ко мне вчера? Найдите его, и скажите ему, что я согласен, но нас будет несколько больше, чем мы договаривались».

Легкие перья снега, падающего на Кайриэн, только слегка приглушали свет утреннего солнца, немного смягчая его яркость. Из высокого узкого окна во Дворце Солнца, с толстым стеклом, хорошо защищающим от холода, Самитзу могла ясно видеть деревянные леса, установленные вокруг разрушенной части Дворца. Разрушенные блоки темного камня все еще были заполнены кучами щебня, а ступенчатые башни резко обрывались по сравнению с остальной частью дворца. Одной из них, Башни Утреннего Солнца, попросту больше не существовало. Несколько из легендарных «недостроенных» городских башен виднелись сквозь летящие белые хлопья – огромные квадратные шпили с огромными опорами, куда выше дворца, несмотря на то, что он располагался на самом высоком холме города. Они стояли в своих лесах, все еще не полностью восстановленные даже спустя двадцать лет после того, как их сожгли Айил. Еще двадцать выглядели почти доделанными. Конечно, в такую погоду на лесах не было рабочих, карабкающихся по доскам. Ей бы хотелось, чтобы ей снег тоже дал отсрочку.

Когда на прошлой неделе уехала Кадсуане, оставив ее старшей, ее задача казалась абсолютно ясной. Удостоверится, что Кайриэнский горшок не начнет снова кипеть. В то время это казалось простой задачей, хотя она и редко баловалась политикой. Только один из благородных лордов собрал под рукой значительные силы, и тот – Добрэйн – был союзником, который, казалось, хотел сохранить все в спокойствии. Естественно, он принял это глупое назначение «Стюартом Дракона Возрожденного в Кайриэне». К тому же, мальчик еще назначил «Стюартом Тира» мужчину, который бунтовал против него всего месяц назад! Если он натворил столько же и в Иллиане… Это кажется слишком реальным. Эти назначения принесли бы Сестрам одни только бесконечные неприятности, если бы все не было сделано заранее. Мальчик доставлял одни неприятности! Пока Добрэйн, кажется, использовал свой новый пост только для того, чтобы управлять городом. И спокойно сплачивать людей в поддержку прав Илэйн Траканд на Трон Солнца, если она когда-либо о них заявляла. Самитзу была довольна, что об этом не надо думать ей – беспокоиться о том, кто займет Трон Солнца. Она вообще не слишком волновалась за кайриэнцев.

Падающий снег за окном кружился в порывах ветра, словно это был огромный белый калейдоскоп. Это было так… успокаивающе. Когда прежде она так ценила спокойствие? Она, конечно, не смогла бы этого припомнить, даже если бы захотела.

Ни возможность занятия Илэйн Траканд трона в будущем, ни новый титул Добрэйна не заставил никого так испугаться, как смешные, просто смехотворные, слухи о том, что мальчик отправился в Тар Валон, чтобы подчиниться Элайде, хотя она и не делала ничего, чтобы их опровергнуть. Эта история полушепотом передавалась всеми от лорда до последнего конюха, что было очень хорошо и помогало поддерживать мир. Игра Домов наконец-то приостановилась. Это было хорошо, по сравнению с тем, как обычно велись дела в Кайриэне. Айил, приходившие город из своего огромного лагеря в нескольких милях к востоку, очень помогали – ненавистью народа легко управлять. Все знали, что они следовали за Драконом Возрожденным, и никто не хотел рискнуть оказаться с неправильной стороны от тысяч копий айильцев. Юный ал'Тор оказался более полезен своим отсутствием, чем присутствием. Слухи об айильцах, совершающих набеги, грабежи, поджоги, и убивающих всех без разбора, которые приносили торговцы с запада, давали людям еще одну причину быть осторожными с теми, что были под боком.

В целом казалось, что нет ничего способного вытащить Кайриэн из его болота, кроме случайной уличной ссоры между слобожанами и горожанами, которые считали шумных, ярко одетых слобожан такими же чужаками как Айил, но более безобидными. Чердаки были переполнены людьми, спящими повсюду, где могли найти убежище от холода. Но все же, запасов продовольствия было более чем достаточно, если не в избытке, а торговля шла даже лучше, чем обычно в зимнее время. В целом, она должна была бы чувствовать себя довольной: она выполняла все инструкции Кадсуане так, как хотела Зеленая. За исключением того, что Кадсуане ожидала бы большего. Она всегда ожидала большего.

«Ты слушаешь меня, Самитзу?»

Вздохнув, Самитзу отвернулась от созерцания вида за окном, изо всех сил стараясь не трогать свою желтую юбку. Сделанные в Джаканде серебряные колокольчики в волосах слабо звякнули, но сегодня их звук был не в состоянии ее успокоить. Даже в лучшие времена она не чувствовала себя во дворце комфортно, хотя пылающий огонь в широком мраморном камине давал достаточно тепла, и на кровати в соседней комнате была отличная пуховая перина и подушки на гусином пере. Все три ее комнаты были декорированы слишком по кайриэнски: белый гипс потолка был разбит на квадраты, широкие карнизы сильно позолочены, а деревянные стенные панели заполированы до блеска, но все равно оставались слишком темными. Мебель была очень темной и массивной, украшенной тонкими золотыми листиками и инкрустирована повторяющимися вставками из кости. Тайренский ковер в цветочек в этой комнате, по сравнению со всем остальным декором, сильно бросался в глаза, и, казалось, подчеркивал строгость обстановки. В последнее время, все вокруг казалось слишком похоже на клетку.

Что действительно ее беспокоило, так это женщина, стоявшая сейчас посереди ковра, уперев кулаки в бедра. Ее волосы свободно вились по плечам, подбородок был воинственно задран вверх, взгляд узких синих глаз очень хмурый. Сашалле, естественно, носила на правой руке кольцо Великого Змея, но вдобавок еще и ожерелье с браслетом айильской работы: огромные бусинки серебра и замысловатые узоры из кости, слишком безвкусные по сравнению с ее платьем из коричневой шерсти с высоким воротом, которое было простым, элегантным и хорошо сшитым. Работа была отнюдь не грубой, однако… слишком броской, и едва ли такое стала бы носить Сестра. Странность выбора украшений могла быть ключом слишком ко многим вещам, если Самитзу когда-нибудь сможет их разглядеть за этим украшением. Хранительницы Мудрости, особенно Сорилея, смотрели на нее, словно она была слишком глупой, чтобы принять все как есть, не выясняя причин, и не пытаясь найти ответ. Они слишком часто поступали подобным образом. Особенно Сорилея. Самитзу не привыкла считать себя глупой, и ей страшно не нравилось, когда другие пытаются это делать.

Уже не впервые, она обнаружила, как трудно встречать пристальный взгляд другой Сестры. Сашалле была главной причиной, из-за которой удовлетворение от состояния дел постоянно от нее ускользало, независимо от того, насколько хорошо все шло. Что еще больше раздражало – Сашалле была Красной, однако, несмотря на цвет своей Айя, она принесла клятву молодому ал'Тору. Как Айз Седай могла поклясться на верность мужчине, да еще тому, кто мог направлять? Возможно, Верин была права на счет та'верен, меняющих мир. Самитзу не могла придумать других причин для тридцати одной Сестры, пять из них была Красными, чтобы принести подобную присягу.

«К Леди Айлил приходили лорды и леди, которые представляют основную часть Дома Райатин», – ответила она терпеливее, чем чувствовала. – «Они хотят, чтобы она заняла место Главы Дома, и ей требуется одобрение Белой Башни. По крайней мере, одобрение Айз Седай». – Чтобы как-то избежать состязания взглядов, наверняка его проигрывая, она пошла к столу из черного дерева, где на серебряном подносе с золотой насечкой все еще испускал слабый аромат специй серебряный кувшин. Кубок с теплым вином помог обеспечить ее слабым оправданием за потерянный контакт глаз. Нужда оправдываться перед собой заставила ее поставить кувшин на поднос с резким стуком. Она избегала слишком часто смотреть на Сашалле. Даже сейчас она сообразила, что смотрела на женщину искоса. К собственному расстройству, она совсем не могла заставить себя полностью повернуться, чтобы встретить ее взгляд.

– Скажи ей нет, Сашалле. Ее брат, когда его видели в последний раз, был все еще жив, а у Башни есть и другие дела, вместо того, чтобы разбираться с восстанием против Возрожденного Дракона. Особенно теперь, – в ее памяти возник Торам Райатин, убегающий в странный туман, который мог менять форму и убивать, туман, который не брала Единая Сила. В тот день Тень пришла к стенам Кайриэна. Голос Самитзу напрягся от усилий сдержать дрожь. Не от страха, от гнева. Это случилось в тот день, когда она не справилась с Исцелением юного ал'Тора. Она терпеть не могла неудачи, и испытывала крайне неприятное чувство, когда о них вспоминала. И ей не нужно оправдываться. – Большинство сторонников Райатина побеждены. Но те, кто все еще связан с Торамом, выступят против нее. С оружием, если будет необходимо, и в любом случае, поддерживая переворот в великом Доме нельзя сохранить мир. Сейчас в Кайриэне сохраняется сомнительный баланс, Сашалле, но это все же баланс, и мы не должны его разрушать. – Она смогла заставить себя резко замолчать, прежде чем она бы добавила, что Кадсуане тоже рассердилась бы, если они так поступят. Едва ли это добавило ей уважения в глазах Сашалле.

– Переворот все равно будет, поспособствуем мы этому или нет, – твердо сказала другая Сестра. Ее хмурый взгляд исчез, едва Самитзу показала, что слушала ее, хотя губы все еще были недовольно сжаты. Возможно, это было просто упрямство, а не война с ней, но едва ли это имело значение. Женщина не вдавалась в дискуссии и не пыталась ее переубедить, просто заявляла о собственном мнении. И что больше всего раздражало, делала это в виде большого одолжения. – Дракон Возрожденный – глашатай переворотов и изменений, Самитзу. Предсказанный глашатай. И даже если бы его не было, то этот город по-прежнему называется Кайриэн. Ты считаешь, что они действительно перестали играть в Даэс Дей'мар? Поверхность воды может быть спокойной, но рыбы никогда не перестают плавать.

Красная, агитирующая за Возрожденного Дракона, словно какой-нибудь уличный демагог на площади! Свет!

– А если ты не права? – против собственной воли выдавила из себя Самитзу. Сашалле, чтоб ей сгореть, сохраняла полное спокойствие!

– Айлил отказалась от любых притязаний на Трон Солнца в пользу Илэйн Траканд, чего желал Возрожденный Дракон, и она готова дать ему вассальную клятву верности, если я попрошу. Торам вел свою армию против Ранда ал'Тора. Я говорю, что изменение стоит усилий, а шансы дают возможность, и я ей так и скажу.

Колокольчики в волосах Самитзу зазвенели от резкого движения головой, и она едва сумела удержаться от нового косого взгляда. Восемнадцать из Сестер, Принявших Дракона, все еще оставались в Кайриэне. Кадсуане увела нескольких с собой, затем отправила Аланну, чтобы взять еще, и все оставшиеся стояли выше, чем Сашалле, но Хранительницы Мудрости старались держать их подальше от нее. В принципе, она не одобряла этого, Айз Седай не могут быть учениками у кого бы то ни было! Это возмутительно! Но на практике, это действительно облегчало ее работу. Они не вмешивались или не имели возможности, жалуясь, что Хранительницы Мудрости управляют их жизнями и следят за ними каждую минуту. К сожалению, по некоторым причинам она не могла учиться, Хранительницы Мудрости смотрели по-другому на Сашалле и двух других Сестер, которые были усмирены у Колодцев Дюмай. Усмирены. При мысли об этом она чувствовала слабую дрожь, но только слабую. И было бы лучше, если она когда-нибудь сумеет узнать, как Дамер Флинн Исцелил то, что невозможно Исцелить. По крайней мере, хоть кто-то способен Исцелять усмиренных, даже если это мужчина. Мужчина, способный направлять. Свет, едва немного привыкнешь, и вчерашний ужас сегодня превращается в обычное беспокойство.

Она была уверена, что перед уходом Кадсуане уладит все вопросы с Хранительницами Мудрости, поскольку она понимала различия между Сашалле, Иргайн и Ронайллой. По крайней мере, она думала, что была уверена. Не в первый раз ее втянули в один из проектов легендарной Зеленой. Кадсуане могла быть хитрее любой Голубой. Интрига вплеталась внутрь интриги и оборачивалась в хитрость, оставляя ее в тени за спиной других. Некоторые интриги были спланированы так, чтобы потерпеть неудачу, помогая другим преуспеть, и только Кадсуане знала, какие были какими. Не утешительная мысль. В любом случае, те три Сестры были свободны в своем праве – остаться или идти, куда они желали, и делать то, что желали. И конечно они не чувствовали необходимости придерживаться наставлений, оставленных Кадсуане, или следовать за Сестрой, которую та оставила за старшую. Их вела и сдерживала только безумная присяга ал'Тору.

Самитзу никогда в жизни не чувствовала себя слабой или неэффективной, кроме случая, когда ее Талант подвел ее, но сейчас она больше всего на свете желала, чтобы Кадсуане вернулась и избавила ее от решения этих вопросов. Несколько слов, нашептанных в ухо Айлил, конечно, подавили бы любое желание леди претендовать на должность Главы Дома, но все же это ни к чему не приведет, если она не найдет какой-то способ отклонить Сашалле от ее цели. Не имеет значения, что Айлил боится, что ее глупые тайны узнают даже за границей. Несогласованность в том, что ей говорят Айз Седай, может вполне заставить ее решить, что лучше попробовать скрыться в своем поместье, и не рисковать оскорбить Сестру в любом случае, как бы она не поступила. Кадсуане очень бы расстроилась, потеряв Айлил. Сама Самитзу тоже бы расстроилась. Айлил была тайной дверцей в мир заговоров, назревающих среди знати. Мера, по которой легко измерить интриги, были ли они все еще мелкими, и их вероятность принести волнение. Проклятая Красная знала это. И едва Сашалле даст Айлил такое разрешение, то со своими новостями она прибежит к ней, а не к Самитзу Тамагова.

Пока Самитзу колебалась, не находя решения, дверь в коридор открылась, пропуская строгую бледную кайриэнку, на целую ладонь ниже обеих Айз Седай. Ее седые волосы были зачесаны в толстый узел на затылке, и она носила простое серое платье почти черного цвета, совсем без украшений – вид современной ливреи слуг Дворца Солнца. Слуги, конечно, никогда не стучались и не спрашивали разрешения войти, но Коргайде Марендевин была не просто какой-то служанкой. Тяжелая серебристая связка длинных ключей на поясе была своего рода офицерской лентой. Кто бы ни правил Кайриэном, Хранитель Ключей правил Дворцом Солнца. Это был простой и естественный факт, и в появлении Коргайде не было и следа подобострастия. Она сделала минимальный реверанс, ровно на полпути между Самитзу и Сашалле.

– Меня попросили сообщать обо всем необычном, – сказала она в воздух, не обращаясь ни к кому конкретно, хотя просила ее об этом Самитзу. Вероятно, она узнала о борьбе за власть между ними, едва они узнали об этом сами. Немногое во Дворце случалось без ее ведома. – Мне сказали, что на кухне находится Огир. Он и еще молодой человек, узнавали о работе в качестве каменщиков, но я никогда не слышала о каменщиках Огир, работающих вместе с людьми. И стеддинг Тсофу не присылал сообщений ни о каких каменщиках, свободных в ближайшее время, когда мы спрашивали их после… инцидента. – Пауза была едва заметна, и выражение лица не изменялось, но половина сплетен о нападении на Дворец Солнца винила в этом ал'Тора, другая Айз Седай. Несколько сплетен упоминали Отрекшихся, но только в связи с ал'Тором или с Айз Седай.

Задумавшись, сжав губы, Самитзу отбросила проклятую путаницу, в которую кайриэнцы превращали все, к чему бы они ни прикоснулись. Опровержения о причастности Айз Седай не сделали бы ничего хорошего. Три Клятвы не могут помочь в городе, где простые «да» или «нет» могли привести к шести противоречивым слухам. Но Огир… На дворцовую кухню вряд ли пустят случайных прохожих, а повара наверняка дадут Огир горячий обед, только чтобы поближе его рассмотреть. Огир сейчас был даже более необычен, чем всегда – в прошлом году или до этого. Время от времени, еще встречались немногие, но всегда странствующие со скоростью, присущей только Огир, и редко задерживающиеся на одном месте дольше, чем необходимо для сна. Они очень редко путешествовали вместе с людьми, однако, работали с людьми еще реже. Это сочетание вызывало у нее подозрение. Надеясь вытащить его наружу, она открыла было рот, чтобы задать несколько вопросов.

– Спасибо, Коргайде, – сказала Сашалле с улыбкой. – Вы очень помогли. Не оставите ли вы нас теперь наедине? – Быть резкой с Хранительницей Ключей было хорошим способом оказаться с грязным постельным бельем, холодным обедом, с полным ночным горшком и с опаздывающими сообщениями. Тысяча раздражающих случайностей, которые могли превратить жизнь в страдание и заставить вас самих убирать грязь, пытаясь справиться с чем-нибудь вообще, но все же простая улыбка, спрятала бы жало в ее словах, обращенных к Коргайде. Седовласая женщина слегка наклонила голову в знак согласия и снова сделала небольшой реверанс. На сей раз, очевидно, предназначавшийся Сашалле.

Едва за ней закрылась дверь, как Самитзу с силой грохнула серебряным кубком о поднос, так что теплое вино облило ее запястье, и обернулась к Красной Сестре. Она была на краю потери контроля над Айлил, а теперь еще, кажется, и Дворец Солнца ускользает сквозь пальцы! Скорее у Коргайде вырастут крылья и она полетит, чем сохранит в секрете то, что она только что здесь видела. И независимо от того, что она расскажет, новость полыхнет по дворцу со скоростью лесного пожара, и заразит каждого слугу сверху донизу, до последнего конюха, подчищающего за лошадьми. Этот заключительный реверанс весьма ясно показал, о чем она подумала. Свет, как она ненавидит Кайриэн! Обычаи вежливого обращения между Сестрами была очень древними, но Сашалле не обладала достаточным авторитетом, чтобы заставить Самитзу сдерживать язык перед лицом этих бедствий, и она собиралась в грубой форме поставить ее на место.

Хмуро глядя на другую женщину, она разглядела лицо Сашалле. Действительно разглядела, возможно, впервые настолько ясно, и внезапно осознала, почему оно ее так беспокоило. Возможно, она даже нашла ответ, почему ей было трудно прямо смотреть на Красную Сестру. Ее лицо больше не было лицом Айз Седай, вне времени и возраста. Большинство людей могли сомневаться, но для другой Сестры это было видно с первого взгляда. Возможно, еще оставались какие-то следы, которые заставляли Сашалле казаться более симпатичной, чем она была в действительности, но каждый дал бы ей гораздо меньше лет, чем ей было на самом деле. Осознание этого факта приморозила язык Самитзу к небу.

Все, что было известно об усмиренных женщинах, было немногим больше, чем обычные слухи. Они убегали и скрывались от других Сестер, и, рано или поздно, они умирали. Обычно, рано, чем поздно. Потеря саидар была большим потрясением, чем большинство из них могло переносить долгое время. Вот более или менее, и все то немногое, что она знала. И долгое время никто не пытался узнать ничего больше. Редко осознаваемый страх в самом темном уголке сознания каждой Сестры, что, в случае неосторожности, такая же судьба могла с неизбежностью постичь и ее, препятствовал любому желанию узнать больше. Даже Айз Седай закрывали глаза, когда они не хотели чего-то видеть. Слухи были всегда, и почти всегда бессмысленные и неопределенные. О них никогда не возможно припомнить, где вы их услышали впервые. Просто неясный шепот, который всегда бывает вокруг. Тот слух, что Самитзу только что наполовину припомнила, рассказывал, что женщина, которая была усмирена, снова становилась молодой, если оставалась жива. До настоящего времени, это всегда казалось смехотворным. Восстановление способности направлять не все вернуло Сашалле. Теперь ей придется работать с Силой в течение многих лет, чтобы снова приобрести лицо, которое ясно скажет любой сестре, что перед ней настоящая Айз Седай. Или… это тоже восстановится? Изменение облика Айз Седай казалось неотвратимым, словно нанесенный на карту рельеф. И если ее лицо изменилось, что еще вместе с ним могло в ней измениться? Самитзу затрясло сильнее, чем при мысли об усмирении. Возможно, что это было одной из причин ее затруднений в попытках узнать способ Исцеления Дамера.

Теребящая айильское ожерелье Сашалле, кажется, не понимала, что у Самитзу был повод обидеться на ее поведение. Не заметила она и то, что Самитзу ее изучала.

– Это может быть пустышкой, и не стоить нашего внимания, – сказала она, – но Коргайде только сообщила о том, что слышала. Если мы хотим что-нибудь узнать, то мы должны увидеть все своими глазами. – Замолчав, она подобрала юбки и бросилась из комнаты, оставив Самитзу на выбор последовать или остаться. Это было невыносимо! Но оставаться было бы непростительно.

Сашалле была не выше нее, но ей пришлось поспешить, чтобы не отставать, поскольку Красная стремительно мчалась по широким, прямым коридорам. Вопрос о лидерстве был снят, поскольку она выбрала бежать следом. Она тихо бесилась про себя, сдерживая зубовный скрежет. Препирательство с другой Сестрой на публике было в лучшем случае неправильно. В худшем, без сомнения, бесполезно. Это только углубило бы пропасть, в которую она катилась. Она почувствовала очень большое желание кого-нибудь пнуть.

Лампы на стенах давали достаточно света даже на самых темных участках, но в строгом кайреэнском стиле было мало цветов или художественных орнаментов, встречавшихся за пределами случайного гобелена с изображениями животных, сцен охоты или сражений. В нескольких нишах стояли золотые изделия, либо фарфор Морского Народа, и в некоторых коридорах карнизы были украшены узором. Но большей частью некрашеные. И это все. Кайриэнцы скрывали свое богатство от внешнего мира, также как и все остальное. Слуги, мужчины и женщины, снующие по залам, словно усердные муравьи, носили ливреи угольного цвета. И только те, которые служили дворянам, по сравнению с остальными казались яркими, благодаря своим разноцветным лентам Домов, вышитым на груди. Один или двое даже носили кафтаны цветов их Дома, и посреди остальных казались иноземцами. Но взгляды всех были обращены куда-то себе под ноги, и они едва приостанавливались, чтобы сделать быстрые поклоны или реверансы двум проходившим мимо сестрам. Дворцу Солнца требовалась бесчисленная армия слуг, и казалось, что этим утром все они разом вышли на работу и устремились по своим делам.

Прогуливавшаяся по коридорам знать тоже осторожно делали свои знаки внимания проходящим Айз Седай, приветствуя их низкими голосами, далеко разносящимися по коридорам, с тщательно взвешенной иллюзией равенства и схожих взглядов на государственные дела. Они доказывали старую поговорку, что странные времена дают странных спутников. Старая вражда была забыта перед лицом новых опасностей. В одно мгновение. Здесь, двое или трое бледных кайриэнских лорда в темных шелковых кафтанах с тонкими цветными полосами поперек груди, некоторые с обритыми и напудренными лбами, как всегда делали солдаты, прогуливались рядом с таким же числом темнокожих тайренцев, более рослых, в ярких кафтанах с пышными полосатыми рукавами. Там, тайренская дворянка в аккуратной вышитой жемчугом шапочке и красивом парчовом платье со светлым отложным воротником, шла под руку с низенькой кайриэнкой, чьи волосы были уложены в сложную прическу в виде башни, которая доходила почти до макушки ее компаньонки. Серые кружева под ее подбородком, и узкие полоски с цветами ее дома, спускающиеся вниз от груди до самого подола ее платья из темного шелка, были ее единственными украшениями. Все выглядели закадычными друзьями и доверяли друг другу. Некоторые союзы выглядели куда как странными по сравнению с другими. Множество женщин в последнее время стало носить иностранную одежду, очевидно никогда прежде не задумываясь, как они притягивают мужские взгляды, и заставив даже слуг бороться с собой, чтобы не пялиться в их сторону. Брюки и кафтан, едва прикрывающий бедра, весьма не подходящая одежды для женщины, независимо от того, сколько сил было вложено в украшение его драгоценными камнями и вышивку. Ожерелья с драгоценными камнями, браслеты и пряжки с брызгами разноцветных перьев только подчеркивали странность одежды. И туфли ярких цветов, с каблуками такой высоты, что добавляли почти ладонь к росту женщины, из-за которых казалось, что они готовы упасть при каждом неверном шаге.

«Возмутительно», – пробормотала Сашалле, уставившись на одну из таких пар и от неодобрения дернув за юбки.

«Возмутительно», – повторила Самитзу прежде, чем смогла остановиться, и с силой захлопнула рот так, что щелкнули зубы. Она должна следить за языком. Выражать согласие только потому, что она согласилась, было плохой привычкой, которой можно потакать при общении с Сашалле.

Тем не менее, она не смогла сдержаться от неодобрительного оглядывания на пару. И удивления. Еще год назад, Алайне Чулиандред и Фионнда Аннариз вцепились бы друг другу в горло. Или, скорее всего, наняли бы кого-нибудь перерезать горло противника. Но кто бы подумал, что увидит Бертома Сайган мирно прогуливающегося под руку с Вейрамоном Саньяго? И никто из них не хватался за кинжалы на боку. Странные времена и странные спутники. Несомненно, они играли в Игру Домов, постоянно лавируя в поисках каких-нибудь преимуществ, но видимо граница, которая казалось была высечена на камне, оказалась проведенной лишь по воде. Очень странные времена.

Кухни были на самом нижнем этаже Дворца Солнца, в задней части здания. Группа каменных зданий, лучами расходящихся от центрального, лишенного окон зала, полного железных печей, духовок из кирпича и каминов, выложенных из массивных камней. Температура была так высока, что любого бы заставила позабыть про снег снаружи, и даже о зиме. Обычно здесь носились по помещению в заботах о готовности обеда вечно потные повара и поварята, одетые под белыми фартуками столь же мрачно, как и прочие слуги. Готовили на длинных, посыпанных мукой, столах хлеб, а на покрытых мраморными столешницами столах разделывали птицу, которую затем насаживали на вертел очага. Сейчас картина была другая. Носились только истекающие слюной собаки, стараясь ухватить себе какую-нибудь косточку. Стояли корзины нечищеной и не нарезанной репы и моркови. От забытых кастрюль исходил сладкий и пряный запах. Даже поварята, мальчики и девочки, тайно отирающие свои лица о передники, стояли в сторонке от группы женщин, окруживших один из столов. Из дверного проема Самитзу смогла разглядеть затылок Огир, возвышавшийся над толпой, где он сидел за столом. Даже сидя он был бы выше большинства стоящих мужчин, и при этом гораздо шире. Конечно, кайриэнцы все были низкорослые, и это ей помогло. Она нащупала руку Сашалле, и к ее удивлению, женщина «без возражений» остановилась, где была.

– …исчез, не оставив даже намека куда собрался? – спрашивал Огир низким голосом, похожим на землетрясение. Его длинные кисточки на ушах, которые топорщились сквозь длинные темные волосы, свисающие до высокого воротника, тревожно дернулись вперед и назад.

– О, перестаньте говорить о нем, Мастер Ледар, – ответил ему дрожащий голос женщины, хорошо отрепетированным ответом. – Злой он был. Сломал, вот, половину дворца с помощью Единой Силы, да. От одного его вида кровь застывала в жилах. Он мог убить вас с одного только взгляда. Тысячи умерли от его собственной руки. Десятки тысяч! О, мне не нравится об этом говорить!

– Для того, кто так сильно не любит кое о чем говорить, Элдрид Метин, – заметила резким тоном другая женщина, – ты, конечно, говоришь немного. – Крепкая и весьма рослая для кайриэнки, почти как сама Самитзу, с несколькими прядями седых волос, сбегающих из-под простого белого льняного колпака, она, должно быть, была здесь главным поваром, потому что каждый, кого могла видеть Самитзу быстро соглашаясь кивнул, и со смехом самым льстивым образом подтвердили, – О, вы правы, Госпожа Белдейр.

У слуг собственная иерархия, столь же строгая как в Башне.

– Но это действительно для нас не те вещи, чтобы сплетничать, Мастер Ледар, – продолжала рослая женщина. – Это дело Айз Седай, а не ваше или мое. Расскажите нам побольше о Пограничных королевствах. Вы действительно видели троллоков?

– Айз Седай, – где-то пробормотал мужчина. Скрытый толпой, стоявшей вокруг стола, он должно быть был тем самым спутником Ледара. Самитзу не видела среди поваров больше никаких мужчин. – Скажите, вы действительно считаете, что они сделали этих мужчин, вы сказали Аша'манов, Стражами? И что слышно о том, который умер? Вы не сказали, как это случилось.

– Почему? Это Дракон убил его, – пропищала Элдрид. – А как еще Айз Седай подчинили бы подобных мужчин? О, они были ужасны, эти Аша'маны. Они могли превратить вас взглядом в камень. Вы сразу поймете, когда только увидите. Сразу же, знаете ли. У них ужасные горящие глаза.

– Замолкни, Элдрид! – твердо сказала Госпожа Белдейр. – Возможно, они были Аша'манами, а возможно и нет, Мастер Андерхилл. Возможно, они стали Стражами, а возможно нет. Все, что я и остальные можем сказать – они были с ним, – ударение на последнем слове, ясно показывало, о ком она говорила. Элдрид, конечно, могла считать Ранда ал'Тора пугающим, но эта женщина не хотела даже называть его имя вслух, – и вскоре после того, как он уехал, Айз Седай внезапно сказали им, что делать и они так и сделали. Конечно, любой дурак знает, надо делать то, что приказывают Айз Седай. В любом случае, эти парни все ушли. Почему вы так ими интересуетесь, Мастер Андерхилл? А это андорское имя?

Ледар закинул назад голову и засмеялся, громкий звук быстро заполнил комнату. Его уши яростно дергались.

– О, мы хотим знать все о местах, которые посещаем, Госпожа Белдейр. Пограничные королевства, вы спрашивали? Вы можете считать, что здесь холодно, но в Пограничных областях мы видели, как деревья раскалываются от холода, словно скорлупа ореха в огне. Вы видите льдины в реке, плывущие вниз по течению, но мы видели реки шириной с Алгуенью, находившиеся полностью подо льдом, по которому торговцы могут проехать с нагруженными фургонами словно по дороге, и мужчин, которые ловят рыбу сквозь отверстия, прорубленные во льду толщиной в целый спан. Ночью вспыхивают искры света в небе, которое, кажется, треснуло. Достаточно яркие, чтобы потускнели сами звезды, и…

Даже Госпожа Белдейр наклонилась к Огир, чтобы лучше слышать, но один из поварят, слишком маленький, чтобы что-то разглядеть поверх голов взрослых, оглянулся, и когда увидел Самитзу и Сашалле, его глаза стали квадратными. Его пристальный взгляд приклеился к ним, словно попал в ловушку, но одной рукой он дернул за рукав Госпожу Белдейр. В первый раз, она, не оглядываясь, отмахнулась от него. Со второго рывка, она повернулась с грозным видом, который моментально пропал, когда она тоже заметила Айз Седай.

– Рады видеть вас, Айз Седай, – сказала она, торопливо поправляя выбившиеся волосы назад под колпак, и делая реверанс. – Чем могу служить?

Ледар замер посередине фразы, и его уши на мгновение напрягались. Он не оглянулся к дверям.

– Мы желаем побеседовать с вашими посетителями, – сказала Сашалле, входя на кухню. – Мы не помешаем вам работать.

– Конечно, Айз Седай, – Если даже женщина и почувствовала какое-либо удивление от желания Сестер побеседовать с посетителями кухни, она не подала вида. Оглядевшись по сторонам, чтобы видеть всех, она хлопнула в пухлые ладоши и начала извергать распоряжения. – Элдрид, те репы никогда сами не смогут почиститься. Кто видел фиги для соуса? Сушеные фиги трудно достать! Где твоя ложка, Казандил? Быстро ищи! – Повара и поварята брызнули каждый в свою сторону, и кухню быстро заполнил грохот ложек и горшков, хотя каждый явно предпринимал отчаянные усилия, чтобы работать как можно тише, чтобы не мешать Айз Седай. Они даже старались не смотреть в их сторону, хотя из-за этого многие стояли скособочившись.

Огир мягко поднялся на ноги, его голова взметнулась под потолок. Его одежда была такой же, какой Самитзу помнила по прошлым встречам с Огир, длинный темный кафтан, доходивший почти до сапог. Пятна на его кафтане говорили о том, что он много путешествовал. Обычно Огир были опрятными. Он развернулся к ним вполоборота, чтобы взглянуть на нее и Сашалле, и делая поклон потер широкий нос, словно тот вдруг зачесался, частично скрыв широкое лицо, но она заметила, что для Огир, он казался слишком молодым.

– Простите нас, Айз Седай, – пробормотал он, – но мы действительно должны идти дальше. – Нагнувшись, чтобы подобрать огромный кожаный сверток, который был похож на скатку большого одеяла, обвязанного поверх чего-то, похожего на несколько квадратных рам. Он повесил широкий ремень на одно плечо. Его просторные карманы тоже оттопыривались угловатыми формами. – До темноты на нужно проделать долгий путь.

Его компаньон оставался сидеть, положив руки на стол. Это был светловолосый молодой человек с недельной щетиной, превратившейся в бороду, который, кажется, не один раз спал, не снимая мятого коричневого кафтана. Темными глазами он настороженно наблюдал за Айз Седай, похожий на загнанного в угол лиса.

– Куда вы направляетесь, чтобы успеть добраться до сумерек? – Сашалле, не останавливаясь, оказалась прямо перед молодым Огир, встав так близко, что пришлось вытянуть шею, хотя она постаралась сделать это изящно, а не неуклюже. – Собираетесь ли вы на встречу в стеддинге Шангтай, о которой мы слышали, Мастер… Ледар, не так ли?

Его длинные уши яростно задергались, затем замерли, и его глаза, размером с чайное блюдце, прищурились, словно у осторожного человека, пока свисающие кончики бровей не опустились на щеки. – Ледар, сын Шандина сына Коймал, Айз Седай, – неохотно ответил он. – Но, конечно, я не собираюсь к Великому Пню. Потому что Старейшины не позволят мне приблизиться настолько, чтобы услышать то, о чем они говорят. – Он захихикал басом, что прозвучало неубедительно. – Мы не сможем сегодня добраться туда, куда собираемся, Айз Седай, но каждая лига, которую мы пройдем – это лига, которую мы не должны будем преодолевать завтра. Мы должны собираться в путь.

Небритый молодой человек встал, нервно поправляя рукой рукоять длинного меча, пристегнутого к поясу, но не сделал ни малейшей попытки подобрать свой тюк, лежащий в ногах, и последовать за Огир, который направился к двери, ведущей на улицу, даже когда Огир бросил ему через плечо, – Карлдин, нам нужно идти!

Сашалле мгновенно оказалась на пути у Огир, хотя ей пришлось сделать три шага против его одного.

– Вы узнавали о работе для каменщиков, Мастер Ледар, – сказала она тоном, отвергающим всякую чепуху, – но ваши руки никогда не видели работы каменщика. Для вас будет лучше ответить на мои вопросы.

Подавляя торжествующую улыбку, Самитзу встала около Красной сестры. Сашалле правда думала, что она может так просто ее отодвинуть и выведать, что здесь происходит? Ее ждет сюрприз.

– Вам действительно придется задержаться, – сказала она Огир тихим голосом. Шум в кухне должен помешать остальным расслышать что-либо, но не было смысла рисковать. – Когда я только появилась во Дворце Солнца, я слышала о молодом Огир, друге Ранда ал'Тора. Он покинул Кайриэн несколько месяцев назад в компании с молодым человеком по имени Карлдин. Не так ли, Лойал?

Уши Огир поникли. Молодой человек грубо выругался, ему следовало бы знать, что при сестрах лучше не выражаться.

– Я ухожу тогда, когда я хочу, Айз Седай, – сказал он резко, но тихим голосом. Он делил свой пристальный взгляд между нею и Сашалле, но все же старался следить за всеми, работающими на кухне, которые могли бы приблизиться. Он тоже не хотел, чтобы их подслушали. – И прежде, чем я уйду, я хочу услышать некоторые ответы. Что случилось с… моими друзьями? И с ним. Он сошел с ума?

Лойал тяжело вдохнул воздух, и успокаивающе двинул огромной рукой.

– Полегче, Карлдин, – пробормотал он. – Ранд не хотел бы, чтобы у тебя были неприятности с Айз Седай. Полегче. – Угрюмость Карлдина только усилилась.

Внезапно Самитзу пришло в голову, что она была слишком легкомысленна, и ей следовало бы обращаться с ним осторожнее. Это были глаза не загнанного в угол лиса, а волка. Она слишком привыкла к Дамеру, Джахару и Эбену, связанным узами и прирученных. Возможно, это было легким преувеличением, хотя Мериза предпринимала такие попытки с Джахаром. Тем способом, что всегда применяла, и, казалось, что вчерашний ужас, после тщательного возделывания, мог бы сегодня превратиться в большое удовольствие. Карлдин Манфор был Аша'маном, и не был ни связан узами, ни приручен. Удерживает ли он в данный момент мужскую половину Силы? Ей стало смешно. Умеют ли птицы летать? Сашалле смотрела на молодого человека изучающим хмурым взглядом, ее руки все еще сжимали юбку, но Самитзу был довольна, что не видит вокруг нее свечение саидар. Аша'маны могут чувствовать, когда женщина касается Источника, и это могло бы заставить его действовать… слишком поспешно. Конечно, они вместе с Самитзу могли бы с ним справиться… смогли бы, если он уже удерживает Силу? Конечно, они смогли бы. Конечно! Но было бы намного лучше, если им не придется пробовать.

Теперь Сашалле конечно не пыталась перехватить инициативу, поэтому Самитзу слегка коснулась его левой руки. Сквозь рукав она почувствовала, что она тверда словно кусок железа. Так что он был столь же упрям, как и она. Такой же упрямый? Свет, Дамер и те другие испортили все ее инстинкты!

– В последний раз, когда я его видела, он казался таким же нормальным, как и большинство мужчин, – сказала она мягко, с таким же легким ударением. Никого из кухарок не было поблизости, но некоторые уже начинали подкрадываться к их столу. Лойал громко с облегчением выдохнул, словно ветер пронесся изо рта пещеры, но все ее внимание было сосредоточено на Карлдине. – Я не знаю, где он, но он был жив несколько дней назад.

Аланна был молчалива как мидия, да еще и командовала, зажав в руке приказы Кадсуане. – Федвин Морр, боюсь, умер от яда, но я понятия не имею, кто его ему дал. – К ее удивлению, Карлдин просто кивнул, с жалкой гримасой, и пробормотал что-то непонятное себе под нос о вине. – Что касается других, они стали Стражами по собственной воле. Настолько, насколько каждый мужчина способен что-то сделать по доброй воле. Ее Рошан тоже не хотел быть Стражем, пока она не решила это за него. Любая женщина, даже не будучи Айз Седай, обычно может заставить мужчину сделать то, что она хочет. – Они решили, что это лучший выбор, более безопасный, чем возвращение к… остальным вашим. Повреждения, что ты здесь видел были сделаны с помощью саидин. Ты понимаешь, кто должен стоять за этим? Это была попытка убить того, за чье здравомыслие вы беспокоитесь.

Кажется, это его также не удивило. Кто был теми Аша'манами? Действительно ли их так называемая Черная Башня была логовом убийц? Напряжение покинуло его руки, и внезапно он оказался просто утомленным дорогой молодым человеком, которому нужно побриться.

– Свет! – выдохнул он. – Что нам теперь делать, Лойал? Куда мы пойдем?

– Я… не знаю, – ответил Лойал, его плечи устало поникли и длинные уши опустились. – Я… Мы должны найти его, Карлдин. Любым способом. Мы не можем все бросить теперь. Мы должны дать ему знать, что мы сделали то, что он просил. Настолько, насколько мы смогли.

«Что это было такое, о чем их просил ал'Тор», – задалась вопросом Самитзу. При небольшой удаче, она сможет многое узнать у этих двоих. Измотанный мужчина и Огир, чувствующий себя потерянным и одиноким, были почти готовы ответить на ее вопросы.

Карлдин подскочил, его рука сжалась на эфесе, а чуть позже она разразилась проклятиями, поскольку в комнату влетела вопящая служанка, с юбкой, подобранной почти до колен.

– Лорда Добрэйна убили! Нас всех убьют прямо в кроватях! Я видела ходячих мертвецов: старого Марингила, и моя мама мне говорила, что духи убьют вас, если было совершено убийство! Они… – Ее рот остался открытым, когда она заметила Айз Седай, и она застыла, все еще сжимая в руках поднятую юбку. Народ на кухне казалось застыл на месте, тоже наблюдая за Айз Седай краешком глаз, чтобы видеть то, что они сделают.

– Только не Добрэйн, – простонал Лойал, уши повисли вдоль головы. – Только не он.

Он выглядел одновременно сердитым и опечаленным. Его лицо окаменело. Самитзу вспомнила, что никогда прежде не видела рассерженных Огир.

– Как тебя зовут? – потребовала Сашалле от нее прежде, чем Самитзу сумела открыть рот. – Как ты узнала, что он был убит? Откуда ты знаешь, что он мертв?

Женщина сглотнула, ее взгляд примерз к пристальному взгляду Сашалле.

– Кера, Айз Седай? – сказала она нерешительно, согнув колени в реверансе, и только затем поняв, что все еще держит в руках край юбки. Торопливо расправив ее, и только увеличив собственное волнение, она продолжила: – Кера Дофнал? Они говорят… Все говорят, что Лорд Добрэйн… Я имею в виду, он был… Я думаю… – Она снова с трудом сглотнула. – Они все говорят, что его комнаты залиты кровью. Он был найден, лежащим в огромной луже крови. С отрубленной головой, как говорят…

– Они говорят очень много, – мрачно сказала Сашалле, – и обычно неправду. Самитзу, ты идешь со мной. Если Лорд Добрэйн ранен, может быть, ты кое-что сможешь сделать для него. Лойал, Карлдин, вы тоже идете! Я не хочу терять вас из вида до того, как появится шанс задать несколько вопросов.

– Чтоб ваши вопросы сгорели! – Прорычал молодой Аша'ман, хватая свои вещи. – Я убираюсь отсюда!

– Нет, Карлдин. – мягко сказал Лойал, дотронувшись до руки своего спутника. – Мы не можем уйти прежде, чем узнаем, что с Добрэйном. Он – друг. Друг Ранда, и мой. Мы не можем. Все равно, куда нам спешить?

Карлдин смотрел куда-то вдаль. Он не ответил.

Самитзу сдавила закрытые веки, и глубоко вздохнула, но это не помогло. Она снова спешила за Сашалле, стараясь не отставать от быстрого, широкого скользящего шага другой женщины. Фактически она почти бежала. Сашалле задала темп быстрее, чем прежде.

Едва они вышли из двери, как за спиной раздался гул голосов. Вероятно, кухарки выжимали из служанки все подробности, которые она, по всей видимости, выдумает, если не сможет припомнить. Скоро из кухни разойдется с десяток различных версий событий, если не столько же, сколько в кухне было людей. Хуже всего, что эти слухи добавятся к тем, которые, несомненно, уже распустила Коргайде. Вряд ли она смогла бы припомнить еще один такой же ужасный день, похожий на выскальзывающую из-под ног скользкую дорожку, которая превращается в следующую ледяную дорожку, затем в следующую и так далее. Кадсуане найдет ее, чтобы сделать из ее шкуры перчатки, где бы она ни спряталась! По крайней мере, Лойал и Карлдин тоже шли за Сашалле. Чтобы она не узнала от них, возможно, еще остается надежда что-то спасти. Несясь вперед рядом с Сашалле, она с помощью коротких взглядов назад старалась их рассмотреть повнимательнее. Стараясь шагать не слишком широко, чтобы не наступать Айз Седай на пятки, Огир беспокойно хмурился. Вероятно, из-за Добрэйна, но, возможно, из-за завершения таинственной миссии «на столько, на сколько смог». Которая была той тайной, которую она намеревалась открыть. Молодой Аша'ман без труда поспевал за их приличным темпом, хотя на его лице застыло упрямое выражение нежелания. Его рука ласкала эфес меча. Однако, опасность таилась не в мече. Он с подозрением поглядывал на спины Айз Седай, идущих впереди, встретив мимолетный взгляд Самитзу с черным негодованием. Похоже, он старался держать рот на замке. Она должна найти способ заставить открыть его не только для рычания.

Сашалле ни разу не оглянулась, проверить, что парочка следовала за ними, но, возможно, она слышала глухой стук сапог Огир по плиткам пола. Она выглядела задумчивой, и Самитзу много бы дала, чтобы узнать то, о чем она думала. Сашалле могла клясться Ранду ал'Тору, но какую защиту это давало остальным Аша'манам? В конце концов, она была Красная. Это не поменялось вместе с лицом. Свет, эта может оказаться худшей из всех скользких дорог!

Это был длинный трудный подъем от кухонь до комнат Лорда Добрэйна в Башне Полной Луны, которая обычно предназначалась для гостей самого знатного рода, и всю дорогу Самитзу видела свидетельства того, что Кера была далеко не первой, кто услышал то, что рассказывали какие-то неизвестные «они». Вместо бесконечных потоков слуг, текущих по коридорам, по углам толпились небольшие возбужденные группы перешептывающихся с тревогой людей. При виде Айз Седай, они тут же разбегались и уносились прочь. Кое-кто, правда, замер, увидев шагающего по дворцу Огир, но почти все сбежали. Знатные лорды, которые находились тут прежде, все поголовно исчезли, несомненно, разойдясь по собственным комнатам, чтобы поразмышлять о возможностях и опасностях, которые принесет им смерть Добрэйна. Независимо от того, о чем думала Сашалле, Самитзу больше не сомневалась. Если бы Добрэйн был жив, его слуги уже заплатили бы за подобные слухи.

Еще одним подтверждением ее догадки являлся коридор возле апартаментов Добрэйна, переполненный на смерть перепуганными слугами. Их рукава на уровне локтя были разделены на синий и белый цвета Дома Таборвин. Некоторые плакали, другие выглядели так, словно земля уходит у них из-под ног. Услышав Сашалле они раздались в стороны, пропуская Айз Седай, но двигались они словно пьяные или какие-нибудь механизмы.

Их сопровождали ошеломленные взгляды, заметившие огир, но не понявшие то, что они увидели. Немногие из них вспомнили о необходимости оказать им даже формальные знаки внимания.

Приемная была набита слугами Добрэйна, выглядевшими полностью ошеломленными. Сам Добрэйн неподвижно лежал на циновке посреди большой комнаты. Его голова была на месте, однако глаза были закрыты, и корка подсыхающей крови, натекшей из длинной раны на голове, закрывала черты его лица. Из приоткрытого рта сочилась темная струйка. Двое слуг со слезами, струящимися вниз по щекам, при появлении Айз Седай застыли с куском белой ткани в руках, которой собирались закрыть его лицо. Похоже, Добрэйн уже не дышал, на его груди было еще несколько глубоких ран, заливших кровью кафтан с тонкими разноцветными полосками, спускающимися вниз до колен. Возле подстилки, испортив великолепный желто-зеленый ковер тайренской работы с бахромой, темнело огромное пятно, превышающее размерами тело мужчины. Каждый, кто потеряет столько крови, должен был умереть. Растянувшись неподалеку, на полу лежали тела еще двух мужчин. Один с остекленевшими глазами, уставившись в потолок, другой на боку, костяная рукоять ножа торчала у него между ребер. Лезвие наверняка вошло в сердце. Оба низкорослые, бледные кайриэнцы в ливреях Дворца, но слуги никогда не носили длинных кинжалов с деревянными рукоятями, которые лежали возле каждого трупа. Слуга Дома Таборвин, увидев двух Сестер, застыл с занесенной для удара ногой, без сомнения, собираясь пнуть один из трупов, но через мгновение все равно погрузил ботинок в ребра мертвеца. Определенно, правила этикета в настоящее время были отложены на неопределенное время.

– Уберите тряпку, чтобы не мешалась, – приказала Сашалле мужчинам у подстилки. – Самитзу, взгляни, сможешь ли ты чем-нибудь помочь Лорду Добрэйну?

Не спросив ее мнения, инстинкт направил Самитзу к Добрэйну, но этот приказ, а это был не признающий возражений приказ, заставил споткнуться! Скрипя зубами, она продолжила путь и осторожно встала на колени возле циновки, в стороне от все еще влажного пятна, положив руки на залитую кровью голову Добрэйна. Она никогда не обращала внимания на испачканные кровью руки, но с шелковой ткани пятна крови было невозможно вывести, если не пользоваться Силой, а она все еще чувствовала уколы совести, когда использовала Силу для какой-нибудь будничной работы.

Необходимое плетение было ее второй натурой, так что она, не задумываясь, обняла Источник и ощупала кайриэнского лорда. И моргнула от удивления. Инстинкт заставил ее продолжать. И хотя прежде она была уверена, что в комнате было три трупа, все же в Добрэйне все еще теплилась жизнь. Крошечный уголек, который погаснет от шока Исцеления. Про то, что шок обязательно будет, она знала.

Ее глаза нашли светловолосого Аша'мана. Он спокойно присел возле одного из трупов, обыскивая его, не обращая внимания на потрясенные взгляды слуг. Одна из женщин только теперь заметила Лойала, стоящего в дверях, и так сильно удивилась, будто он появился из ниоткуда. Огир был похож на охранника, стоящего в дверях, сложив руки поперек груди с мрачным выражением на широком лице.

– Карлдин, ты знаешь способ Исцеления, который использует Дамер Флинн? – спросила Самитзу. – Тот, в котором действуют все пять Стихий?

Он на мгновение остановился, хмуро поглядев на нее.

– Флинн? Понятия не имею, о чем вы говорите. Все равно, у меня нет Таланта к Исцелению. – Уставившись на Добрэйна, он добавил: – Для меня он выглядит мертвым, но я надеюсь, что вы сможете его спасти. Он был тогда у Колодцев… – И снова вернулся к обыску мертвеца.

Самитзу облизала губы. Обостренные чувства от наполнения Силой в такой ситуации всегда ей казались притупленными. В подобной ситуации, когда все возможные варианты казались плохими. Тщательно она собрала потоки Воздуха, Духа и Воды и сплела их в основное плетение Исцеления, которое знала каждая Сестра. Никто из ныне живущих не имел большего чем она Таланта к Исцелению, а большинство Сестер могли Исцелять только синяки и ушибы. Она в одиночку могла Исцелять почти как объединенный круг. Большинство сестер вообще не могли регулировать плетение. Но большая часть из них даже не пробовали научиться. Она умела это с самого начала. О, она не умела Исцелять одну важную вещь, и забросила все остальное, чтобы научиться способу, которым умел лечить Дамер. То, что она сейчас делала повлияет на все: от ножевых ран до насморка, от которого также страдал Добрэйн. Предыдущее плетение рассказало ей все, что его беспокоило. Но она могла убрать наихудшие повреждения, словно их никогда не было, или Исцелить так, словно он долгое время поправлялся самостоятельно, или что-нибудь между этими крайностями. Каждый вариант требовал от нее больших сил, но не меньше требовалось и от пациента. Чем меньшее число изменений происходило при этом в теле, тем меньше сил тела это расходовало. Помимо глубокой раны на голове, все раны, нанесенные Добрэйну, были весьма серьезны. Четыре глубоких прокола легких, два из них почти доставали до сердца. Сильное Исцеление убило бы его прежде, чем закончили закрываться раны, тогда как слабое восстановление будет достаточно долгим, чтобы он утонул в луже собственной крови. Она должна была выбрать что-нибудь среднее и надеяться, что она окажется права.

«Я – лучшая, из всех когда-либо живших!» – смутно думала она. Это сказала ей Кадсуане. – «Я – лучшая!»

Немного изменив плетение, она позволила ему проникнуть в неподвижное тело.

Несколько слуг вскрикнули от потрясения, когда тело Добрэйна стало трястись. Он наполовину сел, запавшие глаза широко раскрылись, изо рта прозвучал длинный мучительный звук, похожий на скрежет. Затем его глаза закатились назад, и он выскользнул из ее захвата, с глухим стуком упав назад на циновку. Торопливо она скорректировала плетение и, затаив дыхание, снова направила его на тело. Он ожил. Волосок, на котором висела его жизнь, слегка укрепился, но все равно оставался еще столь слабым, что он все равно мог умереть, но уже не от этих ударов, а может косвенно. Даже сквозь засохшую кровь, залившую обритые со лба волосы, она могла разглядеть розовую линию шрама, вившуюся поперек его макушки. То же самое было под рубашкой, и в будущем, если все же выживет, он будет страдать от одышки, когда будет напрягаться. Но в тот миг он ожил, и это было главное. Всего один миг. Оставался еще вопрос о том, кто хотел его смерти, и почему.

Отпуская Силу, она пошатнулась. Уходившая саидар всегда оставляла утомление. Один из слуг, нерешительно, с поклоном, вручил ей ткань, которой собирался закрыть лицо своего господина, и она воспользовалась ей, чтобы вытереть руки.

– Отнесите его на кровать, – сказала она. – Найдите столько теплой воды с медом сколько сможете и давайте ему. Он должен быстро вернуть себе силы. И найдите Мудрую… Чтицу? Да, Чтицу. Она ему тоже понадобится, – Больше она ему ничем не может помочь, а травы смогли бы. По крайней мере, приготовленные Чтицей они вряд ли повредят, а в худшем случае женщина просто присмотрит, чтобы они давали ему медовой воды в достаточном количестве.

Четверо слуг с глубоким поклоном и многочисленными благодарностями, подняли циновку и понесли Добрэйна внутрь апартаментов. Большая часть остальных последовали за ними, с выражением облегчения на лицах, остальные вышли в коридор. Мгновение спустя оттуда донеслись радостные крики и приветствия, она слышала свое имя почти столь же часто, как и имя Добрэйна. Очень хорошо. Но удовлетворение было бы большим, если бы Сашалле не улыбалась ей такой одобряющей улыбкой. Одобряющей! Почему бы при этом не погладить ее по головке?

На сколько смогла заметить Самитзу, процессу Исцеления Карлдин не уделил ни малейшего внимания. Закончив обыскивать второй труп, он поднялся и пересек комнату, направляясь к Лойалу, пытаясь показать огир что-то, закрывая телом от Айз Седай. Лойал решительно взял это нечто из руки Аша'мана – это оказался лист бумаги бежевого цвета, со следами от сгибов, и развернул перед лицом, игнорируя недовольство Карлдина.

– Но это бессмысленно, – пробормотал огир, хмурясь читая бумагу. – Абсолютно бессмысленно. Если только…, – закончил он резко, долго шевелил ушами, и обменялся странным взглядом со светловолосым парнем, который ответил ему кивком. – О! Это очень плохо, – наконец сказал Лойал. – Если их было больше двух, Карлдин… Если они нашли… – Он задохнулся на полуслове от толчка молодого человека.

– Позвольте, я тоже взгляну на это, – протянув руку сказала Сашалле, и не смотря на вежливое «позвольте», это была не просьба.

Карлдин попытался выхватить бумагу из руки Лойала, но огир спокойно вручил ее Сашалле, которая без особого выражения просмотрела ее и затем передала ее Самитзу. Это была плотная бумага, гладкая и дорогая, выглядевшая новой. Самитзу должна была следить за выражением своего лица по мере чтения этого документа.

Она часто видела письма Добрэйна, чтобы признать его руку в округлом подчерке.

– Очевидно кто-то нанял очень хорошего поддельщика, – сказала она, заработав быстрый, высокомерный взгляд от Сашалле.

– Действительно, кажется маловероятным, что он написал это сам, и получил удар от собственных людей по ошибке, – глухим голосом сказала Красная. Ее пристальный взгляд метался между Лойалом и Аша'маном. – Что такого они, возможно, нашли? – потребовала она от них. – Что это такое, чего вы так боитесь, что они нашли?

Карлдин с мягкой улыбкой вернул ей взгляд.

– Я подразумевал только то, зачем они приходили, – ответил Лойал. – Они должны были придти, чтобы кое-что украсть. – Но кисточки на его ушах дрожали, так сильно они прежде не тряслись. Он не мог их контролировать. Большинство огир очень неважные лгуны, по крайней мере, молодые.

Волосы Сашалле качнулись, поскольку она специально мотнула головой.

– То, что вам известно – чрезвычайно важно. Вы никуда не уйдете, пока я тоже это не узнаю.

– И как вы собираетесь нас остановить? – вкрадчивость слов Карлдина делала их чрезвычайно опасными. Он спокойно встретил пристальный взгляд Сашалле, словно ничто в мире его не волновало. О, да! Это был волк, а не лис!

– Я думала, что никогда вас не найду! – объявила в это мгновение Розара Медрано, входя в установившейся рискованной тишине. Она была в плаще с меховой подкладкой и красных перчатках. Капюшон был отброшен на спину, открывая резные гребни из кости в ее черных волосах. На плаще были видны влажные пятна от таявшего снега. Высокая и смуглая от солнца, что делало ее похожей на айилку, она с первым светом выехала, пытаясь найти какие-то приправы для приготовления особого вида тушеной рыбы, как ее готовят только в ее родном Тире. Она едва удостоила Лойала и Карлдина короткого взгляда, и не стала справляться о Добрэйне.

– Группа Сестер въехала в город, Самитзу. Я гнала как сумасшедшая, чтобы их опередить, но к этому моменту они могли уже добраться. С ними Аша'маны, и один из них – Логайн!

Карлдин рассмеялся грубым лающим смехом, и Самитзу задавалась вопросом, проживет ли она достаточно долго, чтобы Кадсуане начала ее искать.