Пекарь-некромант. Часть 1

Глава 2

Ехать на телеге лучше, чем топать пешком. Да и быстрее, хотя поначалу мне и казалось, что тащившая скрипучую повозку лошадь едва переставляла ноги. Семнадцать ночей на шумных постоялых дворах — и вот я уже вошёл через городские ворота в маленький городок — Персиль. С любопытством поглядывая по сторонам, вдыхая полной грудью пропитанный запахом лошадиного навоза воздух.

Деревянная городская стена намекнула на то, что Персиль — не столица мира. Но и не деревня Следки, где из камня был сложен только дом старосты. Я зашагал к центру города, пользуясь подсказками местных. И уже вскоре увидел вполне городские дома — каменные, с яркими цветными крышами; часто встречались трёхэтажные. Порадовало и обилие зелени — особенно наличие любимых мной клёнов.

Первым делом я направился в поварскую гильдию. Там меня встретил бледный худощавый мужчина секретарь: с кольцом поварской гильдии на одной руке и похожим, но с эмблемой стряпчих — на другой. Он дотошно изучил мои документы. Прочёл и выписанное на имя Карпа Марева направление на работу. Подтвердил, что несколько месяцев назад сам делал запрос в столичное отделение гильдии: просил прислать кулинара.

Объяснил мне, что незанятых на работе кулинаров в персильской гильдии нет. А вот потребность в них появилась — для работы в пекарне, хозяин которой умер почти полгода назад. Наследник пекаря, со слов секретаря, пытался избавиться от отцовского наследства. Но оказался слишком жадным: никто из потенциальных покупателей не согласился выложить всю сумму, что он запрашивал.

Но и сам работать в пекарне наследник не желал. Там сейчас трудился молодой парнишка, не из гильдии. Его-то наследник и хотел сменить мной. Потому что по законам царства пекарней мог управлять только представитель поварской гильдии. Нынешний её хозяин вступать в гильдию отказывался (хотя и мог, как наследный пекарь), а работник — не имел права. Потому гильдия и прислала в Персиль Карпа Марева.

«Хлебопекарня, — сказал я. — Что ты думаешь о выпечке хлеба, мэтр?»

«Печь хлеб — благородное занятие», — сказал профессор.

«Ещё бы. Вот только я не имею представления, как его выпекать. Уже предвижу свой первый продукт. И как меня с треском вышвырнут на улицу. Всё же я ждал немного иную работу — в дружном коллективе, где пухлые поварихи обрадуются моему появлению, хоть чему-то меня обучат. Но ты не услышал главного, мэтр. Наследник мечтал продать своё предприятие. Что ты думаешь о покупке пекарни?»

«Не представляю, юноша, насколько это выгодно».

«По большому счёту, выгода и неважна, мэтр. Я приехал сюда не деньги зарабатывать. А чтобы привыкнуть к новой роли. Владелец пекарни — не то же самое, что её работник. Тем более что работник у пекарни имеется. Причём опытный и умелый, раз всё ещё не уволен. Он мне пригодится. Куплю пекарню. Налажу её работу. Это я умею. И не буду знать проблем».

Что такое «не знать проблем» в малом предпринимательстве я представлял по опыту из прошлой жизни. Не однажды мечтал выгодно продать свой магазин (и забыть о нём, как о страшном сне) — не получал стоящих предложений. Приходилось вновь упрямо сжимать зубы и тянуть лямку. Но этот же опыт и не позволил мне проигнорировать идею покупки пекарни.

О выпечке хлеба я не знал почти ничего. Кроме того, что в этом мире пшеничную и ржаную муку добавляли едва ли не во все блюда. А запечённые в печи лепёшки в Следках считались не самой вкусной, но основной едой. За время пути до Персиля я повидал множество разновидностей хлеба. Некоторые показались мне вполне съедобными и даже вкусными. Но печь хлеб, мало что понимая в его рецептуре и выпечке…

«Да почему бы и нет? — мысленно говорил я. — Главное в любом деле — правильно делегировать обязанности, не взваливать на собственные плечи все заботы предприятия. Это я и хочу провернуть. Тем более что я и не намереваюсь становиться очень уж успешным пекарем — средненьким. Слава и народное обожание, как и денежный дождь — не мои цели. Во всяком случае, не в этой дыре. Всё, что мне сейчас нужно — работающее легальное предприятие. Чтобы влиться в местное общество».

С такими мыслями я и отправился по указанному мне в гильдии адресу: в Лисий переулок.

«Подниму персоналу на двадцать процентов зарплату, — рассуждал я. — Заслужу таким образом их уважение. С важным видом буду появляться в пекарне по вечерам, забирать выручку. Сколько её будет — не так уж и важно. Ты припрятал достаточно денег, мэтр, для того, чтобы я пока не переживал о финансах. Но в идеале было бы выйти на самоокупаемость предприятия. А персонал… если люди знают своё дело, то пусть себе спокойно трудятся. Лишь бы не слишком много подворовывали».

Лисий переулок встретил меня шелестом больших кленовых листьев, запахом навоза и звонкими голосами ребятни (босоногие детишки походили на бездомных). Улица оказалась совсем узкой: вряд ли здесь сумели бы разминуться повозки. Хотя если судить по следам на мощённой булыжником дороге, лошади в этот переулок время от времени заходили.

Пекарню отыскал быстро — подсказали дети (парнишка молча указал пальцем на неприметный дом). Не увидел рядом с ней толп покупателей, не заметил рекламных баннеров и указателей около дороги, не отыскал на фасаде здания никакой вывески, извещавшей о том, что в этом невзрачном двухэтажном строении выпекают хлеб. Не почувствовал и аромата свежей выпечки.

Я свернул на широкую посыпанную листвой тропу, подошёл к массивной деревянной двери — о том, что за ней находилось, можно было только гадать.

«Вот интересно, — сказал я. — Как они привлекают в свою пекарню новых покупателей? Могли бы хоть табличку какую над дверью приколотить. Написали бы: «Хлеб». Или повесили картинку с нарисованным калачом. Здесь и захочешь хлеба купить — не найдёшь, где. Что думаешь об этом, мэтр?»

«Мне кажется в данном случае, работает то, что в вашем мире называли сарафанным радио, — сказал профессор Рогов. — Люди знают, где поблизости продают хлеб, и подсказывают другим. Не уверен, что от большой вывески в этом глухом переулке была бы польза. Да и не разглядели бы её за этой густой листвой».

«Есть много других способов привлечь клиентуру и помимо вывески. Например… Впрочем, это неважно. Мне ведь и не нужны здесь толпы народа: большие продажи заставляют много работать. А вкалывать с утра до утра — не моя цель. Я хочу купить это предприятие не для того, чтобы тратить на него всё своё время».

Я решительно потянул на себя дверную ручку. Ожидал, что над головой раздастся звон: многие торговцы подвешивали над дверями своих магазинов железки, чтобы те предупреждали о появлении потенциальных покупателей. Но услышал лишь скрип дверных петель. Перешагнул порог. Уловил, наконец, в воздухе аромат свежего хлеба и запах дрожжей.

После яркого солнечного света мне почудилось, что в похожем на тесную каморку магазинчике царил полумрак. Свет сюда проникал лишь через давно немытое окно; да ещё светился тусклый фонарь на стене — коптил, что говорило об экономности или жадности владельцев пекарни. Я заморгал, привыкая к скудному освещению. Поздоровался с русоволосой конопатой девицей — мой громкий голос вспугнул с полок десяток мух.

Продавщица встретила меня усталым, скучающим взглядом больших доверчивых коровьих глаз. На вид я ей дал бы лет двадцать, но в этом мире женщины зачастую выглядели старше своих лет. Она разглядывала меня без любопытства, молча, под аккомпанемент громкого жужжания метавшихся у потолка насекомых. Стояла за невысоким прилавком, скрестив на груди покрытые веснушками тонкие белые руки, переминалась с ноги на ногу.

«Улыбка бесплатно» — девиз не этого заведения, — отметил я. — Не находишь?»

«Продавщице незачем вам улыбаться, — не поддержал мою претензию профессор. — Девочка наверняка с утра тут стоит. Вы не первый и даже не десятый, кто сюда зашел — судя по пустым полкам. Не до улыбок ей уже».

«Улыбаться можно и во сне — точно тебе говорю. И при встрече с грабителями, и в ответ на шуточки тёщи. Нужно лишь поработать над собой: выработать соответствующий навык».

Тесную комнатушку я осматривал уже не как покупатель хлеба, а почти как новый владелец пекарни. Отметил, что в магазин необходимо добавить свет. Не помешало бы отдраить от грязи стены и потолок, перестелить пол и обновить мебель. Да и серые караваи хлеба за спиной продавщицы выглядели не слишком привлекательно: при таком ракурсе обзора они походили не на аппетитный продукт, а на горы коровьих лепёшек.

«Хотя… и так сойдёт».

Я мысленно махнул рукой.

— Уважаемая, — обратился я к продавщице, — не подскажете, как я могу увидеть хозяина этой пекарни господина Потуса?

Девица трижды взмахнула длинными ресницами.

— Так эта… умер наш хозяин, — сказала она. — Уж полгода как.

Тоскливо вздохнула.

Спросила:

— Мож хлеба вам, господин хороший? Есть чернушка. Утрешний. Вкусный! Такой вы можете только у нас купить. И недорого! А пшеничного уже нету. За пшеничным приходите завтра с утреца. Полуша его мало печёт: уж больно дорогими караваи из пшеницы выходят. Не всем нашенским покупателям они по карману.

— А Полуша… это кто? Новый хозяин?

Щёки девицы налились румянцем.

— Нееет, — протянула она. — Полуша — это наш пекарь. Раньше он помогал мастеру Потусу. А теперечи работает один. Получается у него не так хорошо, как у покойного хозяина. Но хлеб Полуша печёт вкусный! Не хуже, чем другие. Купите один каравай, господин хороший, не пожалеете!

— Я хотел бы увидеть нынешнего хозяина пекарни. Мне сказали, что ею теперь владеет старший сын мастера Потуса. Это так? Как я могу его найти? Мне сообщили, что он желает продать это предприятие. Передайте ему, что мне хотелось бы обсудить с ним условия сделки.

Над моей головой раздался грохот: в комнате на втором этаже что-то упало. На меня с потолка посыпалась известь. Потревоженные мухи снова принялись наворачивать круги.

Продавщица побледнела, испуганно вскинула взгляд вверх, прислушалась.

Я указал пальцем в потолок.

— Господин Потус сейчас у себя?

— Н…наверное, — с трудом выдавила из себя продавщица. — Злится.

«Надеюсь, он не напился до невменяемости. Мне кажется, или он там крушит мебель?»

«Судя по звуку, упало что-то небольшое, — ответил профессор, — но тяжёлое и с приличной высоты: возможно со шкафа или даже с потолка».

— Позовите его, будьте так любезны, — попросил я.

Девица снова помахала ресницами.

— Так… хозяин умер, — сказала она.

— Я говорю о новом владельце пекарни: о господине Потусе-младшем.

— Эта… сын мастера Потуса здеся не живёт, — сказала продавщица. — Он не часто к нам заходит. Всё больше Полуша к нему наведывается. Но его дом туточки: неподалёку. Щас его позовут, господин хороший. Погодите малёха. Вон, можете присесть на лавку. Я щас.

Продавщица сорвалась с места — две привлекательные выпуклости третьего размера маняще закачались под её платьем. Девица обогнула прилавок, торопливо прошагала к входной двери, оставив после себя в воздухе едва уловимый кисловатый запах пота. Я услышал, как она кого-то зычно окликнула (должно быть одного из носившихся по переулку мальчишек). Что именно она тому велела, не разобрал.

— Щас приведут его, — сказала девица, вернувшись в магазин.

Вдруг словно что-то сообразила: окинула меня заинтересованным взглядом. Заценила обувь, одежду. Рассмотрела и кольцо гильдии поваров на моей руке — в удивлении вскинула брови. Приподняла лицо, заглянула мне в глаза. «Раз, два, три», — сосчитал я неторопливые взмахи её ресниц. Никакого кокетства в действиях продавщицы не заметил — только любопытство.

— Так эта… вы наш новый хозяин? — спросила она.

О том, что совсем скоро стану владельцем хлебопекарни, я понял, едва увидел Потуса-младшего. У того на лице читалось: в этот раз он точно не упустит покупателя. Низкорослый наследник мастера Потуса вцепился в меня, как клещ — образно выражаясь. Собственным телом отрезал мне пути к отступлению: заслонил собой выход из магазина; запел соловьём, расхваливая предприятие покойного родителя.

Сообщил, что пять поколений его предков состояли в гильдии поваров; дед и отец — были известными в городе пекарями («Наш хлеб весь город знает!»). Но он и его младший брат нарушили семейную традицию. Младший служил в городской страже. А сам наследник нашёл своё призвание в работе с кистями и красками. Его дети тоже не проявляли желания по примеру деда «дышать пропитанным мукой воздухом и возиться с тестом».

Прежде чем озвучить цену унаследованному от отца имуществу, Потус-младший устроил мне экскурсию по дому. Провёл по жилому второму этажу: сообщил, что вся расставленная по комнатам мебель входила в стоимость предприятия. Познакомил меня с расположением погребов и кладовок. Похвастался «всего лишь десять лет назад» обновлённой крышей. Ну и, конечно, показал саму пекарню — заваленную мешками с мукой, мисками и кадками.

Не знаю, как выглядели изнутри пекарни в моём прошлом мире, но просторный зал кондитерского цеха покойного мастера Потуса поразил меня лишь размером печей: таких больших мне раньше видеть не доводилось. А в остальном — увиденное стало своеобразным гимном ручному труду. Ни тебе замысловатых приспособлений, ни умных механизмов. Всю технику в пекарне заменял улыбчивый кудрявый паренёк — Полуша.

Полуша показался мне эдаким простоватым рубахой-парнем: совсем ещё молодой парнишка — на пару лет младше меня нынешнего, с широкой белозубой улыбкой, открытым взглядом небесно-голубых глаз и без признаков лишнего интеллекта. Я посмотрел на его мускулистые руки с сардельками-пальцами, на толстые ноги и широкие плечи.

«Хоть впрягай парня в повозку вместо лошади, — подумал я. — С таким работником механизмы в пекарне мне и не понадобятся. Подниму-ка я парню зарплату вдвое. Чтобы не сбежал. Где я другого такого красавца-силача найду? Не самому же мне корячиться на этой кухне. С моим тщедушным тельцем я тут много не наработаю. Уже после первого замеса теста протяну ноги. Зарядку что ли начать делать по утрам?»

«Займитесь выпечкой хлеба собственноручно, юноша, — ответил профессор Рогов. — И уже через месяц-два заметно окрепнете. Взгляните на эти мешки с мукой. Чтобы ворочать такие, вам понадобится хорошо развитая мускулатура».

Я посмотрел на сваленные у стены мешки — килограмм по пятьдесят каждый.

Мысленно произнёс:

«Нет уж, спасибо. Любому физическому труду предпочитаю зарядку. А любому тесту — молодые женские тела со вторым или третьим размером груди».

Я взглянул на белозубого Полушу.

Пекарня без этого улыбчивого паренька сейчас для меня не стоила и гроша.

Поинтересовался у него, останется ли он здесь работать, если новым владельцем предприятия стану я. Сразу уточнил, что повышу ему зарплату — парень расцвёл от счастья. Он заверил меня, что с радостью продолжит трудиться. Сказал, что эта пекарня давно уже стала для него домом. Оказалось, что он и живёт здесь — в той единственной комнате, куда меня не повёл Потус-младший.

Наследник мастера Потуса озвучил стоимость отцовского предприятия. Я плохо представлял, столько могла стоить пекарня, но вполне правдоподобно изобразил удивление. Загибая на руке пальцы, перечислил подмеченные в процессе осмотра дома недочёты: плохое освещение, старое оборудование… Перечислял долго, наблюдая за тем, как наливается краской лицо продавца. В итоге сказал, что готов раскошелиться на половину озвученной суммы.

Потус-младший вполне натурально изобразил возмущение. Принялся тыкать пальцем в амбарную книгу, осыпать меня цифрами прошлых доходов, рисовать золотые горы, ожидавшие меня в будущем — при условии, если я всё же приобрету пекарню. Я вежливо улыбался, делал вид, что вижу хитрого продавца насквозь и понимаю, как и в чём он пытается меня надуть — но из вежливости не возражаю.

Торговались мы около часа. Оба вошли в азарт, слегка охрипли. Сыпали доводами и контрдоводами, пару раз едва не сцепились врукопашную. Но в итоге мы расстались довольные друг другом. Потус-младший радовался, что уговорил меня на покупку. Я предвкушал скорое завершение сделки: предприятие мастера Потуса выглядело вполне налаженным, способным существовать автономно.

На следующее утро я совершил визит к ювелиру. Выяснил стоимость некоторых камней, заплатив за оценку серебром. Через час вернулся, дрожащей рукой развернул перед работником ювелирной мастерской тряпицу со своим якобы наследством. Камни прошли проверку — я пересыпал в свой кошель золотые монеты. И уже к вечеру следующего дня стал счастливым владельцем перспективного предприятия — пекарни.