Пекарь-некромант. Часть 1

Глава 18

Мою идею рекламировать медовый хлеб с помощью «шайки маленьких разбойников» призрак мастера Потуса не одобрил. Заявил, что я напрасно прикармливаю «негодников», что детвора обязательно «сядет на шею». А когда я подтвердил, что действительно собираюсь платить детям деньги, старикан заподозрил меня в сумасшествии. Он считал, что каравай чернушки на всю детскую «банду» — вполне достаточная плата. Если вообще нужно платить за мою «дурацкую» затею с «энтой рекламой».

Под нескончаемый гундёж старого пекаря прошла половина дня. За это время Полуша испёк батоны (разрешил ему сделать на них «фирменные» пять надрезов); Лошка умудрилась помимо прочего продать семь булок медового хлеба из прошлой партии; я десятки раз выслушал сомнения мастера Потуса в моей способности руководить работой пекарни. Полуша под конец дня поставил опару, да отправился в родительский дом отдыхать. А я воспользовался его отсутствием в пекарне, чтобы замесить тесто для булок.

«Вспоминай, бездельник, что я говорил тебе о кондитерском тесте, — вещал в моей голове голос мастера Потуса. — Кондитерское тесто гораздо сложнее и важнее превратить в однородную массу, чем хлебное. Потому что хлебное изначально состоит, етить его, из воды и муки. А в кондитерском — муки всегда меньше, чем прочих продуктов. Её могёт и вовсе не быть — тем более, когда ты используешь тот же творог. А о воде при замесе кондитерского даже не вспоминай! Помни, что не хлеб печёшь. Булки, пирожные и прочую дребедень готовят по иным законам. В творожном тесте тебе, парень, и опара не понадобится».

Я смахнул со лба пот, вздохнул. Вспотел я не только потому, что в пекарне было жарко. Но и потому что уже с полчаса занимался абсолютно ненужным и бессмысленным, на мой взгляд, делом — протирал творог. Насыпал очередную порцию творога в сито, через которое просеивал раньше муку для хлеба — ложкой продавливал творог через крохотные ячейки из конского волоса. Несложное, казалось бы, дело. Но убогость инструментов превращала его в настоящее мучение для меня.

— Плевал я сейчас на твоё кондитерское тесто, — проворчал я. — Кондитерское, хлебное… начхать! Я не намерен писать учебник по кулинарии или составлять кулинарные энциклопедии. Лучше бы ты объяснил, зачем я перетираю весь этот творог. Чувствую себя придурком, что носит из ручья воду в решете. Что-то мне подсказывает, старикан, что ты таким образом надо мной издеваешься. Помял бы его ложкой — и хватит. Чай не для выставки буду булки печь. Пара-тройка крупинок вкуса не испортят.

«Ты будешь из него месить тесто, бездельник! — сказал мастер Потус. — Творог, етить его — не мука! Чтобы тесто не походило на комок грязи, тебе придётся хорошо постараться! Дай ему подышать воздухом, разбей все комки! Ты же кулинар, етить тебя, а не обычная баба! Ты готовишь не для того, чтобы просто пожрать. Ты создаёшь такую еду, за которую людям было бы не жалко отвалить тебе деньжат. Обычный творог они и сами купят на рынке, налепят из него колобков, да запекут в печи. Улавливаешь?»

— Не совсем.

Призрак сновал вдоль стены, ни на мгновение не задерживаясь на одном месте. Я уже заметил, что мастер Потус, затевая очередную лекцию, предпочитал расхаживать, как те профессора, что учили меня в университете. Привидение бесшумно бороздило пространство пекарни, волею моего воображения походило на взволнованного коротконогого толстяка. Но где бы ни находился постэнтический слепок личности бывшего владельца пекарни, его голос в моей голове почти не менял ни громкость, ни тональность.

«Твоя задача, лодырь — превратить любое блюдо в настоящий шедевр. Сделать его не просто вкусным и питательным. Но и добиться, етить его, чтобы другие признали: они не смогут приготовить блюдо так же хорошо, как ты. Будь то хлеб или творожные булки — людские самоделки в сравнении с твоими изделиями должны казаться страшненькими и невкусными. Твоя цель — показать всем, что в мире кулинарии они не больше чем неумелые детишки, доказать, что ты настоящий мастер. Вот тогда люди и станут платить деньги за твою работу».

Призрак приблизился к столу — полупрозрачный, яркий. Моё воображение так и не наделило его ни чёткими чертами лица, ни определённой одеждой. Он всё ещё оставался человекоподобным светящимся облаком — ну точно как те привидения из детских мультфильмов. С чем я чётко определился, представляя мастера Потуса, так это с его маленьким ростом. Но как ни силился вообразить умершего пекаря в виде реального человека, у меня это не получалось — должно быть потому, что знал его только в виде призрака.

«Так что три творог, бездельник, не отлынивай, — сказал он. — Помни, что твоя цель — не накормить голодных, а прикарманить их деньги. Каждый, кто вошёл в нашу пекарню, етить его, должен сразу понять: так же хорошо, как мы, сам он испечь хлеб не сумеет, как бы ни старался. И что удовольствие, полученное при поедании наших караваев, вполне стоит потраченных деньжат. Ты, бездельник, не продаёшь людям продукты — ты втюхиваешь им свои услуги по приготовлению тех продуктов!»

Я выпрямил спину, слизнул с пальца крупинку творога — кисловатая, на мой вкус. В прошлой жизни я любил творог, хотя и ел его нечасто: творог недолюбливала моя жена. А так как готовила в основном она — я часто смирялся с её выбором блюд. Тем более что с моим тогдашним малоподвижным образом жизни есть мне следовало поменьше и пореже: стоило лишь позабыть об этом правиле, как штаны на жопе начинали трещать, а рядом с унитазом приходилось вытягивать шею, чтобы понять, куда целить.

— Знал бы я, старик, что ты заставишь меня так корячиться — забил бы на эти булочки. Сходил бы лучше в трактир — отведал бы местных сосисок, да попил вина. Возможность разок вкусно поесть не стоит таких мучений. Я же не собирался продавать твои булки. Просто хотел проверить, как подействуют на них заклинания профессора — так, для общей информации, на будущее. А для магии — перетёртый твой творог или нет, не имеет значения. Съем их и с крупными кусками творога.

«Зато это имеет значение для меня, — сказал призрак. — И для тебя — тоже, хоть ты этого пока и не понимаешь. Какой, етить его, кулинар позволит своему блюду походить на грубую поделку домохозяйки? Где твоя гордость, парень?! Не позорься! Ведёшь себя, как то неразумное дитятко. Стонешь, ноешь — стыдно слушать! Взялся за дело, так делай его правильно! И доводи, етить его, до конца. Творожное тесто, парень, должно выглядеть, как та манная каша. Но без комочков! Так что три творог, лодырь, не останавливайся».

«Приминай внутри тесто — края оставляй потолще, — командовал мастер Потус. — Что ты растягиваешь его?! Блинчики должны выйти примерно одного размера. Вот, этот получился вполне приличным. Надавливай в серёдке. Молодец. Видишь, что значит работать с тестом из перетёртого творога? Никаких тебе комков — лепишь, как нравится, не боишься, что вылезет наружу уродливая каменюка. Руки у тебя, конечно, кривые, парень. Но я — хороший учитель. Хоть в этом тебе повезло».

Я лепил из одинаковых комков желтоватого теста не то мелкие блины, не то большие оладьи, раскладывал их на столе. Возиться с кондитерским тестом пришлось не так долго, как когда-то с хлебным. Хотя оно мне показалось менее послушным. Пусть я и ворчал на старого пекаря, но процесс изготовления булочек меня увлёк. В прошлой жизни я редко что-либо изготавливал собственноручно — всё больше заставлял работать других. Даже поделки для выставок в детском саду с дочерями мастерил не я, а жена.

«Вот, — сказал старый пекарь. — Уже неплохо. Теперь накладывай в центр блинчика варенье… Куда столько?! Убери половину! Ещё чуток. Вот. Теперь нормально. Аккуратно, етить его, заворачивай края. Ну? Ты чего боишься? Как в первый раз за сиську взялся. Смелее, парень! Заворачивай. Защипывай их. Не так сильно. Не порви тесто. Если сделаешь прореху — уже не слепишь: варенье вытечет. Говорю же!.. Что ты творишь, безрукий?! Ладно, етить его. Сам сожрёшь эту булку. Скатывай из неё колобок. Вот так. Бери следующий блин».

Я слепил пять колобков из теста, прежде чем переключился на режим кухонного автомата. Движения стали уверенными — старикан Потус позабыл о нытье и нотациях, переключился на лекцию о правильном выборе температуры для выпечки булок. Под аккомпанемент из умных изречений старого пекаря я состряпал ровно тридцать шариков из творожного теста — каждое размером со средний женский кулак. Разложил свои творения на столе, прикрыл тканью.

С выпечкой решил не спешить. По словам мастера Потуса запекаться булки будут примерно полчаса. Но этого времени в моём распоряжении не оставалось. Вполне вероятно, что во дворе меня уже дожидалась банда малолетних рекламщиков. Да и Лошка наверняка свернула работу — ждала меня, чтобы сдать выручку. Призрак заверил, что булки могли подождать. Я вытер поварской шапкой с лица пот, стянул с себя фартук. Оглядел кухню. В этот раз мои старания не привели к погрому. Не придётся тратить вечер на уборку в пекарне.

— Мастер Карп, так нету уже ничего.

Продавщица указала на пустые стеллажи.

Пустовала даже та полка, где недавно красовались медовые батоны — это я заметил, едва вошёл в магазин.

Глаза Лошки горделиво блестели, на щеках пылал румянец.

— Я сегодня продала всё, мастер Карп! Самой не верится, что так случилось. Хлеб закончился, а они всё идут и идут. Голодные все какие-то. И что странно: просят ваш медовый хлеб! Правда, я не привираю! Чё это с ними вдруг стряслось? Всем вдруг захотелось его попробовать. А где я им возьму столько? Если бы вы не унесли те пять булок, мастер Карп — продала бы и их.

Лошка посмотрела на меня с укором. Я невольно ощутил укол совести, точно действительно совершил глупость. Отвёл взгляд. Видеть магазин без покупателей было непривычно. Никакой очереди, никакого шума и суеты. Пол уже блестел чистотой. Зевающая продавщица потирала глаза. Конторская книга на прилавке дожидалась, когда я сверю количество монет в коробке с записями.

«Ну, может и не так плоха эта твоя затея с маленькими бандитами, етить их, — сказал призрак. — Может и будет от неё толк. Но это надо ещё посмотреть. Дети они такие — им быстро всё надоедает. День-два поработают и снова вернутся к развлечениям. Знаю это по своим олухам. Так что ты не сильно-то радуйся, бездельник. И помни: день на день не приходится. Завтра торговля может быть хуже сегодняшней».

«Завтра она была бы лучше, если бы у нас было побольше товара, — сказал я. — Но и так сойдёт. Нанимать дополнительных работников я не собираюсь. А Полуша работает на пределе сил. Загоняю парня — не станет и такой торговли. Жадность не всегда двигатель торговли — это я точно знаю. Но вот количество медового хлеба не мешало бы увеличить. Раза в два, хотя бы. Подумаю, за счёт чего это сделать».

Призрак облетел зал по периметру, точно проверял, не припрятала ли продавщица товар. Я зашёл за прилавок — заглянул в коробку с деньгами. Помимо медяков заметил там с десяток серебрушек. Не поверил своим глазами — пересчитал серебряные монеты. К каждой прикоснулся пальцем, проверяя, не мерещатся ли они мне. Одиннадцать штук. Такого количества серебра в выручке магазина ещё не видел. Абсолютный рекорд.

«Вот теперь понимаешь, парень, что значит продавать дорогой хлеб? — сказал застывший у моего правого плеча призрак. — Это тебе не дешманской чернушкой торговать, етить её! Вот тебе и серебро! Как я и обещал. И не нужно перетаскивать магазин к княжескому терему. Я же говорил тебе, лодырь: работай, и всё у тебя получится. Слушайся меня, парень — когда-нибудь увидишь в этой коробке и золотишко».

Солнце пока светило ярко, но я чувствовал, что старалось оно из последних сил. Всё труднее ему было оставаться на небе — спускалось всё ниже, краем уже касалось крыш домов. Я поднёс руку к бровям, прикрыл глаза от пробивавшихся сквозь листву клёна лучей. Дети дожидались меня во дворе: играли под деревьями. Их банда не уменьшилась — напротив: разрослась до двенадцати человек. Но девочка среди них по-прежнему оставалась одна: атаманша Шиша. Жестом велел ей подойти.

Шиша спрятала нож, показав другим, что игра закончена. Отряхнула штаны, пригладила коротко остриженные волосы. Обвела взглядом свою шайку, будто проверяя, все ли на месте. Пацаны притихли, уставились на вожака, дожидаясь распоряжений. Шиша мотнула головой, намекая, что они могут расслабиться. Подошла ко мне молча, с прямой спиной и гордо приподнятым подбородком. Ну точно как боевой генерал за очередным орденом. Протянула руку, развернув её ладонью вверх.

Я отсчитал ей двадцать четыре монеты — не стал разбираться, почему за деньгами явилось народу больше, чем днём присутствовало на дегустации медового хлеба. А девчонка не удосужилась мне это объяснить. Подозвала своих приятелей, раздала всем по две монетки. Продемонстрировала на ладони оставшуюся пару медяков — показала всем, что получила столько же денег, как и прочие представители детской шайки. Её подчинённые, зашмыгали смущённо носами, опустили взгляды. Шиша спрятала деньги в карман на штанах.

Заметил, что девчонка собралась уходить.

— Погоди, — сказал я.

Атаманша вскинула на меня глаза — карие, с большими чёрными зрачками. Рассмотрел раны на её губах, красновато-жёлтые отметины заживших гематом на подбородке и под правым глазом: должно быть не так давно девчонка поучаствовала в драке. Шиша словно невзначай сунула руку в рукав, куда недавно прятала нож. Отметил, её по-прежнему настороженный, совсем недетский взгляд — словно у дикого зверька. Передумал касаться её плеча.

— Чего ещё?

— Спросить хочу, — сообщил я. — Знаешь, кто верховодит в таких же шайках, как ваша, но за пределами вашей территории? Меня интересуют главари детских банд с улиц, где работают мои конкуренты — другие пекари. С Птичьего переулка, Нижней рыночной улицы и с улицы Царя Симона. Хотел бы заключить с вашими коллегами такой же договор, как с вами. Чтобы они тоже рассказывали о моей продукции, но на своих территориях. Сможешь организовать мне встречу с ними?

Девочка повела плечом. На её тонкой загорелой шее напряглись похожие на струны жилы — растянули кожу. Прищурила правый глаз, что-то прикидывая в уме. Я подумал, что она, пожалуй, постарше, чем показалось мне при нашем с ней первом общении — лет восьми-девяти, но мелковата для своего возраста (впрочем, дети этого мира все казались мне помельче тех, что я встречал в прошлой жизни — возможно, они медленно росли из-за плохого питания).

— Пять монет, — сказала Шиша.

— Хорошо.

— За каждого, кого приведу, — добавила девчонка. — Но договариваться с ними будешь сам.

«Никакого почтительного «выканья», — отметил я.

Смотрел на серьёзное лицо малолетней атаманши.

«А чего ты хотел от этих мелких бандитов, етить их? — откликнулся мастер Потус. — Это ж бездельники и ворюги. Нормальные дети по улицам не слоняются — родителям помогают. А эти токмо и смотрят, где и что спереть. Знаю я их — не раз прогонял их из пекарни. Да лупил их по жопе верёвицей. Бездельники! Заметил? Они доселе боятся соваться в мою пекарню!»

«В мою пекарню», — сказал я.

«Ладно, в нашу».

— Согласен, — сказал я.

Протянул Шише руку, собираясь подтвердить договор рукопожатием. Но не дождался ответного жеста. Девчонка с недоумением посмотрела на мою пустую ладонь. Не попыталась к ней прикоснуться. Лишь удивлённо дёрнула бровями. Я запоздало вспомнил, что пожимать друг другу руки в этом мире не принято. А мои попытки обычно вызывали у людей недоумение — вот как и сейчас. Шиша на шаг отступила, но испуга на её лице я не увидел. Атаманша казалась абсолютно спокойной.

— Но мне нужны главари именно тех банд, что обитают рядом с пекарнями моих конкурентов, — уточнил я. — Условия для них те же, что и для вас. Так и передай. Будут и кое-какие бонусы. Но это я уточню при личной встрече. Сможешь свести меня с ними в ближайшие дни? Завтра? Послезавтра? Ладно. Тогда скажи им, что послезавтра буду ждать их ровно в полдень в трактире у Северных ворот. Предупрежу тамошнего вышибалу, чтобы впустил вас. Устроит их такое место? Вот и прекрасно.

Вторая вдовушка тоже не принесла мне вечером молоко. Пришлось дегустировать булочки в одиночестве, запивать их кисловатым красным вином. Я прикрыл глаза, откинулся на спинку стула, неторопливо пережёвывал хорошо пропёкшееся творожное тесто. Запах, витавший сейчас в столовой, очень напоминал тот, что раньше придавал романтический оттенок атмосфере спальни. Вот только теперь так пахло не потому, что профессор сплёл по моей просьбе соответствующее заклинание. Запах шёл от лежавшей на столе горки свежей выпечки.

Либо у моего прошлого тела к сорока годам притупились вкусовые ощущения и обоняние, либо пищевая химия из того мира всё же уступала по своим возможностям местной кулинарной магии. Но сейчас мне казалось, что ничего вкуснее этих земляничных булок я никогда не ел. Причём особый восторг у меня вызывала вовсе не начинка из варенья. Её и было-то всего ничего. Восхищало само тесто. В этот раз о нём точно можно было сказать: «Тает во рту». Творог с земляникой составили восхитительную пару — наверняка не без помощи магии.

«А неплохо получилось, — сказал я. — Очень даже вкусно. Твои плетения, мэтр, отлично заменили и пальмовое масло, и ГМО. Ты был прав: варенье в этой булке не особенно и нужно — так, для понта и маскировки, чтобы объяснить непонятливым, откуда взялся вкус земляники. Над внешним видом можно было бы, конечно, ещё поработать — посыпать чем-нибудь или полить глазурью. Но для нашей сельской местности сойдёт и так. Прикинь-ка, мэтр, во сколько монет обойдётся покупателям этот мой шедевр?»

Я подумал: хорошо быть молодым. Здорово, когда можно перед сном одну за другой есть булки и не задумываться ни о тяжести в желудке, ни о проблеме лишнего веса. Свежая выпечка таяла не только во рту, но и в животе: съел уже третью булку, но даже не утолил голод. Организм расходовал калории с невероятной скоростью — и это при том, что я не тратил энергию на постельные развлечения с женщинами. Вторую ночь проводил в одиночестве. Ещё несколько суток воздержания и пойду рубить дрова…

Профессор Рогов озвучил себестоимость творожной булочки — не позабыл уточнить, что не учитывал в расчётах стоимость услуг зачарователя. Но и без расходов на мага цена булки заставила меня поперхнуться. Я уточнил: правильно ли понял, что одна эта маленькая булка обойдётся горожанам дороже, чем два медовых батона. Мясник подтвердил свои слова. А призрак мастера Потуса, что наблюдал за моим вечерним чаепитием, сообщил, что в дороговизне булок нет ничего удивительного: творог и варенье дороже муки.

«Ну а ты как хотел, парень? — сказал старый пекарь. — Кондитерка, етить её, не может стоить меньше хлеба. Ты же ходил по местному рынку и видел цены продуктов. Чему ты теперь удивляешься? Творожные булочки — еда не для нищих. Энто не ржаной хлеб, где кроме дешёвой муки и речной воды ты закладываешь в стоимость только цену дров, труд пекаря и налоги. Не удивительно, что с кондитерским тестом ни одна пекарня города дел не имеет. Я если и продавал булки, то только перед праздниками».

«Но ты ведь сам заставлял меня выпекать товар подороже! — сказал я. — Проклинал мой ржаной хлеб, заливал о том, что князьям в этом городе жрать нечего. Или мне те твои речи приснились, старый? Как сейчас помню: ты распинался о том, что господа мою чернушку и в рот не возьмут, что мастер пекарь должен своим искусством дарить людям удовольствие и радость. Твои слова, старик? Вот оно: удовольствие. Сам балдею от своих булок. И от их цены — тоже».

Не постеснялся дороговизны: взял из кучи на столе очередную булку — безжалостно её надкусил. Не удержался, снова зажмурился от блаженства. Благодаря предусмотрительности профессора Рогова в этой жизни я оказался состоятельным человеком, хотя пока и не мог легализовать свои богатства. Но в прошлой жизни мне приходилось быть бережливым. По привычке подумал: хорошо, что не пришла вдовушка, потому как тогда пришлось бы делиться с ней дорогущей выпечкой — и всего лишь за кувшин молока.

«Я говорил о хлебе, парень. Чем ты меня слушал, етить тебя? Медовый, с тмином, с ореаном — существует масса вариантов! Нельзя зацикливаться только на ржаном и простом пшеничном: ни денег не заработаешь, ни удовольствия от работы не получишь. Но и не стоит кидаться в крайности! Ты бы ещё песочные розэтки с крэмом приготовил! Кому бы ты здесь их предложил? Уличной детворе? Головой-то тоже иногда нужно думать, лодырь! Вкусный и дорогой хлеб — вот секрет успеха! Видел сегодня серебро? То-то! Забудь о кондитерке до праздников».

«Нужно перебираться в столицу, старик. Если верить тому, что я слышал — там богачей, как той грязи на дорогах. Они сожрут не только булки, но и твои розетки с кремом. Причём заплатят за них золотом. По достоинству оценят мои кулинарные таланты. И твой хлеб, старик — тоже. Там в мою постель будут лезть не мамаши норы, а молоденькие княжны. Будут рассказывать мне перед сном не о болезнях коров, а о магии и поэзии — оцени разницу, старый. И твоим талантам там тоже найдётся применение…»

«Поэзия ему нужна, етить его! — сказал мастер Потус. — Бабы — они везде бабы! И надо им от мужика одно и то же — хоть о поэзии они трещат, хоть о коровах. Хочешь поговорить — ступай на рынок: там тебе и стишок прочтут, и песню споют. А с бабами на койке не болтать нужно. Или после твоих «усилений» вдовушки хоть раз о коровах вспомнили? Вот! А ты, етить тебя, про поэзию тут лепечешь. Думаешь, у княгинь титьки мягше, чем у наших городских баб? Тут я тебе не отвечу: не довелось сравнить. Хотя на вид — такие же».

«Ладно, старик, — сказал я, — не ворчи. Давай-ка мы лучше с тобой прикинем, что я буду печь в следующий раз. Раз уж выпечка сейчас для меня единственное развлечение. В этом вашем Персиле даже библиотек нет, я узнавал! Молчу уж о кинотеатрах и ночных клубах. Так я и рыбаком заделаюсь. Или, как предлагал профессор, охотником на нечисть и нежить — но для этого я пока не созрел. Согласен на варианты попроще: снова что-нибудь испеку. Предлагай что, старый. Главное — чтобы твои рецепты хорошо состыковывались с заклинаниями профессора».