Пекарь-некромант. Часть 1

Глава 15

Сказал пекарю, что сейчас спущусь; велел ему возвращаться в пекарню.

В три глотка допил мятный чай.

«Госпожа Белецкая, — сказал я. — Знаешь её, старик? Это имя мне ни о чём не говорит. Но жопой чую, что дамочка не продавец мёда. Кто она такая? Я предчувствовал, что эти слова про мёд в итоге выйдут мне боком. Не ошибся? Допетюкался, называется. Язык мой — враг мой… Ладно. Чем эта ваша Белецкая знаменита? Судя по тому, как о ней говорил мой юный работник — дамочка она непростая».

«Очень непростая, етить её», — отозвался призрак.

Его отливавшая синевой фигура курсировала вдоль перил лестницы.

Я заподозрил, что призрак занервничал.

«Злопамятная и вредная баба, — заявил пекарь. — Вот кто такая Нора Белецкая. Помню Нору ещё девчонкой. Её родители держали бакалейную лавку у Северных ворот — тоже склочники были ещё те. Дочурка по вредности характера их переплюнула. Но красавицей была!.. лет двадцать назад. По молодости связалась с тогдашним ночным правителем города, етить его — тем, чья банда заправляла в Персиле до ушлёпков Крюка Рела Музила».

«И куда подевался тот ночной царёк?» — спросил я.

«Так зарезали — куда ж такие деваются, етить их. А Нору не тронули. Со многими она с тех пор полюбовничала. С бандитами, конечно. Детишками не обзавелась. Но дружков у неё среди разбойников осталось немало. Многие здоровенные детины, детишки её бывших полюбовников, доселе зовут её мамашей. Так её сейчас и называют — Мамаша Нора. Поговаривают, что сам Музил старается не переходить ей дорогу».

«Как интересно. Такой маленький городок, а как много в нём живёт выдающихся личностей — это помимо меня! А ведь я ещё ни с княжескими кланами не сталкивался, ни со жрецами. Тут у вас, небось, у каждого есть своя интересная история — каждый если не Крюк, то Мамаша. Считаешь: не возьму у неё мёд — эта ваша Мамаша Нора сожжет пекарню?»

«Да что ты заладил, етить тебя: сожжёт, сожжёт! Пекарня много кому деньги приносит! Кто ж её тронет? Это ж нужная всем вещь! Доходная! А вот хозяин у неё может смениться. Это да. Если старый владелец сбежит из города или свернёт себе шею. Ну, или если не поделит чего с Мамашей Норой, и та велит своим мальчикам оторвать ему руки и ноги — подобные случаи бывали. Так что смотри, парень…»

«Хочешь мне что-то посоветовать, старый?»

«А что тебе мой совет? Если Белецкая расщедрилась на бочку мёда — не сумлевайся: заставит тебя всю стоимость мёда сполна отработать. Попробуешь шельмовать — натравит на тебя своих бугаёв «детишек». И не рассчитывай, что кто-либо за тебя вступится. Городская стража ест у неё с рук — баба унаследовала от покойного ночного царька немало деньжонок. И сумела сберечь свои богатства, что тоже немалого стоит».

«И что предлагаешь, старикан? — спросил я. — Что мне теперь с вашей Мамашей делать? В зад целовать?»

«А хоть бы и целовать, — сказал призрак мастера Потуса. — Но лучше: продавай пекарню, парень, и беги из города — ехай в эту свою столицу. Ты мне нравишься, етить тебя, пусть ты и бездельник. Но если не собираешься обхаживать Мамашу Нору (для этого тебе пригодились бы твои магические «усиления»), то беги — быстро и далеко. Мне будет жаль, если тебе открутят голову. Хотя они могут сделать проще: оторвут твою женилку».

«Ну… расставаться с женилкой мне бы не хотелось. Он мне дорог, как память. Вдруг у меня с возрастом протечёт крыша, и я надумаю жениться? Всякое может случиться на старости лет-то. Кто ж выйдет за такого красавца меня, если останусь без женилки? А сейчас… бабы достали — все: и мои две вдовушки тоже. Если только эта ваша Мамаша не сногсшибательная красавица…»

«Хех! — перебил меня призрак. — Ещё какая! С ног сшибёт — не подымишься!»

«…тогда я может и сделаю для неё исключение. На пару ночей, не больше. А так-то… мне сейчас некогда женщинами заниматься. Я кулинар, если ты забыл. Мне нужно… учить Полушу выпекать медовые батоны — вот. Да и самому не мешало бы попробовать что-то новенькое — я о кулинарии говорю, если ты не понял, старикан. Ведь согласись: какой-никакой талант пекаря у меня есть».

Я закряхтел, припомнив радикулит из прошлой жизни, встал с лавки. Доедать хлеб уже не хотел: сейчас не отказался бы от куска мяса. Сделал в уме пометку заглянуть вечерком в ближайшую таверну. Уже разведал тамошнюю кухню — курицу в сухарях там запекали просто превосходно. Да и вино продавали средней паршивости — не слишком противное, но холодное.

«Ладно, так и быть, — сказал я. — Пошли, старый, взглянем на мою бочку мёда. Хотя ума не приложу, куда я её дену: чтобы истратить Полушин мёд мне придется весь город накормить медовыми батонами. Ну а что делать со вторым бочонком — тут мне фантазия отказывает. Ну ничего. Придумаю что-то. Сперва нужно тот мёд отработать. Пошли, старпёр, не отлынивай. Заценим ту красотку, что принесла мне гостинцы».

«О! Отлынивать я и не собирался, етить тебя, — подозрительно легко повёлся на мои слова постэнтический слепок личности бывшего владельца пекарни мастера Потуса. — С удовольствием снова взгляну на Мамашу Нору Белецкую. С прошлой зимы её не видел, тьфу, тьфу, тьфу. Ха! Забавно будет послушать, как Нора станет орать под тобой, парень. Но увидеть её на тебе я бы не хотел. Такое зрелище, етить его, не для моих старых нервов».

Первое, что меня удивило, когда вошёл в магазин — отсутствие улыбки на лице Лошки. Давно я не видел свою подчинённую такой насупленной и несчастной. Или испуганной? За прошедшие дни я не однажды объяснял продавщице, что на рабочем месте она обязана улыбаться всегда, даже когда в магазине кроме неё никого не было. Пытался донести до Лошки, что её улыбка напрямую влияет на продажи. Те в свою очередь — на её премиальные.

Мои усилия в итоге увенчались успехом. Продавщица научилась-таки изображать на лице счастье и радушие. Во всяком случае, в моём присутствии. Теперь же она не улыбнулась и при виде меня. Вручила очередной покупательнице каравай ржаного хлеба, поблагодарила за покупку, бросила в коробку монету. Взглядом указала мне на посетительницу магазина (лет сорока на вид). Та сидела, надув щёки и выпучив глаза, на бочке, очень похожей на ту, что не так давно презентовала мне Полушина родня.

Дамочка расположилась неподалёку от входа, помахивала точно веером веткой клёна, от чего её пышная крашеная шевелюра шевелилась. Я невольно приподнял брови: слова призрака о том, что он не желал видеть меня под Мамашей Норой, обрели для меня новый смысл. Пробежался взглядом по похожему на огромный комок теста женскому телу — грудь… значительно больше пятого размера не придавала ему прелести. Женщина разглядывала меня, тяжело дышала.

Представил, что она будет так же дышать, сидя на мне.

Вздрогнул.

Нафиг этот мёд.

Чуть в стороне от женщины застыл здоровенный бородатый детина — выпятил живот, скрестил на груди руки, взглядом из-под косматых бровей рассматривал покупавших хлеб горожанок. Колоритная личность. Внешность здоровяка впечатлила меня не меньше, чем облик его спутницы. Вот только что-то меня насторожило в его образе. Нет, не ржавый клинок тесака, висевшего у мужика на поясе. И не его похожие на сардельки волосатые пальцы.

Сообразил!

Странным мне показалось отсутствие у мужчины тюремных татуировок.

Другой мир — другая мода…

— Ты что ль и есть мастер Карп?! — прохрипела сидевшая на бочонке женщина.

Впилась в моё лицо выцветшими голубыми глазами.

Не дождалась моего ответа — повернулась к Лошке.

— Это он и есть, что ль? — спросила она.

Голова у продавщицы закачалась, точно у болванчика.

— Энто он, госпожа Белецкая, — донесла на меня Лошка. — Энто мастер Карп, наш хозяин.

Я едва совладал с желанием улизнуть в пекарню.

Или не сумел сбежать из-за слабости в ногах? Та появилась после промелькнувших в моей голове эротических фантазий; или ужастиков — тут как посмотреть. Кому-то госпожа Белецкая могла бы показаться… милой — на вкус и цвет, как говорится… Вот только в своём видении я чётко услышал хруст костей — своих; и он мне не понравился. Показал продавщице пример профессионализма — сохранил на лице улыбку.

— Ничо так! — заявила Мамаша Нора.

Понял, что говорила она обо мне.

Если бы она плотоядно облизнулась при этом, я бы всё же набрался сил, дрогнул — сбежал.

Но женщина лишь показала ямочки на щеках.

С грацией борца сумо она вспорхнула с бочки (крепкие в Персиле бочонки!), хрустнула суставами (или это затрещали под ней доски пола?). Её макушка замерла на уровне глаз бородача. Но пышная шевелюра создала видимость того, что Мамаша Нора со своим спутником едва ли не одного роста.

Белецкая растянула в улыбке пухлые бледно-розовые губы, блеснула ровными зубами. На миг я представил её на два десятка лет моложе и в другой весовой категории. И правда: она могла быть красавицей — когда-то.

«Была-была!» — заявило привидение старого пекаря.

Призрак замер рядом с Белецкой; мне показалось: он приобнял её за плечи.

«Сам на неё тогда облизывался! — заявил мастер Потус. — Уж больно хороша была девка, етить её! Да токмо не про меня. Мне бы к ней и пальцем прикоснуться не позволили. Мужики из-за неё раньше глотки друг другу рвали. Страх сколько кровищи пролилось ради этой бабы! Ей, стервозине, это нравилось. Сказывают, даже клановый по её вине головы лишился. Но врали, наверное — князевы люди такого бы нашим душегубам не простили. И всё же хороша была. Да… Мамаша Нора всегда любила токмо деньги. А откуда у пекаря богатства-то?»

Он тоскливо вздохнул. Покачал головой (или я вообразил это?).

«Эх!.. Такую красоту… раскормили».

«Да уж, — согласился я. — Не для всех хлеб одинаково полезен».

Госпожа Белецкая рассматривала меня без стеснения, неторопливо. Примерно так я в прошлой жизни раздевал взглядом симпатичных молоденьких девиц — давал волю фантазии. Никогда не думал, что однажды окажусь на их месте. Жизнь — непредсказуемая штука. На миг я почувствовал себя голым: невольно прикрыл ладонями особо уязвимое место на своём теле, чем вновь привлёк к нему внимание. Увиденное не разочаровало женщину, если судить по не увядавшей на её лице улыбке.

— Рад меня видеть, милок? — сказала Мамаша Нора. — Пчёлка Нора выполнила твою просьбу. И с превеликим удовольствием пожужжит с тобой: ведь я тоже люблю сладенькое. Сказывают, надоело тебе молоко? Это правильно. Больше тебе его не принесут. Уж я об этом позабочусь: для Мамы Норы нет ничего невозможного. Но ты не боись, милок. Я тебя не обижу. Вот твой мёд.

Её нога врезалась в бочонок — к моему удивлению, тот устоял: не отлетел к стеллажам, не опрокинулся.

— Всё, как ты и хотел. Всё, как и просил. Мёд. Бочка. Недешёвая штука — не кувшин молока. Столько тебе никто, кроме меня не отвалит — даже не сомневайся: чай ты не в столице. Так что, цени мою щедрость, милок. Надеюсь, ты стоишь таких трат. Надеюсь, меня не обманули. Но уж очень сильно бабы тебя нахваливали! Поглядим, какой ты дерзкий и резвый. Выглядишь, признаюсь, неплохо. Люблю молоденьких! Беру!

Женщина махнула рукой, хохотнула — её подбородки, грудь, бока и живот затряслись. Стоявшие в очереди горожанки отшатнулись. Продавщица вздрогнула, побледнела. Мой «женилка» пугливо съёжился, попытался спрятаться внутрь тела. Голос призрака воскликнул в моей голове: «Йооо!..». Один лишь спутник Мамаши Норы и бровью не повёл — рассматривал лежавшие на полках караваи.

— Ну а теперь, милок, — сказала Белецкая, — поведай мне, что я за этот бочонок получу? Ты, как вижу, человек деловой. Это хорошо: ценю таких. А если у них ещё и такая упругая попка, как у тебя — ценю ещё больше. И всё же я хотела бы сразу выяснить чёткий расклад, милок: как, когда, и насколько часто ты сможешь выполнять свою часть сделки. Я занятая женщина — должна правильно распределять своё время.

Она хмыкнула.

Прищурилась.

— А ты, милок, не единственный любитель мёда в этом городе. Так что не слишком-то задирай нос. А то ведь я его и прищемить могу — так, между делом. Или отшлёпаю тебя, если окажешься непослушным мальчиком. Я хоть и не жадная, но и не страдаю от излишней щедрости. Так что не надейся, милок: я не позволю тебе отделаться парой стонов и вздохов — все мои денежки отработаешь сполна!

Она приблизилась походкой сытого гиппопотама. Доски пола тоскливо застонали под её тяжестью, пожаловались на свою нелёгкую долю — я посочувствовал их несчастью (мысленно): не хотел бы очутиться на их месте. Белецкая дохнула мне в лицо смесью винных паров и пряностей. Заглянула в мои глаза. Я почувствовал тепло её тела и вдруг усомнился: а действительно ли мне нравятся женщины?

И ещё: вдруг ясно осознал, какое хрупкое телосложение досталось мне в этом мире. Стройный и гибкий — разве это плюс? Те кубики пресса, что не так давно вызывали у меня восторг, теперь показались недостатком. Вряд ли они спасут мои внутренности, если эта женщина сейчас припечатает меня к стене. Вот когда бы пригодился большой пивной живот! Не всегда он зло: было бы чем мне потолкаться с этой Мамашей.

— Ну, милок, я тебя слушаю. Только давай без долгих вступлений. Песенки о любви споёшь мне потом — мне говорили, языком молоть ты мастак. Так что сейчас мы без лишних слов определимся с графиком. И разбежимся до вечера. Народу тут у тебя много — развесили уши сучки бессовестные. Да и душно. Хочу на воздух.

Мамаша Нора помахала веткой — пошелестела кленовыми листьями.

Я покосился на её самодельный веер: не хотел бы получить им по лицу. Да и коленом в пах — тоже. Принял защитную позу.

— Эээ… рад видеть вас в моём магазине, госпожа Белецкая, — сказал я.

Голос мой прозвучал громко и звонко, словно я объявлял «пионерскую зорьку».

— Госпожа, — продолжил я, — вы правильно сделали, что зашли в мой магазин. Вы об этом не пожалеете. В моей пекарне выпекают замечательный хлеб, не побоюсь утверждать это: лучший в городе! Это не пустое хвастовство, поверьте. Мы тщательно следим за качеством своей продукции, выпекаем хлеб только из самых качественных ингредиентов. Покупатели подтвердят вам мои слова.

Указал рукой на притихших женщин.

— На прилавках магазина всегда лежит только свежая продукция, изготовленная по классическим, проверенным рецептам. Наш хлеб пользуется заслуженной популярностью, не успевает залёживаться. Чёрствый хлеб на наших полках вы не найдёте! Это исключено! Могу посоветовать вам, уважаемая, нашу новинку — медовый батон. Уверяю: такого приятного медового вкуса вам не доводилось пробовать. Вкусный, свежий, мягкий — тает во рту!..

— Ты что несёшь?

«… а не в руках», — добавил я, но мысленно.

«Ты чё это несёшь, парень?» — повторил слова Белецкой призрак.

«А что, по-твоему, старик, я должен был ей сказать? Послать её далеко и надолго? Вот так сразу? Я же воспитанный мужчина: вот так сразу не могу. Если она не совсем тупая, то поймёт, что я не шмель — мёд не собираю, цветочки не опыляю, кто бы что ей обо мне ни наговорил. Мёд она мне принесла… Может продать его хочет, торгашка бессовестная?»

«Ты, парень, часом, не свихнулся от свалившегося на тебя счастья?»

Я продолжал улыбаться (или уже скалился?).

«Старик, если такое большое счастье на меня свалится — я не выживу. И усаживать его на себя я тоже не собираюсь. Даже за бочку варенья и мешок печенья. Даже за бочонок мёда! Тут без вариантов: не помогут никакие «усиления». Я помню, что некрасивых женщин не бывает. Согласен с этим утверждением. Но здесь, старый, иной случай — тут слишком уж разные весовые категории: угроза не моей девственности, а моей жизни».

— Зачем мне твой хлеб, милок? — вполне искренне удивилась Мамаша Нора. — Я ж тебе мёд принесла. Как ты и просил — бочку!

— Я просил?

В поисках спасения посмотрел на стоявших в очереди женщин. Ни одна меня не поддержала. А некоторые и вовсе — нахмурились, точно осуждали моё нежелание брать мёд.

— Ты! — заявила Мамаша Нора.

Я помахал головой.

— Не. Поклёп и провокация.

Поднял руки, словно пытался защититься (и ведь пытался же).

— Мёд не покупаю, — сказал я. — Зачем он мне? У меня его ещё полно. Вон: в погребе едва початый бочонок стоит. Я год из своего мёда смогу батоны печь. Нафига мне ещё?

— Не поняла?!

От «нежного» женского вскрика у меня зазвенело в ушах.

Так резко повышать голос не умела даже моя бывшая тёща (уж какая была специалистка по воздействию на мужскую психику голосом!). Но проведённые вблизи неё годы сумели подготовить меня к голосовым поединкам с женщинами. И помогли понять, что не все дамочки — хрупкие и слабые существа, которых рыцарь вроде меня обязан защищать.

Защитой некоторых можно пренебречь. А от некоторых нужно уметь защититься самому.

В голове промелькнуло видение того, как голова Мамаши Норы взрывается, разбрызгивая мозги и осколки черепа по магазину…

По спине скользнула холодная капля пота.

«Не надо, мэтр! — мысленно воскликнул я. — Отбой! Никаких взрывов! Ты меня слышишь? Замучаюсь потом магазин отмывать!»

«Я понял вас, юноша», — отозвался профессор Рогов.

«Так, мастер Карп! — сказал я сам себе. — Ты строгий начальник, а не испуганный подросток! А ещё ты — гордый владелец диплома кулинарной школы и преуспевающей пекарни, не последний человек. Веди себя соответствующе, очень прошу! Помни, что ты не женат. И что в этот раз нет угрозы развода и делёжки детей. На тебя смотрят клиенты и подчинённая, в конце концов! Соберись!»

«Я бы тебе не советовал, парень…»

— Мне сейчас не нужен мёд, уважаемая, — повторил я. — Что вам не понятно в моих словах?

Проигнорировал предупреждение призрака.

Говорил уже увереннее.

С женщинами я в прошлой жизни научился разговаривать — с всякими: спасибо за это работе, любимой жене и тёще.

— А если захочу его купить, — добавил я, — обращусь к проверенным и надёжным поставщикам, не в обиду вам будет сказано. Так что спасибо вам за предложение, уважаемая. Но нет — мёд я у вас брать не буду. Зато могу вам предложить приобрести у меня вкусный и свежий хлеб. Поверьте, госпожа, моя пекарня производит лучшие хлебобулочные изделия в городе! Попробуйте медовый батон — не пожалеете!

Продажи хлеба в магазине приостановились.

Лошка смотрела на меня, приоткрыв рот. Женщины в очереди не торопили продавщицу: сами заинтересовались моим общением с Мамашей Норой — затаили дыхание в ожидании ответа на мой короткий монолог. Белецкая похлопала глазами, переваривая мои слова.

Но видимо всё же не поняла их. Потому что грубо ткнула меня пальцем в сосок.

— Ты вообще соображаешь, что и кому говоришь, милок?! — спросила она.

«А ведь Белецкая права. Что-то здесь жарковато. Может нам придумать для магазина магический кондиционер? Потом. Такой, чтобы заодно разносил по улице запах моего хлеба. Есть у тебя на примете похожие заклинания, профессор?»

«Разумеется, юноша, — сказал мэтр Рогов. — Тут можно использовать стихийную магию, вкупе с иллюзиями…»

«Потом, мэтр», — повторил я.

«Щас тебе станет ещё жарче, парень», — сказал мастер Потус.

«Не накаркай, старый».

— Разумеется, госпожа Белецкая, — сказал я. — Я хорошо соображаю. Только никак не пойму, зачем вы принесли мёд.

Мне почудилось, что глаза Мамаши Норы слегка потемнели.

— А вот я не пойму: ты пытаешься мне хамить, милок?

Верхняя губа Белецкой дрогнула, приподнялась — я увидел крупные передние зубы женщины. Они меня не испугали. Потому что делали Мамашу Нору похожей не на хищника, а на огромного грызуна.

Попытался растянуть свою улыбку ещё шире.

— Ну что вы, уважаемая. У меня и в мыслях не было вам хамить. Прошу простить, если мои слова показались вам резкими или грубыми. Должно быть, так сказалась на моей манере говорить растерянность: не понимаю, зачем вы принесли в мой магазин бочонок с мёдом. Хотя… наверное это всё же не моё дело. Если вам, уважаемая, нравится на нём сидеть — на здоровье. Не могу же я вам это запретить. Да и с какой стати мне это делать?

Увидел во взгляде Мамаши Норы растерянность.

Но Белецкая быстро от неё избавилась.

Сжала губы — её рот превратился в тонкий шрам между щеками. Мне почудилось, что выкрашенные в рыже коричневый цвет волосы женщины заискрились. То оказался обман зрения — сказалось скудное искусственное освещение.

— Значит, ты отказываешься брать у меня плату.

— Плату за что, уважаемая? — спросил я. — Не понимаю.

Развёл руками.

Я будто вновь объяснял жене, куда подевал часть наших сбережений. Обычно та отказывалась понимать, что прежде чем товар продать, его следовало купить. Пополнение банковского счёта моя вторая половина считала естественным процессом. Но вот на его временное оскудение реагировала неизменной истерикой. В прошлой жизни каждая сезонная закупка обуви для магазина сопровождалась для меня не только суетой на работе, но и выносом мозга дома.

— Ну конечно, милок, — сказала Белецкая. — Зачем эти сучки носят тебе молоко, ты, конечно, тоже не знаешь?

Я подпустил в голос нотки удивления.

Сказал:

— Почему не знаю? Они добрые женщины. Подкармливают меня.

Белецкая ухмыльнулась. С показной нежностью погладила меня по плечу.

— Ну так и я не злая, — сказала она. — Такую добрую женщину, как я, ещё поискать нужно. Вон сколько сладкого тебе, милок, принесла — точно не сдохнешь от голода. А понадобится — принесу ещё. Я, знаешь ли, женщина небедная. Многое могу себе позволить. Кое-какую власть в этом городе имею. Могу и наказывать, и награждать — тех, кто этого заслужил. Или ты сомневаешься в моей доброте?