Паутина Света. Книга 4

12

— Что за шум? — Иронично начал я, обращаясь к присутствующим с верха лестницы, и едва успел «поймать себя за язык»: аналогичная идиома в японском звучала совсем не так, и получилось бы что-то вроде обвинения «вы шумите, как будто драка». Обычно я такое не «ляпаю», но тут непозволительно расслабился… и причина, крепко держась за перила, спускалась следом за мной.

— Всем доброе утро… — Куэс, уже одетая и причёсанная, но в состоянии «поднять — подняли, но разбудить забыли» двигалась практически на ощупь: а как иначе, если глаза не открываются? А всё потому, что кто-то сказал «мы будем к десяти утра»! А я предупреждал…

Нет, всё нормально — по будильнику проснулся не только я, но и Джингуджи: однако, если попаданец, которому досталось «вероисповедание» жаворонка (это я про себя, любимого), вскочил с лёгкостью и немалым душевным подъёмом (угадайте с трёх раз, почему!), то длинноволосое чудо, всё-таки напялившее ночнушку-пеньюар (несмотря на все мои заверения, что обнажённому телу в постели лучше отдыхается), по движениям больше напоминало клиента некроманта, чем молодую девушку. (Стесняшка! И как будто тонкая ткань помешала мне поприжимать и потискать её перед сном ещё раз! И уж тем более, после того, что у нас перед этим было. Где логика? Хотя да, о чём это я?) А у нас полтора часа до выхода из дома и ещё кое с кем разобраться надо: я хоть и поржал над ситуацией с куратором Джингуджи, которого в буквальном смысле слова скрутила моя свита, но больше от общего идиотизма событий. Вот теперь нужно было разрулить взаимные вчерашние претензии, которые, хоть и не были озвучены… и такая вот «оказия». В общем, Куэс, фактически, одевал я — с бельём она и на автопилоте справилась, а вот расчесаться-одеться-застегнуться-надеть амулеты… Если бы не подобный опыт с Химари, которую после очередной вечерней тренировки с утра бывало легче убить, чем разбудить — я бы не справился. Да и там мне всегда помогала Агеха — думаю, ей просто нравилось играться с бурчащей куклой-в-полный-рост. Нет, ну а что? Даже взрослые женщины частенько играют во что-то вроде БЖД,[40] к слову сказать, сейчас всё ещё дохрена популярного в Японии… откуда знаю? Если послушать застольный трёп пяти Обыкновенных Японских Школьниц одновременно, можно многое для себя почерпнуть — правда, это мне, вроде как взрослому человеку: как бы повёл себя парень-подросток за таким столом, я не знаю, но разрыв шаблона гарантирую!

Короче, если с заданием по принудительному одеванию/расчесыванию я справился в «нормативные» десять минут, то с «разбудить» явно были проблемы:

— Кофе… — Пробормотало сонное тело, плюхаясь на диван… и приваливаясь к такому же сонному девичьему телу. Химари, если кто сомневался. Чтобы попасть в Киото из Такамии к восьми утра встать нужно, как минимум, в шесть… Блин, какая картинка! А уж хоровое сонное сопение выбьет слезу умиления даже у памятника! И так и просится достать фотоаппарат…

— Щёлк! Щёлк!

Фотоаппарат был. Навороченная зеркалка в руках у Хироэ и более простая «мыльница» у Ю. Девочки общались с Кабураги, но временно отцепились от своей «жертвы» ради исторических кадров.

— Шикарный компромат! — Канаме остановилась, а вот Шимомуро продолжала фиксировать «сладкую парочку» с разных сторон. — Вовремя проснулись: Ринко и Сидзука уже готовят завтрак и кофе… для Амакава-сама и его уважаемой Старшей Супруги-сама.

Куратор Джингуджи, для которого предназначались эти слова, отреагировал откровенно вяло: кажется, лимит… удивления от личных впечатлений у сотрудника Комитета уже был исчерпан. Но девчонки тоже «молодцы» — я не ожидал, что они заявятся вот так, в раннее утро, да ещё и на каникулах после экзаменов. Представляю, что подумал этот… вспомнил имя — Хайго-сан! — этот Хайго, увидев пятёрку школьниц, приехавших обслужить Амакава и его невесту! Правда, Хироэ его, наверняка, уже успела «обработать»…

— Доброе утро, Кабураги-сан. — Поклонился я. — Ещё раз приветствую в доме клана Амакава. И ещё раз — извините за ночные… происшествия: мои лю… вассалы действовали строго по инструкции.

И ещё руками изобразил — мол, ничего личного. Оговорку про «людей», подчёркивающую статус аякаси-на-службе я допустил намерено, и вообще — «политик-мод» в движениях, обращениях и невербальных сигналах врубился как сам собой. За моим плечом каплей подвижной ртути материализовалась Канаме, «покорно» потупившаяся в пол, усиливая впечатление «господина с супругой», принимающего посетителя у себя в поместье. Куратора, естественно, проняло: он весь подобрался, даже явная усталость отодвинулась на задний план. Обожаю японские культурные традиции! Столько лет прошло, а стоило мне задать социальными маркерами формат беседы «самурай-ронин», и — опа! Ещё бы и кимоно традиционные одеть — был бы полный эффект, но и так неплохо для импровизации.

— Это мне нужно извиняться, Амакава-сама. — Отвесил чёткий поклон «глубокого уважения» Хайго. — мою вину невозможно искупить. Мой разум был помрачён чувствами, я глубоко сожалею о своём поступке…

— Верность долгу служения — не преступление, но добродетель. — Процитировал я,[41] окончательно переходя на слегка архаичный «высокий штиль». Причём в нормальном состоянии, не настроившись на беседу «по делу», меня легче было убить, чем заставить сформулировать хотя бы одну такую фразу. — Защита высокородной девы, доверенная вам — не это ли доказательство высокой чести, оказанной вам?

И вот в таком ключе дальше, минут десять. Мы признались друг другу, что раздувать историю никто не хочет, и лучше оставить её достоянием потомков в виде семейной легенды. Я намекнул, что наличие «сокрывающих амулетов», навешанных на демонов, не то чтобы «секрет-секретов», но не та тема, которую стоит обсуждать во всеуслышание, однако, раз уж так совпало, и раз боевой напарник Джингуджи прикрывает спину моей наречённой в бою (фактически, хранит её для меня, если по «старому» канону самурайского служения) и не только (что ещё важнее!), то почему бы клану Амакава, в благодарность, не выделить некоторое количество из эксклюзивных «аппаратных решений» для сугубо лучшего «хранения»… Честно говоря, я бы приставил к химэ двенадцатого клана снятую с дежурства четвёрку… но — не оценят-с. Не Кабураги, конечно же — тот явно был не очень силён и как раз был бы не против обзавестись подобной «прослойкой» между его телом и угрозой диких аякаси (силу и слаженность действий, а так же управляемость, он уже оценил), а вот лидеры других кланов экзорцистов и первые лица… потенциальных клиентов. Потеря лица, всё такое. Традиции Японии — та ещё палка о двух концах. Комитетчик правильно понял намёк о служении долгу — когда вся эта бодяга закончится нашей с Куэс официальной свадьбой, Хайго мог рассчитывать на благодарность главы старого клана — включая фактический «приём на работу». Судя по тому, как его это… активно заинтересовало, в Комитете его положение было не особо хорошим.

В общем, не сказав друг другу ни одного слова прямо, мы, фактически, заключили договор «о добрых намерениях» — самое смешное, что буде переведён на один из европейских языков, наш трёп читался бы как довольно пустоватая высокопарная болтовня… а на японском — чуть ли не образец прямой речи и однозначный стиль изложения своей позиции. Ох, не даром в школе японские детки изучают классическую литературу — жаль только, что как надо, со всеми нюансами, объясняют значение и смысл отдельных частей речи участников только там, где учится элита… Интересно, у нас с русским языком та же фигня была? Хотя да, о чём это я — после реформы Петра нашего Первого, аристократия «кушала» исключительно европейские языки. Вот у купцов, наверное, ещё долго оставалось… бледное подобие «боярского» стиля речи. С другой стороны, вроде на Руси для подчёркивания статуса были приняты многочасовые ме-е-едленные говорильни за столом… Может, потому и «отмерли»: в этом смысле островные традиции оказались несколько удачнее. Хотя бы просто потому, что еды на «много часов» беседы у аристократов частенько просто не было, а за зелёным чаем долго не просидеть — он же ведь ещё и прекрасное мочегонное. Да-да, опять классическое «бытие определяет сознание».

К слову сказать, Кабураги-сану разговор дался нелегко — ему приходилось следить за своей речью — практики не было. К концу заключения негласных договоренностей его лицо было покрыто мельчайшими капельками пота: могу его понять. Весомость моим словам придавала не только моя одежда, и одежда «тройки» охраны, личное владение вот этим домом в Киото, которое я вскользь упомянул, но сам характер беседы… и чётко обозначенная «разделяемая мною позиция моих старших партнёров, уважаемых Охаяси». Интересно, Мерухи проводила с куратором такую же беседу? Хотя нет, вряд ли у главы, фактически, международной корпорации, нашлось время — вот из подчинённых… Скорее даже просто в очередной раз воспользовалась связями в Комитете, на две трети «магического» состава представленных «принятыми» Джингуджи. Кстати, забавно, но Охаяси и Джингуджи относились, фактически, к одной и той же «правой фракции», тогда как Тсучимикадо, например, были «слева», поддерживая и проводя через себя американскую внешнюю политику. Гм, а «независимые правые силы», ратующие за «национальные интересы», проводили политику Китая и, отчасти, России — по крайней мере, их «внешние» доходы висели на каналах импорта-экспорта к этим соседям Страны Восходящего Солнца… блин, надо прекращать уже про политику — так можно на весь день настроение убить. Ну кто виноват, что у Островов слишком мало территории, чтобы иметь по-настоящему полную независимость? Впрочем, на данном этапе развития техники, информационных технологий и культуры, позволить себе «настоящую независимость» не может уже никто в мире…

— …Завтрак готов, знаешь ли! — Оповестила от кухонных дверей Мизучи. Похоже, она так простояла некоторое время, ожидая конца «официальной беседы». — И кофе (Джингуджи сонно повернула голову на звук) со сливками! (Теперь уже отреагировала Химари).

— Мы там все поместимся? — Уточнил я у Мизучи, и, дождавшись кивка, сказал громче. — Тогда всем — завтракать!

И поспешил подхватить под локотки две шатающиеся тушки, пока они не вошли «мимо двери». Потому что, что одна, что другая, при определённом стечении обстоятельств могла и «новую дверь» собой проделать, знаете ли! Рисковать я не стал.