Патруль 2

Глава 16 Узник замка Иф

— Я случайно пристегнулся, а ключ остался на столе, — произнёс стажёр.

— Ключ, коллега, — протянул ко мне руку взводный, и я дал ему лежащий на столе ключик.

И командир взвода отстегнул Бахматского, чтобы тот мог потереть руки и потянуться к одежде на стуле.

— Ну, ладно, в голый почему? — не унимался взводный.

— Думал поспать на обеде.

— Думал поспать и случайно пристегнулся к батарее? — «пытал» его офицер.

— Ну да, — протянул стажёр.

— Давай правду говори! — выпалил я. — Я бы ещё понял, что тебя пристегнули, но я сам крючок поднимал ножом.

— Я смотрел видео, как люди открывают их скрепками, и у меня даже пару раз получилось, и для чистого эксперимента я оставил ключ на столе и пристегнулся к батарее, — начал интереснейшую историю Бахматский.

— И что? — спросил взводный.

— Скрепка упала в щель, — произнёс уже одетый Бахматский.

— Беда… — протянул взводный.

И тут я был с ним согласен, хотя прошлое его чудачество с картонкой было не хуже этого.

— Ну всё, Добби, теперь у тебя есть одежда и ты свободен. Заступайте на маршрут патрулирования, — произнёс Дмитрий Дмитриевич и, хлопнув меня по плечу, мол, это теперь твоя проблема, убыл из дома.

Окинув взором стол, я взял оттуда ключи от патрульки и просто вышел, открывая авто и садясь на место старшего.

— Казанка, 322? — позвал я.

— Говори, — ответил мне дежурный.

— С обеда вышел. Нахожусь в квадрате Тимирязево.

— Приняно, — снова произнёс дежурный.

— Нифига у вас обед! — возмутилась Вика в радиоэфире.

— У меня водитель голодный был как цепной пёс, — ответил я.

— Сразу видно, что старший стажировался у Лаечки, — дополнил кто-то.

— Тишина в эфире! — потребовал дежурный ОВО. — 322?

— Да, — ответил я.

— К завтрому объяснение, пусть виновный в этом всём подготовит, не надо говорить, на какую тему?

— Принято, будет объяснение, — произнёс я, серьёзно думая, есть ли такая форма слова, как «завтрому».

Тем временем Бахматский прибыл в экипаж и сел в машину, жуя что-то вынимая это из пакетика.

— Ты ещё не наелся? — спросил я его. — У тебя был самый длинный обед со времён обедов.

— Так я не ел, я всё это время в наручниках просидел, — на серьёзных щах произнёс он.

Я закрыл глаза, а открыв, посмотрел на часы: терпеть стажёра по должности водителя оставалось чуть больше пятнадцати часов. И чтобы оправдать свои догадки я начал беседу:

— Ты служил? — спросил я.

— Не, у меня военная кафедра была, — пояснил он, уплетая маленькие бутерброды доставаемые из пакета. А потом, он извлёк из кармана белую банку энергетика и, открыв её, принялся запивать. Кроша бутеры на руль, мусоря у себя в машине. Да и пофиг ему же убирать.

— И ты пошёл в «сержанты», чтобы после аттестации год ходить рядовым, вместо того чтобы сразу идти в офицеры? — удивился я что-то тут не сходилось.

— Ну, я считаю, что в жизни надо всё попробовать, — ответил мне Бахматский.

— Как тебе некрофилия? Или для начала капрофилия? Тоже нужно пробовать? — спросил я.

— Фу, блин! — скривился стажёр.

— А там и до гомосятины недалеко, тоже неиспробованное, или я что-то про тебя не знаю?

Стажёр вздохнул, смотря на маленький бутерброд в своей руке с колбасой, сыром и белым хлебом, и, кладя его обратно в пакет, произнёс:

— Ты специально мне аппетит сбил, да?

— Да, — произнёс я. — Поехали в район, узник замка Иф.

— 322, Казанке? — запросили нас.

— 322, слушаю, — ответил я.

— С вас 30 реальных карточек предложения охраны объектов по договорам или одно согласие на обследование объекта.

— Где их взять? — спросил я, выдавая мысли вслух, но не нажимая на рацию.

— В бардачке пустые бланки, — произнёс водитель, вытирая руки о карманы которые высунул изнутри штанов.

Тут похоже придётся с азов начинать, гигиена, служебная этика, чувство долга… — подумал я и, открыв бардачок, я увидел кучу листков формата А5, пытаясь сквозь хмурые мысли понять, что же это такое.

— Как понял? — потребовали с базы ответа.

— Понял! 30 или одно согласование, — словно попугай, повторил я, всё ещё смотря на карточки.

Судя по тому, что в них написано, я должен был с этими листками подходить по-форме к собственнику объекта или квартиры и говорить: «Не желаете ли поговорить о Боге? Нет? Ну тогда давайте вашу квартиру на охрану поставим, всего ничего, в месяц платить будете не больше 350 ₽, а если тревожная кнопка будет стоять, то всего 2100 ₽ в месяц», — это, конечно, без монтажа и комплектующих, цена которого тут не была указана.

И я набрал дежурку на телефоне.

— Дежурная часть Отдела вневедомственной охраны Росгвардии Кировского района города Златоводска, старший лейтенант Ягодин, — выдали мне по телефону.

— Это Кузнецов, — представился я.

— Говори, — ответил дежурный.

— Тут в листках не указано, сколько стоит сама установка и комплектующие?

— Потому что они разные — от 5000 рублей до бесконечности, — пояснил Ягодин.

— Я уточняю, чтобы предлагать не абстракцию, а что-то реальное людям. — пояснил я.

— А чё ты то будешь предлагать? Пусть твоя спящая принцесса в кандалах ходит по объектам и предлагает. — с усмешкой проговорил дежурный.

«Значит взводный уже доложил, что Бахматский был найден нами живым и здоровым, физически, но вряд ли психически…»

— Он находит нам… — покачал я головой и конечно же этого не видно было дежурному через телефон.

— Это всё равно формализм, но его требуют. Поэтому давай стажёру в зубы бумажки и пусть работает. — настаивал Ягодин.

— Тогда целый экипаж работать не будет. Лучше я найду объект под установку. — решил я в слух.

— Ну, смотри, у нас план — один объект в месяц на смену, и его пока не нашли. Всем уже по сто раз предлагали. Так что заполняйте карточки реальными фамилиями и телефонами, потому как проверяют их подлинность, и везите их обратно.

— Принято, — произнёс я и положил трубку.

И следующим номером я набрал Иру, потому как на снова жующего Бахматского смотреть не мог. И мы очень хорошо поболтали, она, естественно, говорила, что скучает, и её напрягает, что я не отвечаю на сообщения, а я отнекивался, что я просто забыл, что можно общаться и через современный аналог пейджеров, называемый мессенджерами. В итоге я пообещал приехать на ужин. И мы попрощались до позднего вечера, а хомяк на водительском месте как раз закончил трапезу.

— Так, у нас с тобой самая тупая задача в мире, — произнёс я Бахматскому. — Собирать подписи и телефоны тех, с кем беседуем по поводу предложения услуг ОВО.

— В Тимирязево нас с порога будут на хрен посылать.

— Отлично, оскорбление представителя власти — 319-ю напишем, — резюмировал я.

— А ещё оно должно быть публично, то есть совершённо в обществе, а тут одни частные домики. А общественное место — это место, где собираются три и более человек, — произнёс Бахматский.

— Это откуда такая трактовка? Мне кажется, это не зависит от того, сколько там граждан собралось. К примеру, площадь Ленина днём — общественное место, там люди ходят, но глухой ночью оно тоже общественное, или ты хочешь сказать, что на площади Ленина ночью можно смело нужду, к примеру, справлять?

— ВНИМАНИЕ!!! Всем постам и экипажам! Вводится план «Перехват». По подозрению в наезде на сотрудника ГАИ от Лагерного сада в сторону Тимирязево двигается серебристый «Ленд Крузер», госномер не определён. Сбил сотрудника и скрылся, возможно, за рулём пьяный, — прогремел Курган.

— Курган, 322-му, нахожусь в Тимирязево. Разрешите блокировку трассы.

— Разрешаю, действовать в рамках закона Российской Федерации. И аккуратнее, 322.

Это означало: «Делай, но на свой страх и риск!»

— Вить, машину ставь поперёк на светофоре, собирай пробку. Экипируйся в каске, броню, — проговорил я.

И Бахматский выехал трассу, перегораживая въезд в село, вставая поперёк узкой, двухполосной дороги. Конечно, для «крузака» на полном ходу пробить такую баррикаду — ничего не стоит, но не вместе со столпотворением машин на обоих сторонах.

Экипировка была делом пяти секунд. Хотя Бахматский кряхтел, надевая броню, которая уже должна была быть для него привычной, следом на его мудрую голову налезла каска. А я проверил автомат, даст Бог, не пригодится, хотя наезд на полицейского — это как раз основания для его использования и применения, потому как идёт задержание лица, подозреваемого в совершении тяжкого преступления, пытающегося скрыться. Опять же тяжкое это от десяти лет, а я толком не знаю какие травмы были нанесены сотруднику и по каким статьям их квалифицировать. Считать ли наезд умышленным нападением на сотрудника? 318-тая, или 317-тая УК РФ?.. Ладно, буду работать исходя из обстоятельств. Но так, чтобы не иметь долгих разговоров с хмурыми ребятами из ОСБ, которые уже меня брали, постараюсь не применять, или применять в крайнем случае.

На светофоре уже клубилась пробка. Гружёная «Газель» впереди, за ней пара легковушек, дальше — пятнистая вереница машин, чьи водители с любопытством и раздражением тыкали в клаксоны, не понимая, почему их не пускают. С обратной стороны картина была зеркальной — пара авто уже упёрлась в наш бампер, образуя живой, хотя и хрупкий, барьер. Мы стояли в центре этого стихийного затора, как пробка в бутылке.

— Уважаемые автолюбители, оставайтесь в своих машинах и закройте двери, — скомандовал я, воспользовавшись включённым СГУ.

А вдали, на прямой как стрела дороге, показался он. Серебристый «Ленд Крузер». Он не ехал — он летел, пожирая асфальт, и с каждой секундой из далёкой блестящей точки превращался в разъярённого металлического зверя. Свернуть ему было некуда — по бокам лишь кюветы да лесисто-болотистая местность.

«Крузак» летел к нам, не зная, что проезд уже наглухо забаррикадирован примкнувшими к нашему плану машинами. И вместо того чтобы сбавить ход, водитель «Тойоты» лишь ускорился. Фары его яростно замерцали — длинный-длинный, короткий, снова длинный, — а из-под капота вырвался протяжный, хриплый рёв клаксона, требовавший расступиться. Словно мы были лишь назойливой помехой на его пути и могли вот так запросто отъехать в сторону.

Складывалось полное и абсолютное ощущение, что этот огромный кусок стали сейчас протаранит нас, лишь бы пробить себе дорогу. Эх, была бы это операция по ликвидации, прострелил бы им лобовое, и дело с концом. Но надо отличать себя в маске от себя на службе.

Но в последний миг, когда до нашего бампера оставались какие-то метры, из-под колёс «крузака» взметнулся визг резины и клубы сизого дыма. Машина зарылась носом в асфальт и, остановившись в метре от нашей, поднимаясь задним мостом от резкого торможения.

Тишина длилась доли секунды. Потом дверь со стороны водителя с лязгом распахнулась. И из салона начали вываливаться молодые парни. Красивые, модные, с зализанными причёсками. Один в яркой жёлтой куртке, другой в обтягивающей голубоватой футболке, третий — в белой футболке и обтягивающих штанишках. Двое других одеты попроще, в тёмное. Всё, как я «люблю». На их загорелых, накачанных в спортзале руках красовались замысловатые татуировки, а на лицах читалась наглая, «пьяная» уверенность в своей безнаказанности. Они не выглядели как испуганные беглецы. Они смотрели на нас, словно ежедневно сбивают ментов, а потом прут на баррикады как на досадное недоразумение, и которое сейчас можно решить парой громких фраз и звонком «нужному человеку».

— Старший кто⁈ — завопил первый, тот, что в жёлтом.

И вся пятёрка двинулась ко мне.

— Ты знаешь, кто мой батя, а⁈ — выдал он протягивая руки в мою сторону.

— А что твоя мама тебе так и не сказала⁈ — спросил я, забирая у Бахматского газ.

— Чё, мусарилло? Чё ты там сказал?

— Всем на пол, руки за голову, вам вменяется наезд на полицейского! — произнёс я, выходя из-за укрытия.

— Кого, на? — спросил первый, и я залил ему глаза газом.

— На пол, бляди!!! — рявкнул я, идя вперёд. Залитого газом не надо было уговаривать, он сам рухнул на колени вопя и жалея свои глаза.

Тот, что был в голубоватой футболке, шёл следующим и тоже получил свою струю газа, просто потому что шагнул слишком быстро ко мне или к первому, уже лежащему, мне было всё равно. Так и отпишу в рапорте. «Не подчинились законным требованиям сотрудника полиции, угрожали увольнением, хватали за форменное обмундирование, оторвали фальш-погон.»

— Вить! В наручники мудил! — крикнул я на Бахматского, и тот вышел из-за автомашины, доставая его любимую БДСМ-игрушку.

— Э, вы чё? — спросил тот, кто в белом.

— На пол! — приказал я, шагая к нему, и тот, не дожидаясь газа в глаза, лёг на пол и положил руки за голову.

— А нас вообще эти психи подвезли! Мы на остановке у ЗГУ сели, — заелозил один из тех, кто в чёрном.

Газ слегка щепал мне глаза тоже, но несопоставимо с тем, как было плохо первым двоим.

— На пол! Пойдёте свидетелями, того как эти таври людей давили, — выдал я, застёгивая наручники на ярком и в обтягивающих штанах, при этом не трогая чёрно-белых.

Во-первых, у меня больше не было наручников. А во-вторых, эти двое в тёмном очень уж сильно отличались от цветастых, не то чтобы они совсем не были при делах, но обычно вот такие вот цветастые и становятся жертвами таких вот, в чёрном.

Попросили подвести, пока эти нажрутся, обчистить их или путём вымогательства забрать что-нибудь.

Собственно, так и работает весь их АУЕ*, недаром признанное в России экстремистской организацией, а значит, запрещённое. Есть воры, короли преступного мира, под ними положенцы, еще ниже смотрящие и блатные поменьше, а есть те, кто свою жизнь с тюрьмой связывать не хочет, но кому добавляет статуса общение с «другом», откинувшимся из мест не столь отдалённых, так вот они и становятся их первыми жертвами. На них оформляют кредиты, у них занимают деньги, которые, конечно же, обещают отдать «по возможности», возможность эта, конечно же, не возникает. Именно такие ребята и рассказывают своей прикентовке, что мусарнуться, то есть сходить и подать заявление на вымогательство — это «западло», а вот взять кредит и отдать долги пацанам — это святое — «заположняк». По факту же получается совсем интересное: берёшь «ты» такую вот «бригаду», и они начинают друг друга сдавать как стеклотару.

Сирены и проблесковые маячки наполнили собой эту пробку. ГАИ, ППС, 324 экипаж с Викой Пикой, третий член экипажа которой уже спешил ко мне с бутылкой разведённой соды.

Далее — всё по протоколу: оказание помощи задержанным, освобождение проезжей части, приглашение понятых, личный досмотр каждого под протокол и досмотр «крузака». Я, ППС и экипаж Вики взяли преступников на борт. ГАИ же собиралось отгонять «крузак» на штрафстоянку, а пробка, медленно и небрежно, начала рассасываться. И мы потянулись в ней же колонной к РОВД.

А доставив всех в отдел, мы расположили их в ряд у синей стены, заляпанной свежей кровью, напротив столов в комнате разборов. Тут, как всегда, смердело перегаром, блювотой, так что ощутимый запах пота из-под моей брони был тут неуловим. Порядок построения был не важен, но ближе к зарешёченному окну стояли цветастые трое — жёлтый, голубой, белый, — а их два тёмных попутчика — ближе к выходу; они, кстати, теперь старались держаться от первых подальше. Началась рутинная волокита: составление протоколов, рапортов.

Комната гудела голосами. Задержанные пытались что-то говорить, но их просили молчать под предлогом, что посадим в клетку с обоссавшимся бомжом. Жёлтая куртка всё ещё пытался что-то бубнить про «батю», но его уже никто не слушал. И вот, когда бумажная канитель достигла своего пика, дверь скрипнула.

В комнату вошёл один из гайцов, что перепарковывал «крузак». Он был средних лет, с усталым, но сейчас странно оживлённым лицом. Целый капитан. Он легко, почти танцуя, прошёл мимо нас, подошёл к парню в жёлтой куртке, наклонился к его уху. Вся комната затихла, будто на невидимую паузу нажали. Я видел, как губы офицера шевельнулись, произнеся всего три слова: «Батя уже едет». И видел, как вся наглая спесь с лица жёлтого куртки стекла мгновенно, сменившись абсолютной, животной бледностью. Глаза стали круглыми и пустыми. Гаец отошёл, кивнул дежурному, и с той же лёгкой улыбкой растворился в коридоре.

А минут через десять в отделение вкатилась волна свежего воздуха. Та, что пролетает тут, когда открываются двери, впуская в этот мирок свежесть вольного ветра.

— Дежурный! Покажи мне этого ссучёнка, я ему сам всыплю по первое число! — раздался до боли знакомый голос, и я, кажется, понял, кто отец охеревшего мажора…