Патруль 2

Глава 12 Ночной дозор

И тут машина полыхнула с новой силой, походу это огонь добрался до горючих жидкостей. Во дворе же стояла дискотека из десятков мигающих и кричащих машин. Сейчас народ выбежит тушить, сейчас вызовут пожарную службу, сейчас приедут мои коллеги на выстрелы.

А я, вспоминая, был ли пункт в задании «охранять костёр до появления углей», обнаружил, что всё ещё болит голова после добиваний Саши, и единственный тактический манёвр, который я мог себе сейчас позволить, — это отступление.

Выстрелов больше не было, а я рванул прочь, пользуясь мерцающим полумраком, добежал до железной дороги и, перейдя через неё, снял с себя маску и перчатки и пошёл в сторону дома.

Задача была вроде как выполнена, и дико хотелось спать, ведь завтра еще разговаривать, как бы сказала молодёжь, с токсичным начальством. И, прибыв домой, я первым делом снова залез в душ, смывая с себя запахи бензина и пот быстрого отступления. Точно, надо ещё завести стиральную машинку с сушилкой, как у Иры.

Спрятав оружие в подпол, я расстелился на новом матрасе, на новой кровати, с новым постельным, на новой подушке и постарался перевернуть страницу этого дня.

Проснувшись по будильнику в 8:00, я первым делом пошёл на кухню, налил коту воды и досыпал корма. Рыжика не было, видимо, шарится где-то по своим кошачьим делам. Сходил в туалет, почистил зубы, надел форму, взял удостоверение, жетон, карточки на оружие и, выйдя на улицу, проверил ящик. Сегодня тут было пусто. И пошёл в отдел пешим. Тут, во-первых, недалеко, а во-вторых, ходьба полезна. Надо будет ещё, как у Лёхи, милдронат с фенотропилом купить и закидываться по утрам.

И вот, войдя в роту, я дежурно со всеми поздоровался. Но руку жать никому не стал. Ибо они были хмуры, словно грозовые тучи. Тут был ротный, секретарь и командир другого взвода, старший лейтенант Димокрик Дмитрий Дмитриевич (кругленький, невысокий, по-моему, перевёлся к нам откуда-то с Северов), куда я выходил сегодня на замену.

— Вот он, лично пришёл, — выдал Потапов.

На его столе лежало моё заявление на увольнение. Подписанное мной судя по дате две недели назад и командиром моего взвода Мухаматдиевым (ведь я с ним так и не встретился вчера), а так же начальником отдела кадров Прутом Николаем Максимовичем.

— А что с ним? — спросил Дмитрий Дмитриевич у ротного.

— И мне вот интересно, что с ним! — проговорил ротный, повышая тон.

— Боец, ты чего уволиться решил? — спросил у меня взводный Димокрик.

— Господа офицеры, ваши кони медленно скачут, там дата две недели назад стоит. И даже резолюция моего непосредственного командира. Так что, я уже сегодня гражданский человек, пришёл карточки сдать и удостоверение.

— Бля, — закрыл лицо руками командир роты. — Вы меня до инсульта все доведёте: один кричит, что я с ним работать не буду, другой орёт: «Да как он посмел меня хуёвым кадровиком назвать! Потапов, лиши его девственности, иначе я тебя лишу тринадцатой зарплаты!»

— Ну, Прут и правда долбанафт редкостный, — выдал с улыбкой Дмитрий Дмитриевич.

Этому мужчине явно не повезло с отцом, а его отцу — с его отцом, и, видимо, ещё с имперских крестьян, получив фамилию Димокрик, они называли детей Дмитриями, чтобы хоть как-то подсластить родовую пилюлю. Вот и до наших дней получился целый род Дмитриев, сынов Дмитрия Димокрика.

— Мне с этой писулькой что делать? — спросил Потапов у взводного.

— Ну, тут два пути: подписать или не подписать, — пожал плечами взводный.

— А Пруту что сказать, что парень прав во всём⁈ В общем, так: Кузнецов, сейчас едем в Управу, ты перед ним извиняешься и говоришь, что погорячился.

— Зачем? — спросил я. — Чтобы меня во взвод охраны к дубам-колдунам засунули? Я лучше уволюсь.

— Я ебал… — выдохнул ротный и подтянул к себе листок, занеся над ним свою руку с ручкой. — И ведь меня начальник спросит: «А ты почему людей увольняешь, у тебя что, людей много⁈» И у этого вот спросил парня…

Ротный ткнул в воздух ручкой, словно хотел меня пронзить ей на расстоянии, продолжил,

— Ты почему увольняешься⁈

— И что он ответит? — спросил Димокрик уже у меня.

— Правду, товарищ старший лейтенант. Как классик сказал, её говорить легко и приятно. А Пруту передайте, что предложили мне извиниться, но я сказал вам, что «пацаны не извиняются», — применил я приём дяди Миши.

И секретарь Елена хихикнула.

— Ты мне скажи, — спросил у ротного Димокрик, — он нормальный боец?

— После стоп-слова «пацана» уже не знаю… — покачал головой ротный.

— Ты нормальный? — спросил у меня взводный на серьёзных щах. — Перефразирую: ты работать тут ещё хочешь?

— Если мозги трахать мне не будете — буду работать, — ответил я.

— Так зачем ты тогда у Прута рапорт подписал⁈ — прокричал Потапов.

— А там было два рапорта: во взвод сопровождения, где наркотики надо возить, и на увольнение. И я после того раза наркотиков как огня боюсь, вот и выбрал меньшее зло.

— Он ещё и шутит, — вздохнул ротный.

— Значит, голова есть на плечах. А переведи его ко мне во взвод, если Ратмир с ним работать не может, давай я попробую? — попросил Димокрик. — А начальнику я сам всё объясню. Дайте мне рапорт.

— Господа офицеры, я в принципе готов работать, и Мухаматдиеву я всё объясню, но в управу я больше ходить не буду — ни за извинениями, ни за наградами.

— Дождёшься от них наград! — хмыкнул взводный и, взяв мой рапорт, хлопнул меня по плечу. — Иди вооружайся, сегодня старшим на 322-й будешь.

— Зря, Дим, намучаешься ты с ним, — произнёс ротный, когда мы выходили из роты.

— Николай Павлович, так может, всё-таки подпишите тогда? — спросил я.

— Ты мне, блядь, говорить будешь, что делать⁈ — воскликнул командир роты, вставая, а ручка полетела в меня, но ударилась об косяк и, разлетевшись на три поражающие части — стержень, корпус и колпачок, — никого не убила. — Наберут по объявлению дураков!..

— Пойдём, пойдём! — поторопил меня взводный, выводя меня из роты.

— Зря. Всем было бы легче, — пожал я плечами и пошёл в оружейку.

— Ты же понимаешь, что Прут к тебе на разводы будет приходить и законы спрашивать?

— Главное, чтобы боевые приёмы борьбы не спросил, — ответил я. — А то ведь я отвечу.

— А ты знаешь, как Прут начальником отдела кадров стал? — спросил у меня взводный.

— Нет.

— Служил он замом в Стрежевском МОВО по технической части. И вот уходит на пенсию Арсеньтьев, их начальник, и ежу понятно, что из замов кто-то будет назначен вместо него. Так вот, он подходит к своему коллеге, тоже заму по служебной линии, и говорит: «Борисыч, мы же с тобой друганы, давай выпьем за повышение Арсеньтьева». Ну вот, подняли они рюмки, чокнулись, и его коллега выпил, а Прут — нет. И говорит: «Нифига! Не знал я, Луцких, что ты такой пьяница! А у меня и рапорт вот он». Ну, Луцких взял ему да в лицо засветил. Скандал этот до Управы дошёл. Луцких уволили за рукоприкладство и пьянство, поставили на должность начальника МОВО Шикова, третьего зама по кадрам. А Прута перевели в Златоводск простым кадровиком. И представь, тут он вырос до начальника отдела кадров всего за три года. Мораль чувствуешь?

— Не бухать с Прутом на службе? — предположил я.

— И если бухаешь вне службы, либо задом к нему не поворачивайся, либо чугунную сковородку в штанах носи.

Взводный казался весёлым, и я пошёл вооружаться, а он пошёл наверх, куда-то в кабинет начальника.

Я же поздоровался с дежурным и, положив карточки на оружие в окошко, произнёс, что мне нужна ещё и кобура.

На что мне кивнули и выдали.

И вот я уже был с бронёй и с каской, с автоматом и пистолетом на поводке, пристёгнутом к ремню. Выйдя к машине, я вздохнул: за рулём 322-го экипажа сидел стажёр Бахмацкий.

Закинув броню и каску на задние сидения, я, не проронив и слова, пошёл в дежурку.

Навстречу мне как раз шёл взводный.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился я, — разрешите вопрос.

— Дмитрий Дмитриевич, можно меня звать. Разрешаю.

— У вас хобби такое — собирать фриков у себя во взводе? Просто у меня водитель — стажёр Бахматский, который скорее всего аттестацию не пройдёт по причине инфантилизма.

— Слава, да? — спросил у меня взводный, и я кивнул. — У меня выговор уже есть, у меня и так всё по минимуму, и я единственный, как и ты, собственно, наказания уже не боюсь, потому как некуда меня уже больше наказывать. Но зато знаешь, что у меня во взводе хорошо?

— Что? — спросил я.

— У меня комплект по личному составу из отверженных, прокажённых и фриков — как ты говоришь. Можно сказать, мой взвод — это ночной дозор. Мы — меч во тьме; мы — дозорные на Стене; мы — щит, охраняющий царство людей!

«Отбитый…» — подумал я.

— Ещё вопросы будут? — закончил он читать стихи.

— Будут. Что с рапортом?

— С рапортом? — переспросил он.

— Ну да, с моим рапортом, который Мухаматдиев подписал и Прутов.

— Первый раз слышу, ты что-то писал? Ну, в следующий раз будешь в секретариате — штамп регистрации ставь, а то документы они теряются. Но ты не переживай, тебе у нас понравится.

— У вас во взводе есть люди с максимальным окладом? — спросил я, уже зная ответ.

— Нет, Слава, мы таких слов даже не знаем, но и за АППГ нас не дрючят. Добро пожаловать в доблестный Димокриковый взвод.

— Ура-ура-ура, — тихо произнёс я, и в знак одобрения меня похлопали по плечу и весело пошли в роту, видимо, рассказывать ротному, что рапорт где-то потерялся — может, на пути к начальству, может, уже у начальника в кабинете…

Тем временем взвод из пяти машин собрался во дворе здания. Перед каждым авто стояли водитель, старший и третий — перед всеми, кроме моей. У меня третьего не было, а водитель вообще был стажёр. По ним было прямо видно, что они странненькие: у кого-то лишний вес (притом он был «старшим»), у кого-то, наоборот, недобор, и они двое были вместе в экипаже; был прапорщик на должности водителя, и у него была борода и лысина на голове (борода, блин, в патруле!), водитель был у него сержант с усами, закрученными вверх, как у мушкетёров. Старшим третьей группы задержания вообще была девушка, и я был в крайней стадии удивления — это была Вика, та самая Вика «Пика» из зала, целый сержант полиции, а водитель у неё был молодой паренёк с причёской, выходящей из-под кепки, — это было не каре, но очень близко. Четвёртым экипажем командовал прям дед — это был старшина с сединами, конечно, ему не было больше сорока пяти, но выглядел он на все сто, у него был водитель, как и у меня, гражданский. Ничего больше не предвещало сюрпризов, кроме того, что наш бедовый взвод заступал на охрану правопорядка в Кировский район, где из окон могут стрелять. И среди всего этого балагана я — «наркобарыга» — и любящий сон на картонках стажёр Бахматский.

Вышел дежурный сегодняшней смены, старший лейтенант, вышел Потапов, вышел и Димокрик, и в какой-то момент ротный скомандовал: «Смирно!»

На плацу (хотя я бы назвал эту территорию парковкой) появился мужчина в строгом костюме, мордатый, невысокий, черноволосый. Я уже сталкивался с ним в коридорах и видел его висящим на стенах отдела. Майор полиции Бабылин Виктор Витальевич.

— Товарищи сержанты, старшины и прапорщики, всем доброго утра, — произнёс начальник.

Вдох. Раз, два, три…

— Здравия желаем, товарищ майор!!! — прокричал бедовый взвод.

— Вольно, — произнёс он.

— Вольно, — скомандовал Потапов.

— Так, ребят, я ненадолго. Вам ещё не доводили, но доведу я: сегодня ночью во дворах Елизаровых, 17 сожгли машину. Так вот, эта машина по предварительным данным принадлежит непростым и интересным людям из Кемерова. Уже вчера была слышна стрельба. Возможно, в нашем городе проходит передел сфер влияния бандитских групп, которые не вымерли ещё с мезозоя. Всем соблюдать осторожность, бронежилеты не снимаем даже на обеде. У меня всё, доводите сводку и командуйте, — произнёс он и уже хотел уходить, и обернулся. — Кузнецов кто?

— Я, — произнёс я и сделал шаг вперёд.

— Ваш рапорт я потерял. В следующий раз через голову не прыгайте. Если собираетесь переводиться в Управление, то идите туда с командиром взвода и ротным.

— Есть не прыгать через голову, — произнёс я.

— СОБРята тебя хвалили сильно. Такого человека я не могу отпустить ни в Управу, ни на гражданку.

— Благодарю за доверие, — ответил я.

— Вам как третьему группы задержания задним числом объявлено неполное служебное соответствие. Нечего на офицера кадрового аппарата матом восклицать. Две недели назад. А на вас как на старшего группы задержания мы ещё посмотрим. Работайте пока.

— Есть работать! — проговорил я.

А далее дежурный проверил наличие удостоверений и жетонов, статей сегодня не спрашивали, боевых приёмов не повторяли, просто записали ориентировки и условились, кто какой квадрат района контролирует. Мы с Бахматским были на подлёте, перекрывали взвод в сложных моментах, и, судя по тому, как Мухаматдиев отказался от меня, меня снова перевели на стуки трое. Ну и отлично.

Медленно мы разъезжались по маршрутам, только Вика «Пика» подошла ко мне и ткнула меня в ребро кулаком.

— А говорил, в банке работаешь⁈

— Чтобы девушку не отпугивать ментовской романтикой, — парировал я.

— Я глупых всё равно не особо люблю, — отмахнулась она.

— С чего это я глупый? — осведомился я.

— Ты на кредитную тачку поди всю ЗП отдаёшь. Понтишь перед тёлками, что типа богатый, а сам «Ролтоном» питаешься, пади. У тебя сколько кредитная нагрузка?

— Никому не говорит только, — прошептал я ей на ухо. И она уже готовилась слушать. — Она не в кредит. Я просто наркобарыга.

— Ой, иди в жопу! — отмахнулась она, садясь в машину. — Надеюсь, тебе в ней хотя бы дают!

— Ой, и в жопу даже, — сюморил я, проваливая фрейм её наезда.

— Фу, бля. Иди на хрен! — закончила она разговор, скривив лицом.

Сев к Бахматскому, я потянулся к бронежилету и, надев на себя, принялся подгонять под постоянную носку в эту смену.

— Зачем тебе с утра? — удивился Бахматский.

— Товарищ стажёр полиции, как старший экипажа приказываю вам надеть броню! — произнёс я, доставая газ и направляя его на стажёра.

— Нет, с-сука! Не надо! Я надену! — запротестовал стажёр, всё ещё помня мой выстрел ему в шею из пневматики.

— Так, вези по району, — сказал я Бахматскому когда мы только выехали, пока он, стоя на светофоре, всё еще ковыряя застёжку бронежилета. — Маршрут у нас сегодня стандартный: центральный квадрат, колесим по Кирова и Усово со скоростью потока в правой полосе.

Бахматский кивнул, наконец-то экипировавшись, и сосредоточенно глядел на дорогу, будто от этого зависела его жизнь. А наша машина медленно поползла по асфальту.

День начался как обычно — скучное патрулирование. Солнце уже припекало, отражаясь в стёклах старых домиков на Усово, которые ближе к Ленина превращались в строения современной архитектуры. Этот квадрат пока был тихим и даже сонным. Это только вечером начнутся приколы у «Белых досок» и у магазина «Калибри», а пока — тишина и покой. Мы ехали так медленно, что казалось, сейчас уснём. Бахматский то и дело поглядывал на меня, словно ждал, что я вот-вот снова достану газовый баллончик. Но я молчал, наблюдая за улицей, мысленно вглядываясь в студентов и прохожих, в людей на остановках и за ними.

Первые пару часов прошли в рутине. Нас кидали на «снятия» — подменять экипажи, когда те уезжали на вызов. Мы перекрывали то один, то другой квадрат, пока более укомплектованные машины разбирались с проблемами района. Всё было тихо, мирно, даже тоскливо. Район, где этой ночью горела машина и стреляли, сейчас спал под полуденным солнцем, притворяясь благополучным.

И вот мы свернули на Ленина.

Я уже начал думать, что день пройдёт без сучка без задорины, как вдруг в эфире раздался голос помощника дежурного:

— 322-й, Казанке.

— 322-й на связи, — ответил я.

— Направление на сообщение о нажатии тревожной кнопки. Адрес: Ботанический сад ЗГУ, Ленина 36, центральная аллея, возле оранжереи номер три. Подтвердите.

— Подтверждаю, снятие, Ботанический сад, Ленина 36, с Ленина-Кирова пошёл.

— Подъезд к объекту между зданиями Ленина 32 и Ленина 34, через КПП ЗГУ, — начал читать карточку объекта помощник дежурного.

— У библиотеки ЗГУ налево, — произнёс я Бахматскому, и тот остановил машину, включив поворотник, пропуская встречное движение. А повернув, подъехал к КПП — невысокой будке с белым шлакбаумом, перекрывающим проезд между двумя учебными зданиями. Бахматский притормозил. Я высунулся в окно, кивнул дежурному — усатому мужику в форменной жилетке. Тот лениво махнул рукой, и шлакбаум пополз вверх.

Мы въехали на территорию. Дорога была узкой, но асфальт был ровным, по бокам росли деревья и дорожки с лавочками. Проехали до самого конца, упираясь в учебные корпуса, и совершили поворот налево. И прямо перед нами возникло одноэтажное здание с большими окнами и закрытыми на навесной замок воротами. Тут и начиналась территория ботанического сада ЗГУ. Мой водитель поморгал дальним светом, но никто не вышел и не открыл нам дверь. Однако калитка для пешеходов была открыта.

А за забором простилался совершенно другой мир — густая зелень ботанического сада, фонтаны утопающие в цветах, виднеющиеся вдалеке за кустами теплицы. Всё было тихо. Слишком тихо. Ни студентов, ни садовников, только шум листвы да журчание воды. Я подёргал ручку двери у здания.

— Казанка, 322-ому, — позвал я.

— Говори. — произнёс в рацию уже дежурный.

— Прибыл. А подскажи, где именно тут тревожка?

— Тревожная кнопка в здании у входа в сад.

— У него стою, тут никого, — произнёс я.

Бахматский стоял у машины, держа рацию у рта и палку в руках.

И тут, где-то в глубине и тишине этого эдема, закричали. Вопила женщина, словно её резали.