Глава девять. Сборы перед финишной прямой

Время ожидаемого появления портала приближалось вроде как и неторопливо, но одновременно — очень стремительно, что вызывало у Паштета ассоциацию со снежной лавиной, вроде величественно — неспешной — ан глядь — и вот она рядышком, опаньки! Хорь согласился без промедления присоединиться к экспедиции, особенно когда Паша подробно изложил все рассказанное Лёхой и показал некоторые артефакты — немецкие сапоги и пару тупорылых патрончиков к Маузеру выпуска конца 19 века. Деятельность Хоря после этого можно назвать сразу и бурной, и кипучей, и очень интенсивной. При этом — и плодотворной.

Совершенно неожиданно для самого себя Паштет стал владельцем легального оружия. Когда он рассказал, что там, у места отправки приныкана двустволка, Хорь сначала фыркнул своим ломаным носиком, выражая презрения к штатской дудке, потом немного подумал и буквально заставил Пашу купить себе похожую двустволку, чтобы за оставшийся огрызок времени привыкнуть к этой пукалке и потренироваться в обращении с ней. Лепет будущего попаданца о том, что приобретать оружие — хлопотно, долго и не успеет он, был сметен решительным натиском. Вообще активность Хоря даже и пугала, тем более, что он фонтанировал идеями, с первого взгляда — бредовыми, со второго — имевшими рациональное зерно. Мнение Паштета о том, что надо по возможности не выделяться, он облил презрением, заявив прямо, что это лучший путь сдохнуть без толку от любого подлеца с вилами. Сам он собирался явиться в прошлое экипированным по оптимальному:

— Некомфортно бегать по лесу ободранным и с тощим сидором. Лучше уж в цифре, разгрузке-БЖ и кевларовой каске, с ПНВ и оптикой на глухом калаше, берцах — бундесах, и с пайками-концентратами в достаточном количестве. Иначе ноги протянешь.

Паштет спорил периодически с компаньоном, но как правило тот не переубеждался. И когда разговор зашел об оружии, Хорь четко сказал, что собирается тудла с современной самозарядкой на базе калаша. И без вариантов.

— А гладкое… С одной стороны гладкое нелегальное — глупо, ибо легальное завести раз плюнуть. С другой — если не переться туда с концами, то возвращаясь надо притащить и свое ружье — иначе огребешь тут геморроя. Самое неприятное в этом варианте — потерять там где-то ружье — по возврату поиметь геморрой в ОЛРР. Хотя… За гладкое не очень серьезный геморрой — заявил уверенно Хорь.

— Да прямо, раз плюнуть! Чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу — возразил Паштет, впрочем немножко уже поколебленный.

— Идеальный вариант — купить с рук паленку, и купить той же модели (плюс-минус) легальную дудку. И на обеих один номер чтоб был. Самое банальное, взял тупо и неоригинально оформил все документы и купил себе ружье. Двустволки сейчас есть совсем дешевые. А подержанное, комиссионное — вообще гроши сущие. И все. Вопрос снят напрочь. Если не будешь жалеть немного денег на патроны, натренируешься с двустволки стрелять быстрее чем лопухи с винтовки. Особенно если ружо с экстрактором.

— Да геморрой какой, а у меня и времени нет! — возопил горестно Паштет, которого откровенно пугала перспектива хождения по каким-то бесконечным коридорам с ворохом бумаг. Почему-то именно такая картина возникала у него перед глазами.

— Не надо говорить о том, о чем понятия не имеешь! Не так все сложно и ужасно как мудаки всякие в интернетах пишут. Это я не конкретно, но регулярно втыкаюсь в высказывания "как все ужасно, оружие запрещено!" Это чушь! Пара часов на получение справки медкомиссии, потом участковый, которому ты покажешь свой железный оружейный ящик и смешные пошлины. На самом деле не столь и ужасно, очереди небольшие, девушки в ОЛРР симпатичные и вежливые, если и несколько муторно с непривычки, то не смертельно. Не проблемнее получить загранпаспорт в общем-то. И делают теперь это в ЕЦД даже, быстро просто и за деньги. А так ведь тебе со СВОЕГО ружья толком, без риска получить кадухес на ровном месте — и пострелять не выйдет. Ну, чего морщишься? — наседал уверенный Хорь.

И Паштет капитулировал под таким натиском.

К его немалому удивлению покупка ружья и впрямь оказалась совсем не сложной. Единственно, что упустил Хорь, так это прохождение курсов по обращению с оружием, что встало еще в несколько тысяч. Впрочем, сами по себе эти курсы тоже не удивили ни грамма. Проблема возникла тогда, когда Паштет отправился купить себе ствол.

Он отлично понимал, что надо купить такую же машинку, что лежала смазанной у него в тайничке недалеко от портала. Но в магазине, куда сгоряча Паштет пришел, держа в руках зелененькую бумажку, которая делала его не просто кем-то там, а покупателем оружия, от количества самых разных стволов глаза разбежались.

Скучающий продавец даже как-то и обрадовался новому лицу и Паша, слегка очумев, перетискал и перелапал почти весь гладкоствольный арсенал. И как же чертовски уютно ложились в руки эти механические железяки!

Но среди ружей магазинных, самозарядных, двуствольных и одноствольных ни одного с внешними курками не было. В принципе. Даже уже знакомая мосинка была под странный 410 калибр. А вот такой, чтобы с курками — не было. И Паша отчетливо почуял, что в его душе пустило корни лютое сомнение — а не стоит ли пойти по пути уверенно заявленному Хорем. Типа взять самое лучшее, что можно, а там либо вернешься, либо не вернешься, а если не вернешься-то и плевать на проблемы с разрешительной системой, которая не любит, когда теряют официальное оружие. Как-то легонькая двустволка проигрывала всяким этим самозарядам по всем параметрам. Тяжелый молотовский Вепрь производил куда более серьезное впечатление. Вот просто пулемет гладкоствольный! И Паштет не удивился, когда продавец подтвердил — да, это ружьище сделано на базе ручного пулемета Калашникова. Да и калибр у лежащей в лесу двустволки был куда меньше страшного 12.

К огорчению продавца Паша не купил ничего. И когда тот шел домой то плевался от души, потому что почему-то уверился, что впарит этому растяпе дорогущий Бенелли, но рыба сорвалась с крючка. А Паштет находился в растрепанных чувствах. Такое было в подростковом возрасте. когда гормоны заставляли вожделеть почти каждую мало-мальски симпатичную попадающуюся навстречу деву и даму. Какая тут физиология вмешалась было непонятно, но Паше хотелось стать обладателем всех этих стволов. Хотелось — и все тут. Хотя трезвая часть сознания все-таки спрашивала — а зачем весь этот арсенал? В лесу с ним запаришься бегать. Но — хотелось и все тут. И выбрать было сложно.

Отзвонился Хорю. Тот привычно пофыркал и заявил, что курковки искать надо в комиссионных магазинах, по инету пошарить. Когда Паштет занялся именно этим — обалдел еще больше, потому как среди кучи всяких предложений нашел двойника своего ружья. Цена удивила совсем — старая двустволка стоила всего 3500. И Паша тут же ее купил. Сказать точно — совершенно одинаковы обе или нет он не смог бы, потому как оказалось, что у одинаковых, в общем, ружей была разная маркировка в зависимости от года выпуска. Та тулячка, которая сейчас лежала у Паши на столе, была выпущена после войны и называлась, судя по всему ТОЗ — БМ. И если с первыми буквами было все понятно — тульский оружейный завод, то что такое БМ было непонятно. Впрочем, это было совершенно неважно. Опять позвонил компаньону, тот серьезно поздравил с получением личного оружия и прозвучало это так торжественно, что Паша покосился на ружье, нет ли там пластинки с гравировкой "За заслуги перед Отечеством награждается наградной наградой в виде оружия…" И вроде иронии не прозвучало, хотя черт его поймет, этого странного парня. Хорь посоветовал потренироваться дома именно в перезаряжании. Сделать несколько массогабаритных муляжей патронов и поработать над собой и техникой. Зарядил, приложился, разрядил.

— А как насчет пострелять? Может съездим на тот полигон? — спросил Паша.

— Там сейчас сложности. Уроды из тактической стрельбы ухитрились влепить пулю в стену дома, аккурат рядом с хозяином. Тому не понравилось. Вызвал ментов. Те прискакали на полигон и повязали всю компашку. Пьяную, к слову, компашку. Теперь пасут поле. Как стрельба не в урочное время, так деревенские кавалерию кличут — и те набегают с протоколами — зло отрапортовал Хорь. Что было странно, когда они общались без посторонних, парень с перебитым носом не пытался вклеить в каждую фразу свое "извиняюсь за выражение" и вообще речь его приобретала некую афористичность.

— Погоди, какого дома? — не понял Паштет.

— Деревня там в полукилометре. С тыльной стороны полигона. Так-то они к пальбе привыкли. Но обстрел их шокировал.

— Вот гондоны! Они, значит, назад стреляли? Это ж совсем без башки надо быть!

— Ага. Одна радость, что ружья у них поотнимают. Но теперь с полигоном надо договариваться. Ладно, есть там подвязки. Пока готовься — ну и патронов запаси, калибр нынче не ходовой.

Некоторое время Паша приноравливался к тулячке. Она нравилась все больше и больше. И когда ложился спать, положил ее рядом — на табурет, не в постель, конечно, но рядом.

И потом очень удивился, не обнаружив ее. А она была очень нужна, потому как по дороге должен был через час проехать фельдмаршал Манштейн, и Хорь категорически не хотел упустить свой шанс. Бежать до нужного перекрестка было тяжело, и Паштет взмок. Как ухитрялся все время нестись впереди легковесный компаньон, на котором была куча сумок и мешков, да еще на боку тяжело болтался охотничий ДШК с круглым коробом для ленты, было совершенно непонятно. Но он мчался как легконогий олень, прошибая кусты словно стрела.

На перекрестке тоскливо мялся одинокий голый мужик в драном носке. Под левым глазом у этого странного типа был совершенно роскошный синячище. И Хорь определенно встревожился. Тип с синяком затравленно посмотрел на выскочивших из кустов и затрясся всем телом.

— Ху а ю и ват ты тут делаешь, извиняюсь за выражение? — грозно зарычал Хорь.

Мужик задрожал губами, сел на обочину и заплакал. Руками он не лицо закрывал, а прикрывал как-то очень привычно голову, словно совсем недавно привык получать пинки, оплеухи, затрещины и пендали.

— Кто это? — не понял Паштет. Компаньон пхнул в плечо плачущего стволищем ДШК и голый завалился набок.

— Группа крови вытатуирована видишь? Эсэсовец, сука! И похоже — регулировщик из фельджандармерии. Плохо все, очень плохо! Ладно, сейчас я его допрошу. Эй, ты ю! Хаву дую вду? Ватс юр нейм? Майн нейм Игор? Увеа стей юр рокетс? Вот зе тайм хеар Манштейн, юр андерстенд, тупое животное? Не понимает, козлина, травматический шок!

— Ich verstehe das nicht! Was ist passiert? Ich war bereits zum vierten Mal erst heute geschlagen! — забормотал растерянно голый человек.

— Что этот нудист бубнит? — деловито спросил Хорь, поддергивая плечом ремень тяжеленного охотничьего пулемета. Пламегаситель, размером с здоровенную грушу, маятником качнулся перед лицом голого и тот шарахнулся в сторону.

— Ничего не понимаю! Что происходит? Меня бьют уже в четвертый раз только сегодня! — добросовестно перевел Паштет.

— Я тоже не понимаю. А тебя никто же не бил, чего ты тут втираешь? — поднял бровки домиком Хорь.

— Я перевел просто, что он говорит — пояснил Паша.

— А, ну да, ты ж на ихнем балакаешь. Спроси, танковая дивизия "Мертвая голова" уже проехала?

Паша добросовестно спросил. Не понял ответа. Опять переспросил.

— Да что ты телишься, вопрос-то простой! — нетерпеливо и требовательно влез Хорь.

— Он говорит, что да, дивизия прошла. Только теперь ее называют не "Мертвая голова", а "Голая жопа". А перед ней прошла эскадрилья истребителей, ну та, что с Хартманом.

— Помню, "Грюнхерц". Их еще "Зелеными жопами" называли. Погодь, как это эскадрилья прошла? Что он плетет? — опять бровки изумленно взлетели вверх.

Голый мужик громко захлюпал носом. Забубнил что-то голосом и тоном провинциального трагика в финале драмы. Звучало это надрывно.

— Он говорит, что теперь их называют "Синие жопы", потому что очень холодно и они замерзли. А так как там все аристократы малосильные, то они мерзнут сильнее простолюдинов из эсэс. Танкисты не такие синие шли, так, чуточку голубые — деловито перевел Паша. Потом минутку помолчал и недоуменно произнес:

— Не могу понять как перевести идиоматический оборот "Тоталь ферфиккен". Тоталь то ясно, а вот фиккен — это неприличный синоним слова "сношаться".

Хорь хлопнул себя по лбу с такой силой, что все комары в радиусе километра панически рванули прочь, но не успели, и их сшибло и смяло мощной ударной волной.

— Это москвичи — горестно сказал Хорь и зло плюнул. Плевок со свистом пробил навылет здоровенную березу и улетел в лес, калеча и валя ни в чем не повинные деревья.

— Извините, пожалуйста, вы не могли бы сказать нам — не проезжал ли тут фельдмаршал Манштейн? — раздался сзади очень вежливый голос. Паша быстро развернулся, увидел несколько силуэтов в лохматых маскхалатах. У того, кто спросил, за спиной висел здоровенный, но совершенно пустой рюкзачище литров на триста, а в руках неизвестный человек держал наперевес охотничий пулемет Гочкиса.

— Еще нет — лаконично ответил Хорь.

— А вы не его ждете, простите мою назойливость?

— Ждем. Его.

— Мы тогда за вами будем! — кивнул человек с пулеметом, не без зависти поглядывая на ДШК у Хоря.

— Вы из Питера, верно? — спросил тот безнадежным тоном.

— Да, а как вы догадались? — искренне удивился питерец.

— Интуиция. Только ничего нам тут не светит! — печально ответил Хорь.

— Но позвольте, почему вы так считаете?

Вместо ответа Хорь ткнул пальцем в небо. Над головами, свистя винтами и ревя моторами, пронеслись десять грузовых вертолетов. У переднего на тросах под брюхом раскачивался беспомощно танк "Тигр", Паштету показалось. что он услышал испуганное мяуканье, другие вертолеты, что шли сзади, волокли бронированную технику помельче, связанную потому пучками и гирляндами. Из вертолетов донеслось что-то издевательское и рядом с попаданцами шлепнулась бутылка из-под "Клинского".

— Москвичи! — огорчился догадавшийся питерец.

— Tagiiiil! — завыл голый немец, раскачиваясь из стороны в сторону. Его глаза были полны безумного ужаса.

— Божья матерь! — охнул один из компании питерцев. А второй совершенно неожиданно выдал длинную матерную тираду минуты на три без повторов, привычно извинившись в конце.

— Наш товарищ — моряк! — тоном адвоката заметил питерец с охотничьим Гочкисом. Видно было, что ему неудобно держать машину на весу из-за разлапистой треноги.

— Но как, как москвичи сумели протащить вертолеты? — вопросил один из маскхалатов.

— Они — москвичи. И с них станется. Они на все способны. Черт, говорил же я тебе — на БТР надо было ехать, а ты — портал не пустит! Вон, смотри, что портал пускает! — напустился на растерявшегося Паштета покрасневший от злости Хорь.

— Позвольте, но танковая дивизия! — возопил человек с Гочкисом.

— Пустое — в тон ему отозвался Хорь. Тяжко вздохнул (трава у дороги сначала качнулась в одну сторону, потом в другую), потом пояснил:

— Вывезли контрабандой с Украины три полевых "вашербрейнов марк 10", а четыре "филдмануфекчэр зомбиз" еще раньше через одесситов прикупили, те давно торгуют крадеными американскими психобастерами. Тут не то, что на дивизию хватит — вон Киев пять минут облучили и двадцать лет там не уймутся. А говорят — тут Хорь опасливо понизил голос — что кроме этого как-то из бибиси сперли порядка 400 переносных "дудок Гаммельнского крысолова". Если так-то ничего удивительного. А кто умом крепок, тех, ну твердолобых, которые излучение экранируют, скорее всего залили строительной пеной.

Тут все присутствующие с неодобрением уставились на Паштета. Он оглядел себя и с удивлением обнаружил, что стоит в честной компании совершенно голым. Попробовал прикрыться руками, но как-то получилось странно. Руки не слушались. Паштет дернулся — и некоторое время очумело хлопал глазами.

Было уже достаточно светло, тульская двустволка, как ни в чем ни бывало, лежала на табурете — а вот руки он точно ухитрился отлежать, и они были как чужие. Морщась от проходящего онемения лег поудобнее, задумался.

До возможного времени открытия портала осталось уже совсем немного. В общем-то все уже было готово, сам Паша уже собрал свои пожитки и невзрачный сидор с одежкой и припасами был уже упакован, стоял в шкафу в полной боеготовности. Компаньоны тоже вроде наготовили всего всякого, каждый в своем роде, особенно Хорь, который вообще решил прибыть к порталу на машине, а если получится — так и в портал заехать на колымаге.

Честно говоря такие могучие планы даже и попугивали как-то. Так же смущало и то, что внятно определиться, кому чего надо в том прошлом времени, не получалось. Хорь, похоже, собрался пошалить на манер Карлссона с мотором, Серега-бугуртщик смотрел отстраненным взглядом сосредоточенного самурая из японских фильмов, а сам Паша толком не мог решить — а нафига все же ему в портал? Пытался разобраться — но не получалось. Зато было ощущение, что если засбоит и не решится, то сам себя будет попрекать всю оставшуюся жизнь. Дурацкое чувство, но весомое. Вдвойне дурацкое в сравнении с компаньонами, которые свои интересы чуяли явно.

Тем не менее, несмотря на то, что вся троица была на редкость различными людьми, как в плане темперамента, стиля жизни и так далее, подготовка шла быстро и на удивление успешно. Серега какими то правдами и неправдами раздобыл отличные сканы с карт именно тех мест и именно того времени, при том еще и заламинировал их. Сбор информации шел, по его словам, еще более мощно, он накопал чего-то малоизвестного, но важного, что не шибко интересует журналистов и ширнармассы, но очень важно для технологов, Паша даже не стал и влезать во все это. Хорь, когда они выбрались на стрельбы, немногословно проинформировал, что все идет согласно купленным билетам.

На полигоне было довольно людно, но местечко себе найти сумели — сразу за шумной компанией крепких короткостриженных мужиков в камуфляже, среди которых странно выделялся ровно такой же парень, но почему-то единственный, носивший обычную армейскую стальную каску, весело бликовавшую на солнышке.

— Странно, мы такие знаешь лебедь, рак, да щука, а воз стронулся, господа присяжные заседатели — сказал Паша. Хорь по своей привычке пошмыгал носиком, потом задумчиво выдал:

— Однажды лебедь рака щупал… Точнее — однажды лебедь щуку раком. Как так получается, что весь профит этому гусю лапчатому — не понимаю. Ладно, раз они пальбу не начали, неплохо бы нам пострелять. Полчасика у нас есть, пока они там учебой мучаются. Ты готов?

Паштет был готов, тулячка была уже извлечена из потертого чехла и собрана, о чем ее новолепленный хозяин и сообщил вслух.

— Надо говорить "тулка", а не "тулячка" — назидательно заметил Хорь, доставая уже набитые патронами магазины.

— Мне так удобнее — буркнул Паштет. Погладил потертые стволы, на которых вороненье местами протерлось до серого боевого цвета. Заворчал себе под нос на манер степного акына:

— Как у вашей тулки

Лопнули все втулки!

А у ихней финки

Порвались резинки!

Кто тут к моей светке

Тянет свои ветки?

Опять у нашей моси

Расшатались оси!

Но зато у калаша

За душою ни шиша!

Хорь тонко улыбнулся, забабахал частыми выстрелами. Глядя на него и Паштет прервал свой военно-сельский рэп, приложился и нажал пальцем на спуск. И ничего не произошло.

— Это внешние курки. Их надо взводить перед стрельбой — скучным тоном учительницы младших классов заявил Хорь. Паша кивнул, чувствуя себя немного туповатым первоклашкой, не без труда взвел курок, тугой и непривычный. Клацнуло и железячина курка замерла в крайнем положении. Опять приложился — и тут двустволка грохнула от души, выбив тугое полупрозрачное дымное облачко метров на пять вперед, мало того, что закрывшее обзор, так еще его и поволокло ветерком в сторону, на других стрелков, откуда немедленно раздались смешки и отчетливо слышимое: "ну, чисто Бородино!". Добавил из второго ствола.

— О, вполне аутентично — отметил Хорь. И добавил опять-таки не пойми — иронично или одобрительно:

— А заодно отходить легче под дымовой завесой. Достойно пыхнул, красиво. Почти Трафальгар. Или Наварин. И пахнет Чесменской бухтой!

Насчет запаха Хорь преувеличил, воняло откровенным сероводородом, а не морем. Паша не сказать, чтоб растерялся, но как-то удивился. Заметил про себя, что первым выстрелом попал в шарик, а вот второй заряд ушел "в молоко". Переломил ружье, выдернул горячие гильзы. Они кинематографично дымились, да и из стволов, словно в старых вестернах, лениво выползал сизо — голубой дымок. Заряженные латунные цилиндры скользнули на место моментально, Паштет хорошо натренировался в смене боезапаса, вот только обильный дым немного сбил его с толку. Взвел курки. Жахнул дуплетом, обеими стволами сразу. В плечо толкануло сильно, но все равно слабее, чем лупили отдачей винтовки. Зато дыма шибануло, словно и впрямь корабли старинные бодаться натеяли борт к борту. Ассоциация пришла в голову не только стрелку, со стороны кто-то воскликнул: "На абордаж! На абордаж!!!" Послышался смех. Паша, сквозь дым с трудом увидел, что шарик исчез, опять же быстро перезарядил, взвел — и опять шарнул дуплетом.

— Друг, у тебя еще много патронов с дымарем осталось? Не видно ж ни хера! — недовольно обозначили свою позицию стрелки с наветреной стороны.

— Четыре осталось, сейчас закончу! Дедушка навертел после войны еще! — отмазался Паша. На самом-то деле дымный порох он купил сам, своими руками, да и патроны снаряжал тоже собственноручно, что оказалось не так и сложно. В интернете написано было, что в старом довоенном времени охотники именно дымным и пользовались в СССР, потому Паша и гнул свою линию по максимально схожем детализировании своего снаряжения под время высадки.

Ахнул двумя картечными выстрелами, быстро перезарядил, уже не забывая про курки и добавил пулями. Эти стукнули в плечо посильнее, но тоже — терпимо. Отдача была не как у калаша, но вполне сносная. Не отобьешь себе плечо, точно совершенно.

Привел ружье в рекомендованное безопасное состояние — раскрыв казенники, опять полюбовался нежным дымком из стволов и переломленную тулячку положил на плечо. Только тут обратил внимание, что на его экзерсисы собрались посмотреть очень многие из бывших на полигоне. Видно пальба с дымным порохом была тут не частым зрелищем.

Зрители заржали — оказалось, что Хорь раскланивался, словно оперный актер после арии. Это смягчило ситуацию, поэтому никто не ругался на вонючую дымовуху.

Убрать двустволку, тем не менее, парень с перебитым носом Паше не дал. Успели еще пострелять из калашоида, благо Хорь намекнул достаточно прозрачно, что если удастся убыть туда, куда хотят, то там на руках будет именно похожая машинка. Потом на рубеж огня поперли те самые мужики в камуфляже и пара будущих попаданцев уступила им место, словно кабаны на водопое перед стадом буйволов. Впрочем, патроны к тому времени уже и кончились.

Дальше душный зануда Хорь буквально заставил Пашу всерьез прочистить стволы его "тулячки". Где-то Паша читал недавно, что после стрельбы дымным порохом металл вроде как даже и чувствует себя лучше и потому не очень рвался возиться с этим ружьем-двойником, считая его практически одноразовым, но тут напарник всерьез насел и пришлось драть грязные стволы стареньким шомполом, выданным впридачу к оружью при покупке.

— Чуял, как сероводородом воняло? — спросил Хорь.

— Ну, нос ведь у меня есть — буркнул Паша и проглотил окончание фразы "и целый нос, не ломаный!" Да и состав дымного пороха был прочитан — уголь, селитра, сера. От нее при сгорании этот самый вонючий газ и прет. Даже от одежды немного еще припахивало тухлым яйцом. Не успело выветриться.

— Вот. Добавь к нему немного атмосферной воды — и получишь серную кислоту. А она стволы разъест за милую душу, особенно за долгое время. Оружие любить надо, тогда оно тебя не подведет в пиковый момент.

— Да где этот пиковый момент? Ладно там, куда хотим, так и там тоже, знаешь, заржаветь не успеет. А сейчас, тут… — фыркнул Паштет.

— Вот тут ты не прав. Оружие обеспечивает защиту. А неприятности — всегда рядом.

— Ну да, война на пороге — как можно ядовитее проворчал Паша. Нет, так-то он понимал, что оружие чистить обязательно, но вот по чужому приказу как-то не хотелось.

— Ага. Она всегда рядом. И совсем недавно мы от нее открутились буквально чудом — невозмутимо заявил Хорь. Сам он уже вовсю, ловко и четко, разбирал и смазывал свой агрегат. Видно было, что делает он это привычно, не мешает ему чистка думать и разговаривать.

— Это когда? Я что-то не заметил — удивился Паша.

— Война с Украиной должна была начаться.

— Не надо было Крым забирать — выдал Павел известный рецепт.

— Вариантов там было ровно два, с Крымом. И один вариант — очень плохой, а другой — еще хуже. Потому и сыграли по плохому варианту, что альтернатива совсем гадкая получалась. А хорошего не было вообще — не очень понятно заявил Хорь.

— Гм…

— Наши руководители любят Запад больше, чем сам Запад себя любит. Просто искренней и нежной любовью, аж боготворят. И вдруг отбирают Крым, что явно на Святом Западе будет воспринято крайне негативно, при том, учти, что этот самый Запад влез на Украину всеми четырьмя ногами и уже сделал ее своей вотчиной. Тебя это не удивило?

— Ну, немного… — согласился Паштет. Резкость поведения либерального руководства и впрямь была непонятной.

— А теперь прикинь простой такой расклад, прямо на пальцах. Как только Крым стал российским, оттуда спешно выехало никак не меньше 5000 самых мусульманистых мусульман-ваххоббитов. И из них крымских татар Джемилев, да Чубаров. А остальные — старые знакомые, в основном ичкеры — дудаевские головорезы, которых из Чечни Кадыров выпер. Причем у большинства из них руки в кровище не то, что до локтей, там уголовных статей у каждого, как блох на Барбоске. Следишь пока за извивами моей прямой как лом мысли?

— Слежу. Но они же уехали и из Крыма?

— Так потому и уехали, что основной план провалился. А был он простой и отработанный. Эти самые ичкерийские деятели, которые прославились тем, что провели этническую чистку своей страны от русскоязычных — и сейчас русских в Чеченской Республике остался мизер, потому как четверть миллиона выгнали в чем были, а тысяч тридцать просто поубивали коренные жители, которые и есть "крымские беженцы". То есть это мастера геноцида и этнических чисток. И их уже было накоплено 5000. К тому же по открытым данным планировалось прибытие нескольких "поездов дружбы" с бандеровцами-рагулями. Это еще тысячи три боевиков отмороженных. Оружия в Крыму в украинских частях — хоть попой жуй, на любой вкус. Военнослужащим украм было объяснено, чтоб не рыпались перед волей народа. И, кроме того, склады с оружием в Крыму потом и нелегальные находили.

Теперь прикинь — уже получается 8000 откровенных палачей и убийц. Хорошо организованных, да с оружием. Даже если они зарежут, изнасилуют и покалечат хотя бы пару тысяч мирняка — это вызовет реакцию у местных? Как будет реагировать моряк-офицер, если его детям головы поотрезали, а жену вспахали на видео впятером и потом забили, весело хохоча, бутылку в промежность?

— Ну ты как-то очень уж… — немного растерялся Паштет.

— Нет, просто насмотрелся ранее на продукцию документальной студии "Ичкерия". Там были знатные режиссеры — Бараевы, например. Операторы говно пахорукое, конечно, но фильмы получались, куда там Хичкоку и прочим мастерам хоррора. Так вот, дружище, началась бы резня…

— Этих бы ублюдков наши, что в Крыму, вынесли бы враз — уверенно заявил Паштет.

— Это смотря как бы пошло. И какой бы получили приказ из Москвы, например. При Ельцыне русских резали за милую душу, еще и похвалялись, видео издевательств и убийств в Москве свободно продавались, а наши и не петюкали. И не только в Ичкерии. Но, даже если б и приказ пришел, и всыпали бы бандеровским рагулям по первое число это уже было бы неважно. Потому как ВСЕ зарубежные СМИ хором бы завопили о том, что русские изверги режут и насилуют бедное татарско-украинское население. Думаешь, немецкий гражданин разберется на фото — чьи там голые женские и детские трупы кучей? Да он и заморачиваться не будет. Как и вся остальная западная гопота. Пока все излагаю правдоподобно? — вежливо поинтересовался Хорь, глянул внимательно, при этом его пальцы работали как бы сами по себе, приводя оружие в чистый вид.

Паша не задумывался как-то на эту тему, хотя вранье СМИ на тему сбитого "Боинга" и полная слепота в плане обстрелов городов с мирняком, которые практиковали укры, в общем, ложились в картинку рядом с тем, что бандеровцы убивать безоружных любили давно. Это Паштет тоже знал. Вояки никакие, а палачи знатные. Хоть лехиных Гогунов вспомнить. Хорь кивнул и продолжил:

— Естественно, что украинский народ не потерпел бы такого зверства беспричинного со стороны лютых москалей, и потребовал бы убрать военно-морскую базу нахер с пляжа. То есть — из Севастополя. И, скорее всего, такая агрессия русского медведя вызвала бы волну праведного гнева и — вот тебе и нормальная война. Хохлам не зря промывали мозги последний век, думать они разучились. Я вижу, что ты хочешь сказать, что вполне возможно, Украину бы и разгромили быстро? Одну Украину — да. Но ты не думай, что демократическое мировое сообщество бросило бы несчастную девушку в венке и вышиванке с голой жопой на растерзание лютым кацапам. Сами бы они не полезли воевать, для этого есть тупое хохляцкое мясо, а вот по просьбе украинского народа в Севастополь бы вошел уже не наш флот, миротворцы бы тут же влезли кучей, а по всему миру началась бы вербовка — как и во время войны в Чечне было, к слову — добровольцев для войны святой и правой против русского злого медведя. Да ее уже и вели активнейшим образом, наемников вна Украине уже чертова куча. Был такой инцидентик, знаешь ли в Одессе, когда тамошние партизаны, которые устраивают взрывы бандеровской собственности, взорвали зарядик рядом с хостелом, в котором обычно правосеки жили. Тут как раз точно было известно, что хостел стоит пустой — новые радетели за Одессу не приехали еще на подмену. Ну, и бахнули, аккурат у входа. Собственно, не собирались, шли бахать в другом месте, а тут повезло, очередное отключение электричества в городе и все видеонаблюдение и освещение усохло (охранялся хостел отлично). Получилась гадко — в момент взрыва из необитаемого хостела неожиданно вышло четыре человека, у них сдаданило прямо под ногами. Один на месте помер, трое — в больнице. Полный завал, потому как местные менты, которым рагульская наглость осточертела, не шибко рвались расследовать ущерб селюковской собственности. И когда одесситы бахали, расследование тут же заходило в тупик, но теперь менты были вынуждены зачесаться. Четверо погибших, да как на грех — американцы вроде. Полная жопа. Ан нет! От амеров ни писка, ни шороха, трупы из морга утащили непонятные люди с самыми широкими полномочиями — и тишина. Мертвая тишина, остались только окровавленные бинты и все. Как и не было четырех американских трупов. Смекаешь? И как такой расклад?

Паштет глубоко вздохнул. Мир опять оказался и проще и сложнее, чем на первый взгляд.

— Вот, теперь понимаешь. И весь мир в возмущении русской агрессивностью и жестокостью, вводятся всякие санкции, создается изоляция, экономику рвут в клочья, только все еще и искренне, и с задором, а не так как сейчас, вяло и без огонька. А еще у нас война с Украиной — длинная и разорительная, причем выиграть нельзя — всяких правозащитников и журналистов везде полно, не бахнуть никуда без визга по всему миру, да чужая база в стратегически важном месте, и правительство наше в полном этом самом. Ну, и сами в себя придти не можем, потому как опять нам устроили безнаказанную резню баб с детьми, а мы ничерта в ответ. Вот и суди — как было с Крымом поступать?

— То есть ты считаешь, что нас вполне принялись щупать за вымя? Вот прямо так, всерьез? — недоверчиво спросил Паштет.

— А чем мы лучше той же Ливии или прочих Ираков? Наши жирные поросята еще не до конца поняли, что в чужой волчьей стае они если и будут вместе на празднике жизни, то только в виде кушанья. Но что-то уже начали заподазривать, дрыгаться стали, а то уже бы на манер Каддаффи красовались в камере для охлажденного мяса. Что удивляешься? Война всегда рядом, и особенно близко к тем, кто этого не понимает. Ты народные сказочки любишь? Я вот люблю, мне бабушка их на сон грядущий рассказывала. Душевная была у меня бабушка, хоть и воевала на Невском пятаке, но трогательно и нежно внучонка своего обожала. Меня в смысле. Что так глядишь? Думаешь, меня такого обожать невозможно? — подозрительно уставился Хорь.

— Ну я-то не бабушка — буркнул Паша не самое удачное в этот момент.

— Значит, не обожаешь ты меня, оказывается! — искренне огорчился Хорь. хотя черт его знает, может, опять бутафорил.

— Ты про сказочки говорил — вернул его Паша на рельсы разговора.

— Так вот народная вековая мудрость помогает нам понять сложные пертурбации мирового хитросплетения политики. Даже не нужно прибегать ко всяким тонкостям и конспирологии. Просто вспоминаем сказочку про зверюшек, которые в яму попали. Ну, была в лесу яма, вот туда и свалились волк, кабан, лиса и заяц. А жрать охота. Лиса прикинула что к чему и предлагает: А давайте съедим того, кто тоньше всех крикнет? Большинством голосов — одобрили, крикнули. Тоньше всего у зайца вышло. Его и съели. Опять жрать охота. Лиса опять подумала, прикинула, что критерий отбора теперь не в ее пользу и предлагает: А давайте съедим того, кто толще всех крикнет! Опять же большинством голосов принято, кинулись кабан (тот тоже перспективы оценил) с лисой на волка — одолели и схарчили. Кабан-то свою долю съел, а лиса мозги волковы припрятала, потом достала и ест. Кабан удивился, а она ему: Это я головой треснулась об пол — вот мозги и выскочили. Не волнуйся, они нам без особой надобности — видишь я вполне себе норм! Кабан поверил, хрясь репой — и убился. Схарчила его лиса — крутя рулем и не шибко старательно объезжая колдобины и дыры в асфальте мурлыкал Хорь.

— При чем тут политика и эта нелепая сказка? — удивился Паша.

— Как при чем? Это алгоритм мировой политики. Слабые государства соседи жрут и не давятся. Вот тебе Ливия с Ираком. Сильные государства одолевают сообща. Вот как Рейх, например. А если силой не одолеть — идет в дело обман. Как с СССР. Здорово нас надули, куда там простоватому кабану, а? Самоубились за милую душу, безо всяких яких, сами отдались на поток и разграбление с плясками, песнями и радостью. Всем жрать охота, вот и идет искони века по накатанной. Готовая рецептура. Золотой миллиард привык жить хорошо, а откуда взять ресурсы? Земной шарик маленький, тесный. Разгромили СССР — хватило на двадцать лет. Одних финансов откачали на триллионы, не говоря про всякие другие ресурсы — от урана и титана до головастых ученых, которых получили уже в готовом виде, не тратясь на обучение и воспитание. А разгромили Ливию — и на пару лет еле-еле награбленного хватило. Значит надо кого-то еще громить. Выбор не так и велик. И ничего нового не придумаешь. Война чем хороша? Проигравший платит за все. Вот ребята и стараются не быть проигравшими, а им тут вдруг про какое то там непонятное, про гуманность там или взаимопонимание с добрососедством и партнерством. Смешно, слов таких в лексиконе нет. У них вон любимый герой — каннибал Лектор. Он своих партнеров очень любит. Кушать под кьянти. Пока не забыл — после выстрела дымарем смещайся на пару шагов в сторону. И тебе виднее и по тебе влепить сложнее — как всегда неожиданно сменил тему разговора Хорь.

— Вот не пойму я, чего ты хочешь набрать в то время всякого такого, что не приведи бог немцам попадет в лапы — буркнул Паштет.

— Ты о чем?

— О калаше, патронах к нему и прочим СОВРЕМЕННЫХ вещах.

— Во-первых, я не собираюсь все это отдавать немцам. Я жадный. Во-вторых… Ты знаешь, сколько всякого стрелкового оружия у немцев было после захвата Европы? Если не совсем память изменяет, только на вооружение ими принято было несколько сотен разных видов ручного огнестрела. Поэтому — ну еще один образец, эка невидаль. Отстреляют имеющийся боеприпас — а я его беру небольшой — и выкинут ствол. Даже — заметь — это маловероятно, но если оружие попадет в лапы грамотному немцу — все равно ничерта у него не получится, потому как я беру охотничий вариант с охотничьими патронами. То есть он сознательно ослаблен и ухудшен, и работает максимум на 400 метров. И патроны такое же говно, уступающие боевым во всем, вплоть до засирания ствола. И на испытании получится, что это очередной какой-то экспериментальный пистолет-пулемет (которых наделали десятки, да все неудачные в массе) и городить огород, меняя патронное производство во время войны и вводя не пойми чью марку оружия — а там свои конструктора жаждут славы, денег, орденов и почестей — никто не будет — уверенно оттарабанил Хорь.

— Но промежуточный патрон!

— Первым его создал не то Манлихер — до Первой мировой, то ли Винчестер — тогда же, то ли наш Федоров, то ли Риберойль — эти уже в ходе Первой мировой. Совершенно не новость, не меньше десятка разных к началу Второй мировой. И все — не фонтан. Но чтоб ты был спокоен — я спецом подобрал патрики с латунными гильзами. Как ты любишь говорить — аутентичные. Вот лакированные гильзы я светить не буду. Цени.

— А маскхалат — ну то есть камуфляж? — уперся Паштет.

— К 41 году несколько десятков вариантов уже в деле. А эсэсовцы так вообще назывались из-за камуфла "древесными лягушками". Опять же ничерта нового. Но — замечу — я ничего не тащу такого, чтоб не ровен час прорыв в технологиях получился только из-за трофеев моих. Хотя — между нами — если нас там положат, то будет нам уже пофигу что и куда и как. Ты туда что — воевать лезешь? Так это зря, нам бодаться даже с отделением пехотным будет не комильфо. А уж если ты решил там пару дивизий разгромить, так я сразу — пас — косо глянул Хорь на собеседника, тот растерянно спросил:

— А зачем тогда ты самозарядку с собой потянешь? — осведомился Паштет.

— Не видишь разницы между словом "воевать" и "быть предусмотрительным"? Еще не хватало, чтоб нас деревенский полицай взял и обидел до смерти. Я — скромный человек, но и моя скромность имеет пределы. В то же время я помню бабушкину сказочку про великанов.

— Это какую?

— А жил в деревне здоровенный мужик. и не было ему ровни. Вот пошел он по миру, силой своей хвалиться. Шел-шел…

— Семь железных сапогов истоптал, семь чугунных шапок сносил и семь каменных хлебов изглодал — буркнул недовольно Паштет. Разговор как-то обескуражил его.

— Странные привычки у твоих кумиров. Ты им не подражай, боком выйдет — сурово глянул на пассажира водитель и продолжил:

— Шел-шел, а тут ему навстречу вдвое больше его детина идет. И сразу видно — лютый да злой. Мужик-здоровяк от него бегом, тот за ним, хорошо лес попался, детине в нем продираться сложнее было — ан скоро лес кончился, выскочил человек на поле — деваться некуда. Но тут повезло — идет совсем громадный человек-гора. Наш мужик его слезно о помощи попросил, человек-гора его посадил в карман и спас таким образом. Злой детина из лесу выпутался, выругался, делать нечего — силенкой уступает. Плюнул, да обратно пошел. А мужик великана поблагодарил, говорит, никогда таких громадных людей не видал. Великан засмеялся и отвечает, что его отец еще больше был и отправился вместе с купцами в дальние страны. Началась песчаная буря с самумами, весь караван сумел добраться до холма с пещерами и в одной пещере все и спрятались с поклажей, конями и верблюдами. Буря кончилась, пошли дальше, когда отошли дальше и оглянулись — это они, оказывается в здоровенном человеческом черепе прятались. Не успели толком подивиться, а земля задрожала и идет человечище ростом до облаков. Караван не заметил, а череп поднял и сказав: "Что это за фигня на моей земле валяется?" — закинул его за край земли словно камешек. Мораль басни понятна?

— Ну да. Есть и великаны повеликанистее и лилипуты полилипутистее, это я и так знаю — буркнул недовольно Паша.

— Вот и ладно, если понял. У тебя груза вроде мало, а?

— Все в вещмешок влезло.

— Ты туда когда собираешься? — спросил Хорь.

— В пятницу. Самолетом. Серега после приедет — в понедельник.

— Тогда захвати ящик — вон сзади на сидении.

Паштет оглянулся, разглядел нехилых размеров картонный короб. Вопросительно поднял бровь. Глянул на водителя.

— Если не влом — забери с собой. Я тоже в понедельник прибуду, мне с ним получается не с руки таскаться, есть сложности. А у тебя багажа все равно мало.

— Там что? — подозрительно спросил Паштет. Он бы не удивился, если б шалый Хорь всучил ему ящик с патронами или еще что залихватское.

— Да получил посылку с сублимированными харчами и моток проволоки трансформаторной — для болотоходов — развеял его подозрения Хорь.

— Каких еще болотоходов?

— Фиговины такие на ноги. Плетутся из веток, можно по болотам шастать, не проваливаясь. У тебя как раз пара дней — насобачишься. Глядишь и пригодится — болот там до чертовой матери. Да и погоню хорошо обставить можно, если что. Плести всерьез я не умею, а вот проволокой прутья вполне легко крепить. Мне действительно никак не утащить, я там много чего и так привезу — несколько просительно сказал Хорь.

— Ладно, прихвачу — кивнул Паштет, прикидывая какие же горы припрет Хорь и не приедет ли он на самосвале пятитонном.

— Вот и славно. Компас не забыл? Спички?

— Не, все по списку — серьезно ответил Паштет.

Помолчали, думая о своем.

— А менты что-то не прискакали на звуки выстрелов сегодня — сказал Паша.

— Мы с тобой примазались к официалам, те, которые в камуфляже были — казаки. Вроде как они вспомогательные силы правопорядка. У меня там знакомые есть, вот и срослось.

— Слушай, а почему там парень в каске? — усмехнулся Паштет. Хорь усмешку не поддержал, сказал печально:

— У этого парня, как мне говорили, была тяжелая черепно-мозговая травма. Контузия, вроде. Он после этого сильно изменился — малословный, угрюмый, загруженный, юмор пропал напрочь, зато разозлиться может моментом из-за сущего пустяка. А как наденет каску — словно меняют человека на того, прошлого. И веселый и разговорчивый. Только снимет — опять бирюк сундуковый. Ему нравится на стрельбище поэтому.

— Тогда надо ему мотоциклетный шлем таскать — предложил Паша.

— Это не работает. Пробовали. Прежний в нем просыпается только когда вокруг военщина, постреливают и на голове — стальной армейский шлем. Такие дела…

Паштет вздохнул, стал смотреть в окно. Когда подъехали к его дому он на всякий случай все же проверил, что в картонной коробке на заднем сидении. Оказалось и впрямь — картонная коробка с пакетиками готовых сублимированных кушаний, моток тонкой блестящей проволоки и какая-то странная серая хрень, весьма потасканного вида.

— А это что за вот зе фак? — удивился Паша.

— Ху из эпсин? Это эпсин хуиз — нимало не удивился Хорь. Встряхнул грязноватую фигню, развернул. Получилось что-то вроде странной жилетки на широких лямках.

— Это Кора, старая бронежилетка мвдшная. Предложили по смешной цене, вот я тебе ее и взял. А то из нас троих ты без бронежилета, нехорошо выходит.

— Я думал без этого ходить.

— Она скрытого ношения, аккурат под ватник. Никто не заметит. Заодно и теплее будет по осени-то.

Паштет пожал плечами, сунул невзрачную вещь в коробку. Попрощались.

— Ружье ты мне на память оставляешь? — невинно-ехидно спросил Хорь в спину уходящему Павлу. Паштет чертыхнулся вполголоса, поворачиваясь обратно. Чехол с разобранной двустволкой мирно лежал там, куда он сам его и положил. Сбил его с панталыку чертов Хорь со своей коробкой. Беря поудобнее свою ношу, буркнул улыбающемуся детской, светлой улыбкой водителю:

— То-то ты мне недавно во сне снился!

— Надеюсь, не в эротическом? — встревожился парень с перебитым носом.

— Ну, как сказать… Голые мужики там были, это помню. Мы, понимаешь, стали таки попаданцами и у тебя было охотничье ружье, под названием пулемет ДШК, и мы устроили засаду на Манштейна и танковую дивизию "Мертвая голова", но нас обогнали москвичи на вертолетах и обобрали немцев до нитки. Вот голые немцы и бегали…

— Это абсент, точно. Разведенный, но абсент — уверенно заявил Хорь.

— Ты про что?

— Абсент на ночь пил?

— Нет.

— Тогда ты просто извращенец и сны у тебя неправильные. Вот у меня — сны такие, как надо! — с чувством превосходства заявил водитель. Паштет очень захотел обидеться, но любопытство победило.

— И что тебе снилось? — спросил он.

— Я позавчера попал в плен и ехал с немцем на опель-капитане, он меня расстреливать вез. И тут навстречу — танковая атака русских!

БТ-5 и БМД-2 в одном строю, страхИужыс. В первой линии. А во второй — Исы. А дальше черт разберет, но многобашенное что-то. И до горизонта. Штук семьсот, ну, как немцы в мемуарах пишут. Я отнял у фрица его МПху, а за это выпихнул его из машины, которую тут же смачно пережевал гусеницами ИС-3, и велел лечь ничком, не дав красноармейцам тут же замочить столь полезного фрица — тот мне, с пониманием, что ему оно больше не надо — и подсумок с магазинами передал. Врываемся мы, значит, во двор этой заготконторы, красные по сторонам побежали, а я — тут же во флигель, в приямочек и через подвал на лестницу, мне туда надо, зачем — не помню, но знаю точно. А там все летит, эсэсовцы мечутся, папки тащат куда-то, разноцветные, с орлами и "Штренг гехайм", хватай вокзал, мешки отходят. Ну, я и давай лупить по ним длинными от пуза.

Тут-то я ее и зацепил. Тощенькая белобрысая немка, Гертруда. В живот ей, одной пулей, через стопку папок, что она тащила. Ну, остальных добил, сапогами и всяко, а ее пожалел.

Чую — ломятся в двери зомби — ну, те эсэсовцы, которых красные постреляли. Красные-то ушли, а эти и ожили, сволочи. Ну, как ожили, зомби, они же дохлые, но вполне себе так шустро бегают и зубами клацают злобно. И смотрят своими бельмами нехорошо, кушать хотят живого мяса.

А вернутся красные через месяц.

Я Гертруду на плечо, она морщится от боли, но терпит — и наверх. А там — опа — лаборатория! Там напарница Гертруды, толстая некрасивая обаяшка-брюнеточка, и профессор Зибель. Лохматый, как Энштейн, и рассеяный, ничего не понимает. Ну, тут я Гертруду на стол сгрузил, сам к двери, на шпингалет ее, очередь через дверь — все, нормально, зомби не страшны. Зибель кудахчет, ничего понять не может, я за ним бегаю, все его установки отключаю, легонько стволом по голове бью — неудобно как-то сильно бить, пожилой человек, ученый и добрый в общем-то, дезинтегратор межконтинетального масштаба придумал.

Ну, вроде все, я этой толстенькой Мари, кажется, только чаю заказал — Зибель к двери и шпингалет открывать — насилу успел поймать и проволокой замотал. А потом к Гертруде — пулю из нее вынимать, лечить ее.

Ну, и тут все заверте…

Вылечил, пульку достал, но Гертруда коварно забеременела — эсэсовка, что с нее взять. И ее подружка тоже (а вот не надо всякого думать, Зибель к тому времени уже куда-то исчез, и потому забеременеть не смог!) А потом сирена включилась, гимном СССР — будильник, сука — вот какие сны нормальные люди смотрят — победно глянул свысока Хорь.

— А абсент при чем? — удивился Паштет.

— На сон грядущий, снотворное. Сны творит отменные. Свояк в то же время, даром что убежденный коммунист, в Зимнем вместе с юнкерами отражал наступление матросни, орал "За Царя и Отечество!" и когда патроны кончились в штыковую пошел. Утром сам рассказал, с подробностями. Так что это однозначно — абсент, мы его вместе пили.

— А зомби куда делись? — хмыкнул Паша.

— Не знаю, честно. Это же сон. Может, растаяли как вомперы на солнце. Как только начал раздевать немку для лечения — как-то зомби пропали из сна, совсем. А вот как пулю доставал помню хорошо. Пуля-то неглубоко вошла, в папках энергию потеряла — в итоге чисто в мышцах, у девушки весьма физкультурный пресс был. Так-то дырочка маленькая и практически не кровоточит. А там в глубине, если ткани раздвинуть — там донце пульки видать.

Ну, я значит, обколол каким-то промедолом из шприц-тюбика вокруг, рассек входное вдоль волокон, а потом эдакими медицинскими щипцами, как оно там, кохер, чи нахер? — туда полез. У меня лежат такие — бабка с госпиталя отцу принесла, в аквариуме камушки ворочать и водоросли пересаживать. Таки длинные щипцы-ножницы, на конце такая зубчатая насечка.

Вот такими же вот ножницами (а точнее, тем же самыми, конечно) я пульку-то захватил, и тащу. А она даром что неглубоко, а сидит довольно-таки плотно. Соскальзывают щипцы, девчонка дергается. Ну, потом нажал посильнее, снизу ножницы подхватил, потащил эдак всем корпусом вверх, ногами — опа, выдернул пульку. Потом даже вроде не тампонировал, промыл чем-то антизаразным, и забрызгал сверху коллоидным спрееем каким-то, повязку сверху чисто так, для порядку. Вот это все точно помню, приснилось очень натурально.

Ну, а вот потом, конечно, таки заверте…

Хорь мечтательно похлопал ресницами, томно вздохнул, после уже нормальным, неожиданно деловым голосом заявил:

— А еще нашел я одно местечко, в реале, вот там все продается, диву даться. Жаль, не обучен я всякими астролябиями владеть, а то б взял, заместо жипиэса — на карте захоронки отмечать, на случай вернуться.

— Рынок что ли какой? И прямо все-все можно купить? — уточнил Паштет.

— Ага. Библия с автографом автора, например попалась. Сумочка из крокодиловой жижи. Канализационный люк из Казани. Схема бесконечности — ну, короче, все что может пригодиться — кивнул задумчиво головой Хорь.

— Не знаю. Вот зачем тебе, например, схема бесконечности канализационного люка? — усомнился Паша.

— Да уж. Надолго псу красное яйцо? — задал риторический вопрос водитель и закончил прагматическим вопросом:

— Ты, Павло, компас и веревку припас?

— Компас — да. А веревка зачем?

— Возьми обязательно. Случись что — будет на чем повеситься. Шутка. И в хозяйстве вещь нужная, так что метров двадцать хорошей веревки прикупи, я серьезно говорю. Сам не знаешь, что может пригодиться и когда. А иной раз предмет вроде и ненужный, а оказывается, что почище нужного нужен. И стоит дороже. Поди, знай.

— Да ладно тебе мозги пудрить — вздохнул Паштет.

— Откопали как-то под Псковом захоронку царских червонцев. Товарищу перепало от копаря в благодарность за нечто важное. Ну, хранил на чОрный день. Настал этот день, он понес червонцы сдавать к знакомому старому еврею. Тот посмотрел и говорит — подделка. Я, говорит, 50 лет в ювелирке — так вот подделка. Но очень старая, очень качественная и, говорит по опыту — возраст соответствует. Того времени фальшак, царского. Пошли по знакомым — в итоге оказалось — это еще кайзеровцы наклепали такого чтоб какую-то там диверсию финансовую устроить, в ПМВ. А потом как-то оно там под Псковом осело. Ушли червонцы дороже, чем если б настоящие были. А ты говоришь — бублики! Ну, ладно, до встречи! — пожал лапу и, лихо развернувшись, уехал. Паша задумчиво поглядел вслед колоброду, вздохнул и двинул домой. И веревку все-таки перед самым отлетом купил и сунул в карман притороченного к сидору палаточного чехла.

Загрузка...