Паштет

Глава десять. Опять странный старичок

Туман выпал густой и тяжелый. Машины, шедшие в аэропорт, тащились непривычно медленно, видимость была убогой и Паштет, глядя на ватную пелену в окне автобуса, уже обреченно понимал, что в таком молоке самолеты не летают. Над головой было тихо, что тоже подтверждало внятное подозрение. Так-то пока едешь, штук пять — шесть металлических птиц успевало прореветь, взлетая или садясь.

Равнодушный женский голос быстро подтвердил задержку рейса. Паштет сходил, посмотрел на электронное табло — мало ли что. Но и табло не порадовало. Публики было много, отменялись все рейсы уже несколько часов, потому обычно полупустой корпус аэропорта производил впечатление рынка в базарный день. Чертыхаясь, Паша брел мимо рядов кресел, выискивая себе местечко, но сограждане сидели плотно, словно кукурузные зерна. Орал какой-то неугомонный младенец, вертелись под ногами малоразмерные пострелята, багаж лежал кучами и в воздухе носилось напряжение, воспринимаемое словно атмосферное электричество. Пока было объявлено о задержке на пару часов, но равнодушное табло указывало, что не улетели еще и те, кто должен был свалить шесть часов назад, еще ночными бортами. Впрочем, Паше, как постоянному летателю в разные концы страны, это было привычно. Всякое бывало, потому раздражения особого не было, хотелось найти себе тихое местечко и либо покемарить, либо почитать, благо всякой литературы в мобиле было закачено много. Проблема была только в том, что публики оказалось слишком много. Впрочем, Паштет точно знал, что рано или поздно, а он себе найдет уголок, надо только поискать. Возникшее вдруг ощущение пристального взгляда заставило поднять глаза и осмотреться. Оказалось, что на Пашу смотрит тот странный старичок, который помирал несколько раз и помог преодолеть боязнь полетов не так давно. Попаданец кивнул, улыбнулся, подошел поближе. Старичок ответил тем же, продолжая внимательно вглядываться в лицо Павла.

— Странно вы на меня смотрите — встревожился Паштет. Как-то не хотелось ему убывать в портал, зная, что на его морде уже написано 'Помрет в ближайшем будущем'.

— Знаете, сам не пойму, что вижу. Но поспешу вас успокоить — что-то не так, но совершенно точно, это не привычное мне. Точно — не маска смерти у вас на лице, а вот что — не пойму. Такого раньше ни разу не было — тихо и быстро сказал старичок.

Паштет постарался улыбнуться бодро и задиристо, но сам почуял, что получилось кисло и криво:

— Может вы стали различать, кто от чего помре, и у меня просто будет что-то заковыристое? Типа деревом придавило, или каток переехал?

Старичок успокаивающе помахал сухонькими ладошками:

— Вы отчасти правы, я теперь умею видеть причину смерти. Разделяю уже маски от болезней и огнестрела, даже аварии теперь отличны, есть такое, да. Но тут у вас совсем иное. Понимаете? Совершенно иное. Это не маска смерти, как вы выразились. Сам не пойму — что. Но не та маска. Это могу дать гарантию. Так что не волнуйтесь, очень вас прошу.

Паша почесал затылок, нельзя сказать, что слова собеседника его сильно успокоили. Уточнил:

— А вы так многих предупредить успели?

— Предупредить людей? Шутите! Я всю свою сознательную жизнь этим занимался — с совершенно мизерными успехами. Пока гром не грянет — мужик не перекрестится! Да еще и не всякий гром годится. Иным даже если в башку молния ударит — не убедит. Даже если и дважды. И трижды! Еще и издеваться над вами будет высокомерно. Ей-ей, проверено, стаж врачебный у меня большой. Совсем недавно вижу масочку на лице у молодого мужчины. И даже просто, как врач, вижу симптоматику серьезного нарушения работы сердечно — сосудистой системы в придачу к тяжелым проблемам в обмене веществ. Такие симптомы, которые называют манифестными. Типа демонстрации орущих футбольных фанатов на улице — не заметить трудно. И сдуру ему посоветовал все-таки изменить привычки, которые у него сплошь вредные, что тоже было видно невооруженным глазом.

— А он что? — усмехнулся Паштет.

— Старичок, не надо мне тут моросить! — сказал этот молчел весьма высокомерно. Я и заткнулся. У каждого свои тараканы в голове, а мужчины… Знаете, мужчины — это чудом уцелевшие мальчики. Каждый ведь может легко вспомнить десяток случаев, которые вполне могли оказаться трагическими, но — просто неслыханно, сказочно повезло.

— А старики — это чудом выжившие мужчины?

— Да — уверенно кивнул старый врач.

Паштет был вполне обычным мальчиком, потому, только на миг задумавшись вспомнил, не сходя с места, с десяток ситуаций, когда действительно чудом выжил. И визг тормозов, когда сгоряча выскочил на спор через дорогу, и мутный свет через толщу воды, и деревянные по твердости пальцы, больно тянущие за волосы наверх, и странный привкус собственной крови во рту, медный какой-то, и ватность ног после режущего удара в лицо… Опомнился, глянул на собеседника

— Вы явно собрались в поход — заметил корректный старичок. Понятно было, что в лоб спрашивать не станет, но явно связывает странность в облике пациента (а для врачей — все люди — пациенты), с каким-то мероприятием в ближайшем будущем. И хочет понять эту связь, уточнив, что за новая маска им увидена только что.

Паша вздохнул, жестом предложил отойти к мутно-молочному из-за тумана окну. Там никого не было, говорить можно было бы спокойно.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня полоумным — начал издалека Паштет.

— Давайте опустим прелюдию, вступление и прочие завитушки — улыбнулся врач.

— Если по сути — у меня есть сведения о том, что в определенной местности периодически открывается возможность попасть в осень 1941 года. Можно назвать это порталом или еще как, вневременным континуумом (вспомнил Паша к месту заумный ученый термин, правда не очень зная, что он означает в действительности) или черт его знает еще что. Факт такой — парень мой знакомый туда влетел, а через пару дней вывалился обратно. Там для него прошло порядка двух месяцев. Насколько я могу судить — не врет, так что я собираюсь попробовать туда влезть тоже. Другое дело, я не уверен, что портал там будет — два года его не было, может он вообще однократный.

— Тогда понятно, что я увидел. Могу предположить только, что в этот раз портал окажется на месте. Это единственное объяснение, которое вполне подходит по всем параметрам. То есть вы отсюда исчезнете и вас не будет "среди нас", но при том — это не смерть. Интересно… — задумался старичок.

— К слову, а вы сами мне компанию составить не хотите? — усмехнулся Паштет, вспомнив, что врач — вещь в походе и на войне вдвойне полезная. Вообще-то он не был уверен, что лекарь станет спокойно воспринимать сказанное им, было подозрение, что все же посчитает сумасшедшим. Но старичок воспринял сказанное совершенно адекватно, так же спокойно, как если бы этот молодой мужчина с архаичным сидором на плече заявил, что собирается лететь в Урюпинск по срочному делу. Может еще бы и больше удивился, благо черт его знает — летают ли самолеты в этот Урюпинск, может уже эффективные собственники там и аэропорт закрыли.

— А не хотите со мной дернуть? — повторил Паша.

— Был бы моложе — пошел бы. А сейчас не хочу вас ставить в неприятную ситуацию паршивого выбора, когда каждое решение — гнусное. После моих сердечных дел велика вероятность, что даже от физической нагрузки я там завалюсь с очередным инфарктом. И даже если за нами никто гоняться не будет — все равно вам придется выбирать, что делать. Либо корячиться с безнадежным пациентом, а в тех условиях шансов выздороветь у меня не будет, либо как-то ускорять мою кончину, дабы не терять время зря, что тоже никак не годится в маленьком коллективе. Это в кино инфарктники помирают быстро и красиво, на деле все не так просто. И мне не хочется быть пресловутым чемоданом без ручки, знаете ли — серьезно и задумчиво ответил старый врач.

— Вам не обязательно по лесам бегать. Тем более у вас столько знаний, можно было бы попытаться донести их до руководства, сделать прорыв в медицине — загорелся Паша.

— Прогрессорство врача штука более, чем проблематичная. Лекарское общество — весьма консервативно и к новшествам относится более чем осторожно. А к тому же зачастую всякие выскочки с их новомодностями впрямую угрожают благосостоянию и положению в обществе столпов медицины, профессуры и академиков. Кому это понравится? И за это может прогрессор получить по башке более чем солидно. Такого умника общими усилиями просто сотрут в порошок. Вот был такой врач Игнаций Земмельвейс. Принимал роды у дам из порядочного общества в престижном, столичном заведении для богатых. После родов дамы мерли в изрядных количествах от 'родовой горячки', как тогда величали сепсис. И на свою беду Игнаций узнал, что по соседству с их родильным домом 'для дам из приличного общества' в таком же заведении для простонародья смертность у рожениц в разы меньше. Об этом и другие высокомудрые врачи давно знали, но объясняли это просто — 'бабы из простонародья ближе к животным и животные процессы у них идут ближе к природе'. Все ясно, понятно и верно с научной точки зрения. Опять же тешит тщеславие образованных. На свою беду Игнаций проанализировал ситуацию как следует и пришел к простому выводу — не имевшим врачебного образования бабам — повитухам было запрещено проводить вскрытия умерших рожениц, а вот врачи это делали, дабы установить причину гибели. И рук после вскрытия, естественно, не мыли. Не было тогда в Европе такого глупого обычая. И после вскрытия умершей от сепсиса, лезли принимать роды у очередной дамы с трупным материалом на лапах. Диво, что кто-то вообще живой уходил.

Паштет, обладавший вполне развитым воображением передернулся от отвращения, представив себе эту картинку в красках. Старый врач вздохнул и продолжил:

— Игнаций стал мыть руки — его роженицы стали выживать, словно простонародье. И он сгоряча об этом заявил во всеуслышание.

Его тут же выперли из профессии, 'беруфсфербот' — тоже старое европейское изобретение. И заклевали мужика до сумасшествия, ибо он посягнул на святое — на корпоративную этику. Вынес сор из избы. Ну и все — был врач, известный профессор — и нет врача. Есть сумасшедший, слушать которого глупо. Ходил потом некоторое время, уговаривал всех встречных мыть руки. И кончил быстро и плохо, тогда сумасшедших лечили радикально. Заманили обманом в сумасшедший дом, повязали и очень быстро вылечили. Ногами вперед ушел моментально.

— А как же мнение общества? — удивился наивный Паша.

— У общества нет своего мнения. Только то, что ему дадут признанные титулованные эксперты. И даже если эти эксперты — полные дураки, титулованность их перевесит любую глупость. Было тогда и никак не изменилось сейчас. И не только в медицине, что характерно. Меня всегда удивляли, например матерые финансовые аналитики, которые при всем своем мощном знании почему-то еще не миллиардеры. Или политические обозреватели, всегда попадающие пальцем в небо. Или военные эксперты, не знающие военного дела хотя бы на уровне сержанта, но лезущие рассуждать о генеральских просчетах. И ничего, никто их из телевизора не гонит — грустно усмехнулся старый доктор.

— Но ведь Советский Союз был не таким государством, как эта средневековая Германия, или где там Земмельвейса затравили — возразил Паштет.

— Ну что вы, это совсем даже наоборот прогрессивная Австрия, столичная клиника в Вене, и никак не Средние века, а уже конец 19 века, "серебряный век"! Всего-то чуть больше ста лет назад. Что касается Советского Союза… вы слыхали о "деле врачей"? — глянул старичок остро.

— Ну, арестовали кремлевских врачей-евреев по надуманному обвинению, так вроде. Для того, чтобы Сталина уморить было проще, без врачебного контроля — вспомнил не без натуги Павел.

— Это одна сторона вопроса. А пусковым моментом оказалось, что молодая докторша поставила, пользуя достаточно новомодную технику типа электрокардиографа, пациенту Жданову диагноз "инфаркт" и потом, когда Жданов помре от прописанного ему столпами кремлевского врачебного синклита лечения, начала выступать против косных старцев, отвергнувших ее "механический" диагноз. Ну, знаете, старики не очень любят всякие новшества, тем более старики с титулами и званиями. То, что высокопоставленные врачи в Кремле были с пятым пунктом как бы понятно. А тогда как раз шла кампания против "низкопоклонства перед Западом", попутно шел раздрай с сионистами, которым СССР решительно и веско помог создать Израиль, но потом дорожки разошлись, вот оно разом и вспухло. ЭКГ все равно потом вошел в широкую врачебную практику, но, как видите, не сразу. Это вы еще не вникали в массу подобных, но более мелких конфликтов интересов, будет время — ознакомьтесь с разногласиями по поводу банальной мази Вишневского, или поинтересуйтесь как аппарат Илизарова принимали. Что либо менять в медицине — это надо плотно каши покушать и потом иметь сторонников и мощное здоровье. Сказочки про осиянного вдохновением одиночку, который открывает всем глаза и те возносят его на руках — не более, чем сказочки. На серьезную борьбу у меня здоровья не хватит. Вот посоветовать вам взять с собой антибиотики и шампунь от вшей — это я могу. Вон как раз аптечный киоск. Если у вас со средствами нехватка, могу одолжить.

— Ну, что вы, я уж как — нибудь сам. А консультация — это да, к месту была бы — сказал Паштет.

— Эх… Понимаете ли, мне и самому хочется поучаствовать в вашей эскападе. Вы не понимаете простой вещи, я же как гусь с подрезанными крыльями. И гляжу из загородки птичника, как собратья по небу летят. А ведь самому-то ой как хочется, но крылышки хлоп-хлоп только, а не поднимают. Так хоть чуток влезть краешком, вроде как и сам авантюрист. Пока еще с порохом в пороховницах — печально улыбнулся старый врач.

— Да я понимаю… — начал Паша.

— Не можете вы этого понять — отрезал старичок — Как говорил один мой пациент, тоже инфарктник, глядя на молоденьких медсестричек: "Глазами всех хочу, а сердце не стоИт!" Мне тогда по простоте моей смешно было. Пока самого не приперло. Теперь — понимаю, а что толку. Впрочем, вы ведь к финансированию своей вылазки никого не привлекли?

— Частных лиц — скромно ответил Паша. Эмоциональная отповедь немного его озадачила. Доктор производил впечатление очень сдержанного человека, а тут вон как вспыхнул!

— Ну, так я тоже частное лицо. Пойдемте, наберем медикаментов. Я думаю, еще левомицитина вам надо будет захватить, тетрациклина, вполне вероятно, что с дизентерией столкнетесь. Вы уже аптечку собрали?

— Ага — сказал Паштет.

— Далеко запихнули? Показать можете? — заинтересовался лекарь.

— Запихнул глубоко, но сейчас достану, раз такое дело — полез в свой мешок попаданец. Потом затормозил, глянул на врача, у которого как-то не очень хорошо глазки заблестели.

— Вот только начинаю я опасаться, что вы, доктор, мне сейчас столько всего напокупаете, что получится несколько мешков, побольше рюкзака. Что-то у вас энтузиазма много, а я все-таки не полевой госпиталь — осторожно высказал свои сомнения Паша.

— Не бойтесь, у меня с собой не так много средств, да и голову я не потерял, пока она на плечах еще. Только и вы имейте в виду, что есть очень железобетонный медицинский факт — на всех войнах, всегда и везде от болезней гибло в разы больше людей, чем на полях сражений. Это некрасивый момент, без ярких мундиров, звонких литавров и развернутых знамен, потому ни в кино, ни в книгах о нем стараются не упоминать, но смею вас заверить — болезни страшнее пуль. Я понимаю, что вы здоровый и молодой, но банальная дизентерия выведет вас из строя ровно так же, как горсть осколков.

Оно вам надо? Воевать, имея ангину и бронхит, может быть и интереснее, но тяжелее. Да и помочь вовремя хворому товарищу — знаете ли очень не вредно — напористо и убедительно сказал врач.

И Паштет сдался.

Впрочем, старикан знал, в общем, меру — купленных таблеток оказалось не так и много, да и по цене они были грошовые по большей части. Инструкции прилагались и врач не стал все разжевывать подробно, напомнив только, что одна таблетка — одна доза, давать три — четыре раза в сутки, и что важнее Паштету будет мыть руки, потому как кишечные болезни и антисанитария военного времени скажутся очень вероятно.

— Вам, главное, не сожрать чужое говно! — закончил краткий курс экстремальной медицины пожилой доктор.

— Это в смысле как? — поразился Паша. Не вязалась грубость такая с лекарем.

— В прямом смысле. Практически все ОЖКИ — острые желудочно-кишечные инфекции бактериальной или вирусной природы. Возбудитель должен попасть к вам в организм. Из зараженного организма — в здоровый. Так что вы должны слопать то, что вывалилось из зараженного организма.

— Даже так? — немного растерялся Паша.

— Разумеется, для этого вам не нужно жрать ведро говна. Как изысканно говорила наша рафинированная преподавательница инфекционных болезней — для инфицирования вам надо скушать микробутерброд с зараженным калом. Я не такой воспитанный, говорю проще — для переноса инфекции нужно немного возбудителей. Но вот переносятся они именно с чужим говном. Потому мыть руки, пить только чистую воду. Если не повезло, и вас распоносит — внимательно рассмотрите свой выделенный продукт. Во время войн царица полей и окопов — дизентерия. Частые позывы облегчиться, зачастую — без результата. Если с результатом — то сверху будет слизистый такой плевочек, часто с кровью. Тогда принимаете либо эти антибиотики, либо вот это — ткнул врач в упаковку левомицитина и в пачку с надписью "фуразолидон". Можно и сочетать, если состояние паршивое. Но лучше, чтобы вы в свой организм не пустили просто так этих вражеских десантников с их говняным транспортом.

Лекарь глянул усмешливо, добавил:

— Ну а если это сравнение вам не близко — то считайте возбудителей ОЖКИ нелегальными эмигрантами. Так доходчивее?

Паштет кивнул.

— А в каком районе вас ждет прошлое?

Паштет назвал.

Врач удивленно присвистнул. Покачал головой, потом признался:

— У меня бабушка оттуда. И мама там родилась, надо же как совпало. Через год после начала войны. А потом чудом выжили, когда их немцы пытались ликвидировать. Если застрянете там — про карателей помните.

— Я помню. Хотя сейчас все больше рассказывали про добрых немецких солдат, которые угощали детишек шоколадом — кивнул Паштет. Его немного позабавило то, как спокойно и даже буднично отнесся врач к возможности попаданства в прошлое.

— Возможно, кого-то немцы и кормили шоколадом. Мою маму — нет. Чудом жива осталась. Разными способами их убивали — и авиация гонялась, и каратели с собаками облавы устраивали и войска с танками с фронта присылали и деревни выжигали и вымораживали и голодуху обеспечили, кровь для своих раненых зольдатов у детей откачивали, а вот насчет шоколада как-то не очень рвались угощать — задумчиво заметил врач.

Паштет усмехнулся, потом захихикал.

Старый доктор вопросительно посмотрел.

— Приятель мой там шоколадом трофейным угостился. Такой приход все получили, атас, правда, на следующий день все чуть от отходняка не сдохли, хорошо один был в компании, который вместо шоколада сигареты взял — курил он как сапожник. С первитином шоколад оказался — пояснил Паштет.

— Знаете, в свете вашего этого уточнения история с кормлением немцами детишек шоколадом как-то приобретает другой оттенок — удивленно заметил врач.

— В смысле?

— Первитин вызывает эйфорию, развязывает язык, резко снижает критическое отношение к поступкам. Чем вырывать ногти или долго бить, потея и уставая, проще дать кусочек шоколада и грамотно раскрутить в разговоре — все выложит маленький человечек, что знает, с радостью и гордостью. Опять же совпадает — как давно читал — пик употребления первитина у немцев — как раз 42 год. И вал разгрома партизан — тоже тогда же. Бабушка говорила, да и ее знакомые тоже — что как раз тогда большую часть потерь немцы нанесли. В смысле и партизанам и местному населению. Мертвые зоны.

Паштет промолчал. Такой неожиданный взгляд сильно удивил. решил для себя — если подвернется первитин и будет возможность попробовать для проверки этой теории, то обязательно воспользоваться.

Доктор, что-то вспомнив, торопливо заговорил:

— Дед один рассказывал. Как они так по снегу от полицаев ушли. Точнее не от полицаев, а от ягеров. Снег по пояс почти в прямом смысле слова, дистанция между — ну полкилометра, а может и триста метров. Наши впереди, эти следом. Скорость движения — от силы полкилометра в час. Немцам проще по следам идти, чем нашим по целине, но у них снаряжения больше, пулеметы перли и патроны, а рвануть налегке вперед не решались — численность примерно плюс-минус равная и без пулеметов немцам шансы не очень.

Но ясно что если спекутся наши — то немцы не спеша догонят и писец отряду. Патронов в отряде мало, пулемет один — ручной ЧеЗет. До темноты еще ого — немцы всегда начинали облавы на рассвете, чтоб весь день впереди.

Ну, вот дошли до болота, замерзшего — но один хер — поле. Открытое пространство — тут не уйти, не успеть до того края — немцы выйдут с пулеметами и все, стрельбище воскресное.

То есть походу пора последний бой принимать. Однако, опытные были — сначала кто-то сообразил — ватник снял, на снег бросил, ноги в рукава вставил — и шажочками мелкими, но не проваливаясь по пояс — все быстрее гораздо. Так перебрались через поле, там потом одним своим пулеметом немцев немного подержали, заставив развернуться в порядок и всерьез выцеливать, что задерживает. Еще причем — натоптали вдоль опушки натурально "траншею" — потому пулемет перетаскивали с места на место довольно быстро, введя немцев в некоторое сомнение насчет численности.

За это время, меняясь, все привязали к валенкам лапник, и дальше рванули что любо-дорого, про гансов даже не вспоминая. Там только главная хитрость — не наступать самому себе "на ноги". И ходьба смешная получается если наспех сделано — словно в ластах по земле идешь.

— Так и ушли? — спросил Паштет. История, конечно, забавная, но до снега вряд ли дело дойдет, если вход и выход будут как у Лёхи.

— Да, так и ушли. Помню еще только, как дед живописал тихий ужас — лес зимний, тихо же все — и СЛЫШНО как каратели идут, ругаются, переговариваются — негромко причем. Ельник невысокий — то есть летом-то в рост а сейчас типа по пояс, в снегу елочки — звук гасят, непонятно откуда, ничерта не видать — а СЛЫШНО. Вот-вот догонят, щаз из-за елочки выйдут — а сил-то совсем нет. И кажется, что выйдут не спеша, не усталые, а ты мол такой что и винтовку поднять сил нет, пот льет, дыхалка все, в глазах плывет кругами. От этого, говорил, еще сильнее вперед рвешься — метров двадцать прошел, устал — а все так же СЛЫШНО. И не постоянно слышно — а то там звякнет то отсюда кто-то скажет что-то. Дед, думаю, ужастиков не смотрел, а то бы наверно сравнил. По его рассказу — натурально хичкоки все курят в стороне. Меня тогда до костей пробрало. А кто отставал, тех немцы застрелили. Несколько человек отстало и, естественно, никто и не подумал оставаться или тащить. Только патроны забирали, если рядом кто был.

— Ходил я по такому снегу, тяжело даже с небольшим грузом, даже на лыжах. Тропинку тропили по очереди, минут через пять я был сырой насквозь, хотя морозяка был градусов двадцать с лишком — кивнул Паштет.

— Тропинку им командир запретил сразу — по тропинке бы нагнали и все, кранты. Нельзя врагу тропинку давать — уверенно сказал врач. Паштет присмотрелся к собеседнику. Что-то ему показалось, что его собеседник стал дышать чаще и вроде как губы посинели. Или показалось?

Старый лекарь привычно вытащил из кармана пластиковую пробирку с белыми таблеточками, сунул одну из них под язык, словно бы прислушался к себе.

— Валидол? — спросил знаток медицины по имени Паштет.

— Нитроглицерин. Валидол — мятные конфетки, толку от них нет. Сейчас лучше станет, ничего особенного — прошепелявил синими губами доктор, опять же это — говорить, прижимая языком таблетку, было у него отработано.

— Может, вам лучше сесть? — закрутил головой попаданец.

— Пустое. Сейчас будет легче. Просто, я немного разволновался. Столько всего вспомнилось и хочется вам рассказать самое важное, а поди знай, какую и где вам соломку стелить. А то потратишь кучу времени, нарассказываешь всякого разного, а вам оно и не понадобится. а вот то, что нужно — и не рассказал. Поди знай! Вот еще вспомнилось, что говорили те, кто выжил. В лесу можно ночью даже бегать, даже в ельничке. Наклонив башку и руку ладонью вперед. Один хрен смотреть кроме как под ноги незачем, все на слух, а если осмотреться то все одно с места. Кстати, я не верю во всякое это экстрасенсорное — но вот как ни крути — выставленная вперед ладонью расслабленной рука — как-то повышает чувствительность на…. ну присутствие или следы присутствия. Наверное, это что-то сродни лозоходству, когда воду или клады ищут. Как и то, что говорят про ощущение чужого взгляда на себе.

Что-то пока еще не изученное, биолокация или черт его знает. Полагаться на это, конечно, глупо но факт имеет место быть.

— Как вы считаете, а Советский Союз можно сохранить? — просто чтобы заполнить возникшую паузу, спросил Паша. Сам он, по молодости, не застал той страны, но по попаданческой литературе точно уже запомнил — попаданцу просто положено убить Гудериана, убить Хрущева и вразумить Сталина. Ну и конечно, СССР становился под лучами попаданца галактической империей.

— Знаете, тут я вам ничего не посоветую — грустно сказал старый лекарь. Подумал и пояснил, подбирая слова:

— Просто марксистко — ленинское учение было выполнено в полном объеме. Бесплатное образование и медицина для всех, отсутствие голода, гарантированный мир, восьмичасовой рабочий день, оплаченный отпуск, пенсия и уверенность в завтрашнем дне, гарантированное жилье и ты пы. Задачи, бывшие акуальнейшими в девятнадцатом веке, когда у работяг жизнь была лютой и ужасной и жили работяги, хуже, чем скоты, были выполнены блистательно и качественно. Больше выполнять было нечего, план исполнен с походом. Целей больше нет. Скучно стало. Вот наши и закутили. А тут дружелюбные соседи еще и с угощением подоспели. Дескать, давайте кончим собачиться, лучше вместе выпьем — вот мы вам нектар "Демократия" принесли! Мы и обрадовались, раньше-то соседушки все с топорами грабить ломились, приходилось их дубьем на путь истинный ставить, а тут в кои веки с добром пришли. Правда, ихняя выпивка изысканная оказалась на деле метиловым спиртом, да еще и с клофелином на сахарине, зато с ароматизаторами и красителями аналогичным натуральным. Вот мы только сейчас потихоньку в себя приходим от лютого похмелья. И видим, что и выпивка была херовой и квартирку нам соседи обнесли, пока мы в остолбенении валялись.

— Да, нас победили в холодной войне — кивнул Паштет.

— Нас не победили. Нас нае…, в смысле обманули. Подсунули красивый фантик, купили своей рекламой, как дикарей раньше — зло сказал лекарь. Посопел носом, добавил:

— Если нет никаких внятных человеческих задач, остаются задачи скотские. Отнять у соседа, забрать себе и величаться тем, что натырил больше. Но на этом далеко не уедешь.

— Сейчас у нас официально нет идеологии — напомнил Паша старому ворчуну.

— Чушь. Идеология есть всегда. И у нас она сейчас есть.

— И какая?

— Да старая, Бухаринская еще — "обогощайтесь!" Дальше все просто — воровство и грабеж дают большие доходы в короткий срок, чем ежедневная работа. Выбор очевиден. И лидеры тоже. Только на грабеже перспективы не будет. Золотой миллиард уже всех ограбил, кого мог. И именно за счет грабежа он золотой. Меня всегда удивляло — как роскошно жила семья Джеральда Даррела — вдова с четырьмя детьми на пенсию по потере кормильца. А вот недавно прочел у Черчилля, что для нормального функционирования Великобритании на одного англичанина работают 13 аборигенов из колоний — и стало понятно, откуда роскошь. Американцы кичатся тем, что они в бога веруют и потому он их поддерживает. Очередные богоизбранные. Потому не читают библию, как должно приличным людям — со вниманием — уверенно сказал врач.

— Странно, знаете ли, что эта древняя книга дает что-то сейчас — хмыкнул Паштет, слушая вполуха и судорожно прикидывая, что лучше бы у лекаря выспросить, пока самолеты прикованы к земле туманом. Слушать про библию было как-то не вовремя. Старичок же почему-то считал иначе.

— Был такой злобный здоровяк Самсон. Может помните про такого?

— Да, слыхал. Там вроде у него вся сила была в волосьях, бабу его подкупили, она ему во сне сделала короткую стрижку, и его повязали — напряг дальние закоулки своей памяти Паша. И немножко возгордился, что он — такой начитанный. Даже всякое бесполезное помнит.

— Совершенно точно. Можно ли считать, что его победили в войне? Да как-то не получается, знаете ли. Одолели хитростью — но не победили. Так что и с нами похожее получилось, и тут наши западные партнеры пролопушили — волосья у нас успели отрасти.

— Ну, не очень-то они и старались нас обрить — хмыкнул Паштет, которому в общем такой подход нравился больше, чем тупое — "нас разгромили и победили", но вот терять время на отвлеченные древние байки было откровенно жаль.

— Нет, доза яда была выдана с запасом. И мы просто обязаны были сдохнуть по любым прикидкам. Вы не в курсе, что все долги СССР были навьючены только на Россию? Остальные республики начали жить с чистой кредитной историей. А на России — все общие долги повисли, сумма там была сильно большой и возвращать ее было обязательно. Правда и право дали получить с разных должников все, что те СССР задолжали, там тоже суммы были здоровенные. Только вот должники откровенно РФ послали в долгий путь прямой дорогой, к слову — и Муаммар с Саддамом тоже, типа долги в основном за советское оружие и заводы, а оно все советское нечистое и греховное, потому возвращать не будем. Итого родилась РФ в долгах, как в шелках. Уже одно это экономику должно было убить увереннее, чем тапка — таракана, но там все было еще мудрее закручено — грамотные люди для нас умело яму с кольями заготовляли. Потому пару лет братские республики работали как дети Америки и ковали свой доллар — получили право печатать рубли самостоятельно и на эти фантики покупали у РФ вполне себе реальные ресурсы, платя резаной бумагой, которая тут у нас только инфляцию вздувала. Такое было милое время, что все здесь были миллионерами, но при том многие банально голодали, потому как на миллион хрен чего можно было купить.

Попутно оказалось, что из братских республик ресурсов-то хрен за рубли получишь, как-то вот так вышло. Игра в одни ворота. Вы небось не запомнили анекдот того времени — "ось, кляты москали, не хочут менять состав нефти на шмат сала!" Ну да, вы же молодой, а я вот помню. А попутно, чтоб Рашка утонула точно — на шею ей повесили несколько добротных гирь. Оставили ядерное оружие и флот, а вот военную технику, которую продать можно легко, очень умело оставили в тех округах, что перешли в самостийные республики. И оказалось, что тех же танков и самолетов в России меньше, чем в Прибалтике, Украине и Белоруссии, потому как приграничные округа снабжались лучше и полнее. Если б не техника из выведенной в чисто поле Группы советских войск из Германии, так совсем бы смешно вышло — Украина по танкам и авиации покрыла бы РФ с походом.

— Странно, что вы называете это гирями. Украинцы вон как переживают. что у них ядерного оружия не осталось — фыркнул Паштет. Доктор явно нес околесину. Да и флот тоже штука полезная.

— Представьте, что мужик после развода переехал из поместья в маленькую квартирку. И волкодавов своих — свору — держит теперь на малых квадратных метрах. Надо псов кормить-поить, лечить, отходы убирать. Выгуливать нельзя — соседи против. Сами-то соседи держат своих волкодавов, а некоторые — даже и волков, но им выгуливать свое зверье можно, а мужику несчастному — нельзя, потому как он же получил заверения, что все вокруг его друзья, а он вдруг с волкодавами. Агрессивно очень получается. Как, расходная картинка? Вы считаете, что флот и арсеналы с ядерным оружием проще в обиходе, чем собаки, никаких трат не требуют? Типа, оно железное и что с ним сделается? Серьезно?

— Я как-то не готов сейчас это обсуждать — буркнул Паштет, вспомнивший, как его отец и он сам, лет десять назад возились с дедовской машиной, простоявшей в гараже несколько годов. Прокорячиться пришлось сильно и менять пришлось кучу деталей, начиная со сдохшего аккумулятора и кончая всякими мелкими резиновыми финтифлюшками и шлангами, пересохшими за время хранения. А потом, когда выехали — гавкнулся ремень генератора. В общем, не порадовала стоялая машинка.

— Тогда просто примите на веру то, что это миллиардные расходы. Попутно наши братья продавали советскую технику по демпинговым ценам, чем посадили на скудный рацион наш собственный ВПК. Так что украинцы могут стенать сколько угодно — но они потому от этого добра в виде флота и атомных ракет избавились, чтоб расходы не нести. А у нас — это очередное чудо и привычный слом точных расчетов наших партнеров по нашей окончательной могилизации — уже в который раз. Опять отросли волосики.

— А толку-то — хмуро ответил Паштет.

— Что вы имеете в виду? — заинтересовался лекарь, поглядывая в затянутое молочной пеленой окно.

— Выросли волосики и Самсон вроде как на себя и своих врагов храм обвалил. Ну, положим, хватит нам сейчас сил устроить с врагами взаимную аннигиляцию, какая в этом радость?

— В общем уничтожении радости нет. Но Самсону деваться было некуда — он был ослеплен, да и постарел, будучи в рабстве. Сил и хватило на разовую акцию. Мы ведь в несколько лучшем положении? — усмехнулся доктор.

Паштет пожал плечами. С одной стороны все сказанное доктором было очень похоже на правду, а с другой — толку от всей этой информации Паша не видел совершенно и не вполне понимал, зачем старый лекарь об этом распинается так старательно.

— Все это, конечно, хорошо и всякое такое, только пока не вижу особой зрячести у нас. И пока, извините, мы от слепого Самсона не шибко отличаемся. Наломать дров можем, а толку? Тем более, что вы сами же толковали про отсутствующую идеологию. Куда двигать-то, если не ломать все подряд. Да и то — если мы будем сидеть на попе ровно — нас начнут долбать. Уже начали — вспомнив баечку Хоря про Крым, сказал Паша. Доктор заинтересовался, потому попаданец быстро и кратко лекарю пересказал ситуацию с взятием Крыма. Что странно — старичок нимало не удивился, принял как должное. Настало время Паше удивленно поднять бровь.

— Вы словно и сами об этом знали? — спросил он собеседника.

— Нет, так в деталях не знал. Но алгоритм поведения старый, обкатанный и повторялся многократно и раньше и сейчас. Очень это действенно — в самом начале мятежа или войны совершить кровавое злодеяние самого отвратительного свойства, чтоб пути назад не было, и чтоб обе стороны в крови мазанулись сразу и ожесточились до зверского состояния. Чтоб никакого примирения и быть не могло. Чего-чего, а такого даже я знаю не один пример.

— Средневековье давно прошло — поставил Паштет старичка на место, но тот возразил:

— Нравы у европейцев средневековые, это верно. Но польское восстание, когда русских солдат в Страстной четверг резали в церквях Варшавы, воспользовавшись церковным праздником и тем, что солдаты были безоружны, было недавно сравнительно — это восстание потом Суворов давил. А были примеры и позже — тот же Венгерский мятеж, когда демократические студенты, а на деле недобитая фашистская сволочь, первым делом в Будапеште вырезала наш армейский госпиталь и семьи офицеров. 1956 год, совсем недавно. Медичек изнасиловали, убили заковыристо, а полуголые тела повыбрасывали в окна. Еще потом и поглумились над трупами, благо среди демократичных студентов оказалось до черта военных преступников. Ясное дело это способствует кровопролитию. Мне когда фото убитых девчонок наших показали, так кровь в голову бросилась, и я бы с удовольствием бы сам пару-тройку этих демократичных венгров бы пришиб своими руками.

— Венгры? — удивился Паша.

— Они самые. У нас очень любят болтать, что нет плохих народов, но вы имейте в виду, если ТАМ столкнетесь с венграми — им в плен лучше не попадаться. Они были такими выдумщиками, что наши их тоже в плен старались не брать. Именно поэтому венгров у нас в плену было мало…

— Я слыхал, что эсэсовцев в плен не брали — удивился опять Паша.

— Скорее эсэсовцев брали, чем венгров. Немцы — они этакие киборги. В них вложат программу убивать — будут убивать старательно. Вложат иную программу — будут мирными. У немцев нет полета фантазии, задорной выдумки в деле садизма. А у венгров она была. Потрошили они мирное население и военнопленных наших с размахом и вариациями, удовольствием и весельем. Симпатичный народ, да. И соседи их любят очень. На фронте немцам приходилось выворачиваться, чтоб румыны с венграми не стояли рядом — сразу же начиналась драка, причем с резьбой по живому мясу. Наши потом этим творчески воспользовались — когда Румыния немцев предала и переметнулась на нашу сторону, советские генералы старались румын не против немцев ставить, а против венгров. Тогда румыны воевали отлично, от души и с остервенением. А до этого у нас в Гражданскую и красные и белые диву давались на дружбу европейцев. Когда чехи закатили мятеж в Сибири, и встали на сторону белых, венгерские военнопленные дружно подались к красным. Не потому, что большевистские идеи им нравились, но против чехов. И что характерно — если сталкивались в ходе боевых действий чехи с венграми, то к удивлению и белых и красных тут же забывали все воинские премудрости, бросали пулеметы и винтовки и сходились в ножи. Пленных после таких встреч не было, раненых заботливо добивали. И наши боялись соваться в эти разборки. Что белые, что красные.

— Вы прямо как сапер Водичка говорите — улыбнулся Паштет.

— Гашек очень точно описал ситуацию. К слову сам он был храбрым человеком — чех, а пошел к красным. Его за это и сейчас в Чехии недолюбливают, не простили. Так что я серьезно говорю, к венграм в плен не попадайте.

— Учту — кивнул хмуро Паштет.

— Да уж будьте так любезны — сказал воспитанный старичок.

— Но тем не менее вы так и не сказали, с чего нам вдруг должно повезти. В смысле не вижу я, чтобы мы прозрели и увидели куда двигаться.

Говоря это Паштет полагал, что старик даст внятный совет — на тот случай, если попаданец доберется до верхнего начальства. Другое дело, что скорее всего этого не произойдет, но пример Лёхи, просто откровенно не знавшего — что говорить этим странным предкам, стоял перед глазами. Толку-то убить Хрущева или наябедничать на Горбачева с Ельцыным. Сейчас Паша понимал, что процесс движения такой громадной страны не только персоналии того или иного руководителя.

— Вот вы заговорили про сапера Водичку и Гашека, так я сразу вспомнил недавний случай. Угощали меня недавно адски навороченным кушаньем невиданной стоимости. Предел мечтаний любого современного креативно мыслящего человека. А меня смех разобрал, когда увидел, что подали.

— И что там было? — спросил Паштет, весьма уныло оценивающий современные кухонные креативы. Ему не нравилось, что в ресторанах подают громадные тарелки с сиротливо затерявшимся на просторах фарфора кусочком чего-то невнятного, но люто дорогого. А съел — и не заметил. И не сказать потом, что обалденно вкусно было.

— Это была черная икра и золотая фольга. Тоненькая из чистого золота. Типа станиолевой для шоколадок, но не из алюминия. По замыслу шеф — повара это было пределом мечтаний любого. А я, знаете, вспомнил почему-то, как денщик Балоун сожрал у своего обер — лейтенанта Лукаша печеночный паштет (Паша вздрогнул, услышав свое прозвище) прямо со станиолевой оберткой. Помните такое?

— Помню, конечно. Этот обжора потом блевал и из него летели куски фольги — кивнул Паша. Как ни странно, а ассоциация врача ему понравилась.

— Именно. И когда нам повар стал рассказывать о тонком контрасте вкуса изысканнейшей икры и чистого золота, с которым наш язык впервые встречается в таком сочетании, мне очень хотелось рассказать ему, что по аналогии надо было бы подавать бифштексы с медными шурупами, а супы с железными гвоздями. Оттеняя вкусом благородного металла всякие харчи. Промолчал, однако, повару ведь невдомек, что я точно знаю — золото инертный металл и вкуса никакого не имеет, потому из него и делают зубные коронки. Это пара стальных зубов тут же устраивает во рту гальваническую батарею. А золото — нет. Да и с икрой вышла несуразица, я еще студентом был, когда оказался в Астраханской области с приятелями в пиковой ситуации — несколько дней вынужденно питались только черной икрой и коньяком. Больше ничего не было. И если в первый день все было круто и мы собой гордились, то потом с удовольствием махнулись бы на борщ с жареной картошкой. Так что мы опять возвращаемся к прошлой теме. Можно изменить сознание людей, чтоб жрать алюминиевую фольгу было позором, а золотую — пределом мечтаний, можно выставить приоритетом потребление всего и вся, но на этом человек просто превращается в свинью. Меняющую раз в год авто и айфон на более навороченные марки, но от этого не перестающую быть свиньей. Самый большой грех американцев на мой взгляд в том, что им была дана уникальная возможность действительно стать лидерами человечества, колоссальные ресурсы, полная безопасность — за обе мировые войны на территорию США упало полтора десятка снарядов которые выпустил полоумный японец с подводной лодки, то есть это оранжерейные условия жизни, а они все прожрали и просрали в буквальном смысле этих слов, и вместо уважаемого лидера превратились в мирового гопника, от которого всем соседям одни проблемы.

— У нас тоже ничего не получилось, вы же сами сказали. Коммунизм не построили, страна развалилась — метко подметил Паштет.

— Не скажите. Первоначальная задача была выполнена. И мало того — мы вынудили и соседушек, как им ни горько было, а тоже выполнять социалистические преобразования. Иначе их работяги устроили бы тоже раскардач, вот и пришлось тратить на чертовых пролетариев деньги и силы, давая этим мерзавцам то, что получили наши — и тот же восьмичасовой рабочий день и запрет детского труда и оплачиваемые отпуска и массу всего такого же.

— Вы уже говорили про восьмичасовой рабочий день — буркнул Паша.

— Знаете, сейчас это кажется вам данностью. Типа "неба голубого" и "солнце греет". Но совсем недавно всего этого и в помине не было. И это — именно наша заслуга, так бы черта лысого западные работяги бы получили все эти блага. Другое дело, что это вымарывается из памяти и старательно заваливается ворохом всякой шелухи, создающей белый шум. В СССР были только жюткие рЭпрессии и больше ничего хорошего, а солнце всходит на благословенном Западе. С распадом страны тоже не все гладко, чем дольше живу, тем подозрительнее мне становится. Понимаете ли, у меня все сильнее крепнет уверенность в том, что нашу страну гробили наши же правители, наша же элита самозабвенно пилила сук, на котором сидела. И соседушки нам помогали всемерно и от души, просто выкладываясь в рвении помочь нам сдохнуть.

— Знаете, это попахивает конспироложеством — хмыкнул Паша. Разговор чем дальше, тем страньше становился. И при этом Паштет вдруг понял, что он получает возможность, попав в прошлое — реально изменить будущее. Только вот беда — не знает он о том СССР, как получается, ничерта. Нет, честно читал, запоминал, но все, что толковал сегодня странный старичок как-то не вписывалось в устоявшееся впечатление. Врач между тем выкопал в кармане еще пару блистеров с таблетками. привычно вылущил пилюли и всухую, без запивки, привычно проглотил. Усмехнулся тенью улыбки, сказал:

— Я, изволите ли видеть, живу в центре Петербурга. А там, на небольшом пятачке всего лишь за триста лет в результате заговоров устроили несколько дворцовых переворотов, убили двух царей, с нескольких сорвали короны, угробили и посадили толпу членов монарших фамилий, не говоря уже о куче разного менее титулованного народа. И не только цари от заговоров страдали, это просто известные фигуры. Эсэр Канигиссер застрелил председателя ЧК Урицкого тоже не по бытовухе, опять же заговор был. Да в центре Питера куда ни плюнь — попадешь в историческое место с заговорщиками. Молчу про города с более древней историей — ту же Москву, а уж Лондон или Рим — так и вообще сплошной заговор на заговоре и заговором погоняет. Вас не удивляет простой факт, что почему-то всякие утверждения про несского лоха или инопланетных аурочистов нимало не вызывают массивного воя и лавины возражений? А невинное и научно обоснованное утверждение о том, что заговоры — составная часть политической жизни государств и вообще человеческого общества — просто самум ненависти и опровержений. Дыма без огня не бывает, потому лично мне кажется, что это специально стараются затоптать весьма обоснованные подозрения, взамен выдав ерундовый бред о случайности и хаотичности всего происходящего. Марионетки сами по себе пляшут, никаких кукловодов нет и быть не может, нет влиятельных групп, нет действующих элит, нет корыстных интересов, нет корпоративных и государственных интересов — все само, волей божией. Но такой взгляд вызывает очень неудобные вопросы.

— Хаос ведь был у нас и бардак. Много раз слыхал, что вся система прогнила — подначил его Паша.

— Не надо повторять глупости. Иначе придется вас спросить, почему это у нас в России только в двадцатом веке трижды под соусом "система у вас прогнила" приходили соседи нас грабить до костей, а в Англии та же монархия с чего-то не прогнила ни разу. И боюсь, что у вас не будет ответа на этот вопрос, разве что кроме "Королева у них авторитетная была". Или еще более иррациональное — англичане — оне особенные и все тут. Ну как, есть что ответить?

— Да ладно. Вы хотели сообщить что-то о своих подозрениях. Я, честно сказать, не надеюсь, что сразу же со Сталиным встречусь, но знать как СССР умирал может быть мне полезно — ответил уже серьезно попаданец. Врач кивнул.

— Так вот должен заметить, что в 80 годы у нас в стране прокатилась волна катастроф — сказал старый лекарь.

— Человеческий фактор. Катастрофы есть везде и у всех, хоть и в той же блаженной Швейцарии бывают, а уж японцы со своей Фукусимой и совсем корку отмочили — хмыкнул Паша. Он чуточку троллил собеседника, что-то он слыхал о Чернобыле, но чтоб вот так, валом катастрофы и все злоказненные — ему казалось все же преувеличением. Чего — чего, а идиотов у нас в стране полным — полно. Любой, кто поездит за рулем машины, легко в этом убеждается за пару часов.

— То-то и оно, что катастрофы перед развалом Советского Союза были из ряда вон выходящими. Вопиющими и очень такими, кинематографичными, словно сценарии писал опытный мастер по хоррору. Разумеется, аварии и катастрофы всегда будут там, где человек портачит. Но это не означает, что отсутствует злой умысел напрочь. Тем более, что задача стояла вполне понятная — население должно было наглядно видеть, что их государство — дерьмо бесполезное. Причем во всем. И эти катастрофы 80 — они из ряда вон, как в тогдашнем анекдоте, где "поезд столкнулся с пароходом, потому что на них сверху самолет упал". Понимаете, государство должно обеспечивать безопасность, это его основная задача. Что можно сказать хорошего про государство, если в нем поезд столкнулся с пароходом и так все время? Вот вы смеетесь, а к слову такая катастрофа была в США, еще до первой мировой — но там все ясно и понятно — из-за разлива реки так вышло. А у нас теплоход "Александр Суворов" во время круиза по Волге впилился в железнодорожный мост на полном ходу — не в тот пролет пошли. И стальная ферма как бульдозерным ножом срезала всю верхнюю палубу с рубкой, танцзалом и кинозалом. Только убитых — 176 человек, в том числе и штурман с рулевым, которые как бы в катастрофе и виноваты. По мосту шел товарняк с бревнами и от удара бревна посыпались в тот фарш из кусков теплохода, зрителей из кинозала и танцевавших. Жуткое получилось месиво, матерые судмедэксперты и то обалдели, когда там работали.

— И при чем тут заговоры? — удивился Паштет.

— Да я тоже считал, что не при чем. а оказалось, что было еще достаточно светло. В рубке два человека, трезвых, что характерно, опытных, обученных. И они полным ходом прут прямо в мост, отлично видя из окон рубки, что идут в стальную стену. И ни удрать не пытаются, ни повернуть, ни задний ход скомандовать. Словно их и нет в рубке. У меня достаточно моряков было в пациентах, должен вам заметить — странно такое для этих мужчин. Их неплохо готовят. И психологически они не барышни сопливые. А тут — словно их и нет в рубке, словно они "кайтеном" управляют. Но ведь наши моряки — не камикадзе. Зато если предположить, что некто зашел в рубку и вырубил обоих, что в принципе несложно сделать, все становится вполне объяснимым. Или попались мне фотографии по взрыву в Арзамасе, где на железнодорожной станции бахнул состав с взрывчаткой. 774 раненых, 91 погибший. Из ряда вон случай, хотя взрывы и раньше случались, но не с такими жертвами. А тут снесло кучу домов.

— Сами же говорите, что и раньше такое бывало — скептически сказал Паштет.

— Да, но на фото запечатлен гриб взрыва сразу после этого бабаха — многозначительно сказал врач.

— И что? Я таких фото в инете много видал.

— Но это 1988 год! Тогда не было у людей мобил с встроенным фотоаппаратом. Чтобы пленочный фотоаппарат подготовить к съемке — его расчехлить было надо, взвести, выставить диафрагму и выдержку, навести самому на резкость — а это все секунды. И гриб должен бы подняться высоко, а тут словно стояли наготове и ждали, и щелкнули сразу, как бахнуло. Понимаете? Словно как с тем самым терактом по башням — оказалось, что в нужных точках стояла аппаратура и сняли со значительным операторским мастерством. И повторюсь — что ни катастрофа, то прямо хоть фильмы снимай. К слову и снимали, да. По тому же утонувшему "Нахимову". И по Чернобылю, где вроде бы тоже можно списать на молодецкую глупость, но опять же, как вспомнишь, что рядышком с АЭС был крупный и секретный военный объект, очень неприятный для наших соседей — а именно станция загоризонтного обнаружения пуска ракет — тоже задумаешься. Ведь понимаете ли, заговор — это не обязательно адская машина с часовым механизмом и не снайпер на крыше дома.

— Мне кажется, что вы что-то намудрили — заметил Паштет, судорожно думая, а что толку с рассказов об этих вычурных происшествиях.

— Вот, к примеру, царь Алексей Михайлович решил жениться. И серьезные люди ему и невесту правильную подобрали. А царю молодому другая невеста понравилась, неправильная. И этой невесте при подготовке к выходу так туго заплели косы, что у нее ожидаемо произошел спазм сосудов головного мозга и она упала в обморок, выйдя к царю. Этот казус случился прилюдно и очень вовремя, несчастную девушку тут же объявили "порченной" и сослали в монастырь, а царь женился на удобной серьезным людям невесте. Лишнее свидетельство тому, что и тогда не дураки жили, сейчас эта методика — тугое сжатие головы, пользуют дамы, страдающие от мигрени.

— Ну, изящно сделано, если и впрямь специально, а не от избытка усердия. Хотя опять же никакого документального сопровождения и твердых свидетельств. И получается опять голимая конспирология — примирительно, но твердо ответил Паштет. Он глянул в окно, с грустью убедился, что туман стал еще гуще, хотя казалось бы — некуда уже. С другой стороны на душе было как-то тревожно, слова странного старичка убеждали в том, что портал будет в этот раз. Это с одной стороны радовало, с другой стороны напоминало те секунды, когда год назад перед открытой дверью спортивного самолетика Паштет решался прыгнуть с парашютом. При том зудело от понимания того, что надо как говорится в поговорке "перед смертью надышаться", не в смысле, что Паша собирался помирать, а в том плане, чтоб подготовиться лучше перед броском.

— Говаривал один римский император, что заговор до той поры не виден, пока не свершился. А потом уже поздно доказывать, потому как императора-то уже убили. И поди знай — коварных ли заговорщиков превентивно казнили перед самым тем как, то ли невинных зарезали зазря. Хотя есть способы прикинуть — было оно или не было — задумчиво сказал старый врач.

— Это вы о чем? — немного рассеянно спросил Паша, прикидывающий судорожно, что было бы лучше у этого собеседника узнать, не слишком углубляясь в дремучие дебри медицины и истории. Честно признаться, уже то, что врач рассказал про желудочные и кишечные беды, громоздилось в сознании Паши здоровенным ворохом и надо было спешно распихать знания по полочкам, пока не забыл, что да как. Поэтому попаданец не стал мешать лекарю болтать, в это время незаметно приколачивая гвоздиками на видные места памяти основные положения лекции об инфекциях.

— Научный подход, он же — здравый смысл.

— А вы — ученый? Я полагал, что вы практик, судя по вашей информации о лечении дизентерии — усмехнулся Паштет.

— Конечно. Ученые бывают блестящие (тут врач погладил себя по гладкой лысине), выдающиеся (выпятил животик яичком) и сложившиеся (по-покойницки скрестил руки на груди, закрыв глаза и приняв постный вид). Так что, как видите — я блестящий ученый — улыбнулся довольный розыгрышем лекарь.

— И что подсказывает вам здравый смысл? — посмеявшись, спросил Паша.

— Здравый смысл, если уж толковать о конспирологии и ее основных темах последнего времени, говорит мне, например, что любое научное открытие обязательно дает "круги по воде", это такое шило, которое в мешке не утаишь. Изобрели обжиг глины и черепки от горшков с кирпичами подтверждают это открытие. Научились плавить медь — и вот уже везде археологи находят кинжалы, шлемы, бусы и браслеты. А мы пользуемся медными проводами. Изобрели порох — пожалуйста, батальоны мушкетеров, батареи орудий, фейерверки по праздникам. Даже секретные изобретения о себе дают знать — появились радары, а сразу же за ними — микроволновки, использующие один из побочных эффектов этого процесса. И тут же меня пытаются убедить, что американцы катались на Луну, словно студенты на трамвае — и это никак себя не проявляет, хотя доставка нескольких людей на Луну и возвращение их живыми обратно означает колоссальный прорыв сразу в нескольких областях. Это означает потрясающую систему жизнеобеспечения, сверхмощное средство доставки, великолепную систему управления, что возможно применить в самых разных областях. Да с такой системой жизнеобеспечения можно легко колонизировать морское дно, к примеру. Ан вдруг оказывается, что через сорок лет эта система лучше у русских. При том, что мы о высадке на Луну и мечтать пока не можем. И средства доставки — лучше у нас, как выясняется. Типа американские шибко дорогие, ага. И получается, что все это фиглярство и балаган. Тогда сразу понятно и почему народу так много "возили", да еще и с автомобилем, куда ж американцы без автомобиля, и грунта 400 кило привезли — если все это не в реале, то чего стесняться. Это когда все происходит в действительности. а не в киностудии-то каждый грамм на счету, а тут — грузи кулем, потом разберем. Не говорю уж о том, что наши космонавты после работы в невесомости возвращались с серьезными проблемами и нуждались в серьезной реабилитации — трудно человеческому организму без гравитации, мышцы моментально слабеют без нагрузки и тонуса. А американцы — как огурцы. при том, что система оздоровления космонавтов и поддержания их организмов в порядке при невесомости разработана совсем недавно — причем у американцев она от нашей отставала, когда сравнили.

— Не верите, значит? И насчет того самого теракта 11 сентября — тоже? — уточнил Паша.

— При чем здесь вера? С какой стати мне кому-то верить, тем более — американцам, которые сильны в рекламе себя, как никто. А реклама и ложь — родные сестры. Я просто не вижу никаких внятных подтверждений американским бредням. Если уж говорить о теракте… Просто представьте, что в кардиологической клинике кто-то сделал виртуозную операцию, по одновременной пересадке трем пациентам сердец. При этом вы знаете, что там есть три бригады высококачественных хирургов, такие операции не раз делавших. Но сами хирурги утверждают, что операцию сделал залетный чувак — парамедик, недоучка, скальпеля в руках не державший. Вы поверите этому? Скорее всего — нет, потому что недоучка без практики просто тупо не знает, как эту операцию делать, тем более в одиночку ему не сделать сразу три операции — и не налажать при том ни в одном движении. Так логично?

— Логично — согласился Паша.

— А в случае теракта нам рассказывают об арабах, которые ни до, ни после такие теракты не устраивали, пилотов среди якобы террористов не было, и как они с легкостью необыкновенной таранили три здания, особенно Пентагон, который весьма низенький. При том, что сами американцы собаку съели на дистанционном управлении разными летающими объектами, да и не только собаку и не только съели. А если добавить, что тем же арабам теракт принес кучу высыпанных им на головы бомб, а американцам — наоборот мировой профит и карт-бланш для развязывания войны где угодно? Да в придачу тот факт, что чертовы Близнецы были убыточным предприятием и требовали люто дорогого ремонта, а так снос этих недоскребов дал владельцу зданий чистой прибыли в три миллиарда страховых выплат — уже как-то версия про гениальных арабов сильно тускнеет и жухнет.

Я, знаете ли, арабов-студентов учил. И к слову видел, как они водили машину, получив права, то есть пройдя полный курс обучения вождению именно этой машины. Потому рассказам про блестящее вождение пассажирских самолетов после пары уроков на легкомоторной авиетке внимаю как чистую фентези про эльфов и гоблинов. Мне как-то свой опыт ближе, чем болтовня всяких брехунов, любой, кто долго общался с пациентами, не очень верит словам. Араб кидающийся с ножом на израильтян, или подрывающий себя в автобусе — да, вероятен, потому как таких инцидентов сотни. Внезапно гениальные арабы, блестяще выполняющие виртуозное пилотирование тяжелых "Боингов", при том, что они априори этому не учились и не умеют — это уже из сборника Тысячи и одной ночи сказок. Потому как такого не было и не будет, без учебы и практики нет профессий — хмуро сказал лекарь.

— Я думал, что вы будете рассказывать про всякие уголковые отражатели. колышущиеся флаги или про арабские паспорта, уцелевшие там, где сталь поплавилась — усмехнулся Паштет.

— Зачем? Научные открытия всегда о себе заявляют, я же говорил. Если по прошествии 40 лет наша система жизнеобеспечения оказывается лучше американских — которые должны бы быть на три головы выше даже в то время, будь оно правдой — то это означает только одно — не было тогда высадки людей. Летали железяки. Остальное — фикция. Точно так же — у американцев была внятная и многократно проверенная возможность направить три летательных аппарата куда надо, а у арабов такого не было. Плюс оценка профита. Стройность мышления совершенно необходима. Иначе можно доболтаться до чего угодно, но на хлеб это никогда намазать не удастся.

— Интересно это все, только я не очень себе представляю, как мне это может пригодиться в моей авантюре — заметил Паша.

— Знал бы, что вам там может пригодиться — говорил бы только об этом. А пока единственное в чем уверен — так это в том, что регулярное мытье рук в пять раз уменьшает шанс подцепить какую-либо кишечную инфекцию. Вот за это — отвечаю. А то, что я говорил… Не надо садиться играть с шулерами в карты по их правилам. Это обязательно плохо кончится. И верить мошенникам тоже нельзя. Хотя, конечно, можно бы сказать и проще — если на клетке со слоном написано — "буйвол" — не верь глазам своим — усмехнулся печально врач. Помолчал немного, задумавшись поглядел в белое молоко за окном. Потом продолжил:

— Знаете, мне кажется СССР погиб еще и потому, что мы не знали куда идти. По определению нам был обещан рай, который называли коммунистическим обществом. При том никто понятия не имел, что это такое. Люди вообще легко могут описать ад — тут у нас фантазия работает как надо, разве что в средневековье рассказчики про адские муки понятия не имели о бормашинах, стоматологах и асфальтоукладчиках, поэтому их фантазии имели серьезные технические ограничения. Это, к слову, лишний раз доказывает, что и ад и рай придумывают люди, было бы это божественным явлением, оказалось бы описание чего-либо непонятного, а не банальные котлы со смолой, вполне бы в описании могло бы быть не столь привязанное к моменту рассказа. Типа описания телевизора человеком из глухих мест Африки, который до того зомбоящик не видал.

Да еще и за долгий срок переврали, что можно. Так вот в описании рая только скандинавы мало-мальски современны. У них Хелльхайм — явно зависший сервер, а Вальгалла — практически компьютерная игра с прохождением уровней, респауном игроков и бонусами в виде виртсекса и виртуальной еды. Правда, надо заметить, так себе игрушка — всю бесконечность днем драться на топорах, а к вечеру оживать и идти жрать кабанятину — несколько однообразно, практически "День сурка" — задумчиво сказал старичок.

— У мусульман таки девственницы для праведников — блеснул информированностью Паштет. Как ни странно — а он и сам задумался на эту тему — а что такое — рай?

— Часть ученых считает, что тут есть банальная ошибка при переписке. На языке корана "девственница" пишется очень похоже на "гроздь винограда". Так что они считают, что усталому путнику, прошедшему свой земной путь, предлагалась не толпа дев, что немного странно для уже утомленного, а кисти освежающего винограда. Не берусь судить, но у нас в анатомии есть несколько очень характерных ошибок, которые явно возникли при переписке рукописей, но укоренились настолько, что менять их на правильное нет резона. Проблема тут в том, что для каждого человека рай представляется не так, как для других. Одному хочется массы путешествий и приключений, для другого истинный рай — полежать спокойно на диване и чтоб никто не дергал, а для третьего — это возможность безнаказанно насиловать малолетних детей, вытаскивая потом из разорванного ануса жертвы ее кишечник. И как создать общее счастье для всех троих, чтобы было однообразно?

— Ну, последний не попадет в рай — уверенно заявил Паша.

— Да? А если жертвы — это гнусные язычники и язычницы? Нехристи и неправоверные? Не буду распинаться про развлечения христианнейших крестоносцев в Константинополе или Альбигойе или Пруссии и тех же испанцев в Южной Америке, просто спрошу — вы в инете смотрели на то, как понимают коран ваххоббиты? Вижу, что смотрели. Так что вопрос о том, кто попадет в рай — опять же открыт. Та же проблема — что такое коммунистический рай — оказалась неподъемной и для советской элиты. В итоге элита плюнула на такие сложности и решила просто наворовать побольше, чтобы строить рай не для всех, а для своих семеек. Понимаете ли, модель и христианского и мусульманского рая — это мечты бедняка. Человека, который никогда досыта не ел и не отдыхал. Для христианского короля или мусульманского султана представляемый рай был банальным привычным житием. Такой рай реально было построить на земле — что и сделала секта гашишинов. Всего-то нужен сад, покладистые девицы, еда — питье и немного гашиша. И все — ассасины готовы жертвовать собой, чтоб так жить. Но султан и так живет не хуже. У него есть сад, девицы и еда с питьем. Получается не очень толково. Вот и советский человек стал сыт, пьян, нос в табаке — и заскучал. А советская интеллигенция оказалась совершенно бесполезной. Вы не читали советскую фантастику?

— Я — нет. Но мой приятель, лежа в больнице, перечитал все, что смог и злобно ругался, что персонажи у советских фантастов — инфантильные придурки — вспомнил попаданец булькающего злобой Серегу.

— У вас наблюдательный приятель. Проблема была в том, что воспитание советского человека шло странным образом, готовился какой-то идеалистический идеал для свершений в идеальном мире…

— Сферический конь в вакууме — хмыкнул Паша, внимательно слушая.

— Совершенно верно. Такое впечатление, что правила поведения советских людей были придуманы рафинированными старыми девами, живущими в хрустальной башне из слоновой кости. Такое толстовское непротивление злу насилием популяризовалось, что великого графа бы стошнило. И не только в целом, но и в быту. Представьте себе, что правила самозащиты в Советском Союзе были доведены до каких-то чудовищных вершин, переплевывая по формализованности правила рыцарских турниров. И суды свято за этим следили, карая за самозащиту самым лютым образом.

— На дуэлях всегда были правила. А рыцари (тут Паштет вспомнил знакомых бугуртщиков) — они грубые по натуре вояки.

— Дуэльные правила просто полное отсутствие правил, по сравнению с советскими установками на самооборону. Понимаете ли, если на вас напало трое, но безоружных, вы не имеете права схватить палку — потому как у них оружия нет! — начал доктор.

— Но их трое!

— Для суда это было неважно. Если на вас напал боксер — вы тоже не имеете права хвататься за камень или палку, он то безоружен! Если на вас напали с ножом, а вы нож отняли — то вы не имеете права ударить врага его ножом — потому как, потеряв свою железяку, он стал безоружен. И больше одного удара по лицу наносить нельзя, потому что автоматически все следующие удары — уже превышение обороны… Я, честно говоря, помню только один — единственный случай, когда советский суд в деле о самозащите принял вполне нормальное логичное решение. У нас на кафедре судебной медицины был небольшой музей экспонатов, очень помогали при обучении. так вот там имелся череп хулигана, который организовал нападение деревенской молодежи на студентов нашей альма-матерь, которые туда были посланы "на морковку". Хороший такой череп, неандертальской лепки, видно красавчик был при жизни тот еще. Стоял как раз слева от женского с несколькими десятками насечек на теменной кости и небольшим переломом височной…

— Зачем в мединституте черепа? — удивился Паштет.

— Как зачем? — искренне удивился старичок.

— Ну я думал, что врачи лечат…

— А судмедэксперты занимаются следопытством и по ранам и переломам выносят вердикт что и как происходило. В принципе каждого врача этому учат, все мы чуточку Дерсу Узала, да и диагноз поставить пациенту — тоже то еще следопытство — пожал плечами лекарь.

— А что происходило с женским черепом? — полюбопытствовал Паша, не удержавшись.

— Свекровь невестку била топориком. Топорик легкий, женская рука слабая. острием не получалось пробить, опять же теменная кость крепкая. А когда догадалась развернуть обухом и ударить в висок — добилась свого.

Так вот деревенские напали на группу студенток и попытались их снасильничать. Того не учли, что неподалеку была и группа студьозусов и на девчачий визг они прибежали. И, как ни странно, не струсили, как положено интеллигентам, а устроили добротную драку, тем более, что избитые полуголые девчонки в рваной одежке сильно подогревали инстинкты. Деревенским наваляли, как ни странно, поле боя осталось за медиками, а главарь аборигенов получил люлей, несовместимых с жизнью, хотя помощь медицинскую ему оказали быстро. Дальше начался долгий суд с многократными медэкспертизами, башку главаря возили туда-сюда, в итоге превышения самообороны найдено не было, пока суд да дело, покойничка схоронили без головы, а его жбан так и остался на кафедре. К слову сами деревенские не шибко горевали о потере, был им этот главарь хуже горькой редьки, так что земляки его только обрадовались такому течению событий.

— Вполне вероятно, что среди студентов просто был сын или внук кого-то весомого — заметил мудрый Паша.

— Вполне возможно — согласился задумавшийся доктор.

— Странно как-то это слышать. Принято говорить, что Советский Союз был агрессивным. пропаганда у нас была агрессивной и тому подобное — усомнился Паштет. Собственно говоря, ему только сейчас стало как-то понятно, что он собирается в совершенно иную страну, а знает про нее очень мало, и как бы ему не погореть на таком незнании, как тому туристу, что сгоряча въехал в Саудовскую Аравию, имея в чемодане две шоколадки с алкогольной начинкой из дьюти-фри, а получил за это 75 ударов плетью и четыре месяца в тюрьме.

— На моей памяти наша советская пропаганда была все время антисоветской последние лет тридцать. И постоянно работала как раз против страны. А уж сейчас это и тем более заметно. Вы ведь слышали, наверное, что сейчас многие говорят, что в СССР говорили все верно про капиталистическую жизнь, только мы не верили? Ну так ведь подать информацию можно по-разному. Вот например идет скучная болтовня про экономический кризис и тыры-пыры и заканчивается все фразой "Да, невеселое рождество нынче в Нью-Йорке!" И сопровождается вся эта, в общем-то, верная информация веселым видеорядом с праздничными елками, радостными неграми, которые улыбаются ртом до ушей и тащат груды красиво упакованных подарков. Или такой же нудный анализ с кучей цифр и резюме: "Над Парижем светит яркое солнце, но не радует оно парижан!" — и все это под видеоряд с нарядной эйфелевой башней, счастливой целующейся парочкой и улыбающимися солидными мужчинами, явно довольными жизнью. При этом сам анализ верен и да, проблемы есть, но не зря же раньше говорили "Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать!". К слову с точки зрения медицины виденное запоминается в 15 раз лучше услышанного, а при эмоциональном окрасе виденное остается в памяти еще глубже и крепче — вздохнул старый врач.

— Россия — родина слонов! В здоровом теле — здоровый дух! — усмехнулся Паштет.

— Да, и это тоже. Хотя только в нашей стране есть настоящее чучело мамонта — причем еще и две мумии мамонтят в придачу, чего больше нет ни у кого. Так что со слонами не все ясно, хотя сама фраза заведомо дурацкая и для того и пущена в обиход. Видите ли, нередко бывает так, что фраза, имеющая внятный смысл и практическое применение обрезается, и уже поэтому становится идиотской. Вы слыхали такую глуповатую фразочку: "Бокс — это не шахматы! В боксе думать надо!"

— Слыхал — кивнул Паша.

— Так вот это говорил очень умный человек, тренировавший наших чемпионов. И в его устах она звучала чуточку иначе: "Бокс — это не шахматы! В боксе думать надо быстро, а то будет очень больно!" Чувствуете разницу? То же самое и со здоровым телом. Пропаганда — мощнейшее оружие, которое оказалось посильнее авианосцев, ракет и танков. Вообще промывка мозгов — страшная вещь. Очень страшная. Вот как сейчас в халифате или вна Украине. Такое я видел уже. У сектантов "Белого братства". И это было жуткое впечатление, когда я с ними общался — понял я, что это чистые зомби. Вот реально — мне было страшно. Я ведь им хотел морды бить — весь город загадили своими плакатами с Марией Дэвил Христос. Подошел, когда подловил, глянул — тощие подростки. С совершенно мертвыми глазами и промытой психикой. Инопланетяне. Биороботы. Зомби. Бить — бесполезно. И мне стало страшно, как со мной редко бывает — поежился от воспоминаний доктор.

— Я не слыхал про таких — признался Паштет.

— Сейчас я думаю, не было ли "Белое братство" полевым испытанием новых психотропных средств. Больно похоже с нынешним бедламом и территория та же — задумчиво проговорил старичок. Потом посмотрел на Паштета, сказал спокойно:

— Черт с ними, секта, как секта. Киевская. Сейчас там зверье пострашнее.

— А немцев тоже тогда оболванили и зомбировали? — спросил Паша.

— Нет, с немцами хуже. Они сюда шли сознательно и воевали потому отлично.

— И почему? Что им вообще тут маслом и медом намазано. Чего они сюда лезут — Наполеоны, Гитлеры? — прищурился Паштет.

— На мой взгляд причин две. И обе — важные. Первая — у нас много ресурсов. На любой вкус. Мы и сами зачастую не понимаем, насколько мы богаты. К слову, вы не были в Версале? — спросил почему-то старый доктор.

— Нет — удивился вопросу Паштет.

— Так вот воду в фонтаны Версаля качают насосами. Получается дорогое удовольствие, потому фонтаны запускают на несколько минут и только тогда, когда подходят группы экскурсантов.

— Не совсем уловил, в чем соль — признался попаданец.

— Я сравнил с фонтанами Петергофа, которые снабжаются самотеком из нескольких озер, питаемых десятками родников, хоть круглосуточно фонтанируй, и почувствовал эту самую разницу, глянув глазами французов. Вы бывали в Петергофе?

Паштет кивнул. Он что-то слыхал про водные ресурсы, но как-то с такой стороны не заходил. Чего-чего, а воды всегда вокруг было, хоть залейся. Поди ж ты.

— И подобное за что не схватись. немецким воинам было обещано после войны по поместью и по 50 рабов-туземцев каждому. Что интересно — Гитлер не обманул своих избирателей и уже в ходе войны в Германию прибыло несколько миллионов острабов и каждый немецкий крестьянин легко мог стать феодалом-рабовладельцем, получая восточную рабскую силу за гроши. Причем, что еще более интересно — треть этих рабов померла, хотя отбирали только здоровых. Оказалось, что дешевле рабов и рабынь не кормить, а морить экономно голодом и закупать новых. Так что надо глядеть со стороны — тогда видно, насколько мы богаты. Вторая причина — эти Наполеоны знают, что пока мы есть — они — ненадолго. И знаете, мне так кажется, что тут вся проблема в том, что у нас другое отношение к людям привито. Ну вот не воспитали нас так, чтобы мы считали туземца с Кавказа нечеловеком. И азиата тоже. Они для нас — все равно люди. И рабов мы не держали как-то. И неотгеноцидили никого толком. Нет у нас в истории таких свершений, чтоб какое-то племя вырезать поголовно с бабами и детьми. А у наших соседушек такого полным полно и они совершенно этого не стесняются. В этом и разница. Есть очень хорошее определение: "Людоедские методы могут привести только к людоедским результатам". Математическое, я бы сказал. Вот у Пол Пота получилась мумба-юмба какая-то. А, например, у Сталина никаких людоедских результатов по факту не выявлено.

Результаты наоборот по высшему цивилизационному уровню. А говорят — людоед был. Но по формулке этой весьма правильной получается — лгут. Когда покопаешься в подробностях, то получается, что жестокости нашей истории людоедскую черту отнюдь не переходили. Все по уму делалось, жертвы приносились весьма скупо, я бы лично пошире размахнулся. Ведь реально посмотришь, кого и сколько шлепнули, разочарование наступает. И где эти сотни миллиардов расстрелянных командармов? Сванидзе так обнадеживал, а на поверку вышел пшик. Но кто-то усиленно лепит антирекламу сталинизму — наиболее удачному периоду нашей истории. Зачем — нетрудно догадаться. Чтоб мы где угодно ходили, только не по правильной дороге. Лгут напропалую, чтоб дрожь брала, какие тогда ужасы творились. А вот хрен там. Сотни и сотни нормальных людей, которые жили при сталинизме, с которыми я общался лично, которым уже не только не запрещалось рассказывать ужасы про то время, но даже приветствовалось, ужасов не рассказывали. А у них ведь всякое бывало. Кого фильтровали полгода, у кого заградотряд сзади поселился, на кого доносы писали, а кто и под суд попал, но был оправдан. В военное время, между прочим. Не было гнетущего ужаса. Была нормальная жизнь. С лагерями-карцерами, как и сейчас, впрочем.

Система была демонтирована по смерти Сталина. Там один гвоздь выдернули — ответственность высшего руководства. Ее не отменили, а сильно снизили порог. Вру. Второй гвоздь — непримиримость к западным упырям. Хрущ еще не был полным соглашателем, но шаги сделал. Захотел, не разоружаясь, не сдувая бицепсов, но все же мирно соревноваться с западом. Но это лажа, если не махать дубиной перед носом у соседей, они начинают думать, что все, можно с мешками приходить, обносить квартиру. А потом уже совсем соглашатели пошли. Наша страна начала сыпаться в 1953 году. Около 30 лет шла стагнация, во время которой народ успели обыдлить неимоверно, потом устроили катастройку. Потом лихие 90-е. А вот потом самое интересное. Наверху стопроцентных проституток отодвинули ребята, которые хотят поиграть и что-то выиграть. Но мне их игра не нравится. Выиграть ее нельзя. Карты отравлены, а они их руками мацают — грустно сказал врач.

— У меня такое впечатление, что там наверху опять велосипед изобретают — заметил Паша.

— Знаете, я к тем, которые велосипед выдумывают, нежные чувства питаю. Сам такой был. А вот есть такие дубы, они только путь в преисподнюю открыть могут. Дело не в тупости их, хотя есть маленько. А вот нацеленность какая-то внутренняя, прошитость. Как бы они ни шли на Одессу, выйдут обязательно к Херсону. По самые уши — и лекарь показал руками печальный результат выхода к названному городу.

Паштет усмехнулся, потом спросил: "Так что, опять революция должна быть?" Старый лекарь задумался, помолчал. Потом осторожно подбирая слова ответил:

— Революция — это дело такое непростое, в нем разбираться вовсе не легко. Бирюльки натуральные. Чтобы хоть что-то понять, надо представить, что люди вовсе не сошли с ума, а в крайнем случае немного затупили. А кровавость революций обусловлена вовсе не кровавостью грядущей идеологии. Идеология вообще ширма. Главное, чтоб много крови было, это самоцель. Ну, в смысле, что некая часть общества подлежит неизбежному истреблению, ибо другие способы исчерпаны. Эта часть является несомненной раковой опухолью, потому народ так отчаянно режет по себе же. Чем кровавее и радикальнее рубанули, тем надольше хватит. Через какое-то время паразитическая опухоль опять начнет расти, но, пока ее почти нет, страна делает рывок. Потом паразиты доводят ее до полного паралича, а там либо гибель, либо новое кровавое очищение. Вроде, грустная картина получается, а как подумаешь — фигня это, мелочи жизни. Ежедневное маленькое зло, помноженное на миллионы и на годы, гораздо страшнее. Впрочем не обязательно революция. Знаете, чем отличается мир от войны? Когда война — можно мочить врагов. Даже нужно. Когда мир — врагов мочить нельзя. Независимо от того, что они творят. Может, бывает такое, чтоб врагов нет совсем? Не бывает никогда. Вывод?

— Надо лепить образ врага? — хмыкнул Паша.

— Когда враг есть, а образа у него нет, это называется слепотой.

Безразличный механический женский голос стал монотонно перечислять очередной перенос сроков вылета и прибытия. Публика притихла, слушая нерадостную информацию, даже дети вроде бы угомонились.

— Экая получилась ектенья — заметил доктор, когда услышал и про свой рейс.

— Так понятно, что пока туман не рассосется, нам придется тут сидеть — вздохнул Паштет.

— Да, разумеется. Пойдемте в кафе, съедим чего-нибудь — предложил врач.

— Не факт, что стоит это делать. Все эти кафе в наших аэропортах люто дорогие и совершенно все там невкусное. Да и за рубежом так же. Пользуются. что деваться некуда — возразил Паша.

— Не спорю. Но тем не менее, времени прошло уже много, надо чего — нибудь положить на зубы, режим соблюдать надо.

— Я могу весь день не есть ничего — брякнул попаданец и подумал, что это получилось как-то чересчур хвастливо.

— Конечно, вы же молодой еще и у вас организм изношен не сильно. Вот и давайте не будем его портить раньше времени. Обойдетесь без гастрита. Я угощаю! — ухарским голосом, но тихо сказал лекарь и его глаза блеснули усмешкой.

— Да не в деньгах дело. Досадно их, подлецов, рублем поддерживать — пояснил упрямо Паша.

Но сдался и вскоре оба сидели в кафе, которое было полупустым — цены и впрямь были живодерскими. Единственно, что все же убедил старика не разыгрывать тут из себя бабушку, обильно кормящую своего внучка. Согласился на чай и круассан. Себе старик взял то же, уселись, принялись жевать черствоватые круассаны.

— Странно это — задумчиво сказал Паштет.

— Что именно? — деловито спросил старичок.

— Получается, что вот попаду я в СССР, а знаю про ту страну, что там были только репрессии и не было колбасы. И еще то, что там были все рабами системы. Нелепо как-то. Я получается, про Таиланд больше знаю.

— Вот далась вам эта колбаса — поморщился врач.

— Но ведь были же проблемы с колбасой?

— Были. Но не с колбасой, а с логистикой. И с пониманием сейчас у людей места колбасы в рационе — вздохнул доктор.

— Знаете, я как-то не очень вас понимаю — заметил Паша.

— Колбаса — не еда. Это можно назвать лакомством. Я ведь сам возил колбасу в деревню, где мы для бабушки дом купили под дачу. А жена возила колбасу своим родителям в Мурманск. И понимаете ли, какая вещь — соседи в деревне за колбасу возвращали молоком. Смею вас заверить — вы такого молока не пили и вряд ли сможете уже попить, да и мне вряд ли это удастся. Не держат больше коров в деревнях. А жена из Мурманска возила ответно палтуса и ерша.

— Полным полно и молока и того же палтуса в магазинах — возразил Паштет.

— Да не в том дело. Питание должно быть оптимальное! И оно таким в СССР было, как бы ни кричали про колбасу. Понимаете, питание должно быть адекватным и по количеству и по составу. Оно должно быть биотичным, соответствующей консистенции и принимать его надо регулярно! Вы же взрослый человек, должны бы это знать! — огорчился старый врач.

— Вот сказали бы вы попроще.

— Можно и попроще. Наш организм — сложная и сбалансированная система. И находится не в вакууме, а взаимодействует с другими системами. Не менее сложными. Извините, опять воспарил — спохватился доктор, увидев собачий взгляд Паши.

— Так вот, говоря еще проще. Дайте якуту, живущему в снегах, диету и рацион индуса, и якут загнется очень быстро на рисе, бананах и прочих овощах и фруктах. И что характерно и показательно — индус ровно так же загнется на диете якута. Адаптация к условиям — это и привычка к определенной еде. Не было у нас апельсинов, арахиса, сои и другой заморской жратвы — не было вала аллергий. Бунтует иммунная система против незнакомых веществ. Что ценнее — иметь апельсины в рационе, или не иметь аллергии в роду? Еда, пища — это не хамон или колбаса. Это топливо для жизни и строительные материалы для тела. Что съел — то и получил. Дерьмовый кирпич и веточки вместо бревен — паршивый дом выйдет. У вас есть машина? — спросил неожиданно лекарь.

— Есть — удивился Паша.

— Двигатель у нее какой? Какое топливо? — деловито уточнил врач.

— Солярка. Дизель — ответил Паша, несколько удивленный вопросом.

— Скажите, вы будете в свою машину заливать бензин Супер-98? Только потому, что он необычен и очень дорог и потому остальное быдло, которое ездит на солярке, не может себе этого позволить? Или еще более экзотическое ракетное топливо?

— Ну, вы сравнили! Нет, конечно! — засмеялся от нелепого сравнения Паша.

— Вот вы смеетесь, а в кулинарии между тем именно так дело и обстоит, разве что двигатель в машине куда примитивнее человеческого великолепного организма. Есть привычный рацион, к которому люди приспособились давным — давно. Причем этот рацион учитывает и потребности человека в разном возрасте и соответствие окружающей среде и многое другое. Но вместо жизненно необходимого впаривается чушь какая-то несусветная. Хотя это я хватил — чушь — древнерусское кушанье — рубленная свежая сырая рыба со специями. Не чушь, дрянь. Вот так точнее. На мясе, рыбе, щах и кашах люди отлично прожили многие тысячелетия. А этому омерзительному фаст-фуду (тут лекарь презрительно кивнул в сторону стойки) и ста лет нету. И все его свершения — это 300 килограммовые жиробасы, которые и посрать самостоятельно не могут. Торжество химического извращения. Придурки вопят о колбасе, как о мериле благополучия. Но колбаса — никак не ежедневная еда и прожить на ней нельзя. Как бы это лучше объяснить? С врачебной точки зрения цена продукта измеряется не в долларах, а в том — полноценна эта еда или нет. Есть ли в рационе необходимый для жизни и здоровья нужный набор…

— Жиры, белки и углеводы — кивнул Паша. Это-то он и сам знал.

— И они тоже. И микроэлементы и витамины и клетчатка и многое другое, что нужно, чтобы все органы функционировали как должно. Простая вещь — нет в рационе йода — и вырастает человек кретином. Мало йода в пище беременной женщины — и в лучшем случае она родит троечника — хулигана. Потому как доказана зависимость уровня уличной преступности от глупости, а уровня глупости и агрессивности — от авитаминоза и недостатка микроэлементов. Пресловутая колбаса во всем сильно уступает просто мясу, яйцам и рыбе, например — наставительно заявил врач.

— Но ведь не было колбасы. Из Москвы возили. И из Питера — сами же говорите.

— Понимаете ли, страна, в которой делают добротные ракеты и самолеты, легко может обеспечить себя колбасой. Это совершенно бесспорно. К слову, Горби недавно признался, что вполне могли бы избежать дефицита. Было, что продать, чтоб купить ту же колбасу. Но это не было нужно. Нужно было, чтобы публика решила, что систему надо ломать, нежизнеспособна система. И это не только в плане колбасы. Я тогда удивлялся, почему нам все время зарплату повышают? Цены низкие, фиксированные, а денег дают все больше и больше. И полки становятся все пустее и пустее, люди все скупают, а Невзоров в своих "600 секундах" показывает тонны колбасы на помойках. Теперь видно, что делалось все, чтоб граждане свое государство презирали и ненавидели и не помешали его разваливать. Все в жилу — и пустые полки, и кучи денег, которые потратить не на что, и пропаганда, тупая и тошнотворная и то, что зарубежные товары значительно лучше наших. Кто ж тогда знал, что наши специалисты и впрямь отбирают за рубежом только самое лучше — от фильмов, до питания. Мы же не знали, сколько там никудышного продукта. Зато сейчас нам эту дрянь широким потоком лили — задумчиво сказал врач, прихлебывая брезгливо чай.

— Хорошо, предположим, Горби страну сливал. Но ведь дефицит был и раньше? В том СССР, который вроде б и благополучен? — уперся Паша.

— Я же уже говорил — задача была обеспечить полноценное питание. А колбаса, черт ее дери — это пища нездоровая.

— Но зато вкусная! — не удержался Паштет.

— Да, вот "Вискас" тоже делает присадки, от которых коты и кошки балдеют. Только потом у них быстро почки из строя выходят и котейки гибнут в муках. Когда кричат о колбасе — принципиально не хотят сравнить простые показатели, сколько на душу населения приходилось килограммов мяса, рыбы и прочих картошек. Кто ж помнит бабушкины котлеты или мясо в супе, что жена варила? Колбасы же не было, вот трагедия!!! То, что было — публика не ценила, как и положено в поговорке. На Дальнем востоке нас кормили жирной свининой, максимальное уважение оказывали. А в магазинах у них было дикое количество морепродуктов, да таких, что вы не поверите, если рассказывать…

— А вы попробуйте — подначил Паша.

— Представьте себе на улице в ларьках коробки с вареными крабьими клешнями и лапами — и недорого. Даже для нас, молодых специалистов, прямо скажу — небогатых. И можете мне поверить, я еще не выжил из ума — все эти крабы, что сейчас продаются в консервах или в перемороженом виде похожи на тех свежесвареных, не более, чем резиновая подметка походит на хорошо приготовленный бифштекс…

— Извините, доктор, но все-таки ваш возраст — осторожно заявил Паштет, побаиваясь, что старичок рассердится, или того хуже — обидится. Но тот только улыбнулся.

— Знаете, был я недавно в Италии. И тоже подумал, что у меня атрофировались вкусовые сосочки, потому как купленные там в разгар сезона помидоры на вкус оказались типа хорошо проваренного полиэтилена. Или жевабельного безвкусного воска. Красивые, большие — но трава по сравнению с ними — лакомство. Приехал домой, звонит приятель из Астрахани, дескать, еду в гости, что привезти? И я попросил к его вящему изумлению привезти пару тамошних помидор — посмеиваясь, говорил доктор.

— И что?

— Рано мне пока декламировать "тебе и горький хрен — малина, а мне и бланманже — полынь!" Нормально работают вкусовые сосочки, не подкачали астраханские помидоры. Так вот кулинарии и магазины были забиты рыбой, в основном красной, самой разной, я тогда впервые увидел, что такое нерка, а что такое кижуч, в белом соусе, в красном, вареные, копченые, жареные, невиданные раньше трепанги и гребешки, трубачи и черта в ступе! Но наши попытки дорваться до красной рыбы встречались с негодованием — кто ж гостей рыбой угощает??? Низкий стиль! Чтоб вы поняли — это как если б вы угощали дорогого гостя магазинными пельменями — глянул врач на собеседника. Паштет и ухом не повел.

— Без масла и сметаны! — усугубил врач. Паштет только плечами пожал. Ну, пельмени. Вполне еда.

— Жестоковыйная толстокожая молодежь — сдался доктор и продолжил:

— Понимаете, для нас как раз свинина была привычной. И уж всяко — не лакомством. В отличие от крабов и прочих местных деликатесов. Но гребешков и кету нам приходилось покупать контрабандой и понемножку, чтоб хозяева не обиделись. И как им было объяснить ситуацию?

— Ну, лучшая уха — из петуха. Да и красная рыба очень разная. Мороженная по вкусу от свежей сильно отличается — блеснул знаниями Паша.

— То-то и оно, что не мороженная. И было ее навалом, самой разной. И нам, ленинградцам зажравшимся свининой, дальние востокцы тоже поэтому казались сильно зажравшимися. Как до того астраханцы, которые считали осетрину отходом при производстве икры, а воблу они ели, выдирая и выкидывая в мусор брюшко с вкуснейшей на наш вкус янтарной икрой. Зато наслаждаясь поджаренным на спичке плавательным пузырем, что для нас было дико. Как дико было для них, что мы каждую косточку обсасывали и брюшко ели. Ну и помидоры они не жрали, удивляя нас, которые после болгарских вечнозеленых, от душистого и сочного "бычьего сердца" сорванного прямо с поля, просто млели. Во Владивостоке еще смешнее было — у них мелькомбинат сгорел, болван один, сразу же покойный, при ремонте венткамеры закурил, выгорело все к чертям, потому с выпечкой было кисло. Нас угощали в знак особого расположения финскими макаронами, что для владивостокцев тогда было охренеть как круто. Вот тогда я чувствовал себя зажравшимся ленинградцем — усмехнулся врач.

— С чего это мелькомбинат так пыхнул? — удивился Паша.

— Пыль — адски горючая вещь. Любая, практически. И мучная рыхлая пыль вспыхивает как порох. А когда в момент полыхает вся система вентиляции, да с тягой — сами понимаете. Давайте еще чаю?

— Давайте — согласился Паша.

Туман разошелся только глубоким вечером, но скучно не было. Потом попаданец не раз вспоминал кусочки из этих разговоров.