Паштет

Глава пять. Учеба. Нож и фехтовальщики

— Занятие — 300 рублей. Индивидуальное — 500. Первое, вводное, бесплатно — негромко сказал жилистый сухощавый мужичок к которому Паштет после долгих переборов возможных инструкторов по бою с холодным оружием в итоге пришел. Причем, еще и с рекомендацией от общих знакомых, которые тоже были реконструкторами, но по средневековью. Этого мастера они горячо рекомендовали. Пожалуй, если бы не их похвалы и — главное то, что про него говорили, что его учеба реально помогает и может пригодиться не только в соревнованиях, но и как бы и в жизни тоже, осторожный Паштет бы и не пошел. Но тут рискнул. Толковый учитель, короче говоря.

— Хорошо. Меня устраивает. Хочу научиться бою с ножом — по возможности так же бесцветно и спокойно ответил ученик. Его подкупило в выборе мастера то, что сказали его приятели, довольно изрядно походившие по разным гуру. Сказали они достаточно внятно, что он не выставляет свою "школу" единственно и неповторимо правильной, не придумывает красивые, но идиотские легенды, не запрещает ученикам контактировать с бойцами из других "школ" и, главное, не морочит голову дурковатой магией и колдунством, рассказывая всякие нелепые восточные притчи, а объясняет все просто и доходчиво, ставя не на тайны шаолиня, а на постоянные тренировки и внятный подход к обучению.

— Ходил я, было дело, раньше сдуру к одному сенсею — грустно говорил тогда Паше его знакомец — свирепый латник-бугуртщик — меня этот гуру шпынял и унижал и просто лупил целый год, я все время с синяками ходил, с "чужими" встречаться категорически запрещал, и говорил что "ты пока не готов", а вместо конкретной учебы морочил голову всякими дикими байками про "белый пятиконечный круг". Только деньги потерял и время. А у этого — внятно, понятно и по делу. Теперь даже за себя стыдно, что тогда ухи развесил. Но работать придется много — мистики нет, а вот думать и тренироваться придется всерьез. И — лентяев не любит.

Учитель внимательно поглядел на Паштета. Уточнил: "Чему именно хотите научиться?"

Тот взгляд выдержал и постарался сказать, чтоб понятно было: "Мне желательно поучиться этому в том плане, что я переезжаю в весьма неуютную местность и мне надо будет в случае чего банально свою жизнь защищать. Потому всякие мечи это хорошо, конечно, но мне нужно на практике понять, что надо делать, чтобы в случае, если до реальной поножовщины дойдет, я не выглядел бы невинной овечкой. Бараном, в смысле".

Мастер фехтовальных дел хмыкнул как-то неопределенно. Внимательно оглядел массивную фигуру неофита. Потом сказал странное: "Как-то давным — давно известный заезжий фехтовальщик вызвал на поединок королевского скорохода — арапа Бель-Али. Тот вызов принял и при выборе оружия выбрал бег. И убежал от противника, посрамив его. Это я к тому, что в случае реальной поножовщины самое разумное — убежать. Вы же понимаете, что я не собираюсь дурить вам голову и заявлять, что "Ты сможешь победить любого человека, вооруженного ножом, как только я обучу тебя своей секретной технике по своим секретным методикам!!!". Не говорю о том, что ножевой бой в реале — занятие грязное, жуткое и злое.

— Странно слышать такое от мастера фехтования. Прямо по восточным канонам о том, что лучший бой тот, которого удалось избежать — заметил немного удивленно Паштет.

— Нож самое убийственное оружие человечества. Можно бы добавить "холодное", но думаю, что огнестрел тоже пока пасует, благо ножами друг друга резали искони века и во время войн и между войн. Кремневыми, бронзовыми, костяными… И если перестреливаясь, в общем, понимаешь, как будут отвечать, то в плане ножа — трудно угадать, с кем свела судьба — с уголовником, воякой или еще кем. И у каждого — свой подход, потому что нет такой великолепной методики, с которой человек мог быть уверен в себе на сто процентов во всех случаях жизни. Нож — воистину сатанинское изобретение, к тому же универсальное. Я буду вас учить им пользоваться. Но запомните — лучше избежать поножовщины в реале. Правда, вы грузноваты, бегать вам не так будет просто. Запомните, однако, что я сказал. У того, кто кинется на вас с ножом, будет внятное желание вас зарезать. Распороть вам пузо, продырявить сердце, кишки и легкие, раскромсать мышцы и сухожилия, перерезать глотку, выколоть глаза, выпустить кровь. И, весьма вероятно, уже и опыт таковой у него будет. У вас всего этого нет, потому, даже будучи обученным немного, вы будете проигрывать именно в главном — кровожадности и готовности резать по живому мясу. Представляете разницу между фаллоимитатором и мужчиной? Вот такая же — между теоретически выученным неофитом и матерым ножевиком — практиком с опытом резни. Ладно, давайте посмотрим, что вы сейчас умеете.

Паша получил резиновую хреновину, чуть похожую на нож, повертел ее в руках. Постарался взять ее в руку поавантажнее, чтобы учитель видел — не с лохом имеет дело, выставив, как прочитал когда-то в очень авторитетном труде большой палец вдоль острия, чтоб проще было прицелиться, куда бить. Встал в угрожающую стойку, широко расставив ноги, и на вопрос "Вы готовы?" утвердительно кивнул.

Мастер, стоявший метрах в трех достаточно вальяжно, сразу по кивку стремительно и неожиданно атаковал, моментально оказавшись рядом и больно ткнув Пашу резиновой фигней в бок. Тут же вертко ушел от ответного размашистого удара резины, успев чиркнуть своей по Пашиной руке. Крутанулся и внезапно оказался за спиной, опять больно ткнул своей преподавательской резиной в поясницу аж дважды, и широким махом секанул по спине. Было не только больно, но и обидно. Когда Паша пинком, всерьез разозлившись и бросив всякие экивоки, попытался выбить резинку у своего спарринг-партнера, так как много раз читал "Если противник держит нож перед собой, выбейте его из рук ногой!", то результатом оказалось только то, что по ноге его опять же секанули. И тут же его собственная резиновая модель ножа вылетела неожиданно легко из ладони и порхнула в сторону. Паша вспомнил былые занятия борьбой и попытался схватить противника за руку, схватил, но почему-то ножика в ней не оказалось, а "острие" (округлое и с виду неопасное, но бившее больно) внезапно оказалось в считанных сантиметрах от его глаз.

Все произошло так быстро, что Паша даже разозлиться толком не успел. Вторая стычка прошла еще быстрее, но с таким же результатом. Третья — еще хуже. Пока ученик сопел, переводя дух, учитель резюмировал, причем, черт его дери, даже не запыхался!

— Печально. Уже в первом же раунде вы пропустили первую же атаку — поражена печень. Потом я вам порезал руку, так что ножик вы смогли бы держать с трудом. К слову — сразу же и навсегда забудьте это пижонство с оттопыренным большим пальцем. Процентов 70 прочности хвата ладонью обеспечивает именно он. Греки пленным воинам отрубали эти пальцы, чтобы потом те воевать не могли, а вы сами из хвата его убрали мне на радость. Сразу потеряли нож.

— У меня был неверный хват? Я слыхал, что есть самый лучший хват, это какой? — не удержался Паштет.

Учитель поморщился, ему явно не понравилось, что его перебили. Ответил так:

— Идеального хвата не существует, есть более удобный для конкретной ситуации. Иногда удобен прямой, в других случаях как раз обратный. Опытные ножевики меняют хват по ходу боя. Если в руке однолезвийный клинок то его даже вращать в руке бывает нужно, располагая лезвие в подходящей плоскости. Значит, про палец большой запомнили?

— Но я просто видеокурсы видел. Серьезные люди проводили, спецназ американский, котики эти — стал оправдываться Паштет.

— Я тоже видел, только вот проблемы тут две — не факт, что эти самые котики в реальном деле ножом сработают как должно. Они что-то последнее время никак не отметились в рукопашных делах. Вот просто вовсе. Вторая проблема — считают они, и некоторые наши инструктора и мастера тоже, что так проще обучить начинающих, так, дескать, им понятнее, мол большой палец на лезвии указывает, куда удар будет нанесен, а вот в реальном бою они будут делать полный хват, всеми пятью пальцами. Только лично я в это не верю, мышечная память — очень важная штука, а в скоротечном бою думать особенно некогда, тут многое на наработках, на натренированности, отработанности. На стресс в драке организм отработает инстинктивно, на уровне мышечной памяти. А привычка как раз держать нож "по-учебному". И в итоге — ножик им выбьют. Вот как вам. И все. С вашего позволения я все-таки продолжу разбор — а вопросы вы зададите потом.

Паша молча кивнул.

— Я не буду говорить о том, что в реальной схватке, после реза по руке вам нож удержать будет еще и потому сложно, что он от вашей крови будет скользкий, как кусок мыла в бане. И ровно то же — если кровь будет чужая — без разницы совершенно. А нож в руке и рука без ножа — совершенно разные вещи, даже не говоря о том, что нож руку автоматически удлиняет, а длинные руки — сами понимаете, весьма в рукопашке способствуют. Значит, запомнили про палец?

Паша опять кивнул. Учитель кратко перечислил, что еще он проколол и порезал и список оказался весьма серьезным.

— Честно говоря, я впечатлен — признал Паштет.

— Вы не занимались этим, а я все-таки постоянно тренируюсь. Вам тоже надо привыкать двигаться. Вот смотрите — вы еще и сейчас не отдышались как следует. При этом я вертелся вокруг вас, а вы не поспевали с ответными действиями. При этом замечу, что в целом физо вы занимаетесь или недавно занимались, в среднем первопришедшие еще хуже. К слову сказать — а зачем вы приняли такую неудобную стойку в самом начале? тоже видеокурсы?

Ученик вздохнул и кивнул головой.

— Вы должны иметь возможность двигаться. Представьте боксера, который вот так вот встанет стоячей раскорякой — ему тут же надают по лицу и голове. Бой с ножом — только в движении. Давайте еще раз.

Когда очередная встрепка закончилась с тем же разгромным счетом, учитель оценивающе поглядел на Паштета и попросил повторить несколько приемов. После чего резиновый имитатор ножа, как живой, закрутился в руках мастера фехтования, перепархивая из руки в руки и меняя при этом положение — прямой хват, верхний, нижний, тут же в левую руку, нижний, прямой, верхний… выглядело впечатляюще и чуточку завораживающе. Увы, ничего даже отдаленно похожего Паша показать не мог.

Учитель кивнул. Потом сказал:

— То, что я делал — хорошо для кино. Для показухи — типа гопников напугать. В драке ни в коем случае не применяйте, тем более, что серьезного врага жонглерством не поразишь. Но дома в виде работы над ошибками — отрабатывать со всем тщанием. Иначе когда надо будет сменить направление реза или хват, можете потерять и время и победу, да и нож выронить тоже ни к чему. Потому отрабатывать до автоматизма. Смена хвата, смена направления реза, смена руки. Второе — координация движений у вас плохая. Лучше, значительно лучше, чем у многих новичков, но плохая для работы с ножом, и тем более — для боя. Это сейчас общая беда, раньше-то мальчишки, когда с крапивой воевали, палками на даче ее колошматя, отлично отрабатывали такие простенькие задачи, как удар с ходу, на бегу, удар вправо-влево на шаге и так далее, не говоря о глазомере и точности попаданий. Сейчас этого нет, потому многие думают, что если купили биту в багажник, то и победили всех вокруг. Зато горазды часами в инете спорить, какое оружие лучше — моргенштерн или глефа, даже в руках не держав ни того, ни другого. Потом удивляются, что накинулись с битой на какого-то хлипкого и безоружного дрища, а дрищ с ходу выбил им сначала зубы, потом биту, и концом ее в задницу герою всунул. И хорошо, если тонким концом. Вот вам и второе задание — выйти на пустырь и поотрабатывать то самое мальчишеское — удары на ходу. В ходе движения, с поворотами. Если сможете — то просто бой с тенью, если не получится — то поставьте себе мишени, хотя тот же бурьян или там борщевика заросли вполне годятся, и не стесняйтесь. Первое время у вас руки и ноги не в такт будут работать. Работа ведь у вас малоподвижная?

Паша задумчиво кивнул.

— Значит, надо их друг с другом заставить дружить. Боец — не чиновник, у бойца правая рука должна знать, что делает левая. Дальше, силовые задачи — тоже простые, но отрабатывать придется. Ставите перед собой вертикально старую покрышку от грузовика, или несколько в стопку и лупите по ней палкой — сверху, слева, справа, опять слева, опять сверху. И так минут пять, самое малое.

— Это не понял. Зачем палка? И сила для ножа — опять же — удивился Паштет.

— Вы считаете, что нож сам все сделает? Если пороть свиную тушку, которая висит в удобном для вас месте, на удобной высоте и без защиты, никак не сопротивляясь, или тыкать в массив геля — то да, сила не очень нужна. А вот пробить кожаную куртку, ватный халат или драповое пальто — тут сила просто необходима. Бойцу нужна и ловкость и координация и сила. Как-то давным — давно заезжий фехтовальщик вызвал на поединок мясника Майера. А тот зарубил его первым же ударом, потому что рапира мощи тяжеленного двуручного фламмберга не отразила. Мясник-то раньше был ландскнехтом, да еще и доппельзольднером при этом. Что касается палки — вы собираетесь стать гаучо? Или все-таки — нет?

— Да нет, конечно. А почему — гаучо? — удивленно ответил ученик.

— У этих аргентинских пижонов был своего рода дуэльный кодекс с массой запретов и ограничений. А я вам говорил уже, что реальный ножевой бой — никак не дуэль. Впрочем, и рыцарский поединок вполне себе мог закончиться тыканьем в глаз поверженному партнеру, который не может уплатить выкуп, оригинальным ножиком с милым именем "мизерикордия". Не противоречило правилам и традициям. Потому, раз вы просите научить вас бою с ножом, то не удивляйтесь гарниру к основному блюду. В ходе боя с ножом вы должны понимать, что никто тут не будет вам давать форы или предупреждать "иду на вы!" за неделю до атаки. К применению ножа может привести вроде как и безоружная поначалу драка, в ходе потасовки может быть всякое — вам могут швырнуть в голову кастрюлю с кипящим супом, метнуть в глаза горсть песка, начать кидаться камнями или палками, дернуть ковер из-под ног или без затей огреть стулом по голове. Вы же не за чистым фехтованием пришли?

Паштет кивнул.

— Вот видите. За вас поручилась пара моих учеников, они считают, что вы не будете применять свои навыки в противоправных целях. И криминала за вами нет и контактов нехороших тоже. Потому я вас учить и взялся. Можно, конечно, канонично обучить вас сугубо фехтовальным приемам и зарежет вас без затей первый же дикарь на родине верблюдов, или куда вы там собрались ехать. Поэтому давайте исходить из простого постулата — что может вам пригодиться в первую голову в ходе драки — поножовщины, особенно, когда вам не дали время подготовиться. Как-то давным — давно заезжий фехтовальщик решил вызвать на поединок скульптора. Не успел толком высказаться, а тот его заколол на месте стилетом, не дав и за меч схватиться. Ну, не любил Бенвенуто Челлини насмешек, да и некогда ему было на дуэли отвлекаться, заказов было полно. Понимаете? Может так оказаться, что у вас не будет времени нож вытащить, придется пользоваться палкой, например.

— Как-то давным — давно заезжий фехтовальщик… — усмехнулся Паштет. Учитель фехтования, не теряя ни секунды, моментально подхватил и продолжил:

— Да, вызвал на поединок кузнеца Сидорова. И тот ударом оглобли сломал фехтовальщику шпагу и долго гонял его потом по огородам, избив до полусмерти. Славился тот кузнец мастерством боя на колах в окружающих селах и деревнях. Кроме того, что я сказал, в принципе палка по методам применения вполне годится и к фехтованию длинноклинковым оружием. Не ограничивайте себя. Ограничения — обезоруживают. Чем неожиданнее ваш ход для противника, тем ему солонее придется. Разумеется, я не имею в виду, что вы будете совершать заведомые глупости, которые если и будут неожиданными для врага, то только неожиданными подарками судьбы. Для первого фехтовальщика в мире не так опасен второй фехтовальщик, сколько незнакомый с фехтованием мужик, который может выкинуть любой фортель. Сейчас я вам покажу, как лучше стоять, но вы должны понимать, что просто стоять — это смертельно. Первоначальные стойки, в общем, просты и главная их задача — не ограничить в самом начале боя вашу подвижность. Не надо уподобляться подвешенной на стойке свиной туше. Нет, ноги не прямые, чуть согните в коленях. Вот так, при первом приближении. А теперь попробуйте — шаг вперед, шаг назад, шаг влево, шаг вправо. Как ощущения?

— Знаете, так гораздо удобнее, хотя ничего вроде особенного — искренне признал Паштет.

— Хорошо, будете заниматься дальше? Заранее предупреждаю — у меня нет моментального и чудесного обучения всему и сразу. Мы будем ставить вам мышечную память на наиболее нужные приемы, а это потребует от вас и внимания и многочисленных отработок. Для того, чтобы тело запомнило что-то важное, придется это движение повторить не меньше трех тысяч раз. Тогда в нужный момент вам не потребуется вспоминать что и как делать — тело отработает на автомате. Придется пахать, других вариантов не будет. Иначе — все впустую. Потное вас ждет обучение. Итак?

— Буду заниматься — твердо решил ученик.

— Тогда спасибо за внимание. Поработайте над собой так, как я вам сказал. Потом звоните, назначу время. Вопросы есть?

— Несколько. Как долго мне колотить палкой покрышки и рубить крапиву?

— Пока — несколько дней. А вообще, когда тело будете чувствовать и координацию увидите можно и дальше продолжить. Тут как с иностранным языком — либо забываешь, либо учишь, а середины нет вовсе.

— Какой нож лучше?

— Такой, какой у вас в нужный момент есть. Все эти рассусоливания и многоумствования о том, какое оружие лучше, которыми публика сейчас заменяет нормальные тренировки и физические упражнения — не более, чем виртуальная мастурбация. Практическое занятия вам наглядно показало, что сейчас вы с любым ножом проиграете мне. Причем и у меня может быть любой нож, на результат стычки это никак не повлияет. Холодное оружие каждый себе выбирает сам. Чтобы было удобно и в руке и при ношении и в работе. Важнее, чтобы этот самый нож в ходе тренажа стал вам привычен. Можете мне поверить — неумехе без толку брать любое, самое крутое вроде оружие. Моргенштерном он еще до боя угораздит себе по башке, с алебардой не успеет нанести удар при сближении и противник мигом окажется вплотную, где длинномер будет бесполезен, а клинковым оружием влепит плашмя и не туда, куда метил. Оружие — это инструмент, не более того, а из него белоручки делают фетиш. И разницы нет — впервые в руки взял человек пистолет или молоток. Из пистолета неумеха прострелит самому себе ногу, молотком отшибет себе палец.

Ваш мозг — вот главное ваше оружие и ваше тело, которым этот самый мозг должен управлять. Все остальное — вторично. Это для серьезных фехтовальщиков важно, чтобы клинок противника, который мастер не хуже, не был длиннее ни на дюйм, потому как в их случае это важно, а если вас могут походя зарезать хоть бритвой опасной, хоть кухонным ножиком или забить без проблем топором только потому, что вы не привыкли двигаться и дыхалка у вас сбивается сразу и координации никакой — вам длина клинка врага совершенно безразлична. Мы не в кино — по щучьему велению ничего не произойдет.

— Как мне к вам обращаться? По имени — отчеству?

— Нет, это долго. Зовите меня Наваха. Еще что-то?

— Последнее. Посошок на дорожку в виде очередной "Как-то давным — давно заезжий фехтовальщик…"

Учитель усмехнулся.

— Будь по-вашему. Как-то давным — давно заезжий фехтовальщик вызвал на поединок известного художника. Тот вызов принял и на дуэли сначала продырявил противника неожиданным выпадом, а потом схватил за руку со шпагой и сбил с ног, да так ловко, что заезжий фехтун оказался с переломанной в трех местах рабочей рукой. Просто в тот момент Альбрехт Дюрер как раз иллюстрировал учебник по фехтованию, а пригласили его книгу оформлять еще и потому, что художник не только рисовать умел мастерски, но и фехтованием занимался изрядно. Для гравера и фехтовальщика одинаково нужен глазомер и сильные, точные руки.

Немножко очумевший Паштет раскланялся и пошел восвояси. С одной стороны было чуточку жаль, что никакого волшебства не предвидится и придется тупо пахать и пахать, а не овладевать мигом всем искусством по осиянию благодати таинственного Шаолиня, с другой стороны урок был дан наглядный. Устал после стычек как собака, даже пот не просох, то ли впечатление о своей немощи, то ли еще что вызвало горький привкус в пересохшем рту.

Найти подходящий пустырь для тренировок оказалось не так просто, но в итоге место было найдено и к счастью, достаточно пустынное, потому как Паштет, отрабатывая удары на ходу, выглядел со стороны довольно нелепо — здоровенный парень сшибает палкой сорняки, словно других дел ему нет. оказалось, что и впрямь не так просто попадать именно туда и именно так, как задумал. Получалось или идти, или бить. Разозлившись на самого себя, Паштет пропотел изрядно, пока, наконец, вроде стало получаться, но при том чертовы сорняки палкой не срубались, а только гнулись и вставали обратно. А когда, наконец, и это получилось — оказалось, что палкой набил мозоли на ладони. Пришлось перевязывать руку и, сцепив зубы, продолжать. Устал за время недлинной вроде тренировки, словно вагоны разгружал, и с трудом прогнал мысль: "А может, ну его все это нафиг?"

Впрочем, это не повлекло решительных действий по отмене задачи. Злясь на учителя, ножи и все вместе взятое, Паша все-таки все вечера целую неделю рубил траву и дубасил покрышки, стараясь, чтобы публика его не заметила за таким действом. Как ни странно, уже к концу четвертого набега на непокорные сорняки, стало видно, что получается куда лучше, чем было. Это неожиданно обнадежило. Но в пятницу атака на окружающую ботанику сорвалась — совершенно неожиданным образом. Выкатываясь с работы, Паша нос к носу столкнулся со своим приятелем-бугуртщиком, подвижным сероглазым парнем, обычно спокойным и рассудительным. Тут он явно был чем-то озабочен, даже вроде как проявлял несвойственную ему суетливость. Пожали друг другу руки, Паша поднял вопросительно бровь.

— Тут такое дело — начал приятель, решительно беря коня за рога — ты не мог бы завтра денек с немцами повозиться?

— В смысле это как и куда? — опешил Паша.

— Ну город показать, что ли, пообщаться, то — се. А вечером я освобожусь, перейму.

— Опять ничего не понял. Откуда немцы, с чего немцы, зачем немцы? И даже — кому немцы? — начал отбрыкиваться Паштет.

— Да спортсмены, такие же латники, как я. Приезжают утром, а у меня завал, кавардак и рагнарек на работе до самого вечера. И ребята не могут, а встретить надо бы, они нас неплохо принимали. Ну и надо бы ответно лицом в грязь не ударить, а то полный аптраган выйдет. Ты же по-немецки разговариваешь, да и вообще свободен — начал умасливать приятеля бугуртник.

— Да я в общем не против помочь, только о чем с ними говорить-то? Где вы этих немцев выкопали? Они вообще — кто?

— Ты про битву наций слыхал?

— Это Аустерлиц что ли? Или наоборот — Лейпциг? — стал судорожно искать на пыльном чердаке своей памяти что-то подходящее Паштет.

— Серьезно, не знаешь? Ты не шутишь? — удивился парень — Это первый в мире международный Чемпионат по историческому средневековому бою, ежегодный фестиваль исторической реконструкции средневековья.

— Первый раз слышу — пожал плечами Паштет — это типа толкинутые всех стран объединились?

И понял, что ляпнул что-то шибко хамское, потому как его приятель натурально надулся и покраснел.

— Вот сейчас обидно было — набычившись пробурчал латник.

— Я ж не специально, не со зла, просто — не в курсах. А по Толкину фильмы ничего так были, хотя и занудные — начал извиняться Паштет.

— И Толкин — гондон и фильмы — говно — по-спартански лапидарно отрезал приятель.

— Эк ты его приложил, трещат стариковские кости, небось крутится в гробу ротором, аж опилки сыплются и тут же тлеют — рассмеялся Паша. Но, по-возможности стараясь, чтоб не усугубить.

— Он тебе — что, нравится? — прищурился подозрительно приятель.

— Да как-то равнофиолетово. Ну, гномы, эльфы… Так сейчас такого хоть пруд пруди, считай в каждой книжке. Фигня в общем, для мальчиков и девочек. Не просекаю в чем засада. Но точно тебе на мозоль наступать не хотел. Чего ты ощетинился — то?

Латник смерил собеседника оценивающим взглядом. Потом, теряя накал, остывая, заворчал:

— Сравнивать исторических реконов с толканутыми — уже нехорошо, вот. Реконы и костюмы должны делать идентичные и латы нужны не из картонки и оружие практически такое же, как в средневековье — только незаточенное, все серьезно, без шарамайства. А у толканутых — боевые веники, деревянные мечи, соломенные луки, да магические поцифиздеры. Детский сад, штаны на лямках, сопли до колен, слюни до полу! Сравнивать нельзя!

Тут уже Паштет немного опешил и удивленно спросил: "Так вы что, всерьез друг друга дубасите всеми этими алебардами и булавами?

Собеседник, не моргнув глазом, подтвердил, что именно так все дело и обстоит.

— Прямо по башке мечом? — переспросил Паша.

— Конечно! Башка-то в шлеме! Что ей сделается! У нас все без дураков, по-взрослому. Сбили с ног, вместо двух положенных опорных точек стало три-четыре или всем телом на землю оперся — проиграл!

Тут он на секунду прервался, потом выдал как по писанному:

— Бугурт — это мясо, рубилово, куча мала и место сосредоточения негуманности!

— Да вы озверели! У вас же травм куча с присыпкой!

— Не без того — согласился латник. Потом усмешливо глянул на обалделого Паштета и спросил: "Как считаешь, сколько публики в год погибает на площадках для гольфа в мире? Во время игры?"

— Ну не знаю. С десяток? От инфарктов, если — прикинул Паша, решив, что гольфом занимаются люди богатые, пожилые.

— Более девятисот!

— Ты точно гонишь! — не поверил Паштет.

— Статистика, друг мой, все знает. И не от инфарктов — мячик там тяжелый, на 100 метров летит неведомо куда — тяп по репе и увася. А еще — молнии в них попадают часто — азартные ребята в дождь продолжают играть, маханул на ровном поле стальной клюшкой — вот и громоотвод из мяса. А знал бы ты сколько чирлидерш погибает и калеками становится…

— Погодь, это ты про девчонок в мини, которые такими блестящими мочалками размахивают и пляшут в перерывах? — несколько путано спросил Паша, вспомнив только пару порнофильмов с этими спортивными девахами. Представить, что размахивание мочалками и ногами так быстро ведет к инвалидности ему было сложно.

— Они не только пляшут. У них офигительной сложности гимнастические загибоны, это вообще уже большая и прибыльная штука, там на шоу девки насмерть корячатся ради успеха, приз здоровенный, если прорвались наверх. И шеи ломают и бошки свертывают за милую душу. А если прикинуть регби, бокс или американский футбол — так мы в сравнении цветоводством занимаемся, вышиванием гладью. Хотя да, есть травмы. Но никак не больше, чем в футболе и хоккее — на нас защита лучше. Даже меньше, чем у всяких там саночников. Можешь не сомневаться — мы спецом проверяли. На нормальной Олимпиаде каждый десятый спортсмен травму получает. Разве что керлинг пока не отличился, там эти уборщицы со швабрами пока не убились ни разу. Ну, так и спорт молодой, еще успеют. А ты нас с толканутыми сравниваешь! — внезапно вернулся на вроде как забытую обиду латник.

— Вот дались они тебе — огорчился Паша. Его как-то уже загрузили эти еще неизвестные немцы и потому выслушивать про фэнтези давно умершего профессора мертвых языков и забытых легенд, сочиненных древними и дикими людьми, не очень хотелось. Хотя, попрактиковаться в языке было бы полезно. Другое дело, что общался уже Паштет с иностранцами, был неприятно удивлен, что этих молодых дегенератов не интересовало ничего, только наличие вай-фая и дальше они сидели в своих соцсетях безвылазно. Зачем приезжали — так для Паши тайной и осталось, в соцсети сидеть, лайки посылать они и дома могли бы с тем же успехом.

— А то — и дались. Эта ж зараза по всему миру разлетелась.

— Да брось. Можно подумать всякие там трансформеры меньше денег собрали — отмахнулся Паштет, которому нюансы голливудского производства были совершенно до лампочки.

— Ты вообще помнишь, о чем там речь у того Толкана?

— Ну там эльфы-гномы. Что такого-то?

— Забыл орков.

— Почему забыл, помню. Назгулы всякие. И эти, полукролики-полулюди. И чего?

— Да то, что для всех этих амеров со всеми прочими из их банды — это как инструкция. Понимаешь? Нет? Ну, я тебе разжую. Вот, значит, мир Среднеземья. Живут там всякие разные. Но лучше всех, мудрее, ученее, чище, старше и тыры пыры — ясно дело — эльфы. Почти божества. Пониже там — гномы, которые делают невбеническое оружие и доспехи, ну похуже эльфов, конечно, но все-таки. Людишки опять же, тоже там музыканты, ученые, кузнецы, благородные воины. Не эльфы, но тоже ничего, приличное немножко общество. А есть мерзкие орки. Ну, полное гомно, шугань паскудная. Ни ученых, ни кузнецов, ни музыкантов, одни тупые уроды и подлецы, друг-друга поедом едят и вообще только барагозить умеют. И все с ними воюют — и эльфы и гномы и люди. И тут — внезапно, хоть у орков полное гайно и все они уроды и оружие у них никакущее и доспехи — хлам никчемный и вообще они идиоты тупые — а ни хера с ними не получается, ни у эльфов с их вековой мудростью и магией, ни у гномов с их офигенным кузнечным скиллом, ни у людишек. Никак победить не могут. Совсем наоборот. Сечешь? — прищурился с намеком латник.

— Секу — усмехнулся Павел, вспомнив к месту старый анекдот про чабана, от скуки игравшего в шахматы с бараном.

"— Ну и как баран играет?

— Да как, баран — он тупой баран и есть!

— А счет какой?

— Два-два!"

— Это хорошо, что сечешь. И теперь гляди — как только, значится, нажав на большую американскую красную кнопку, что всегда тут же позволяет победить, орков и гоблинов, значится, сумели опрокинуть — вырезали мудрые эльфы, талантливые гномы и добрые люди этих самых орков поголовно — с бабами и детьми под корень, даже не по азиатскому методу — всех, кто выше оси тележной — а — поголовно. Подчистую. В ноль. Сечешь?

— Ну да. И что?

— Епта! Это же программа, типовое руководство к действию. И ее все там отлично усвоили. Враг — всегда для амеров нелюдь, вырезать врага подчистую. И никаких угрызаний совести. И все они там так и считают. А орки нынче — мы.

— Ну, это ты того, загибаешь. И Толкин — англичанин, вроде.

— Один язык, одна культура. И самое главное — враг для них — не человек, нелюдь гнусная, и культуры у него нет, и науки, и все у него плохо. А почему не получается на равных победить — думать не надо, лишнее это. И вообще у Толкина никто не думает. Там все идиоты. Тринадцать гномов отправляются грабить дракона, который до того вынес гномское государство и человеческое государство не шибко напрягаясь, положив, походя оба войска прям в крепостях. Гномам пофиг! Идут с песнями! Заведомо зная, что сокровищ у дракона столько, что на ста кораблях не утащить. Ну? А с кольцом поперлись — при том, что у Пендальфа, ну гомика этого, блат был у орлов и слетать туда колечко в вулкан метнуть — на два часа работы. Да там вообще везде дурь непролазная! А в кине еще и усугубили — сам не ходил, чтоб не беситься, но ребята говорили, что там в ключевой сцене строй панцирных гномов с разбегу атакует такая же панцирная пехота орков, а сраные эльфы вместо того, чтобы стрелы пускать сзади — через гномов попрыгали аккурат между строем латных коротышек и набегающей ордой панцирных орков. В своих легких кожаных доспешках. Ну? Мозги там у кого?

— Мне кажется. что ты перегибаешь это самое. Люди типа — это и мы тоже. А орки — типа не люди — засомневался Паша, которому вся эта литературоведческая беседа о кинематографе как-то не уперлась никуда.

— Пообщайся с ними, убедишься. Я — убедился. Впрямую не говорят, но ощутимо.

— Погодь, ты что, на чемпионате выступал?

— Не, мы так высоко не взлетели. Но с другими реконами из слоя пожиже — вполне уже рубились.

— А, так эти немцы — тоже железячники? — догадался Паштет.

— Точно. Тот, что повыше, алебардьер, а второй — мечник. Они сначала тоже с задранным носом ходили, потом мы им ввалили пару раз — оказалось, нормальные ребята.

— Хороши они нормальные, если для этого сначала им ввалить железом по башке приходится. Да еще и дважды. Но вообще странно — я про ваши развлекухи не слыхал, по телевизору ни разу не показывали, а ты говоришь — международный чемпионат.

— Проблема тут в том, что побеждаем мы. Хотя сильные команды у поляков, чехов и шведов тоже. Но мы, наши то есть — чуточку смутился латник — побеждают всю дорогу. Амерам насовали во все щели. Те очень огорчались, типа "нас тренировали морские котики!!!", а нашим пофиг, хоть котики, хоть тюлени, для наших — это просто ценный мех, морские котики-то. И навтыкали. Амерская команда обиделась и больше на чемпионат ни ногой. Потом другие приехали, но тоже без успеха. И все просто. Американцы поддерживают только те виды спорта, где они побеждают. Если их там одолевают — значит, это и не спорт вообще. И если нельзя новый вид спорта запретить, то хотя бы его ограничить, загнать под лавку, сделать непрезентабельным. И не давать своим позориться, например, пользуя простой трюк — спортивная страховка станет очень дорогая, а без нее выступать нельзя. И без серьезных спонсоров обычному парню ее поднять трудно. А серьезные спонсоры не поощряют те виды спорта, где амеры себя не проявили. Лучше вложиться в американский футбол, бейсбол, прибыль будет куда выше, прибыль там — где победа. А эти европейские игрушки — у амеров своих рыцарей не было, это им глубоко пофигу. Зеленый виноград, висит высоко.

— Погоди, что-то не срастается. Наше ТВ ведь не показывает ничего. Хотя поводов-то масса — и красиво и наши победили… — засомневался Паштет.

— А оно наше? Это самое ТВ? Я вот как ни включу — там либо про английскую королеву, либо про принцессу Диану, либо еще что такое, но тогда про репрессии и ужасы "этойстраны". Что там за люди сидят, а? Там — московская интеллигенция, а это та еще публика. Вон в инете не попадалась такая хохма, как цитаты про русских от писателя Ерофеева и гитлеровского деятеля Розенберга? И хрен отличишь, где цитата от москвача, а где — от гитлеровца-арийца?

— Что-то было такое. Но только я этого Ерофеева не читал, там у него пьют все всё время, не интересно.

— Чего его читать, цитат хватает, чтоб не дохлебывать говно ложкой до донца. Так вот оказалось, что гитлеровец этот Розенберг — наш, отсюда в смысле, в Москве учился, эмигрировал потом и тут же стал гитлеровцем, так что там публика вполне та еще. Да ты сам посмотри! Гимнастические пирамиды из пары десятков человек в Советском Союзе — это омерзительное делание человека маленьким винтиком, гнусная отрыжка тирании и диктатуры. Такая же гимнастическая пирамида из американских чирлидерш и их силовой поддержки — вершина и символ спортивного духа, свободы, демократии и задорной молодости, торжествующая идея спорта в чистом виде. Массовая физкультура в СССР — отвратительное принуждение и насилие над личностью. Групповые занятия физкультурой даже в Китае — куча восторженных ахов и воркования о древней культуре ушу и долгожительстве. И что характерно — и раньше у московской интеллигенции было все ровно так же. Все здесь — омерзительно, все там — великолепно! Драка по праздникам в русской деревне стенка на стенку со строгими правилами (лежачего не бить, зубы и глаза не выбивать, по мошонке не стучать, ногами не драться) и жестким запретом на увеченье противника, имеющая черты ритуального действа — это омерзительная дикость, варварство и скотство, недостойное нормальных людей. Мордобой по-английски с разрешенным выбиванием глаз, разрыванием ртов и подлыми ударами, чтобы переломать кости, отбить органы и даже убить — торжество интеллигентности, аристократизма и спортивного духа. И да, это теперь один из ведущих видов спорта по популярности — сейчас я о боксе говорю. Да, его немного причесали и заставили надеть бойцов боксерские перчатки (что в нашей "стенка на стенку" было обязательно изначально), но лютым мордобоем от этого он быть не перестал.

— Ишь ты как подкован. Прям боевой конь — оторопел от потока информации Паштет.

— Ну, так у нас толковые ребята. Да и потом заметно же. На поверхности лежит. За рубежом типа и говно, словно мед, а у нас тут и мед — говно. А оказывается, когда сам попробуешь — что не, нифига. И москвачи эти что-то не уезжают, все тут колобродят. Страдают за нас, немытых, жизни своей не жалея. Ладно, в общем, как насчет немцев?

— Они хоть интересуются чем-то или обычные овощи из мордокниги? — спросил деловито Паша.

— Не, они хотя и немцы — а нормальные ребята. Другое дело, что по броне и оружию тебе с ними говорить не захочется, фехтование разве… Ты уже с ножом учишься работать?

— Пока только начал — застеснялся Паштет.

Латник ткнул его пальцем в живот и засмеялся: "Лиха беда начало! Еще один из них интересуется старой кухней, а второй просто любит вкусно пожрать. Так что тут общий язык найдешь."

— Старая кухня — это как?

— Ну в смысле — средневековая. Ну и вообще — вот, знаешь, есть такие, что всю жизнь едят одно и то же, к чему привыкли, а есть, что пробуют одно да другое, что поэкзотичнее. Вот он из таких. Ты же пожрать тоже любишь?

— Не без этого — кивнул Паштет.

— Вот и отлично — легкомысленно кивнул латник, проводив взглядом симпатичную девушку, прогарцевавшую мимо.

— Очумею я с этих немцев — начал набивать Паштет себе цену. Приятель ухватил суть довольно быстро, усмехнулся:

— Тогда с меня, вдобавок к тренеру по ножевому бою, еще и инструктор по конному делу. Так пойдет? Ты ж толковал, что хочешь на коняшке научиться ездить? Было такое?

— Было. Только у меня с деньгами сейчас не густо — буркнул Паша.

— Ты точно с немцами снюхаешься — удовлетворенно заявил бугуртник. И пояснил: "У них любимое словечко — Тойер! Дорого, в смысле." Посмотрел внимательно и обрадовал:

— А там может и без денег обойдется, если будешь помогать в ухаживании за живностью — чесать там, купать и так далее. Ты же не только ездить собирался, тебя еще и упряжь интересовала и прочее в том же духе, а?

— Ну да, в общем…

— Вот и ладушки. К тому же немцы хоть и обожают халяву, но обычно за себя платят, если видят, что тут им не светит.

Паша кивнул, соглашаясь.

И вскоре уже жал лапы двум парням весьма обычного вида, короткостриженным, спортивного вида, темно-русым. Ладошки у парней были жесткие и сухие, рукопожатие — твердым. Не так, чтоб в нем погибали все неосторожные микробы, не тиски, но и не вареные макароны вместо пальцев. Вежливо поулыбались друг другу, потом Паштет осторожно принялся уточнять — а чего собственно, гости хочут? Немцы неожиданно обрадовались родному языку и то ли притворились, что все понимают, то ли и впрямь поняли. Паша их тоже понял и сильно удивился. Немцы с какого-то бодуна возжаждали попробовать местное пиво и — обязательно — Bier mit russischen Snack — getrocknete Fische, Krebse und Brezeln (пиво с русскими закусками — сушеной рыбой, раками и крендельками). Мелькало еще словечко Sauerrahm (кислые сливки, сметана), которое очень казалось знакомым, но никак не хотело перевестись.

До Паши дошло, что этим ухарям хочется экзотики. Для самого Паштета пиво с раками и воблой никак экзотикой не было, но с другой стороны вспомнилось тут же, что в том же Таиланде будучи, с большим интересом сам ел и кузнечиков и адски перченый салат из авокадо, икру мечехвоста и сырых улиток с соусом, от которого глаза выпадали и дыхание на полчаса становилось огненным, а потом организм старательно рапортовал где проходит этот жидкий огонь — и так до самого выхода из организма. Ну, а для немцев тут экзотика как раз — вареные раки и сухая рыба, у них-то пиво харчат с сосисками и колбасками. То есть с чего запрос и какова задача стало понятно без больших проблем. Большая проблема выросла совсем с другой стороны и, надо сказать прямо, для Паши оказалось полной неожиданностью то, что русской пивной, как возжаждали немецкие реконы, в обозримой окрестности не было в принципе. Было два итальянских ресторана, три суши бара, ирландский паб, две грузинские хинкальни и ресторан китайской кухни. Как ни терзал Паша свой смартфон, засылая в многострадальный гугл разновариантные запросы — ответ был удручающим. Нашел немецкую пивную, попытался продать порося за карася, но немцы переглянулись и отрицательно покачали головами. То, что жители Германии очень не любят менять своих планов — Паша и читал и слыхал. Раз им втемяшилось в бошки, что они должны попить пива с раками и пресловутой сухой рыбой по местным традициям — значит их ничем не проймешь. Вынь — да положь. В голову никаких дельных вариантов не приходило, кроме как купить вяленую рыбу в супермаркете неподалеку. И попить пива в любом заведении, что поблизости. Ну, не на скамейке же тут в сквере, да и влезать под штраф совсем не хотелось, опять же гости выглядели цивильно, не так поймут.

Смятение хозяина при простецком желании попить пива с национальным колоритом немцы поняли не совсем так, как оно было на самом деле. Тот, что видимо был алебардщиком, успокаивающе заявил: "ich zahle!" (я оплачу) Паштет только поморщился, потому как с одной стороны это хорошо, что гости сами платят, но вот не в том основная проблема. Он даже растерялся немного — никак не ожидал, что всякие разные иноземные кухни будут тут в изобилии, а простецкой пивной не найти. Предложил пойти в итальянский ресторан. Немцы посмотрели на него озадаченно, потом постарались еще раз объяснить, что они в России и потому хотят попробовать русскую кухню. Причем — самую простую, пиво и закуски. Они прекрасно понимают, что всякие сложносочиненные блюда " Kulebyaka Kuchen, Blinis mit Kaviar" (Кулебяка пирог, блины с икрой) и прочие — это сложно и больно для кошелька. Но они читали, что пиво с сушеной рыбой — традиционно и недорого. И в средневековьи, дескать, это было характерно и общедоступно, другое дело, что сушеной рыбы сейчас в Европе с фонарями не найти. Тут гости переглянулись и тот, что повыше, выразил мысль, что вот у них в Германии общепринято пиво с колбасками и он с трудом представляет себе, чтобы в их городе вдруг не оказалось бы ни одной пивной с колбасками, а только китайские и японские рестораны. Тут же не Китай и не Япония. Почему тут суши, а не раки? В России должны быть раки. При этом они с осуждением уставились на Паштета, словно это лично он злодейски спрятал десяток русских пивных по карманам и пытается впарить гостям какую-то теребень в виде итальянской ресторации.

— Italienisches Essen ist schlecht. Nur einen Teig! Armen Bauern Lebensmittel! (Итальянская еда никудышная. Одно тесто! Пища бедных селян!) — помогая себе мимикой и жестами постарались втолковать глупому русскому очевидные вещи оба рекона. Сам Паштет как-то не считал итальянскую еду плохой и состоящей только из теста, да и сказанное немцами о том, что это харчи для бедных крестьян тоже как-то в голове не укладывалось. Европа же, в конце-то концов! Да в каждой пицце колбасы и ветчины по полкило, куда там бедным крестьянам! Паштет аж вспотел, поминая свалившего от этой головоломки латника разными словами. Впрочем, так или иначе, а выполнять план надо. Эти тевтонцы не отступят.

Замысловатый план пития пива по-русски в итальянском ресторане немцев весьма удивил.

— Der Kellner war damit nicht einverstanden! (Официант не согласится!) — сказал алебардщик. Его приятель пожал плечами, усмехнулся.

— Dies ist Russland! (Это Россия!) — напомнил он главное.

Паша не разделял его уверенность. Официант, вообще-то мог бы просто турнуть странных посетителей и был бы прав. Через силу улыбнувшись, Паша предложил провести эксперимент. Немцы пожали плечами. Через пять минут они уже стояли в зале ресторана итальянской кухни.

К колоссальному удивлению Паштета, подошедший к ним официант, молодой и вышколенный, и ухом не повел, выслушав довольно путаное объяснение поставленной задачи. Добро на потребление рыбы с пивом дал и даже посоветовал взмыленному Паше где тут можно купить поблизости воблу. Немцы взяли по разгонному бокалу пива каждый, а принимающая сторона тут же дернула за закуской. Вернулся Паша быстро, немцы как раз убирали последние кусочки жареной свинины, которую заказали от нечего делать. Дальше официант притащил еще бокалов с разными сортами пива, но тут немцы стали задавать вопросы, которые частью переводил Паша, а частью и сам официант понимал, когда немцы сгоряча начинали спрашивать по-английски.

Оказалось, что они собираются пить только сделанное в России пиво и только такое, которое хранится не больше недели. При этом немцы сообщили. что их знакомый, который отлично разбирается в разных сортах самых разных видов пива рекомендовал им пить в России только Балтику номер 9. В итоге большая часть предложенного была забракована, как и желанная Балтика, которую немцы все же выпили, но с такими выражениями на физиономиях, словно это не пиво, а болотная вода. Паштет понял, что причиной такого отношения (сам он бокал навернул без судорог и отвращения) было то, что Балтика, оказывается, тоже могла храниться дольше недели и под рыбу пошло нефильтрованное мутноватое пивко местного производства. Душные гости дотошно выспросили о том — по каким технологиям и на каком оборудовании сделано питье — на что официант, не моргнув глазом, с самым честным видом заявил — что на отечественном. И технологии традиционные. Разумеется — тоже исконные. Немцы проворчали что-то ублаготворенное и пояснили, что на австрийском или бельгийском оборудовании и по немецким технологиям они пиво пили, а тут попробовать хотят местное. После третьего бокала атмосфера стала совсем подходящей, официант притащил для потрошения воблы большие бумажные салфетки, вполголоса заметив Паштету, что на газете было бы аутентичнее, но, к сожалению, сервировать стол газетами ему запрещено. И в глазах у вышколенного кельнера что-то промелькнуло этакое, не положенное. Паша решил считать это за искорку иронии и тень сочувствия. Приступил к разделке рыбы, заметив, что вот — к сожалению вареных раков он сейчас состряпать не может, как и моченого гороха и сухариков ржаных, но зато есть вобла. Немцы утешили его тем, что вареные раки в их германской кухне давно известны, как и горох, так что пусть он не переживает. Для них, потомков тевтонов, визит в дикую Россию был, похоже, сродни боевому походу и они старались ничему тут не удивляться. Смотрели внимательно, как Паша разминает рыбку, дерет ей башку и снимает шкуру. Сами старательно повторяли, как послушные ученики. Жевали янтарные ломтики с опаской, но постепенно втянулись в процесс, тем более, что возлияния пивом взаимопониманию способствовали изрядно. Паша, вначале сильно волновавшийся, потихоньку успокоился и после четвертого бокала с удивлением обнаружил, что понимает чужую речь куда полнее, чем раньше. После пятого атмосфера еще улучшилась. Языковой барьер был с треском преодолен и Паша, наконец, сумел узнать — что за проблемы у немцев с пивом. И сильно удивился тому, что молодые мужики всерьез обеспокоены своим здоровьем, которые проклятые глобалисты стараются им угробить, нарушая процесс священного приготовления пива и валя в божественный напиток омерзительные и богопротивные консерванты в сатанинских количествах. Со слов тевтонов получалось, что там чуть ли даже не формальдегид, который в мизерных количествах вроде как и разрешен, но кто ж пьет пиво мизерными порциями? Под новый бокал и остатки воблы, которую немцы сначала грызли чинно и вежливо, а потом разошлись вовсю, прошел экскурс в анатомию, где любители средневековья показали свои глубокие знания, заверив Пашу, что пиво — полезно всем органам сразу и организму — в целом тоже, но проклятые консерванты убивают желудок, поджелудочную железу и все печенки сразу! Все это высказывалось с невиданным энтузиазмом и несвойственной для тевтонов страстностью.

Впрочем, пиво они любили от души и возмущались гнусными происками корыстных пиводелов так, как оскорбились бы за любимую девушку, испорченную не вовремя кем-то посторонним и гнусным.

На поврежденных печенках немцев заклинило и топтались они в этой теме довольно долго, словно древние и хворые старцы, пока Паштет, которому, в общем, поднадоело слушать подробнейшее изложение симптомов панкреатита, не спихнул немецких знатоков немного в сторону, спросив про их увлечение средневековьем.

Германцы выполнили смену темы на счет раз-два, с ловкостью опытных строевиков, что, впрочем, никак Паштета не обрадовало, потому как подробности и тут посыпались валом, и теперь оставалось только надеяться. что размахивавшие руками реконы не сметут со стола все, чем умелый официант сервировал пирушку. Как ни странно, Паша ухитрялся понимать почти все, что толковали собеседники — пиво почему-то этому способствовало и даже такие нюансы фехтования в Средние века, как Remedio (средство защиты, тут же показанное на пальцах бравыми реконами) или Contrario (опять же лихо изображенное ладошками, мелькнувшими в очень опасной близости от бокалов) были понятны просветленному Паштету.

И даже длинную тираду мечника о том, что искусство меча состоит только в переводе ударов противника в сторону, направлении своих ударов и уколах в правильное место тоже Паша просек сразу. Несколько удивило его то, что оба гостя с важностью пояснили ему, что теперешнее фехтование не такое — раньше не рубили мечом по мечу, лезвие в лезвие, по граням, и тут же пояснили. что металл раньше был слабее и потому это портило клинки, приходилось их беречь, потому контратаки были куда хитрее. Тут же выпили и за фехтование. Паша, похвалил их успехи на этом поприще и с византийской хитростью порадовал собутыльников тем, что, дескать, его приятели латники очень уважительно отзывались об обоих гостях, как весьма перспективных рубайлах и кромсайлах. Немцы заметно возгордились, лесть от третьих лиц попала в цель. И тут же задумались, потому как неугомонный Паштет задал совершенно внезапный вопрос о том, а хотели бы ребята оказаться в прошлом. Ну вот, типа, окажись тут по соседству дверь в средневековье — шагнули бы они туда?

Немцы только глазами захлопали. Вопрос оказался для них не совсем понятным. Попытки Паши сослаться на популярные образцы фантазийной литературы словно о каменную стену разбились, реконы стали спрашивать:

— Was ist "popadanets"? (что такое — попаданец?) и тут до вопрошателя дошло, что у немцев просто нет фэнтезийной литературы. То ли вообще нет, то ли с попаданцами только, но такое массовое явление в России, как желание оказаться спасителем мира, попав в прошлое, для немцев оказалось полностью отсутствующим. К счастью, про что речь идет — поняли, реконы отнюдь не были дураками, один даже вспомнил, что вот у древнего Уэллса было путешествие в прошлое, потом оказалось, что оба видели американские фильмы про назад в будущее и с терминатором, но у самих фехтовальщиков перспектива попасть туда, где резались всерьез и без дураков, не вызвала ни малейшего интереса.

"Да вы с ума сошли — завопил возмущенный кот — там же живые мыши и крысы!!!" — неожиданно всплыло в памяти у чуточку очумевшего Паштета. Он ожидал, что бравые вояки втайне мечтают о лаврах кнехтов первой линии. А оно оказывается — нифига и совсем наоборот. Один, хмыкнув, тут же сказал, что ему надо еще кредиты выплачивать, а там, в прошлом он бы мигом сдох от холеры, чумы или еще чего такого же антисанитарийного. Его приятель, алебардщик, заржал и упрекнул приятеля в зазнайстве и гордыни, присовокупив, что помер бы тот, скорее всего, от банальной дизентерии. Помирать от дизентерии мечнику показалось позорным, и он долго упирал на более благородную даму — Чуму, Черную смерть, но в итоге оба сошлись на холере. Паша сидел с открытым ртом. Он отлично помнил по нашим реконам, как те рвались хоть на пять минут оказаться там, где их реконструкция не заставила бы окружающих крутить пальцем у виска. Особенно это было заметно среди фанатов Наполеона, которые очень огорчались тому, что сами французы не рвутся изображать своих предков на поле Ватерлоо и потому практически все войска Великой Франции там состоят из русских и поляков. Впрочем, на сам вопрос немцы ответили ясно и точно — нет, не хотят. Война — это война, а спортивное хобби — совсем другое. Там нет комфорта и безопасности, а тут — есть. Ну, не отнять трезвого подхода к вопросу, хотя тут Паша понял, что поддали они уже крепко, потому что алебардщик докопался до официанта, прибывшего с новым грузом живительного питья, со странным вопросом: является ли "Vinaigrette Stallone" блюдом из их итальянского меню. Тут даже вышколенный официант несколько растерялся. В первую голову, наверное, потому, что вопроса не понял и стал переспрашивать. Совместными усилиями, разобрав это странное красное кушанье доперли до того, что так мудрено немец обозвал обычный винегрет. Тут уже пошло проще и официант сказал, что именно это кушанье хитрый актер Сталлоне вложил, как свой фирменный салат в сеть ресторанов "Планета Голливуд". Но сам Сталлоне немножко не итальянец, так что нет — в меню их ресторана винегрета нет. Вот пиво хорошее — есть.

С этим постулатом все согласились, и следующий тост пошел уже без всяких вопросов. Немцы были явно довольны жизнью, и теперь разговор опять пошел в сторону кушаний. Тут вдруг алебардщик взял и брякнул:

— Sie selbst und ihre Traditionen nicht zu respektieren. Das ist seltsam. (Вы не уважаете себя и свои традиции. Это — странно).

Паша не понял, переспросил. Немец, как показалось, немножко свысока — пояснил, что вот ему странно, что такие сложности возникли с простеньким вроде бы угощением. Ему совершенно непонятно — как бы в Германии было бы нельзя попить пива с колбасками и пришлось бы тащить колбасы в итальянский ресторан. А тут — вон как все непросто получалось. Хотя сушеная рыба — это пикантно и вкусно, хотя и чертовски необычно.

— И полезно. Рыба — она полезная. Я ем рыбу, потому что она полезна — влез в разговор уже изрядно захмелевший мечник.

— У вас есть своя экзотика. А вы ее стыдитесь, зато русских туристов полно во всяких экзотичных забегаловках в других странах. Я видел, как ваши с аппетитом тараканов ели. Вы вообще все свое почему-то не любите. Ты про этих "попаданцев" спрашивал. Это странно — не торопясь выговаривал Паштету алебардщик.

— Почему странно? — переспросил собеседника Паша.

— Вы не делаете свою жизнь сейчас. Зато рветесь куда угодно, чтобы что-то делать там. Что вы можете сделать там, если не можете здесь? Это интересное приключение — кушать сухую рыбу в итальянском ресторане. Мало кто из наших соотечественников на такое отважился бы. Мне понравилось, это оригинально — посмеиваясь, сообщил немец.

— Черти бы тебя драли — подумал Паштет. Сказанное бесцеремонным немцем было неприятно слушать. Вдвойне неприятно, что, к сожалению, чертов алебардьер был прав. Для самого Паштета было неприятным открытием. что в пределах досягаемости можно попить пиво и по-немецки и по-японски и по-китайски, даже наверное — по-итальянски, хотя как оно это — по-итальянски? Есть ли такое понятие, как попить пива по-итальянски?

Спросил об этом немцев. Алебардщик твердо заявил, что пиво — немецкое изобретение. И вообще — после разгрома Рима там в этих итальянских городах-государствах вроде и пиво не пили, потому как помнит точно рекон, что монахи в немецком монастыре, где впервые сварили пиво, должны были нести его в Рим, чтобы Папа отведал новоизобретенное питие и одобрил или отверг его, как новое кушание для воинства Христова, такой тогда был порядок в церкви. Монахи и понесли. Пешком. Летом. Очень жарким. Издалека. Когда принесли Папе, то пиво безнадежно скисло и Папа только понюхал эту гадость и сказал — если там в немецких землях живут такие дураки, что пьют с удовольствием такую бурду — то во славу Христа пусть пьют и дальше, ибо воздержание и умерщвление плоти богоугодно.

Тут же родился тост за папу и монахов.

Правда, после тоста выяснилось, что за столом как на грех ни одного католика нет. Да и после некоторого спора, в котором мечник оппонировал скорее просто по живости характера, единогласно пришли к выводу, что пиво, безусловно, появилось раньше Папы Римского, еще древние германцы его варили, после этого беседа перетекла на нравы давних народов, чему немало послужил и тот факт, что немцы были густо украшены татуировками. Сам Паштет к тату относился чуть более, чем менее, и себе кожу пачкать не собирался, а на развлечения зататуированных смотрел как на атавизмы. Потом чуть было не заговорили о работе и немцы уже стали увлеченно рассказывать про всякие свои заморочки, но это Паша пресек на корню, заявив твердо, что не дело уподобляться канадским лесорубам, которые на работе говорят о бабах, а с бабами о работе. Тут же шалый мечник стал дурашливо озираться и заглядывать под стол, как потом объяснил озадаченному Паштету — разыскивая спрятавшихся женщин. Увы, в ресторане было пустынно, что даже и немножко огорчило бравых пивопойцев, вполне уже расхрабрившихся и готовых на подвиги.

Галантный алебардщик сказал Паше комплимент, заверив в том, что живущие тут девушки очень симпатичные и здорово за собой смотрят — прямо с утра в макияже и одеты, как… Тут рекон заткнулся и задумался. Ему на выручку поспешил приятель, сказавший, что большая часть — словно на собеседование в фирму идет, но вот часть одета привлекательно для глаза, но в Германии те же коротенькие шортики и высокие ботфорты являются одеждой для жриц платной любви. Витиеватость речи заставила Пашу трижды переспрашивать, и только когда мечник ляпнул про проституток, связалось вместе и оплата и жрицы с любовью.

Неожиданно для самого себя Паштет обиделся за девушек и стал горячо возражать против такого подхода, требуя признания, что короткие шортики — это красиво, во-первых, и во-вторых — опять же красиво. С этим оба собеседника спорить не стали, хотя чувствовалось, что эстетика в их душах спорит с моралью и признать симпатичность точно прописанного в униформу для проституток предмета одежды им трудно.

— Чего ж я так надрался-то? — внезапно подумал Паштет. С радостью понял, что не он один, когда мечник вдруг ни с того ни с сего ляпнул от души.

— Вы, русские, очень агрессивны! И при этом всегда притворяетесь, что слабее, чем есть на самом деле! Вы все время провоцируете этим! Это очень коварно! — безапелляционно, как и положено немцу, заявил мечник.

— Вот те раз! И в чем же это выражается? — удивился Паштет, тут же удивившись дополнительно, что понял вычурную и сложную фразу на чужом языке с первого же раза.

— Во всем! У всех русских нож за пазухой! — брякнул немец.

— У меня нет ножа — удивился Паштет.

— Ты же занимаешься ножевым фехтованием, нам так не правильно сказали? — удивился алебардщик.

— Я занимаюсь фехтованием на ножах. Но ножа у меня с собой нет. Ты же тоже не носишь с собой алебарду? — старательно строя фразы в соответствии с дурацкой немецкой грамматикой и ставя глагол обязательно на второе место, заявил Паша. Попутно он успел подивиться тому, как ухитряются немцы понимать такие нелепые сооружения, ведь если переводить дословно получалось диковатое "Но я имею с собой нет совсем нож!"

— Она больше, чем нож. С ней неудобно ходить — резонно возразил здоровяк — алебардьер.

— А нож у тебя есть? — тут же контратаковал Паша.

— Нож есть. Почему ты спросил? — удивился алебардщик.

— Так твой приятель меня обвинил в том, что я с ножом хожу. Как все русские.

— Это просто ему грустно. У меня есть девушка, и она ездит с нами на соревнования. А у него девушки нет. Это есть печально. А ты имеешь девушку? — старательно избегая скользкой темы, спросил рекон.

Знал бы он, что эта тема еще более скользкая.

— Нет, сейчас не имею — грустно признал печальный факт Паштет.

— Ты не думай, если ты альт, то мы к альтам относимся хорошо, у нас есть знакомые альты — вдруг понес непонятную околесину алебардщик. И мечник кивнул.

— Не понимаю. Что такое — альт? — удивился Паша.

— Альтернативная ориентация — немного, в свою очередь, поразившись паштетской неграмотности, ответил рекон.

— Это какая ориентация? Ты что ли меня в гомосексуалисты определил? — обиделся Паштет.

Немцы переглянулись несколько испуганно.

— Я не хотел тебя обидеть! — тут же заявил чуточку протрезвевший алебардьер. А Паша краешком мозга опять удивился тому, как странно лепят слова в предложении немцы, потому как, поддав, теперь приходилось с некоторым напрягом понимать — как это так: "Я хотел нет тебя обидеть!"

— Мы совершенно толерантные! — подтвердил мечник, тоже несколько поспешно.

— И как, не тошнит? — съязвил Паша.

Немцы переглянулись. Определенно они напугались. Даже странно. Тут до Паши дошло, что у себя в Германии эти парни уже привыкли держать язык за зубами, потому как нетолерантность там карается быстро и просто. Никакой карьеры и никакой нормальной работы — марш в никчемушные маргиналы.

— Нет, я натурал. Просто с вашим чертовым феминизмом женщины сильно испортились. Расслабьтесь — вы, как было сказано в начале нашей встречи — в России. Здесь не надо быть толерантным черт знает к чему, можно иметь свое мнение и спокойно его высказывать — свысока просветил гостей Паша.

— Мы можем тоже иметь свое мнение — вздохнул алебардщик.

— Только держите его при себе. Говорить вслух нельзя? — подковырнул его Паштет.

Немцы переглянулись.

— Да, я знаю, у вас свободная страна. Полная свобода помалкивать. Не то, что тут в тоталитарной России. Вы сами натуралы? — вырвался на оперативный простор разрезвившийся Паша. Реконы осторожно кивнули, ожидая от Паши порции насмешек и провокаций, но тот, поглядев на постные рожи собеседников, решил не глумиться над убогими и сказал просто:

— Хорошие были раньше принципы у вас. Четыре "К".

Немцы не поняли.

— Küche, Kinder, Kleider, Kirche (Кухня, дети, платья, церковь) — напомнил им старый немецкий лозунг Павел. Он не то, чтоб был приверженцем этого самого лозунга, но кольнуть германцев хотелось. Другое дело, что самому ему попадались как на грех девицы не умевшие готовить, что, по мнению Паши уже было грехом великим, да и в жизни имевшие странные цели. Последняя его знакомая была вроде неплохой девчонкой, но почему-то взявшей в голову, что для покорения мужчины надо быть стервой и вести себя по-свински. До того была дурочка с адским гламуром в виде идеала, а перед той симпатичная, но упертая динамщица, уверенная, что мужчины вокруг сделаны только для того, чтобы безвозмездно содержать ее, такую красивую и осчастливившую этот мир уже своим появлением в нем. Ну то ли нормальные девушки ходили не по тем дорогам, что Паштет, то ли еще что. Хотя спроси его кто — а что такое нормальная девушка — наверное, сразу бы и не ответил. Да и немецкий лозунг тоже как-то не годился. Кухня и дети — еще ладно, а вот платья и церковь уже как-то не дугу. Хотя верующие Паштету особо на пути не встречались, а всякие Свидетели Иеговы проходили под тем же разрядом, что и цыганки-гадалки, то есть — шарлатаны. То, что девушка должна быть для глаза приятна, это было ясно. А вот дальше-то что? Что нужно, чтоб искра проскочила? Сам Паша на этот вроде бы простой вопрос ответить не мог, это было досадно. Тем более, что пока еще дела обстояли не так, как у безвестного шотландца в песне:

Тема оказалась животрепещущей. Про девушек заговорили с удовольствием и только иногда законопослушные свободные немцы жались и переглядывались, когда обладавший "русской рабской психологией" Паштет проезжался беспощадно по толерантности и феминизму, обличая и то и другое со страстью первых христиан.

— Черт, чего это меня понесло-то? — глянув на себя со стороны, удивился своей пылкости обычно флегматичный Паша. Но остановиться уже не мог. Ему даже нравилось заставлять собеседников вздрагивать, заявляя, что европейский феминизм есть дурь и ведет к вымиранию без всяких войн. В принципе, немцы и сами отчасти были с этим согласны, только мечник буркнул про то, что видел фильм про женские русские штурмовые батальоны, так что, дескать, неизвестно, кто кого феминистичнее.

Паштет не нашелся, что сказать, фильм про женский штурмовой батальон не смотрел, историю того времени знал более чем смутно, потому педалировать не стал, зато попрекнул немцев, что ими баба верховодит. И тут попал в точку, своего канцлера оба рекона не любили, хотя и заметили, что она не поднимает налоги и потому "ручки домиком" командовать будет и дальше.

Сообразив, что речь идет о характерном для госпожи канцлерши жесте, Паша тут же рассказал обоим немцам, что на языке глухонемых такой жест означает "женский половой орган". Немцы удивленно подняли брови, переглянулись и как по команде заржали. Разговор после этого благополучно свалился из области политики к вечному.

— Есть масса простых способов узнать, что за девушка перед тобой — уверенно заявил мечник.

— По эмблеме на щите, типу доспехов или по нашивкам на рукаве — схохмил Паша, удивляясь самому себе.

— Если девушка имеет татуировки на крестце, то это означает "два коктейля и ее можно фиккен". Очень полезная маркировка. Я это проверял сам — уточнил алебардьер.

— Да, это есть "tramp stamp" — деловито подтвердил пьяненький мечник.

— А если на лодыжке? — вспомнил Паштет пару знакомых девчонок из отдела.

— Это у нас называется "принцесса отважилась" — важно кивнул головой алебардьер.

— А на груди? — заинтересовался Паша.

— Это смелая девушка, и самоуверенная. Но не рассчетливая. И то же на пузе. (жаргонизм Паша не понял, потому алебардьер ткнул себя пальцем в пуп, Паша кивнул, догадавшись). И то же — на заднице. Это плохо в перспективе.

— Почему?

— Пропорции рисунка со временем изменяются! — подмигнул мечник.

— А, понял — кивнул отяжелевшей головой Паша и тут зазвонил его телефон. Оказалось — беспокоит латник, волнующийся за состояние гостей. Он сумел освободиться от обуревавшей его работы и теперь хотел узнать — где перехватить прибывших коллег. Пока выпивали за его здоровье и успехи латных мужчин — прибыл и он сам. Паша не очень хотел продолжать куролесить, с приятствием распрощался с публикой и с радостью отправился домой, чуя некоторый перебор и усталость от того, что весь вечер говорил на чужом языке.

Утром не очень понял, что так гнусно дребезжит совсем рядом. С трудом разлепил глаза, кое-как нащупал мобильник. Удивился, услышав характерный голос тренера по ножевому бою.

— Доброе утро! — сказал Наваха.

— Чтоб тебя черти драли вприсядку! — подумал злобно чугунноголовый спросонья Паштет, а вслух поздоровался вежливо.

— Вы отрабатывали на неделе, что я рекомендовал?

— Да, все как сказали — прохрипел Паша.

— У меня освободилось время с 14.30. Если хотите — могу с вами позаниматься — сказал тренер.

— Хорошо, буду — сам себе опять же удивляясь, сказал Паштет.

— Добро, тогда — до встречи!

— Ага!

Ругаясь на самого себя, на вчерашний совершенно ненужный кутеж и на свое неуместное согласие тоже, Паштет, тем не менее, прибыл в срок в зал. И оказалось, что с похмелья виртуозить ножом еще тяжелее.

Взмок еще сильнее, чем в прошлый раз, вымотался за несколько раундов до полного умата, разозлился и на себя и на чертова Наваху, который юлой вертелся вокруг, нанося очень неприятные тычки в самые разные участки паштетова тела, которое внезапно оказалось очень большим.

Перерыв Паша встретил в некотором отупении, последний раунд он действовал уже на полуавтомате, не шибко соображая, что делает.

Опять тренер дышал ровно и говорил спокойным тоном, да и начал говорить не сразу, а только убедившись, что ученик постепенно восстановил частичную вменяемость.

— Однажды заезжий фехтовальщик вызвал на дуэль пьяного ежика. Тот дрался храбро, но вдруг забыл, как дышать и помер. Вы забывали дышать дважды — во втором раунде и в третьем тоже. Это всегда приводит к перегрузке и мышц и мозга. Итог сами видите.

— Вот надо было мне отказаться сегодня от тренировки — пропыхтел угрюмо ученик.

— Если б мы занимались чистым фехтованием — то да. Потому что неспортивно. А так получилось очень удачно, вы наглядно убедились в том, что с похмелья — не боец. И что при этом не получается контролировать дыхание, и вы его, сами того не замечая, задерживали перед атакой, словно нырять собирались. Молчу о том, что поддавший, как правило, агрессивнее и неразумнее, что позволило мне сегодня нанести вам дополнительно не менее пяти тычков, которые вы не пропустили бы будучи трезвым. Хотя при том замечу, что координация у вас стала лучше, пару раз вы меня чуть не задели.

— Чуть — это три километра по-китайски — буркнул Паштет свою старую присловицу.

— Тем не менее — не согласился тренер. И далее дотошно разобрал все Паштетовы ошибки, словно видеомагнитофон у него в голове встроен. Или видеорегистратор.

— Под занавес сегодняшнего занятия замечу два важных пункта. Первый: вы, похоже, занимались раньше борьбой? — скорее утвердительно, чем вопросительно заметил Наваха.

Паша кивнул. Было такое, хоть и очень недолго.

— Так вот борьба и нож — несовместимы. Особенно при серьезном противнике. Вы даже если успеете провести захват — скорее всего не успеете довести до конца прием, как вас пропорют. Потому старайтесь про борьбу забыть вообще. У нас сейчас это получилось наглядно — вы попытались провести захват за руку — получили условно удар в лицо. И это я всерьез опасался его обозначать, потому как у нас тренаж и мне никак не хочется выбить вам глаз или даже оставить фуфел на вашем лице. А так вы получили бы удары в глаза, шею или грудь. Мало того, что вы забыли, что рука с ножом длиннее, чем просто рука, так еще и сами же подставились. Потом, в третьем раунде, попытались провести захват за ноги. Зачем? При переходе в партер враг успеет нанести вам несколько ударов — и упав тоже. А у вас руки будут заняты. Вы получили условно удар в сердце, но свободно я бы мог ударить и в шею, а при переходе в партер — несколько раз в бок. Забудьте про борьбу! Зарезано множество мастеров спорта по всяким видам борьбы. Даже в этом году уже убили члена сборной РФ по борьбе изрешетив его моментально — только в сердце две дырки было, не считая прочего.

— Ну, это уже перебор — буркнул Паштет.

— Что перебор? — не понял Наваха.

— Да дырявить так.

— Это как раз признак профи. Человек — живучее животное и редко помирает от одного укола, тем более сразу. Это тоже распространенная ошибка — дескать, уколол — и успокойся, дело сделано. И за эту ошибку заплатили очень многие, когда вдруг оказалось, что "пораженный" противник продолжает бой как ни в чем ни бывало. Даже с пробитым сердцем человек может еще пару сотен метров пробежать. Не всегда, но случаи такие документально зафиксированы в большом количестве. Таком большом, что игнорировать никак не получается. Состояние аффекта, наркота, наконец, еще больше повышают устойчивость. Вам ведь без разницы — сдохнет ваш враг через полчаса или нет, если этот враг выпустил вам кишки, уже будучи раненым? Потому если уж до ножевого боя дошло — одним уколом вы не ограничивайтесь. Недорубленный лес вырастает — сказал задолго до нас очень грамотный в резне человек. Теперь второе: добавлю, чтоб вы не пытались так лягаться ногами. Сегодня я вас "порезал" трижды, всякий раз, когда вы пытались меня пнуть. Максимум высоты для ударов ногой в ножевом бою — до колена. Никак не выше. И только как вспомогательное действо — для отвлечения внимания от удара. С пропоротой ногой или даже порезанной — вы уже не боец. Вы не боец — вам конец.

— Но вы-то наносите по одному удару? — подловил Паша учителя.

— Я обозначаю удары. Моя задача — научить вас, а не поломать вам ребра муляжом.

Тут Наваха усмехнулся и резиновый муляж замелькал в воздухе так стремительно, что Паша не смог сосчитать сколько раз резина проткнула воздух, очень было похоже на швейную машинку.

— Ну, на сегодня хватит. Продолжайте самоподготовку, свяжемся через неделю — протянул руку тренер.

Паштет обреченно вздохнул и пожал своей потной лапой сухую ладошку Навахи.