Парторг 2

Глава 8

Продовольственный аттестат, который положен мне как офицеру, является именным, и его нельзя передать другой семье или разделить на части. Этот документ строго персональный, и любые попытки обойти установленный порядок могут привести к серьёзным неприятностям как для меня, так и для получателей. Поэтому с семьей Андрея возможен только вариант передачи посылки. И это вполне реально осуществить, по крайней мере, со слов Марфы Петровны, которая уже не раз занималась подобными делами и знает все тонкости организации подобных отправлений.

Транспортные самолёты из Сталинграда на Урал сейчас летают не каждый день, график довольно нерегулярный, но пару раз в неделю точно отправляются рейсы, и Марфе Петровне не составит особого труда организовать передачу посылки в Челябинск. Она имеет необходимые связи на аэродроме и знает, к кому обратиться. Как раз сегодня должен быть такой рейс, и при определённой расторопности вполне можно успеть. Времени оставалось не так много, но если поторопиться, то всё получится.

Я тут же получил остаток положенного мне масла, целых двести граммов по офицерской норме. Мне его сразу упаковали в несколько слоёв бумаги и обвязали шпагатом, чтобы оно не поплыло в дороге от тепла. Андрей разборчиво написал свой адрес на листке бумаги, который Марфа Петровна аккуратно прикрепила к свёртку. Она обещала лично проследить, чтобы всё дошло как надо.

Я, конечно, очень сомневался, не расплывётся ли масло, пока окажется в Челябинске. Дорога неблизкая, несколько часов лёта, и неизвестно, в каких условиях будет лежать посылка. Но Аркадий Антонович только посмеялся над моими опасениями, похлопав меня по плечу.

— У нас, товарищ лейтенант, оно как камень застывает, не переживайте. А в самолёте лётчики знают, куда пристроить груз. Там есть места, где тепла никогда нет. Даже летом можно замёрзнуть до костей, настоящий холодильник в воздухе.

То, что это действительно так, я и сам знал по собственному опыту. В школе младших лейтенантов однажды был случай, когда по какой-то военной нужде один из наших курсантов летал на Ли-2 в тыл, кажется куда-то за Урал. Пикантность ситуации была в том, что место ему нашлось только в грузовом отсеке среди каких-то ящиков. И он потом с нескрываемым ужасом рассказывал, какие там сквозняки гуляют и какая жуткая холодина царит, несмотря на вполне приличный плюс за бортом и яркое солнце в иллюминаторе. Бедняга чуть не отморозил себе уши и пальцы на руках, хотя на земле была самая настоящая весна.

Решив проблему с посылкой на Урал и немного успокоившись относительно судьбы масла, мы с Андреем отправились на завод «Красный Октябрь». Водитель «эмки» был мой старый знакомый, тот самый шофёр, которого мне уже не раз выделяли. Он, поздоровавшись со мной и крепко пожав руку, сразу же обрадовал приятной новостью:

— Меня, Георгий Васильевич, до особого распоряжения закрепили за вами персонально. И даже с бензином не ограничили, представляете? Завгар сказал, что товарищ Чуянов лично распорядился выделить машину в ваше распоряжение. Так что вы теперь всегда на колёсах и можете ездить, куда вам нужно по делам.

Эта новость меня, конечно, очень обрадовала и значительно облегчила душу. Наличие личного транспорта в нынешних условиях, это настоящая роскошь и огромное подспорье в работе. Чтобы выполнять все поставленные передо мной задачи, мне надо за день успевать побывать чуть ли не в тысяче мест, встретиться с десятками людей, решить сотни вопросов. И вопрос транспорта для меня очень даже критичный, без машины я бы просто захлебнулся в этом потоке дел. Пешком или на попутках много не находишься, особенно когда расстояния измеряются километрами, а дороги ещё толком не расчищены.

На заводе «Красный Октябрь» меня уже ждали, видимо, предупредили о моём визите. Директора, к сожалению, на месте не оказалось, он уехал по каким-то неотложным делам в Астрахань, но меня встретил парторг ЦК ВКП(б) Владимир Иванович Круглов.

Я с ним ещё не был лично знаком, хотя слышал много хорошего. Он вместе с Чуяновым только недавно вернулся из Москвы, где решались важные вопросы восстановления промышленности Сталинграда, но уже был полностью в курсе поставленной передо мной задачи. Чуянов, видимо, подробно его проинструктировал.

Круглов оказался мужчиной лет сорока пяти, среднего роста, крепкого телосложения, с умными внимательными глазами и седеющими волосами. Говорил он чётко и по делу, без лишних слов. Вместе с ним были двое заводских инженеров, один постарше, другой совсем молодой, которые тут же предложили идеальный, на мой взгляд, вариант решения проблемы с техникой.

Красной Армии по итогам Сталинградской битвы достались поистине огромные трофеи, масштаб которых трудно даже представить. Только в самом городе и ближайших окрестностях было захвачено или уничтожено несколько десятков тысяч единиц бронетехники, автомашин, тракторов и прочего имущества противника. Одних машин было захвачено больше 80.000. Всем этим богатством естественно тут же начали заниматься специально сформированные армейские трофейные батальоны и целых три центральных органа, созданных ГКО специально для учёта и распределения захваченного имущества. Их, кстати, буквально накануне, пятого апреля, упразднили, объединив структуры, и создали единый Трофейный комитет во главе с Маршалом Советского Союза Ворошиловым. Эта централизация должна была навести порядок в распределении трофеев.

Но на исправную трофейную технику или ту, которую легко отремонтировать и быстро ввести в строй, я изначально не рассчитывал и не питал иллюзий. Она трофейщиками уже давно просто оприходована, вывезена, распределена по частям или отправлена на хранение на склады наркомата обороны.

Меня интересует разбитая, повреждённая техника, груды искорёженного металла, часть которой я собираюсь восстановить для нужд города, а часть пустить на переплавку.

Решение переплавлять её прямо на месте, на том же успешно восстанавливаемом заводе «Красный Октябрь», лежит, как говорится, на поверхности. Это настолько логично, что уже давно пришло в голову другим людям, и даже более того, одна из площадок для сбора разбитой, в основном немецкой техники, уже успешно создаётся на территории завода. И на ней уже скопилось несколько сотен машин, танков, тракторов и прочей техники, с которой вот прямо сейчас можно начинать работать. Груды искорёженного железа ждут своего часа. И весь вопрос только в одном, кто конкретно начнёт заниматься этим делом, кто организует работу.

Не знаю, кем именно было дано указание, Чуяновым или, скорее всего, уже пришла директива из Москвы от кого-то из высшего руководства, но Круглов уже был «озадачен» этим вопросом и сразу же, едва мы уселись в его кабинете, спросил меня деловым тоном:

— Так как вы, Георгий Васильевич, собираетесь создавать эти ремонтные бригады? Какие у вас соображения на этот счёт? Людей-то надо где-то брать, а их и так не хватает катастрофически.

Над этой проблемой я успел серьёзно поразмышлять, пока мы ехали на завод, прикидывая разные варианты, и поэтому я сразу же выдал своё предложение, которое казалось мне наиболее реалистичным.

В Сталинград сейчас возвращаются эвакуированные жители, которые стремятся на родину, несмотря на все трудности. Со всей страны едут добровольцы, которых призывают газеты и радио, и мобилизованные на восстановление по нарядам обкомов. И численность населения города уже превышает сто тысяч человек, что не может не радовать. Но рабочих рук всё равно катастрофически не хватает, их разрывают на части все стройки и заводы, и отвлекать людей с других важнейших объектов как-то проблематично и неправильно. Мы не будем тянуть одеяло на себя. Поэтому, на мой взгляд, ремонтников надо набирать в первую очередь из временных людей, из так называемого спецконтингента.

Я имею в виду только тех, кого сейчас проверяют органы НКВД, это бывшие наши военнопленные, которых освободили из немецких лагерей, и часть окруженцев, в основном тех, кто после окружения их частей долгое время проживал на оккупированной территории и не мог пробиться к своим. Все они требуют тщательной проверки, это понятно, но работать они могут.

В Сталинграде сейчас функционирует один такой спецлагерь в Кировском районе, в Бекетовке, и планируется их создание на всех восстанавливающихся крупных оборонных предприятиях Сталинграда. Там будут проходить проверку тысячи людей. Но это пока что только перспектива, планы на будущее, так как для этого банально требуется специальное разрешение органов безопасности для привлечения этих людей к работе на конкретных объектах. Бюрократия никуда не исчезла даже в военное время.

Так же обстоит дело и с самым, пожалуй, перспективным контингентом, немецкими военнопленными. Среди них много тех, кто прекрасно знает свою технику, особенно водители, механики-водители и всякие ремонтники, и их привлечение было бы чрезвычайно полезным для дела. Они могут разобрать свои машины с закрытыми глазами. Но это пока тоже только перспектива и очень, на мой взгляд, туманная. Немцев просто так к работе не допустят, тут нужны решения сверху.

Поэтому самый верный и простой путь на данном этапе, это временное привлечение рабочих с крупных восстанавливающихся предприятий, которые уже здесь, на месте. Главное в этом моём предложении именно временность их привлечения, только на первое время, пока не удастся укомплектовать собственные постоянные ремонтные бригады из других источников. И здесь главным и определяющим фактором является банальная бюрократическая процедура оформления людей на довольствие.

Всех, кто начинает работать на восстановлении города, надо, выражаясь армейским языком, сначала поставить на довольствие, оформить документы, так как людям надо банально каждый день что-то есть и где-то спать. А по факту единственным источником гарантированного, конечно, весьма скудного в условиях продолжающейся тяжёлой войны продовольственного снабжения являются только государственные органы и предприятия. Больше взять негде.

И пока на привлечённых со стороны людей будут оформлять рабочие карточки, проверять документы, вносить в списки, некоторые попросту будут голодать, а голодный работник, это не работник. А с заводскими рабочими этих проблем нет совершенно, они уже оформлены, получают свой паёк, имеют крышу над головой в общежитиях или на крайний случай землянках и старых блиндажах.

Выслушав меня внимательно и одобрительно кивая, Круглов предложил самый простой и быстрый вариант решения вопроса.

— Вот что, Георгий Васильевич, я тебе скажу, как партиец партийцу. Давай так сделаем. Пусть эти твои ремонтники будут для начала формально в нашем заводском штате. Я сегодня же организую специальную бригаду по разборке трофейной техники, подберу толковых ребят, и уже завтра мы начнём работать вовсю. У нас на восстановлении завода сейчас работают не только наши штатные довоенные рабочие, вернувшиеся из эвакуации, но и просто вольнонаёмные, которые прибывают каждый день. Вот среди них мы в первую очередь и поищем нужные кадры, людей с головой и руками. Устроит такой вариант?

— Владимир Иванович, дорогой, — я с напускной обидой развёл руки в стороны, изображая недоумение, — да как меня может не устроить ваше предложение? Вы же меня просто спасаете, избавляете от недель бумажной волокиты.

— Ну тогда, раз договорились, пойдём, посмотришь, как наш завод восстанавливается. Ты как инструктор горкома партии должен быть в полном курсе дела, знать реальное положение на предприятиях. Не по бумажкам, а своими глазами увидишь.

Короткая экскурсия по заводской территории меня потрясла до глубины души, хотя я считал себя подготовленным ко всему. Я здесь был всего несколько дней назад, ходил по тем же местам, но сейчас во многих местах завода произошли зримые, просто поразительные изменения. Вся территория уже полностью разминирована сапёрами, и её большая часть старательно расчищена от бесчисленных завалов, обломков, искорёженного металла. Разрушенные цеха, конечно, никуда не исчезли, их остовы по-прежнему торчат в небо, но сейчас они уже воспринимаются по-другому, не как мёртвые руины, а как объекты восстановления. Везде кипит напряжённая работа, снуют люди, слышатся команды, лязг металла, и главная проблема, которая просто бросается в глаза даже неспециалисту, это отсутствие нормального электричества. Завод задыхается без энергии.

Заводские электрики как муравьи в разворошенном муравейнике копошатся над повреждённым электрооборудованием, тянут новые провода, устанавливают трансформаторы, а где возможно ремонтируют старые. По территории расставлено много работающих передвижных дизельных электрогенераторов, которые тарахтят не умолкая, но этого явно и катастрофически недостаточно для нормальной работы такого гиганта.

— Вот что держит нас на коротком поводке и не даёт развернуться, — Круглов с досадой показал на один из тарахтящих генераторов, — как воздух нужна полноценная высоковольтная линия от СталГРЭС. Без неё мы просто барахтаемся на месте.

— Недолго вам мучиться осталось, потерпите ещё чуть-чуть, — попытался я его успокоить. — Энергетики клянутся, что в ближайшие два-три дня дотянут линию до вас. Им сейчас большую помощь военные оказывают, солдат не жалеют. Сегодня должны к этому делу подключиться чуть ли не все инженерные части, расквартированные в Сталинграде и его окрестностях. Задача поставлена сверху чёткая, к середине мая дотянуть электричество до тракторного завода. Сталин лично интересуется этим вопросом.

— Хорошо бы, очень хорошо бы, — мечтательно протянул Круглов. — Как дадут нормальное электричество, сразу всё пойдёт в десять раз быстрее, заработают станки, прессы, мы сможем развернуться по-настоящему. — Он хитро посмотрел на меня и улыбнулся. — А теперь пойдём, товарищ Хабаров, покажу тебе твоё детище. Думаю, тебе будет интересно.

Я сразу даже не понял, что он имеет в виду, какое ещё детище, но потом сообразил, и сердце забилось сильнее от волнения. Неужели уже начали?

Моё детище, это небольшой участок по производству протезов моей конструкции, ради которого я, собственно, и ввязался во всю эту историю со Сталинградом. В момент моего появления там работал только один седой старичок в заляпанном маслом фартуке, который сосредоточенно доводил напильником до ума первые пять уже изготовленных протезов. Ещё двое работников этого участка ушли в заводскую столовую на обед, объяснил старик.

Сердце у меня часто-часто забилось, когда я своими руками взял и осмотрел первые протезы моей конструкции, сделанные здесь, в Сталинграде, на этом легендарном заводе. Я крутил их в руках, проверял подвижность сочленений, качество обработки металла. Круглов терпеливо подождал, пока я налюбуюсь на них и успокоюсь, и сказал очень тихо, почти шёпотом, так, чтобы не слышали сопровождающие нас инженеры:

— Из Москвы вчера пришло распоряжение еженедельно отчитываться о производстве протезов, присылать точные цифры. Полагаю, что, когда мы начнём их регулярно выпускать заметными партиями, нам спустят плановое задание. Готовься, Георгий Васильевич, думаю тебе еще много придется бумаги извести на разную писанину по этому поводу.

Я ничего не ответил ему, не мог выдавить из себя ни слова, только кивнул, но в душе у меня всё ликовало и пело. Теперь я совершенно не сомневался, что моя полубезумная идея действительно сработала и в стране начинает налаживаться серийный выпуск протезов, которые позволят сотням тысяч искалеченных войной инвалидов чуть ли не в буквальном смысле начать новую, полноценную жизнь. Они смогут работать, ходить без костылей, чувствовать себя людьми.

Когда мы подходили к заводской площадке, куда уже начали свозить и стаскивать трактором разбитую фашистскую технику, из общей какофонии заводских звуков начал постепенно выделяться один особенный, очень мне знакомый и неприятный. Я очень хорошо запомнил его ещё во время тяжёлых боёв за Ржев, этот противный визг резака по металлу не спутаешь ни с чем. И конечно песня кувалды, которой ремонтникам приходиться всласть помахать пока они переобувают танки.

На площадке двое молодых рабочих в брезентовых робах старательно разували, ТО есть снимали гусеницы с одного из разбитых немецких танков, у которого была полностью разворочена башня снарядом и серьёзно повреждена одна из гусениц. Рядом валялись обгоревшие траки. Увидев нас, начальство, они на секунду остановились, вытирая пот со лба.

— Молодцы какие, — искренне похвалил рабочих Круглов. И, повернувшись ко мне, с удовлетворением добавил: — Можно считать, что твой участок по разборке разбитой вражеской техники уже заработал. Начало положено.

После посещения завода «Красный Октябрь» я побывал ещё на «Баррикадах» и на тракторном заводе. Это были, по большому счёту, визиты вежливости, дань уважения, я совершенно не собирался отвлекать даже нескольких человек с восстановления этих важнейших заводов, хотя на том же тракторном есть желающие пойти работать в создаваемые мною ремонтные бригады.

Ноги у меня в бкувальном смысле гудели от напряжения и усталости. Если бы не помощь Андрея, то раза три-четыре я вполне имел все шансы начать носом изучать матушку-Землю.

Ещё в конце января тысяча девятьсот сорок третьего года, когда только-только заканчивалось планомерное уничтожение окружённой группировки немцев в Сталинграде, был организован Городской Строительный трест. В трёх уцелевших районах города создали ремонтно-строительные конторы и специализированные конторы: Дормостострой, Трест очистки города от завалов, Трест водоканализации. А при Наркомате коммунального хозяйства РСФСР специальным постановлением ГКО было создано управление по восстановлению жилищно-коммунального хозяйства Сталинграда. Через него, кстати, и должны пойти огромные деньги, выделенные правительством на восстановление этого самого хозяйства города. Сумма действительно огромная, просто фантастическая: девяносто два миллиона рублей. Такие деньги в условиях войны найти непросто.

Вот с ними, с этими структурами, мне и надо начинать плотно работать, налаживать контакты. Это уже созданные и утверждённые административные структуры, которые и должны воплотить в жизнь все мои далеко идущие планы по быстрому восстановлению жилья.

Как-то вот так получается, что я, простой девятнадцатилетний инструктор горкома партии, не имеющий формально даже законченного среднего образования, всего лишь с свидетельством о семилетке в кармане, фактически должен возглавить всё это хозяйство, объединить разрозненные части в одно целое и создать работающую структуру, которая начнёт стахановскими темпами восстанавливать Сталинград. Офигеть можно, одним словом! Ситуация просто абсурдная, если подумать.

Но деваться мне решительно некуда, груздем я уже сумел назваться, получил звание и должность, теперь хочешь не хочешь, а будь любезен лезть в кузов и везти свой воз до конца. И поэтому с территории тракторного завода я сразу поехал в этот самый Городской Строительный трест, чтобы познакомиться с людьми и понять реальное положение дел.

Всё это, конечно, очень громко звучит: трест, управление, наркомат. Не знаю, что там в итоге будет создано и развёрнуто в Москве, а здесь, в Сталинграде, пока одни слёзы и разруха.

Городской Строительный трест расположен, естественно, в Кировском районе, в небольшом уцелевшем деревянном домике возле СталГРЭС. Во время бесчисленных бомбёжек и артиллерийских обстрелов электростанции он каким-то невероятным чудом уцелел, хотя вокруг всё перепахано воронками. До войны в нём размещалось что-то относящееся к ЖКХ Кировского района, какая-то контора.

Реально там работает управляющий трестом, фамилия его Беляев, и всего с десяток всяких управленцев: несколько инженеров, тройка бухгалтеров, две машинистки, стучащие на древних печатных машинках, и заведующая архивом, которая действительно командует целым настоящим архивом.

Каким-то невероятным, просто чудесным образом в эти страшные месяцы ожесточённых боёв было вывезено на левый берег и сохранилось невероятно много различных документов, имеющих непосредственное отношение к довоенному жилищно-коммунальному хозяйству Сталинграда. Планы, схемы, смету, акты. И всё это настоящее бесценное богатство оказалось теперь собрано в этом самом крошечном архиве стройтреста.

Но это было ещё не всё, не все сюрпризы. Ещё эта же самая заведующая фактически руководит и большой, по местным меркам, библиотекой, которая стихийно образовалась из случайно спасённых книг. Часть книг просто были найдены в развалинах и принесены или сюда.

Героическую женщину, которая умудряется практически в одиночестве, без помощников, всем этим заправлять, зовут Анна Николаевна Орлова. Ей сорок пять лет, выглядит она старше, измученная, но глаза умные и живые. Муж и единственный сын где-то на фронте, давно нет писем, но она надеется и верит.

Непосредственно рабочих, занятых на стройках, в самом тресте не больше десятка человек, жалкая горстка. А всего в тресте и подчинённых ему ремонтно-строительных конторах трёх районов работает не больше пятидесяти человек, включая всех управленцев и технический персонал.

В Дормостострое, Трестах очистки города и водоканализации с кадрами дела обстоят получше, там хоть какие-то люди есть, они в итоге и реально работают на объектах, особенно активно Дормостострой. Дороги городу нужны как воздух.

Привлекая для помощи солдат разных воинских частей, дорожники уже из четырнадцати полностью разрушенных больших мостов восстановили десять, причём довольно основательно, не на скорую руку. В первую очередь по важнейшему тракту Сталинград — Бекетовка. Они также полностью расчистили от завалов и частично подремонтировали разбитый тракт Сталинград — Красноармейск. И сейчас активно расчищают дороги жизненно важного тракта Сталинград — СТЗ.

Но, как говорится, не долго музыка играла. Отдохнувшие после тяжелейших боёв и пополнившиеся людьми и техникой части и соединения расквартированного в городе и области бывшего Донского фронта остро нужны на фронте, обстановка требует, и уже началась их плановая передислокация на другие участки. Это сразу же самым отрицательным образом отразится на темпах и качестве восстановительных работ в городе, и мне надо как-то умудриться заместить их кем-то и чем-то, найти замену солдатам. Но где взять людей, это большой вопрос.