Парторг 2

Глава 2

Академик Веснин быстро ознакомился с хабаровским проектом и сразу же оценил его масштаб и значимость. Уже после первых страниц он понял, что перед ним не просто инженерное предложение, а настоящий прорыв в области жилищного строительства. Вне всякого сомнения, можно начинать хоть завтра его осуществление в Сталинграде, а после незначительной доработки в любой точке Советского Союза.

Он отлично понимал, что этот неизвестный ему Хабаров Георгий Васильевич сделал то, что оказалось не по силам в 1940 году рабочей группе профильного института его Академии, и что этот проект оставляет далеко позади и свердловских товарищей, и его Академию в целом. Каждая страница проекта демонстрировала глубокое понимание не только технических аспектов панельного домостроения, но и экономической целесообразности предложенных решений. Расчёты были безупречны, чертежи выполнены с профессионализмом, которому позавидовали бы самые опытные специалисты.

Возможно в другие времена он даже попытался бы как-то пусть не зарубить этот проект, но мягко говоря, примазаться к нему. В конце концов, именно его Академия должна была стать флагманом в области жилищного строительства. Но только не сейчас. Идёт страшная война, а Маленков не дурак, и за подобную попытку можно в один момент лишиться всего: положения, власти и даже жизни. И никакие прошлые заслуги не спасут. Веснин слишком хорошо помнит тех, кого на раз-два вычеркнули из жизни за гораздо меньшее, и не посмотрели ни на какие заслуги. Времена нынче такие, что малейшая попытка саботажа или вредительства карается беспощадно и мгновенно.

Поэтому он немного растерянно спросил:

— Вам необходимо моё официальное письменное заключение или будет достаточно устного?

Маленков посмотрел на него внимательно, словно оценивая искренность вопроса, и только потом улыбнулся:

— Конечно письменное. Без официального документа мы не сможем представить это Государственному Комитету Обороны.

Он отлично понял причину растерянности академика. Веснин оказался в непростой ситуации: признать превосходство неизвестного ему человека над всей его Академией было нелегко. Но стерев улыбку, Маленков очень жёстко добавил:

— Заключение мне необходимо как можно скорее и надеюсь вы отлично понимаете, что от этого зависит в том числе и рассмотрение вашей просьбы о возвращении Академии в Москву.

Последние слова прозвучали как холодный душ. Веснин моментально понял всю глубину сказанного. Его судьба, судьба Академии, возможность вернуться из эвакуации в столицу, всё это теперь напрямую зависело от того, насколько быстро и убедительно он напишет положительное заключение.

Маленков вызвал секретаря и распорядился:

— Организуйте товарищу академику рабочее место и обеспечьте его горячим сладким кофе с бутербродами. Пусть ни в чём не нуждается, пока работает.

Академик понял, что почти всесильный член ГКО его отлично понял и сразу как-то по-стариковски, всё-таки шестьдесят один в нынешнее время — это возраст, засеменил следом за секретарём. Ноги стали ватными, в висках застучало, но он попытался заставить себя идти ровно, не показывая слабости. В конце концов, он академик, член высшей научной элиты страны, и должен держать марку даже в столь непростой ситуации.

И только когда он расположился за столом, предоставленным ему для работы, Веснин понял смысл сказанного Маленковым и чуть не закричал от радости. Сердце забилось чаще, руки задрожали от волнения, и он вынужден был сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

Конечно этот Хабаров обскакал их всех на лихом коне, но проект по-любому надо будет дорабатывать, хотя бы адаптировать для других регионов Советского Союза. А для этого нужны кадры, которые есть только в его Академии и институте. И для выполнения этой работы они должны находиться в Москве, а не в Куйбышеве. Значит, возвращение в столицу обеспечено! Веснин взял лист бумаги и начал писать заключение, стараясь подобрать слова так, чтобы и проект похвалить, и роль своей Академии в будущей работе подчеркнуть.

Ожидая Гинзбурга, Маленков ещё раз прочитал хабаровский проект. На этот раз он читал медленнее, вникая в каждую техническую деталь, в каждый расчёт. Сталинградцы предусмотрительно подготовили два экземпляра, и он с большим уважением посмотрел на даты его составления. За срок меньше недели разработать и оформить такое, это вне всякого сомнения настоящий подвиг, трудовой подвиг. Причём качество работы не пострадало от спешки, всё было выполнено на высочайшем профессиональном уровне.

Он опять вызвал секретаря и показав на титульный лист проекта распорядился:

— Срочно выясните кто эти люди. Биографии, партийность, где работали, какое образование. Начните с этих троих, а потом и обо всех остальных. Список возьмёте в экземпляре Веснина, на последней странице. Мне нужна полная информация к вечеру.

Георгий Хабаров проявил «военную» хитрость. На титульном листе он написал фамилии своих товарищей по отделу и Андрея, тех кто непосредственно разрабатывал проект, а на последнем листе был список абсолютно всех, кто принимал какое-либо участие в этом проекте: чертёжники, машинистки, рабочие и инженеры СТЗ. Даже те, кто помогал с расчётами или консультировал по отдельным вопросам, были внесены в этот перечень.

Последним в списке был второй секретарь Сталинградского горкома ВКП(б) Андреев. Маленков этому не удивился, было бы странно если, указав даже машинисток, Хабаров опустил бы фамилию своего непосредственного начальника. Он же не ребёнок и отлично понимал реалии нынешнего времени, просто организовать выполнение такой титанической работы может только человек облечённый в разрушенном Сталинграде очень большой властью, какая и была у товарища Андреева. Без его поддержки и административного ресурса проект просто не смог бы быть реализован в столь сжатые сроки.

Гинзбург задерживался и это было понятно, всё что от него потребовал Маленков надо получить от своих сотрудников и обязательно проверить. Нельзя давать неточную информацию члену ГКО, это может стоить карьеры, а то и жизни. Поэтому Георгий Максимилианович успел даже позавтракать пока ожидал вызванного им наркома. Секретарь принёс ему крепкий чай с лимоном, бутерброды с докторской колбасой и сыром. Маленков ел не торопясь, продолжая обдумывать детали предстоящего доклада товарищу Сталину.

Руководитель Наркомстроя Семён Захарович Гинзбург был тоже из породы тех, кто на ходу подмётки рвёт. Ему было пятьдесят четыре года, но энергии хватало за троих молодых. И если бы он работал по-другому, то давно бы расстался с креслом наркома. После начала войны под его непосредственным руководством шло строительство оборонных заводов в Сибири, был проложен в блокадный Ленинград бензопровод по дну Ладожского озера. Но самым блистательным было строительство за 75 дней металлургического завода № 107 в Чебаркуле, который был единственным выпускающим детали для авиадвигателей. За эти стройки его наградили орденом Ленина, но он ценил не награды, а возможность делать что-то действительно важное для фронта, для победы.

И когда Маленков попросил Гинзбурга оценить сталинградские предложения, тот сразу же ухватил их суть и очень быстро ответил на заданный вопрос. Он пролистал проект, останавливаясь на ключевых моментах, делая пометки карандашом на полях, и уже через двадцать минут был готов дать свою оценку.

— Вне всякого сомнения надо безотлагательно принять предложения сталинградских товарищей, — твёрдо сказал он. — Для такого дела мы изыщем возможности для обеспечения их цементом на стадии экспериментальных работ. Оценка ими месторождения открытого вблизи Михайловки совершенно верная. Это действительно уникальное месторождение на базе которого можно и нужно в кратчайшие сроки начать производство цемента. Новороссийск ещё не освобождён, тем более что восстановление его цементной промышленности займёт много времени. А завод в Михайловке реально может дать первую продукцию через несколько месяцев если мы привлечём эвакуированные кадры и оборудование из других регионов. Вам, Георгий Максимилианович, к которому часу необходимо моё заключение?

— Чем раньше, тем лучше, — ответил Маленков и показал на свободный стол в своём кабинете. — Сейчас вам принесут письменные принадлежности, садитесь и пишите здесь. Время не ждёт.

Гинзбург кивнул, снял пиджак, повесил его на спинку стула и принялся за работу. Он писал быстро, чётким почерком, иногда останавливаясь, чтобы уточнить какую-то цифру или формулировку.

Через полчаса Гинзбург закончил писать своё заключение и в ту же минуту секретарь Маленкова доложил своему начальнику что товарищ академик тоже выполнил поручение члена ГКО.

— Пусть зайдёт со своей бумагой, — распорядился Маленков. Когда Веснин, слегка покачиваясь от усталости, протянул ему своё заключение, он молча показал на наркома и в свою очередь подал академику написанное Гинзбургом.

— Читайте, — распорядился Маленков. — Интересно узнать, сошлись ли ваши мнения.

Когда чтение было закончено, он взял оба заключения и молча прочитал их. Лицо его оставалось непроницаемым, но внутри он испытывал удовлетворение. И академик, и нарком, очень высоко оценили проект ещё не знакомого им товарища и рекомендовали начать его воплощение в кратчайшие сроки. Их выводы полностью совпадали, что делало позицию Маленкова на предстоящем заседании ГКО гораздо более прочной.

Академик Веснин аргументировал свою точку зрения тем, что доведение проекта до ума, то есть его адаптация до состояния пригодности для абсолютно всех регионов страны, потребует работы всей Академии в течение не менее года. Он подробно расписал, какие именно исследования необходимо провести, какие расчёты выполнить, как организовать экспериментальную проверку отдельных узлов конструкции. А затем, если будут получены заслуживающие доверия результаты экспериментальной работы сталинградского опытного завода, потребуется не менее двух-трёх лет для масштабирования проекта на всю страну.

Маленков скривился и протянул академику справку Берии о товарище Хабарове. Он специально придержал этот документ до последнего момента, чтобы произвести максимальный эффект.

Уже на середине чтения товарищ академик почувствовал, что у него из-под ног в буквальном смысле уходит земля. Руки затряслись, буквы поплыли перед глазами, в горле пересохло. Он наверняка бы упал, но Гинзбург успел подставить стул, и Веснин кулем плюхнулся на него, тяжело дыша и хватаясь за край стола.

— Этого не может быть! — задыхаясь почти прокричал, а не проговорил он. — Девятнадцать лет, бывший детдомовец и всего семь классов образования. Как это возможно⁈

Маленков выдержал паузу, давая академику время осознать прочитанное, а затем продолжил спокойным, но жёстким тоном:

— Вы не дочитали до конца, Виктор Александрович. Он ещё и герой войны. Добровольцем присоединился к отступающей из Минска воинской части, воевал под Москвой, получил две медали «За отвагу», после окончания курсов младших лейтенантов вернулся на фронт и получил ещё два ордена. Был ранен в Сталинграде, потерял ступню правой ноги. В госпитале разработал совершенно уникальную новую конструкцию протеза, которая сейчас успешно внедряется в производство в Горьком. Товарищ Хабаров член ВКП(б) и сейчас является инструктором Сталинградского горкома партии.

Каждое слово Маленкова академик ощущал как раскалённый гвоздь, который забивается в его мозг. Девятнадцатилетний инвалид войны, с семью классами образования, без высшего технического образования создал то, что не смогла создать вся его Академия с её докторами наук, профессорами и многолетним опытом. Он отлично понял с какой целью член ГКО ему всё это сказал.

Названные им сроки совершенно не устраивали Маленкова и он продемонстрировал Веснину как надо будет работать над поручением ГКО, которое обязательно последует в ближайшее время. В этом он не сомневался ни на секунду и ни на самую мельчайшую долю процента. Академия должна будет работать не год, а месяцы, не три года на масштабирование, а один максимум. Иначе смысл всего проекта теряется.

— Я вас больше не задерживаю, товарищ академик, — сказал Маленков, вставая. — Работа вашей Академии и НИИ должны быть возобновлены в Москве в течение трёх дней. Начинайте готовиться к переезду немедленно. И помните, что от вас теперь ожидают результатов не хуже тех, что показал юный товарищ Хабаров.

Когда Веснин пошатываясь, и в буквальном смысле на полусогнутых, покинул его кабинет, Маленков повернулся к Гинзбургу. Нарком терпеливо ждал, понимая, что сейчас последуют новые указания.

— Сегодня на заседании ГКО я доложу этот вопрос товарищу Сталину, — сказал Маленков, подойдя к окну и глядя на кремлёвскую стену. — С экспериментальным заводом всё ясно. Они начнут на имеющихся запасах цемента, а вы в кратчайшие сроки обеспечите им минимальные поставки для продолжения работы. Но главный вопрос, как быстро может быть построен новый цементный завод. Хочу услышать ваше мнение прямо сейчас. Это конечно не окончательный ответ, но хотелось бы примерно представлять ситуацию.

Скорейшее строительство нового цементного завода даже на базе богатейшего месторождения мела, задача далеко не тривиальная и поставлена перед главным строителем страны впервые. Он за полтора года много чего успел построить, но крупный цементный завод от него требуют впервые. Нужно учесть множество факторов: наличие оборудования, квалифицированных кадров, транспортные возможности, энергоснабжение.

Тем не менее, Гинзбург быстро всё взвесил и отчеканил:

— Максимум полгода, товарищ член Государственного комитета обороны. При условии, что нам предоставят необходимые ресурсы и рабочую силу.

Маленков резко обернулся:

— Слишком долго, Семён Захарович. У вас несколько часов на размышление. К семнадцати жду от вас конкретные предложения по данному вопросу. Как сократить сроки, откуда взять оборудование, сколько людей потребуется, какие материалы нужны. Всё детально.

— Есть, — по-военному ответил строительный нарком. — Разрешите идти?

— Идите, — Маленков махнул рукой и снова отошёл к окну.

Ему стоило большого труда сдержаться и не приказать разбудить Чуянова. Первый секретарь обкома заслужил отдых после бессонной ночи и тяжёлой дороги и поразмыслив, он решил этого не делать. Сталинградскому руководителю сегодня предстоят нелёгкие вечер и ночь, а острой необходимости выслушивать его сейчас совершенно нет. Окончательное мнение о привезённых в столицу предложениях у Маленкова уже сформировалось и ему надо только обдумать как их подать на предстоящем заседании ГКО. Нужно найти правильные слова, расставить правильные акценты, предусмотреть возможные возражения и подготовить на них ответы.

В то же самое время, когда в Москве, в Кремле происходили описанные выше события, их виновник Георгий Хабаров со своим помощником Андреем Беловым, вернулись из партийного дома в свой «блиндажный» дом.

Георгий мечтал продолжить свой сон-тренаж, в котором он оттачивал технические детали будущего производства, но неожиданно вместо тишины и спокойствия, которые должны были быть в их «блиндажном» доме, он попал в настоящий человеческий муравейник. Шум стоял невероятный, повсюду сновали люди, раздавались команды, стук молотков, скрип досок.

Оказалось, что пока они ударно занимались в партийном доме умственным трудом, здесь не менее ударно кипел другой труд. Василий со своей бригадой работал не покладая рук.

Василию была поставлена задача в самые кратчайшие сроки отремонтировать все найденные им и пригодные для жизни блиндажи, а затем заселить в них несколько сотен прибывших в Сталинград комсомольцев-добровольцев. Задача казалась невыполнимой, но Василий был не из тех, кто опускает руки перед трудностями.

В итоге Василий с поставленной задачей справился на «отлично». Он со своей бригадой, работая действительно по-стахановски, привёл в божеский вид все обнаруженные ими блиндажи. Ребята заделали пробоины, укрепили перекрытия, восстановили вентиляцию, застеклили окна. И более того они обнаружили ещё несколько вполне пригодных для жизни помещений, причём это были и немецкие блиндажи, оставшиеся со времён осады. Немцы строили основательно, и их сооружения после небольшого ремонта оказались даже лучше советских.

Помимо ремонта блиндажей ребята построили свой водопровод, обеспечив весь свой посёлок качественной питьевой водой из обнаруженного ими родника. Они прорыли траншею, проложили трубы, соорудили водозаборную будку, и провели воду в каждый новый блиндаж-кухню и санитарный. А ещё провели в каждое помещение электричество, протянув провода от генератора.

Петров совершил невозможное, мощности генератора никак не должно было хватить на всех, но как-то сумел это сделать. Он соорудил сложную систему распределения нагрузки, установил дополнительные трансформаторы из найденных среди развалин деталей, рассчитал оптимальное сечение проводов.

Причём после того как в каждом блиндаже загорелась маленькая лампочка, Петров глядя на свою электрическую схему, не мог понять почему это всё работает. По всем расчётам генератор должен был сгореть от перегрузки, но он работал ровно, не перегреваясь.

Население «блиндажного» городка должно будет составить просто фантастическую цифру: около пятисот человек. Всё это прибывшие по комсомольскому набору молодые люди преимущественно с Урала, но были и сибиряки, и даже несколько человек с Дальнего Востока. Они приехали восстанавливать город, строить новую жизнь на пепелище.

Почти все они моложе двадцати пяти, только человек десять до двадцати восьми. Женского пола естественно меньшинство, всего не больше сотни. Но эти девушки были не менее энергичны и работоспособны, чем их товарищи мужского пола.

Всем этим руководит товарищ Андреев. Он уверен, что Чуянов из Москвы привезёт «добро» на осуществление всех их планов и все эти ребята и девчонки составят костяк коллектива экспериментального домостроительного завода. Это будут не просто рабочие, а энтузиасты, люди которые верят в новое дело и готовы отдать ему все силы.

Конечно их бы желательно разместить где-то в районе тракторного, поближе к месту будущего завода, но там и близко нет ничего пригодного даже для временного проживания такого большого количества людей. Всё разрушено, всё выжжено, и восстановление потребует месяцев. А люди нужны уже сейчас.

Виктор Семёнович очень спешил с размещением будущих домостроителей. Как только начнётся реальная работа по строительству нового завода, этим будут заниматься другие люди, хозяйственники из горисполкома, а его функцией будет осуществление партийного контроля. Он должен успеть всё организовать до того момента, когда проект получит официальное одобрение.

Я совершенно не ожидал в нашем «блиндажном» доме застать настоящий человеческий муравейник. Повсюду сновали молодые парни и девушки, кто-то таскал доски, кто-то устанавливал нары, кто-то подключал электропроводку. Но когда понял в чём дело, то совершенно искренне обрадовался и тут же задал дурацкий вопрос Виктору Семёновичу, которого неожиданно встретил в нашем доме.

— Виктор Семёнович, почему вы так уверены, что мы получим «добро» на осуществление нашего проекта? Ведь из Москвы ещё ничего не пришло.

Товарищ второй секретарь одарил меня взглядом, который означал только одно: не суй свой нос в чужой вопрос, не твоего ума дело. Но потом его лицо неожиданно смягчилось, он сменил гнев на милость и задал встречный вопрос:

— Скажи, пожалуйста, который час?

Я немного ошарашенно посмотрел на него, не понимая связи между моим вопросом и временем, но тем не менее ответил:

— Без четырнадцати десять.

Андреев кивнул и серьёзно произнёс:

— Так вот из Москвы товарищу Воронину пришла телефонограмма срочно начать проверку всех уже причастных к разработке твоего проекта и тех, кто будет задействован в его осуществлении. Телефонограмма подписана товарищем Берией. Надеюсь ты понимаешь, что это означает. И как надо держать язык за зубами.

Я похолодел. Комиссар государственной безопасности 3-го ранга Воронин начальник Управления НКВД по Сталинградской области. Кто такой Берия мне тоже отлично известно и понимаю, что из праздного интереса подобные приказы не отдаются. Если сам Берия подписал телефонограмму, значит проект рассматривается на самом высоком уровне.

И я сразу же подумал о нашем чертёжнике из бывших.

— Виктор Семёнович, среди привлечённых для работы с чертежами есть Николай Иванович Дрогавцев, — быстро заговорил я. — Он из бывших и дважды привлекался: в тридцатом по делу «Промпартии», а потом в тридцать седьмом. Он по мнению Ильи Борисовича лучший чертёжник Сталинграда. Выполненные им чертежи на мой взгляд настоящие произведения чертёжного искусства. Я однозначно хочу привлечь его для дальнейшей работы и прошу вас заступиться перед товарищем Ворониным.

Андреев внимательно посмотрел на меня, оценивая серьёзность моей просьбы:

— Ты понимаешь за кого просишь? Дважды судимый по политическим статьям, из дворян. Это очень опасно.

— Понимаю, — твёрдо ответил я. — Но без таких специалистов нам проект не реализовать. Нужны лучшие кадры, а не благонадёжные посредственности.

Виктор Семёнович помолчал, потом медленно кивнул:

— Хорошо. Я переговорю с Ворониным. Но ты понимаешь, что берёшь на себя ответственность? Если что-то пойдёт не так, отвечать будешь ты.

— Понимаю, — повторил я. — И готов отвечать.