Парторг 2

Глава 5

Весь день седьмого апреля я занимался с Василием благоустройством нашего «блиндажного» городка и поселением его новых обитателей.

Уже удалось расчистить и привести в относительный порядок довольно-таки приличную территорию на берегу Волги шириной почти двести метров и глубиной в отдельных местах до полукилометра.

На этом пятачке было почти шесть десятков блиндажей, которые удалось приспособить для жизни и различных общих целей. Основу составляли компактно расположенные ближе к воде двадцать пять советских блиндажей.

Здесь был штаб одной из наших дивизий, удержавшихся на правом берегу, и её условно говоря тыл.

Эти блиндажи до второй половины февраля использовались по своему прямому назначению и оказались в очень хорошем состоянии. Бревенчатые накаты не провалились, земляные своды держались крепко, входы не обвалились. Видно было, что строили их с умом, основательно, понимая, что придётся тут зимовать под постоянными обстрелами.

Самый большой, который в прошлом был штабным, располагался почти на самом берегу Волги, и в нём расположилась одна из кухонь-столовых. Просторное подземное помещение с двумя выходами отлично подходило для этой цели. Рядом в блиндаже поменьше был оборудован универсальный склад, где хранились продукты, инструменты и всякая полезная и нужная в хозяйстве всячина, которую ребята находили при расчистке.

И уже немного в глубине площадки баня, переоборудованная естественно тоже из блиндажа. Ещё был технический блиндаж, где в частности стоял наш электрогенератор, обеспечивающий наш городок электричеством. Его монотонное тарахтение слышалось во всей округе и стало своеобразной визитной карточкой нашего поселения.

Вокруг мы всё расчистили, и получилась довольно-таки приличная площадка, на которой вполне можно даже что-нибудь путнее построить. Ребята старательно убрали битый кирпич, осколки, куски арматуры, разровняли землю. Теперь это была не просто выжженная пустошь, а более или менее ровная территория, готовая к дальнейшему использованию.

А вот от неё вглубь развалин отходили как бы три языка, при расчистке которых были обнаружены другие пригодные для жизни блиндажи. На самом большом удалении от Волги ребята вышли уже на немецкие позиции, и там тоже начали попадаться вполне пригодные для жизни блиндажи.

Немецкие укрытия отличались от наших. Они были более глубокими, некоторые с бетонированными стенками, многие с деревянными нарами и печками-буржуйками. Большинство из них нуждались в каком-нибудь ремонте, но в целом были пригодны для обитания.

Наши войска во время Сталинградской битвы очень страдали от вшей, особенно во время оборонительных боев, но потом когда началось наступление, то быстро добились перелома в этой борьбе. А необычайно холодный январь и февраль закрепили нашу победу над этими тварями.

Но наши проблемы меркли на фона того что творилось у немцев. Их эти твари начали заедать еще осенью, а уж когда немчуру погнали, то тут уж вши начали просто их живьем жрать. Поэтому я лично очень опасался использования под жилье пусть и хорошо сохранившихся немецких блиндажей.

Но все подобные опасения оказались напрасными и беспочвенными. Эти гады живут только на людях и в тепле. Все немецкие блиндажи простояли на страшном холоде зимы начала сорок третьего по месяцу и более. А морозы порой по ночам доходили чуть ли не сорока пяти градусов. И ребята молодцы абсолютно все блиндажи тщательно приводили в порядок. С собой они привезли много доступных дезсредств, которыми на всякий случай тщательно все обрабатывали. Поэтому все опасения оказались напрасными. Этих гадких тварей в нашем городке не было. А чтобы они не появились надо соблюдать меры профилактики и будет вам счастье.

Жилищная проблема в Сталинграде стоит очень остро, и желающих заняться ремонтом найденных блиндажей, с тем чтобы потом поселиться в них, предостаточно. Люди готовы были жить где угодно, лишь бы иметь крышу над головой и не мёрзнуть ночами.

Заправляет всем здесь Василий. Пока мы с Андреем безвылазно работали над проектом, в нашем «блиндажном» городке появились представители городских властей, и нашего морячка официально назначили местным комендантом. Наш городок официально теперь числится в горисполкоме как какая-то жилая зона, причём перспективная.

Товарищ из горисполкома явился не один, а со специально обученными людьми, которые быстро обследовали территорию на предмет мин и заявили, что по мере расчистки и окончательного разминирования количество блиндажей, пригодных для жизни, вполне может прилично увеличиться. Саперы работали методично, проверяя каждый метр земли миноискателями, осторожно прощупывая подозрительные бугорки щупами. Они нашли и обезвредили несколько противопехотных мин, пару неразорвавшихся снарядов и связку немецких гранат.

Наш городок официально нарекли Блиндажным. Ежедневно в его окрестностях работает отделение сапёров из пяти человек. В их распоряжении полуторка, которую очень интенсивно использует наш товарищ комендант, сразу же установивший с ребятами отличные отношения.

От интенсивно расчищаемой центральной магистрали вдоль Волги, на которой тут же начались работы по восстановлению трамвайных путей, в наш городок ребята расчистили вполне проезжую дорогу. Они засыпали на ней все воронки щебнем и битым кирпичом, убрали обломки техники и теперь на машине можно смело подъезжать к штабному блиндажу, который рядом с техническим.

Нашему возвращению Василий очень обрадовался и сразу же потащил меня пить чай. Мы перед выездом из партийного дома позавтракали, но Василию отказать было нереально, тем более что он решил совместить приятное с полезным: рассказать мне о наших перспективах.

Мы спустились в его блиндаж, который он обустроил с истинно флотской тщательностью. Всё было чисто, аккуратно, каждая вещь на своём месте. Посредине стояла закопчённая железная печурка, на которой уже кипел чайник. Василий достал три эмалированные кружки, насыпал в них заварки из жестяной банки.

— Чай настоящий, — с гордостью сообщил он, — не суррогат какой-нибудь. Ребята саперы поделились.

Рядом с нашим городком несколько изрядно разрушенных зданий. Чем они были до боёв, не понятно, а точно никто не знает. Приезжавший товарищ из исполкома был из Кировского района и тоже не знал, возможно даже какие-то из них были и жилыми. Но сейчас это не имело значения.

У четырёх из них, стоящих на самом краю нашей расчищенной площадки, достаточно прилично сохранились первые этажи. Верхние этажи были разрушены полностью, перекрытия провалились, но нижняя часть зданий уцелела. Стены стояли, хотя и были пробиты снарядами в нескольких местах, окна зияли пустыми проёмами, но общая конструкция держалась.

Сапёры по просьбе Василия уже тщательно проверили их, и наш комендант составил план их восстановления.

Ему дано право каждый день оставлять в городке наряд из пяти человек. Четверо из них меняются, а пятый постоянный. Это самый возрастной обитатель нашего городка, сорокалетний Иван Петрович Сидоров. Он с ещё оккупированной немцами части Донбасса. Две недели назад подчистую был списан по ранению и приехал в Сталинград, где был ранен в конце января.

Мы с ним можно сказать товарищи по несчастью, у обоих ранение правой ноги. Но если я потерял стопу, то Ивану Петровичу можно сказать повезло, он остался только без двух пальцев. Руки у него просто золотые, он быстро сделал себе ортопедический башмак и умудряется чуть ли не бегать. Низкий, коренастый, с седыми усами и проницательными серыми глазами, Иван Петрович был кладезем всяческих знаний и умений. До войны он работал в артели, занимавшейся реставрацией старых зданий, и теперь его опыт оказался бесценным.

После работы народ на добровольной основе трудится на расчистке и ремонтах, кто час, кто полтора. И возле технического блиндажа уже куча всякой всячины, которую все тащат из развалин. Иван Петрович со своими добровольными помощниками, главным из которых является Петров, что-то там мастерит из всего этого. И со дня на день уже должен заработать ещё один электрогенератор, который решит все проблемы с электричеством.

Но главным было другое. Сапёры в первый день своей работы обнаружили немецкий склад, полный совершенно пустых металлических бочек. Для чего их они притащили почти на передовую, было не понятно, но они были в приличном состоянии. Небольшие помятости ребята быстро поправили, и в них теперь дозревала гашёная известь. Резкий запах извести стоял в воздухе, щипал ноздри, но это был запах созидания, восстановления.

Иван Петрович умел работать со старинными строительными растворами, великолепно когда-то используемыми при строительстве, и предложил Василию восстановить эти четыре разрушенных здания.

Я сразу же согласился с ним, это вполне возможно. Кругом огромное множество больших и маленьких кусков кладки, из которых вполне можно выложить разрушенные стены. Пока мы будем собирать подсобный материал для перекрытий, известково-песчаная смесь наберёт необходимую прочность.

Набрать в развалинах более-менее годный для перекрытий и крыш лес конечно не просто, но вполне возможно. Везде валяются обгоревшие балки, доски, брёвна. Надо только отобрать те, что ещё послужат, очистить их от обугленных частей, подогнать по размеру. И через несколько недель появятся первые восстановленные дома в нашем Блиндажном.

Их Василий уже запланировал использовать для общественных нужд. В одном из них он мечтает открыть школу с большим вечерним отделением и в перспективе детский сад. У нас уже есть семейные пары, а молодые ребята и девчонки сразу же начали женишиться, и появление детей, по мнению товарища коменданта, не за горами.

Я все планы Василия выслушал совершенно молча. Он говорил увлечённо, размахивая руками, глаза его горели энтузиазмом. Видно было, что он уже всё продумал, всё просчитал, представляет себе каждый этап работы. Когда он закончил и посмотрел на меня, ожидая услышать моё мнение, то слов у меня не было.

— Василий, — развёл я руками, — у меня нет слов. Будем стараться осуществить твои планы.

Мне так хотелось сказать, что особенно хорошо его план открытия школы, но решил промолчать.

Вечерняя школа мне лично нужна как воздух. В начале следующего, сорок четвёртого года, в Сталинград планируется возвращение из Челябинска механического института. За полгода мне необходимо получить аттестат о полном среднем образовании и поступить на вечернее или заочное обучение в этот институт. Высшее образование мне необходимо как воздух. Без него я не смогу реализовать и половины тех идей, которые роятся в голове. Без него я навсегда останусь просто изобретателем-самоучкой, а не настоящим инженером.

После чаепития мы пошли смотреть интересующие нас развалины. И я с радостью отметил, что Василий с Иваном Петровичем совершенно правы. Все четыре дома вполне годятся для восстановления первых этажей. Стены держатся крепко, фундамент не разрушен, кладка хотя и пострадала, но поддаётся ремонту. Дело за малым: набрать бригаду хороших каменщиков.

Андрей молча был постоянно рядом со мной, похоже свою главную задачу он усвоил очень хорошо. Он шёл в полушаге позади, внимательно оглядывался по сторонам, следил, чтобы я не споткнулся на неровной поверхности. Его молчаливая забота была ненавязчивой, но надёжной.

— Давай, Иван Петрович, набирай команду. Я в ближайшие дни переговорю с руководством и при первой же возможности начнёшь работать.

— Нам бы парой машиненок разжиться, — мечтательно протянул Иван Петрович, щуря глаза и глядя на развалины. — Вот бы, Георгий Васильевич, дело было. На горбу много не принесёшь. А в развалинах добра много можно найти, руки и голову только потом приложить надо.

— Машиненку говоришь, — покачал я головой. — С этим сейчас непросто, но подумать можно.

Ещё когда мы были на тракторном, мне в голову пришла мысль, что подобным образом можно попробовать восстанавливать разбитую немецкую технику.

Расчистить достаточно большую площадку, стаскивать на неё всю разбитую вражескую технику, разбирать, а потом из нескольких машин собирать одну. У немцев моделей используемой техники не вагон, и однотипных машин, танков просто пропасть. Так что вполне можно попробовать. Уничтоженная немецкая техника валяется по всему городу. Сгоревшие грузовики, разбитые штабные автомобили, подбитые бронетранспортёры. Если методично собрать всё это в одном месте и толково разобрать, можно получить целый парк исправных машин и прочей техники. С танков можно снимать башни и шасси использовать для мирных нужд.

Вернувшись после осмотра развалин, я, сославшись на усталость, ушёл в свой блиндаж и уселся за столом для разработки своего плана восстановления разбитой техники.

Сначала у меня была идея делать это рядом с тракторным, по соседству с участком восстановления нашей техники. Но, подумав, я эту идею отверг.

Площадка должна быть где-то в центре, чтобы отовсюду удобно было на неё тащить разбитую технику. И самое лучшее место это где-то рядом с «Красным Октябрём». То, что годится, пойдёт в дело, а то, что нет, сразу на переплавку в его цехах, которые скоро заработают. Логистика выстраивалась чёткая и понятная: собрали, разобрали, восстановили, а негодное сразу в переплавку. Безотходное производство получается.

До самой темноты я писал, чертил схемы, зачёркивал, писал и рисовал заново. Передо мной лежали листы бумаги, исписанные мелким почерком, с набросками чертежей и расчётами. Я прикидывал, сколько потребуется людей, какое оборудование необходимо, как организовать рабочий процесс. Рисовал схему расположения площадки, размечал зоны для разных типов техники, продумывал, где будут мастерские для ремонта.

Андрей быстро понял, что у меня очередная идея, и в меру сил помогал мне: обеспечивал в частности меня чаем и принёс мне обед, а затем ужин. Он тихо входил в блиндаж, ставил на стол кружку с горячим чаем или миску с кашей, и так же тихо удалялся, не мешая мне работать. Иногда я ловил его заинтересованный взгляд на мои чертежи, но он не задавал вопросов, понимая, что всё узнает, когда придёт время.

Поздним вечером я закончил свою работу. Завтра утром я сразу же пойду к товарищу Андрееву и предложу ему срочно организовать участок восстановления трофейной техники. Нам она нужна как воздух: машины, переоборудованные в тракторы немецкие танки, на которые много чего можно навесить. Представляю, как немецкие танки будут тянуть плуги по полям или возить стройматериалы. Справедливость какая-то в этом есть, поэтическая.

Перед сном я наконец-то попал в баню. Это конечно было настоящее чудо. Ребята где-то сумели разжиться настоящими берёзовыми вениками, и я реально испытал чувство какого-то почти неземного блаженства. Горячий пар обволакивал тело, смывая усталость и напряжение последних дней. Запах распаренных берёзовых листьев наполнял небольшое помещение бани. Я лежал на полке, чувствуя, как расслабляются мышцы, как уходит боль из культи. Андрей помог мне забраться наверх и теперь сидел внизу, подливая воду на раскалённые камни импровизированной каменки.

— Хорошо-то как, — пробормотал я блаженно.

— Точно, Георгий Васильевич, — отозвался Андрей. — Как заново родился.

После бани я, чистый и распаренный, завалился спать и мгновенно провалился в глубокий, без снов, сон. Первый раз за много дней я спал спокойно, не вскакивая от каждого звука, не прислушиваясь к тишине. В нашем Блиндажном было удивительно тихо. Только где-то вдали слышалось тарахтение генератора да изредка долетали голоса ночного дежурства.

В Сталинград Алексей Семёнович Чуянов вернулся около шести часов утра. Только в самолёте он до конца осознал всё, что произошло в Москве. Это на самом деле было чудо, что он вернулся в Сталинград, что ему дали шанс загладить свой страшный промах, допущенный прошлой осенью. И он был полон решимости оправдать оказанное доверие и совершить в Сталинграде чудо. Какое и как, он правда ещё не знал.

Самолёт шёл на посадку, внизу в предрассветных сумерках проплывали разрушенные кварталы города. Сверху картина разрушений выглядела ещё более страшной. Целые районы были стёрты с лица земли, превращены в груды развалин. Но кое-где уже виднелись признаки жизни: дымки от печных труб, расчищенные дороги, крохотные фигурки людей.

План действий он за время полёта разработал и был готов немедленно после приземления начать его осуществлять. И первое, что надо сделать в ближайшие два, максимум три дня, это разработать конкретный план действий и начать его тут же осуществлять. Он понимал всю парадоксальность этой формулировки, но она точно отражала его состояние. Общий план был, но требовался детальный, проработанный до мелочей.

Ещё на аэродроме Чуянов позвонил Виктору Семёновичу и предупредил его о назначенном на девять утра срочном совещании, на котором обязательно должен быть товарищ Хабаров.

Он стоял на лётном поле, чувствуя под ногами твёрдую сталинградскую землю, и смотрел на восходящее солнце. Новый день начинался. День, который может стать началом возрождения города. Или днём его окончательного краха как руководителя. Всё зависело от того, сумеет ли он правильно организовать работу, сумеет ли зажечь людей своей верой в успех.

Чуянов глубоко вздохнул, расправил плечи и направился к машине. Времени на раздумья не было. Надо было действовать, и действовать немедленно. Сталин дал ему срок до годовщины Великого Октября. Полгода с небольшим. За это время надо было сделать невозможное, превратить руины в город, наладить производство домов по новой технологии, построить цементный завод. Задача казалась невыполнимой, но другого выхода не было.

Машина тронулась, повезла его по разбитым улицам в центр города. За окном мелькали развалины, но Алексей Семёнович их почти не видел. Он уже мысленно составлял список первоочередных мер, прикидывал, кого из руководителей подключить к работе, как распределить обязанности. Хабаров должен быть на совещании обязательно. Этот молодой инвалид войны, с его проектом крупнопанельного домостроения, может стать ключевой фигурой в деле восстановления города.