Парторг 2

Глава 11

В глазах Кошелева читалась настороженность, но и готовность к разговору. Беляев отложил последний лист привезённых мною документов и тяжело вздохнул, видимо, осознав масштаб предстоящей работы.

— Ну что, товарищи, — начал я, располагаясь за освобождённым столом, — задача ясна. К седьмому ноября нужно не только обеспечить жильём как минимум несколько тысяч семей, но и создать работоспособный механизм решения жилищной проблемы, причём достаточно быстро и относительно дёшево.

Я аккуратно сложил в стопку перед собой на столе привезённые папки и похлопал по ним ладонью. В конторе было холодновато, несмотря на апрельское солнце за окном. Железная печурка в углу едва справлялась с обогревом помещения.

— Это те предложения, которые выработаны областным и городским комитетами партии. То, что касается крупнопанельного домостроения и строительства нового цементного завода, уже рассмотрено Государственным комитетом обороны СССР и одобрено. Остальные предложения сформулированы сегодня утром на совещании у товарища Чуянова. На данном этапе это не повод для дискуссии, а руководство к действию, причём немедленному. Другие предложения, если они последуют, будут приняты и безотлагательно рассмотрены.

Говорил я намеренно жёстко и резко. Мне необходимо было донести до своих собеседников, что надо прямо сейчас начинать быстро, слаженно и эффективно работать. Время военное, задачи государственной важности, и никакой раскачки быть не должно.

— Вы поставленные перед вами задачи до сего дня решали в силу ваших возможностей и сложившихся обстоятельств, — продолжил я, внимательно глядя на Беляева и Кошелева. — Я лично считаю, что сейчас надо не отчёты писать и читать, а, засучив рукава, работать над выполнением новых поставленных задач. И поэтому мне хотелось бы услышать от вас конкретные деловые предложения. Я выслушаю, сегодня же доложу товарищу Андрееву, при необходимости Алексею Семёновичу, и, если предложения стоящие и осуществимые, сразу будет принято решение.

Кошелев во время моего монолога порывался что-то сказать, несколько раз приоткрывал рот, но, вероятно, решил соблюсти субординацию. Всё-таки начальником вроде как я являюсь. Но как только закончился мой монолог, он сразу же начал говорить, не делая паузы даже на вдох.

— Идея с восстановлением немецкой техники отличная и, думаю, достаточно легко осуществимая, — заговорил главный инженер, явно оживившись. — Мне подобные мысли тоже приходили в голову, когда я сегодня был на тракторном и увидел разборку КВ. Но честно скажу, только мысль, а здесь конкретные предложения, — он показал на папки под моей рукой. — Я готов взяться за это дело.

— Хорошо, — кивнул я. — Конкретные предложения, которые я сегодня должен доложить. Завтра должна начаться конкретная работа, без раскачек и промедлений.

— Жёстко вы, однако, Георгий Васильевич, — ухмыльнулся Беляев, откидываясь на спинку своего стула.

— Ну, как есть, — ответил я, слегка разведя руками. — Обстановка и поставленные задачи диктуют только такие действия. Иначе к седьмому ноября ничего не успеем.

— Как я понимаю, отвлекать уже работающих на каких-либо объектах нежелательно, надо наращивать имеющиеся силы и средства и лишь потом ими маневрировать, — произнёс Кошелев задумчиво, и использование им армейской терминологии мне понравилось. Оно было очень правильным, поэтому я кивнул в знак согласия. — Но именно сегодня задачу набора необходимых специалистов вполне можно решить.

«Так, похоже, сейчас будет конкретное предложение. Интересно какое?» — успел подумать я, наблюдая, как управляющий треста переглядывается с Кошелевым.

— Сегодня к нам уже прибыла новая партия спецконтингента, — начал Кошелев осторожно, явно взвешивая каждое слово. — Я их видел, и там есть бойцы моего батальона, попавшие в плен уже в Сталинграде. Раз вы говорите о нашем вероятном докладе товарищу Чуянову, то считаю вполне реальным решение об их направлении в наше распоряжение.

Пока Кошелев говорил, я достал свою рабочую тетрадь и сделал пометку себе на память. Я старался писать разборчиво, чтобы потом не мучиться с расшифровкой собственных каракулей.

Главный инженер подождал, пока я закончу писать, и только после этого продолжил:

— Сейчас также прибывает очередная партия товарищей, направленных на восстановление города. Большинство по линии ВЛКСМ, но есть и взрослые мужики, в основном из госпиталей комиссованные под чистую. Пока они тоже никуда не распределены, и среди них, думаю, есть необходимые нам специалисты. Кто-то наверняка разбирается в технике.

— Где они сейчас размещаются? — спросил я, поднимая голову от тетради.

— Там же, где и прибывший спецконтингент, — ответил Кошелев. — Оперативно временно разместить несколько тысяч человек сейчас можно только в лагере в Бектовке. Условия там, конечно, не санаторные, но когда выбора нет.

В это время на столе Беляева зазвонил телефон. Со связью в Сталинграде сейчас есть проблемы. Связисты, конечно, костьми ложатся днём и ночью без перерывов, восстанавливают городские телефонные сети. И выручает только проложенная армией времянка, которая более-менее работает. Качество связи бывает отвратительное, треск и помехи постоянные, но хоть что-то.

— Беляев слушает, — ответил управляющий и почти тут же протянул трубку мне. — Товарищ Чуянов.

Я быстро схватил трубку и произнёс, стараясь говорить чётко и громко, чтобы перекрыть треск в линии:

— Слушаю, товарищ Чуянов!

— Добрый день, Георгий Васильевич, — в трубке загудел чуяновский голос, искажённый помехами, но всё равно узнаваемый. — В сто восьмой лагерь дополнительно направлено около трёхсот человек, проходящих проверку в лагерях области. В отношении почти всех проверки уже завершены, остались какие-то формальности, но принято решение направить их в наше распоряжение. Так что давай двигай в сто восьмой и формируй необходимые тебе бригады. Под твою ответственность разрешено их расконвоировать. Саботаж или, тем паче, побег будет квалифицироваться как измена Родине с привлечением к ответственности по пятьдесят восьмой статье, пункты «а» и «б». Еще к нам именно сейчас прибывает очередная партия добровольцев и тех, кто направлен к нам по линии наркомата обороны. Они временно тоже будут размещаться в том же лагере. Разрешаю тебе привлечь и этих товарищей. Отбирай всех, кто понадобится.

Чуянов сделал паузу, и по его дыханию, внезапно ставшему тяжёлым, я понял, что сейчас он собирается сказать мне что-то очень важное. Интуитивно я прижал сильнее к уху трубку телефона, стараясь не пропустить ни слова сквозь треск помех.

— Мне звонил по спецсвязи товарищ Берия, — голос первого секретаря стал жёстче, официальнее. — Подробные отчёты о проделанной работе по восстановлению Сталинграда должны быть ежедневными, до двадцати трёх тридцати по московскому времени. Всё, что касается восстановления жилого фонда, то есть, как ты понимаешь, твои личные отчёты, выделять в отдельные пункты. Обязательно указывать конкретных исполнителей каждой проделанной работы. Отчёты должны составляться на имя товарищей Берии и Маленкова. Мне дано право по любому поводу выходить напрямую на них как членов ГКО.

Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Расклады намечаются ого-го. Игры в бирюльки похоже заканчиваются.

— И последнее, — продолжил Чуянов. — Органам НКВД поручено оказать тебе содействие в работе с пленными. Если среди них найдёшь необходимых тебе специалистов, они будут откомандированы в твоё распоряжение. Охрану будешь сам организовывать.

Он сделал ещё одну паузу и каким-то другим, я бы сказал, даже улыбающимся голосом закончил:

— НКВД направляет к тебе очень ценного кадра. Офицер вермахта. Большой специалист в немецкой технике. Добровольно согласился сотрудничать с нами. Горит желанием загладить свою вину перед нашим государством и народом. Гауптман Курт Вессель, тридцати четырёх лет от роду. Окончил какую-то техническую школу в Штутгарте, служил в ремонтных частях. Вроде толковый инженер. Решение по привлечению граждан, уже осуждённых по каким-либо статьям и отбывающих наказание, будет принято позднее, но оно обязательно будет. Твои действия?

У меня от услышанного перехватило дыхание, и бешено часто-часто забилось сердце. Такого расклада я совершенно не ожидал. Контроль Берии, ежедневные отчёты в ГКО, немецкие военнопленные в подчинении. И сразу же возникает вопрос, а каков будет спрос, если я, по-простому говоря, обосрусь и провалю порученное дело. Но жидкую субстанцию над губой разводить поздно. Вы, товарищ Хабаров, по завету Наполеона Бонапарта, в сражение уже ввязались. Поэтому, сделав коротенький выдох, я не без дрожи в голосе начал говорить:

— Я, товарищ Чуянов, считаю, что конкретную работу по реализации всего намеченного нами целесообразнее начать проводить через уже существующую структуру, Сталинградский городской строительный трест. Какой-либо необходимости в кадровых перестановках в его структуре я не вижу. Товарищи все компетентные, свое дело знают. Управлению треста необходимо срочное кадровое усиление, в первую очередь специалистами, которые займутся сегодня же оформлением сотрудников, которых вы поручили мне отобрать. Это все юридические вопросы, в частности заключение договоров, постановка на довольствие и прочее.

Я сделал короткую паузу, чтобы перевести дух, и продолжил:

— Прошу также разрешения привлечь тех, кто уже размещён в нашем Блиндажном. Там достаточно тех, кто будет мне очень полезен. Также прошу разрешения обратиться в органы материально-технического снабжения Сталинградской группы войск для возможного решения обеспечения рабочей одеждой за счёт запасов старой формы. Конкретную работу по набору персонала я хочу поручить товарищам Беляеву, управляющему трестом, и Кошелеву, главному инженеру треста. Я буду привлекать только добровольцев, принуждать никого не намерен.

— Хорошо, Георгий Васильевич, — одобрительно произнёс Чуянов. — Я сейчас срочно свяжусь со всеми заинтересованными лицами. А ты, пожалуйста, приступай к исполнению немедленно. До полуночи времени не так уж много, а все необходимые бригады должны быть сформированы, и в сегодняшнем отчёте это должно быть указано. По первым результатам вашей работы будет принято окончательное решение о всех штатах, оплате труда, системе поощрения и прочее. Держи меня в курсе.

Не дожидаясь моего ответа, Чуянов положил трубку. Я медленно опустил трубку на рычаг и посмотрел на Кошелева. Подумал про себя: «А ведь молодец, на ходу подметки рвёт. Надо же, Чуянов мне только рассказывает о прибытии спецконтингента и добровольцев, а он уже и так знает. Молодец, ничего не скажешь. Информирован, значит, вооружён». Но вслух я, конечно, сказал другое.

— В общих чертах, полагаю, вам всё ясно, — я обвёл взглядом присутствующих. — Мы сейчас же едем в сто восьмой лагерь и там из прибывшего спецконтингента и добровольцев набираем себе необходимый персонал. Думаю, что в ближайшие часы, скорее всего, сюда начнут прибывать необходимые специалисты из тех, кто уже оформлен. Анна Николаевна, у вас есть желаемое штатное расписание сотрудников треста?

Мой вопрос был столь неожиданным, что заведующая архивом не сразу сообразила, что я обращаюсь к ней. Она растерянно заморгала, глядя на меня поверх очков в тонкой металлической оправе.

— Да, товарищ Хабаров, — дрожащим голосом наконец произнесла она. — Есть довоенное штатное расписание, правда, там многие должности сейчас не актуальны. И наши…

— Хорошо, — перебил я её. — Ваша личная задача выполнять функции начальника отдела кадров и всех прибывающих товарищей расставлять по рабочим местам. Они должны тут же начинать работать. Мы должны ежесуточно к полуночи отправлять доклад о проделанной работе на имя членов ГКО, товарищей Берии и Маленкова, с конкретным указанием исполнителей. Боязни ошибиться с расстановкой кадров не должно быть, при необходимости поправим. Со сто восьмым лагерем связь есть?

— Да, — быстро ответил Беляев. — Полевая линия работает более-менее стабильно.

— Тем более, — кивнул я. — А мы едем в сто восьмой. Да, чуть не забыл. Есть пустой кабинет?

— Напротив, — на этот раз Орлова ответила мгновенно, явно рада, что может быть полезной.

— Оборудуйте его по возможности под мой кабинет. Стол, стулья, всё необходимое. Телефон не прошу. И сейф, если найдётся.

Через час я стоял перед строем желающих работать у нас. Дорога до лагеря заняла больше времени, чем мы рассчитывали. Михаил, водитель эмки, выделенной нам из гаража обкома, вёл машину осторожно, объезжая многочисленные воронки и развалины. Весеннее солнце уже собиралось клониться к закату, бросая длинные тени на изуродованную землю.

Всего в строю было почти семьсот человек, почти триста из которых были спецконтингентом. Девяносто процентов прибывших сегодня изъявили желание пойти работать на восстановление разрушенного жилого фонда Сталинграда. Категорически отказались от такого предложения тридцать два человека, которых администрация лагеря тут же отправила в распоряжение военных. Они пополнят какие-то части и в ближайшие дни убудут на фронт. Выбор у них был простой, восстановление города или окопы под огнём.

Остальные были прибывшие из различных областей непосредственно на восстановление города. Молодёжь по линии комсомола, комиссованные фронтовики и эвакуированные из других теперь изъявившие желание работать в Сталинграде.

Я один стоял перед строем, опираясь на трость. Беляев, Кошелев, энкаведешники и несколько человек, уже присланных сюда из конторы треста, стояли сзади метрах в пяти и о чём-то тихо разговаривали между собой. Ветер трепал полы моего кителя, нога начинала побаливать после нагрузок сегодняшнего дня, но надо держаться.

— Товарищи! — негромко произнёс я, и сразу же установилась тишина. Сотни глаз уставились на меня с нескрываемым любопытством. — Я, Хабаров Георгий Васильевич. Мне поручили возглавить восстановление жилого фонда Сталинграда. Я здесь воевал с первых минут высадки на правом берегу тринадцатой гвардейской дивизии. В последние дни боёв, командуя ротой, получил ранение. В госпитале мне ампутировали правую стопу, и сейчас я хожу на протезе.

Я сделал паузу, давая людям время осмыслить сказанное. В строю окончательно стихли все разговоры, народ явно был удивлен. Такие персонажи не каждый день перед народом выступают.

— Вы все приняли моё предложение добровольно пойти к нам, и я очень этому рад, — продолжил я. — За каждый день работы мы будем отчитываться перед Государственным комитетом обороны, и просто плохая работа, не говоря уже о саботаже, самовольном уходе с рабочего места или вдруг дезертирстве, будут расцениваться самым строжайшим образом, вплоть до привлечения по пятьдесят восьмой.

Меня и до этого момента внимательно слушали, но тут стало так тихо, что даже стало не очень комфортно просто говорить. Я преодолел соблазн остановиться на этом и продолжил:

— Но хочу вам сказать, что будет благодарность и награды за ударный труд Работа тяжёлая, но нужная. Мы будем возвращать жизнь в наш город и должны работать не хуже того как его защищали. Сейчас вас разделят на несколько бригад. Товарищ Беляев назовёт фамилии бригадиров, а затем зачитают списки бригад. Сегодня вечером и ночью необходимо проделать все организационные мероприятия, оформить все юридические вопросы, решить всё с нашим размещением, чтобы завтра начать полноценно трудиться над восстановлением Сталинграда. Прошу, товарищи Беляев и Кошелев.

Я повернулся к стоящим сзади меня. Беляев, Кошелев и шесть человек, присланных нам на помощь Анной Николаевной, тут же направились к строю. У них в руках были уже составленные списки. А ко мне подошёл сотрудник областного управления НКВД.

— Немцев пятеро, — тихо доложил он, глядя мне прямо в глаза. — Один офицер, гауптман Вессель. Он сам вызвался помогать нам в восстановлении Сталинграда. Его привезли из госпиталя откуда-то из-за пределов нашей области, кажется, из Саратова. А остальные: один рядовой, два ефрейтора и унтер-офицер. Все были ремонтниками, работали в походных мастерских. Желаете посмотреть на них?

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Кошелев, как освободится, пусть ими занимается. Ему собственно решать, годятся они или нет. Он же будет с ними работать напрямую.

Я тут же поехал в штаб Сталинградской группы войск. Михаил молча открыл передо мной дверцу эмки, и мы тронулись в путь. Меня там уже ждали, Чуянов, как и обещал, позвонил. Наши военные выделили нам тысячу бывших в употреблении комплектов военной формы старого образца, но все они были ещё крепкими, без дыр и разрывов. Очень ценным было выделение пятисот простых байковых одеял и всякой бытовой всячины: достаточного количества кухонных принадлежностей, алюминиевых котелков, ложек, мисок. Ещё пять полевых кухонь и пятьсот кусков хозяйственного мыла. И ещё комплект армейских палаток на отдельный батальон, плотных специально пропитанных от влаги.

Администрация сто восьмого лагеря выделила целых три полуторки, правда, старенькие, но на ходу. А Чуянов прислал из партийного гаража две дополнительные эмки. Все полученные материальные ценности я распорядился перевезти в здание треста, для охраны которого на постоянной основе, до создания своей охраны, областное управление НКВД выделило взвод из состава своих войск.

От военных я поехал к нам в Блиндажный. Там всё гудело, до ребят дошли слухи о моей бурной деятельности, и ребята ждали меня, резонно ожидая выполнения моего обещания привлечь их тоже. Уже наступил вечер, когда эмка остановилась у знакомого блиндажа.

Тянуть резину я не стал. Когда мы подъехали, из штабного блиндажа выскочил Василий, и я сразу же ему сказал:

— Времени у тебя в обрез, — я глянул на часы, на дворе уже было половина девять вечера. — К десяти ты мне должен подать список желающих пойти работать к нам. Народ должен быть разбит для начала на бригады по сто человек. Те, кто разбирается в автотракторной технике, для начала пойдут на разборку-сборку разбитой немецкой техники. Не меньше ста пятидесяти человек ты должен будешь дополнительно разместить здесь у нас. Всё, время пошло.

Василий развернулся, побежал к блиндажам и начал громко созывать народ. Михаил, наш водитель, молча достал самокрутку и прикурил, прислонившись к крылу машины. Он был немногословен, этот Михаил, но очень мне нравился.

Ровно в одиннадцать вечера я приехал в партийный дом. Чуянова срочно вызвали военные, надо было что-то обязательно решить с отправкой на фронт каких-то резервных войск. Но Виктор Семёнович Андреев ждал меня в своём кабинете.

В пепельнице на столе у него была большая гора окурков, свидетельство долгого напряжённого дня. Но сам стол был чистый: ни одной бумажки. Он молча предложил мне сесть, указав на стул перед столом, и только после этого спросил:

— Устал? Небось голова с непривычки кругом идёт?

У меня никакого чувства усталости не было. Нога начинала побаливать, это да, культя ныла после долгого дня на ногах, а вот усталости не было. Голова тоже была на месте, мысли текли чётко и ясно. Подумаешь, за несколько часов организовать на ровном месте с нуля какое-то строительство. Не объяснять же товарищу Андрееву, что попаданцу, заслуженному строителю России, и не такие задачи приходилось решать, когда был стимул. А сейчас у меня стимул ещё какой. Поэтому я пожал плечами и, как бы раздумывая, ответил:

— Немного, наверное, есть. Но к докладу готов.

— Тогда докладывай, — кивнул Андреев, доставая новую папиросу.

Я достал свою рабочую тетрадь, медленно открыл её, пролистал несколько страниц с записями и начал говорить, слушая себя как бы со стороны:

— Сформировано десять строительных бригад общей численностью восемьсот двенадцать человек. Четыре бригады ремонтников техники, это сто девяносто три человека. Сформировано полноценное управление горстройтреста со всеми необходимыми подразделениями и службами. Сейчас заканчивается оформление прибывших из Москвы специалистов. Они временно разместятся в здании треста, пока не развернём полевой лагерь.

Я перевернул страницу и продолжил:

— В данный момент времени идет разворачивание полевого лагеря на северной окраине Кировского района. Там, конечно, тесновато, но народ заканчивает расчистку, и мы по минимуму развернём там палаточный лагерь на отдельный батальон. Пока будет тесновато, но за два-три дня закончим полностью подготовку территории и развернём лагерь как положено. Там уже разворачиваются все положенные службы для нормального функционирования лагеря. Сто пятьдесят человек дополнительно размещены в Блиндажном.

Я протянул Виктору Семёновичу написанный мною отчёт о проделанной за день работе. Он с каким-то недоверием взял его и потряс головой.

— За ночь закончим все подготовительные организационные мероприятия, и завтра в восемь ноль-ноль начинаем свой первый рабочий день, — закончил я.

— Ты, Георгий Васильевич, гений, — произнёс Андреев, внимательно изучая мой отчёт. — За несколько часов организовать такой коллектив и подготовить всё к работе! Просто невероятно! Я таких темпов не видел никогда.

— Было бы желание, Виктор Семёнович, — ответил я просто. — А желание у всех есть. И у меня, и у ребят.