Государственный комитет обороны СССР был чрезвычайным высшим государственным органом управления, обладавшим всей полнотой власти в стране. Его создали в первые дни начавшейся войны. Председателем был Иосиф Виссарионович Сталин. А Георгий Максимилианович Маленков входил в число его первых пяти членов.
В начале сорок третьего года именно Маленков реально начинал курировать все вопросы, связанные с восстановлением Сталинграда. Это была огромная работа, требовавшая постоянного внимания и быстрых решений. Поэтому прибывший в Москву Чуянов должен был отчитаться сначала именно ему, а уже потом перед всем ГКО.
Абсолютно все органы управления Советского Союза давно работали по графику Сталина. Вождь был «совой» и всегда работал по ночам. Это знали все, кто имел дело с высшим руководством. С началом войны его распорядок дня стал ещё более напряжённым. Он сосредоточил на себе пять должностей. «Рабочий день» постепенно превратился в «рабочие вечер и ночь».
Вождь отдыхал не больше шести-семи часов. Если не возникали важные государственные дела, то поднимался часов в десять-одиннадцать. К полудню начинал работать. И тогда начиналась обычная череда докладов, совещаний, решений. Сначала на Ближней даче в Кунцево, а ближе к вечеру в Кремле. Ночью, когда Москва засыпала, в кремлёвских кабинетах кипела работа.
Седьмого апреля сорок третьего года всё было как обычно. На фронтах установилось затишье. Только на Северном Кавказе продолжались активные боевые действия. Нацистская Германия и Советский Союз готовились к летней кампании 1943 года. Эта кампания должна была стать решающей. Обе стороны это понимали.
Пользуясь затишьем на фронтах, советское руководство начало уделять больше времени проблемам восстановления. Страна лежала в развалинах на огромных территориях. Нужно было думать не только о победе, но и о том, что будет после неё. Поэтому почти на весь предстоящий день седьмого апреля у Маленкова были запланированы именно эти вопросы. Главным из них было возрождение Сталинграда и области.
Город стал символом. Его имя теперь знал весь мир. И восстанавливать его нужно было так, чтобы это стало примером для всей страны. Примером того, что Советский Союз способен не только воевать, но и строить.
Вечером, если не произойдёт чего-нибудь экстраординарного на фронтах, должно было состояться заседание ГКО. На нём рассмотрят текущие проблемы восстановления Сталинграда, а также рабочие планы по выполнению принятого четвёртого апреля Постановления ГКО. Это постановление уже запустило работу, но оставалось множество деталей, требовавших решения.
Поэтому рабочий день Маленкова начался необычайно рано, в семь часов утра, после очень короткого ночного отдыха. Для него это было исключением. Обычно он, как и другие члены высшего руководства, начинал работать ближе к полудню. Но сегодня было слишком много дел.
Чуянову неожиданно для него предложили отдохнуть до четырнадцати часов дня. Ему сказали передать товарищу Маленкову для ознакомления все подготовленные для доклада материалы, а с самому идти в гостиницу и выспаться. Он был измотан дорогой и напряжением последних дней.
Быстро просмотрев материалы, Маленков понял важную вещь: здесь рассматривать особо нечего, надо просто утверждать. Сталинградские товарищи очень хорошо поработали, ысе их предложения можно и нужно принимать к исполнению практически без обсуждения.
Кроме одного, но, наверное, самого важного от решения которого зависит выполнение всех остальных. И этот вопрос назывался жилищным.
Маленков откинулся в кресле, задумчиво глядя в окно. За окном была ранняя московская весна. Солнце пригревало уже по-настоящему. Скоро начнётся распутица, а там и лето. Время строить.
Масштабы задачи, стоящей в Сталинграде, были колоссальными. Даже после Гражданской войны нигде не стояло таких. Надо в кратчайшие сроки возродить город который до войны был в десятке крупнейших городов страны. И был четвёртым по промышленной мощи.
Особенно значим был его вклад в оборону в 1941 году. Тогда большинство танков Т-34 выпускалось в Сталинграде и Харькове. Эти машины спасли страну, они остановили немецкий блицкриг. Без них всё могло закончиться совсем иначе.
Сейчас, конечно, в советском танкостроении, так же как и в чёрной металлургии, правили бал уральские заводы. Туда эвакуировали оборудование, там развернули производство, там ковали победу. Но скорейшее возрождение промышленности города на Волге стране нужно было как воздух.
Маленков отлично понимал, что главная составляющая успешности выполнения этой задачи люди. Для которых надо банально сначала предоставить крышу над головой. Без жилья люди никуда не поедут. А без людей не будет ни заводов, ни города.
У него на столе лежало несколько предложений как быстрее и лучше восстановить город. Они по сути сводились всего к двум вариантам. Первое, как можно быстрее развернуть масштабное строительство деревянных бараков. И второе, кирпичное строительство.
Оба варианта подразумевали расчистку городских развалин и скорейший снос разрушенного. Процент зданий и сооружений, восстановление которых имело какой-то смысл, был очень незначительным, меньше десяти процентов. Всё остальное нужно было сносить, поэтому третий вариант, восстановление старого, был самым неразумным и затратным.
А вот сталинградские товарищи предложили четвёртый вариант, крупнопанельное домостроение. Маленков перелистал страницы проекта, внимательно вчитываясь в цифры и схемы.
Эта идея для Маленкова не была диковинкой. Он с декабря сорок второго был членом Оперативного бюро ГКО и контролировал работу профильного наркомата. И знал, что на Урале остро встал вопрос об ускоренном строительстве постоянного, капитального жилья для энергетиков.
Свердловский трест «Главуралэнергострой» по этому поводу провёл экстренное заседание, нужно было срочно решить вопрос о скоростном строительстве жилья. Главный инженер группы подготовки производства Алексей Тимофеевич Смирнов предложил в качестве материала железобетонные панели. Его предложение утвердили и проект приказа руководство треста направило в Москву.
Ключевой фразой было: «Организовать завод для изготовления строительных конструкций и деталей». Производство было предложено развернуть в городе Берёзовском, фактическом пригороде Свердловска. Это совершенно логично, рядом энергетические объекты, рядом люди, которым нужно жильё.
По установившейся практике, когда «вносился вопрос» или «появлялось мнение» у кого-нибудь из членов ГКО, а также у других представителей высшей советской номенклатуры, проблему обсуждали сначала в узком кругу. Затем Сталин или кто-то из его соратников подключали к решению вопроса специалистов. «Проработка» вопроса порой затягивалась на недели и даже месяцы. Это была обычная бюрократическая практика.
Но этот вопрос был столь важным, что требовалось как можно скорее принять какое-нибудь решение. Жильё нужно было строить уже сейчас. Люди жили в лучшем случае в землянках и в подвалах разрушенных домов. Это было нетерпимо. Поэтому Маленков тут же подключил НИИ строительной техники Академии архитектуры СССР.
Учёные мужи дали справку. О работе, проведённой в 1940 году коллективом института, о немецких разработках. В частности, о работе в СССР приглашённых из Германии строителей под руководством Эрнста Мая, которые работали в стране до 1933 года. С этой затеи кстати ничего путного не получилось из-за банальной нехватки бетона. Тогда просто не было достаточного производства цемента.
Маленков отлично знал построенный в Москве перед самой войной «Ажурный дом». Который, правда, воплотил идею не крупнопанельного, а крупноблочного домостроения. Разница была существенная, но принцип схожий. Дом стоял, люди в нём жили. Значит, технология работала.
Он был согласен с единодушным мнением, высказанным всеми привлечёнными им специалистами. Решением стоящей перед страной глобальной проблемы быстрого обеспечения населения доступным и относительно недорогим жильём является панельное домостроение.
Маленков уже подготовил справку для ближайшего заседания ГКО. Со своей рекомендацией о возобновлении масштабных проектных работ в этой сфере. Окончание войны не за горами и надо уже думать о будущем, о том, как будут жить люди в мирное время.
Но неожиданно на его столе оказался проект сталинградцев, привезённый Чуяновым. Маленков быстро просмотрел его, и понял, что это тщательно и детально разработанный проект крупнопанельного домостроения. Который можно прямо завтра начинать осуществлять, не через месяцы проработок, а сейчас.
Одним из главных его достоинств являлось то, что сталинградские товарищи полностью рассчитывают обходиться своими силами. За исключением одного момента, при масштабном производстве им потребуются достаточно крупные централизованные поставки цемента.
Но даже в этом вопросе они предлагают реальнейший выход: строительство нового цементного завода, опять же своими силами, в рабочем поселке Михайловка Сталинградской области. Там, по их мнению, в сорок первом году, ещё перед войной, было открыто очень крупное месторождение мела и глины. Это сырьё для производства цемента.
Маленков сразу же вспомнил вчерашний разговор с Лаврентием Павловичем, который проинформировал его, что фигурант известного им «протезного» дела уже в Сталинграде. Разрабатывает что-то связанное со строительством, и что из Вольска поступил запрос на срочную передачу в Сталинград проектной документации на новый цементный завод.
Тогда он не придал этому большого значения. Берия часто делился такими мелочами, просто чтобы держать коллег в курсе. Но теперь всё складывалось в единую картину.
И вот теперь перед ним на рабочем столе лежат несколько папок, разработанного проекта крупнопанельного домостроения, на которых написано, что автором является инструктор Сталинградского горкома ВКП(б) Хабаров Георгий Васильевич. Тот самый молодой человек, который изобрёл новую конструкцию протеза.
Маленков сразу отправил телефонограмму в Горький с требованием срочного отчёта о ходе экспериментального производства протезов новой конструкции. Хотелось понять, насколько серьёзно работает этот Хабаров. Одно дело предложить идею, другое, довести её до реального производства.
Потом он тут же вызвал секретаря. Умудрённый опытом помощник Маленкова по голосу шефа понял, что дело очень срочное, он чуть ли не бегом направился в его кабинет.
— Слушаю, Георгий Максимилианович.
Маленков поморщился. Он, как и большинство руководящих работников центрального аппарата, предпочитал обращение «товарищ такой-то». Естественно, по примеру Сталина. Но этот секретарь отличался от других работников его аппарата потрясающей работоспособностью и преданностью. Поэтому Маленков прощал ему эту маленькую слабость называть иногда его по имени-отчеству, как старого знакомого.
— Срочно вызовите ко мне Веснина.
Секретарь кивнул и вышел, не задавая лишних вопросов. Такие распоряжения нужно было выполнять немедленно.
Виктор Александрович Веснин, президент Академии архитектуры СССР и фактический руководитель НИИ строительной техники, вместе со своими ведомствами и учреждениями эвакуировался осенью сорок первого в Куйбышев. Оттуда он был специально вызван Маленковым с группой своих учёных сотрудников для проведения экспертизы предложения свердловских товарищей, и доклада о немецких и своих довоенных разработках.
До отчёта на ГКО о проделанной им работе Маленков распорядился архитекторам находиться в Москве. Они, кстати, тут же этим воспользовались. Попросили разрешения начать возвращаться в столицу на постоянной основе. Эвакуация надоела всем.
Маленков им не сказал ни «да», ни «нет». Но лично склонялся к мнению, что пора. Ход войны поворачивался в закономерную, по его мнению, сторону. Фронт начал откатываться на запад, временная затишье — это передышка перед бурей, которую скоро Красная Армия обрушит на хваленый вермахт и окончательно сломает хребет нацистской гадине. Скоро Москва снова станет полноценной столицей, а не прифронтовым городом. И вот теперь как отлично, что эти учёные мужи сидят под рукой.
Виктор Александрович Веснин был средним из трёх знаменитых братьев. Старший, Леонид, умер в тридцать третьем. Младший, Александр, практической архитектурой не занимается уже лет десять, ушёл в теорию и преподавание. А Виктор Александрович по-прежнему на коне, весь в делах и очень энергичный, несмотря на возраст.
Ожидая Веснина, Маленков ещё и ещё раз внимательно прочитал проект молодого инструктора Сталинградского горкома. Он достал из стола справку о нём, подготовленную три недели назад Берией и внимательно её изучил. Лаврентий Павлович умел собирать информацию, его справки всегда были полными и точными.
— И правда новый Ломоносов, — буркнул он себе под нос, прочитав, что Хабарову девятнадцать лет. — Это будет покруче протеза новой конструкции.
Девятнадцать лет и уже два серьёзных проекта. Причём оба доведены до стадии практической реализации. Таких людей нужно было поддерживать, из таких вырастали нужные стране настоящие кадры.
По большому счёту никакая экспертиза хабаровскому проекту не требовалась. Ему лично было ясно, что надо давать «добро» и на эксперимент с заводом, и разрешать строительство нового цементного в Сталинградской области. Но формальности нужно было соблюсти. На ГКО нужно прийти с экспертным заключением, а не просто со своим мнением.
Маленков поднял трубку и коротко бросил:
— Гинзбурга, срочно.
Несмотря на то, что известных Гинзбургов в стране несколько, он не сомневался в том, что секретарь соединит его именно с тем, кто ему нужен. С руководителем Наркомстроя Семёном Захаровичем Гинзбургом.
Его вопрос был немного не по адресу. Производство цемента находилось в ведении другого ведомства, наркомата промышленности строительных материалов СССР. Но сейчас Гинзбург временно возглавлял и этот наркомат, по объективным причинам совмещая две должности в условиях военного времени. А если разрешать строительство двух новых заводов, цементного в Михайловке и экспериментального домостроительного в Сталинграде, то никак не обойтись без профильного наркома.
С Гинзбургом соединили очень быстро. Он, судя по голосу, тоже уже работал, что Маленкову было неудивительно. Его, скорее всего, вечером тоже вызовут на заседание ГКО, а к этому надо основательно подготовиться. Доклады на ГКО требовали тщательной проработки, и естественно, народный комиссар по строительству СССР сейчас был в Москве.
— Слушаю, товарищ Маленков.
Голос звучал бодро, но Маленков уловил нотки усталости. Все работали на износ. Это было время, когда никто не жалел себя.
— Семён Захарович, ты мне срочно нужен. Приезжай. И обязательно с данными по цементу в стране в целом. По производству, по запасам, по распределению. А также где по мнению профильных специалистов можно начинать строительство новых цементных заводов.
Цемент сейчас был одним из стратегических материалов. Его производство к сорок третьему году упало больше чем в пять раз. Большинство заводов остались на оккупированной территории, на Украине и в Новороссийске. Эвакуировать их не успели. Да и невозможно было эвакуировать цементные печи. И сейчас предложенное строительство нового завода было как нельзя кстати.
Маленков положил трубку, не дожидаясь ответа Гинзбурга. Он был уверен, что его распоряжение будет выполнено. Когда звонил член ГКО, вопросов не возникало. Все понимали, насколько это срочно и важно.
Почти тут же зашёл секретарь и доложил:
— Товарищ Маленков, телефонограмма из Горького.
«Не поймёшь его, когда товарищ Маленков, когда Георгий Максимилианович», — подумал Маленков, усмехнувшись. Взял протянутый ему бланк и быстро пробежал глазами по строчкам.
На вечер шестого апреля в Горьком сделано двадцать семь протезов. Двенадцать с использованием дюралюминия и пятнадцать стальных. Технологии можно считать отработанными. Проблема только в одном. Обеспечение сырьём, дюралюминием и сталью. Но это уже вопрос организации, а не самой конструкции.
Маленков кивнул сам себе. Значит, Хабаров умеет не только изобретать, но и доводить дело до конца. Это дорогого стоило. Идей много, а вот людей, способных их реализовать, всегда не хватало.
Кабинеты руководства Государственного комитета обороны СССР находились в Сенатском дворце Кремля, корпусе № 1. Огромный сто пятидесятиметровый кабинет Сталина с пятью окнами находился на втором этаже в Особом секторе ЦК ВКП(б). Рядом были кабинеты Берии, Вознесенского, Кагановича, Маленкова и Микояна.
Ворошилов размещался на первом этаже, а Молотов на третьем. Но сейчас, в столь ранний для высшего советского руководства час, все эти кабинеты были ещё пустыми. На рабочих местах был только технический персонал и Маленков. Коридоры были тихими, только где-то вдалеке слышались шаги охраны.
Маленков встал из-за стола и подошёл к окну. Отсюда открывался вид на Кремлёвский сад. Деревья уже начинали зеленеть, весна вступала в свои права, скоро всё зацветёт, и, быть может, скоро закончится эта проклятая война.
Он думал о Сталинграде, о том, каким должен стать этот город. Символом не только войны, но и возрождения, символом того, что страна способна подняться из руин. Проект Хабарова давал такую возможность. Нужно было только принять правильное решение.
За спиной раздался звякнул телефон секретаря. Маленков подошел и поднял трубку.
— Товарищ Маленков. Академик Веснин.
— Зови, — коротко бросил он и опять отошел к окну.
Сзади открылась дверь кабинета и послышались шаги. Маленков обернулся. В дверях стоял Виктор Александрович Веснин. Высокий, седой, с умными внимательными глазами. Он слегка запыхался, видимо, торопился.
— Здравствуйте, Георгий Максимилианович. Вы меня вызывали?
— Здравствуйте, Виктор Александрович. Проходите, садитесь. У меня для вас интересная работа.