Остерегайтесь апокалипсисов. Книга 4

12. Смертельный разговор

Брошенная в мою камеру миска с едой разбудила меня ото сна. Когда я наконец-то проснулся, первым, что попалось мне на глаза, оказалась жестяная миска, которая ребром медленно катилась в мою сторону. Коснувшись моих ног, эта миска перевернулась и окончательно рухнула. А остатки сухого хлеба, лежавшие в ней, и вовсе остались где-то в самом начале камеры, куда мне и швырнули еду.

— Ешь! — прозвучал грозный приказ. — И наслаждайся последними минутами жизни. Утром назначена твоя казнь.

Пытаясь полностью разлепить глаза, я устало зазевал, выпрямился и посмотрел на своего надзирателя. Недовольный мужчина-енот бросил в мою сторону угрожающий взгляд, а затем, развернувшись, с абсолютным хладнокровием он просто покинул темницу.

Я снова остался один. Здесь было все также холодно, все также тихо и все также неприятно. С шумом отодвинув от себя жестяную тарелку, я подполз вперед и взял с пола кусок хлеба. Очевидно, меня должны были покормить по каким-то местным правилам, и точно также было очевидно, что еду на заключенных здесь все-таки жалели.

Не имея ничего против куска хлеба, пусть и сухого, я жадно начал поедать его. Мои острые звериные зубы с легкостью разгрызали этот твердый, почти каменный кусок. И на вкус хлеб был не таким уж противным. Голодному желудку в самый раз.

«Если казнь завтра, — спокойно размышлял я, — тогда Ракх должен заглянуть ко мне как раз на кануне этого. Так сказать, дать последний шанс».

Вместо привычного чавканья, которое можно услышать, когда человек ест, звуки, которые я издавал, были похожи на точение ножей. Мои зубы все продолжали жадно щелкать и разгрызать хлеб, а тот тем временем все никак не хотел поддаваться.

«Или нет. Я мог ошибиться с его характером, и тогда он просто проигнорирует меня. Это будет жалкая смерть».

Вскоре внезапно зазвучал скрип входной двери. Моя камера находилась в конце темницы, так что даже при всем желании я не мог точно сказать, кто спустился на этот этаж, до тех пор, пока этот человек не оказывался рядом.

И в этот раз лицо, которое я увидел, показалось мне и знакомым, и незнакомым одновременно. Ощущения были странными. Сразу насторожившись, я опустил в своих руках кусок недоеденного хлеба, выпрямился и замер в ожидании.

Молодой человек-волк — судя по серым вытянутым ушам и пушистому хвосту — при виде меня сначала замер. Он был удивлен мне не меньше, чем я ему. И его лицо почему-то казалось не только удивленным, но и растерянным. Таким, будто он не ожидал увидеть меня в подобном месте.

— Харм, — прошептал он, осторожно приближаясь к моей клетке, — это ты?

— Я, — серьезно отвечал я.

Догадаться кто был предо мной оказалось сложно. Я на все сто процентов был уверен, что этого человека видел впервые, но внутри моего тело сердце сжималось при виде его лица. Подобные чувства уже были у меня в других мирах. Так могло реагировать тело только в том случае, если его бывший владелец вспоминал кого-то или что-то, и с болью переживал это.

— Харм, — снова позвал незнакомец, руками хватаясь за прутья, — что с Вел?

Я смотрел на этого юношу изучающе. Он был еще совсем молод — по внешнему виду, даже походил на подростка. Открытые наивные черты лица, округленные от волнения глаза — изучая его внешний вид, я спешно пытался придумать, что же ему ответить.

Никого в этом мире по имени Вел я еще не встречал, однако имя уже звучало знакомо. Быстро перебрав в голове все те факты об истории, которые мне были известны, я неожиданно осознал, что медведь-предатель во время побега из деревни уже упоминал это имя и говорил о гибели этого человека.

Собравшись с мыслями, я снова выпрямился и ответил:

— Она не выжила.

— Что?

Глаза незнакомца округлились еще сильнее. Его тело так сильно вздрогнуло от этих слов, что заметить подобное можно было даже невооруженным взглядом.

Глубоко вздохнув, я заговорил снова:

— К сожалению, она…

— Как такое могло произойти⁈ — незнакомец не стал даже договаривать. Схватившись руками за прутья темницы, он начал трясти их так, будто мог выломать, но, конечно, ничего у него не получалось. — Она рассчитывала на тебя, а ты позволил ей умереть? Ты бросил ее в той деревне и сбежал один!

— Она умерла еще до того, как мы сбежали из деревни.

— Не верю!

Вновь прозвучал скрип железной двери, и при том настолько громкий, будто кто-то намеренно пытался сообщить о своем присутствии. Пока этот человек шел в нашем направлении, мой эмоциональный гость в ужасе смотрел на него и осторожно отступал от темницы.

— Я не помню, — заговорил знакомый голос, чтобы отдавал кому-то команду навещать заключенного.

Когда Ракх остановился напротив моей камеры, я нисколько не удивился. Он все равно должен был когда-то ко мне прийти. Просто время оказалось не самым удачным.

Прямо сейчас интересовал вождя даже не я, а тот самый гость, который так громко и истошно кричал на меня все это время. Лишь на мгновение бросив в мою сторону спокойный взгляд, вождь оценил обстановку и спросил:

— Что здесь происходит?

— Он бросил мою сестру умирать! — юноша указал рукой в мою сторону, будто я действительно был каким-то преступником. Меня же его слова нисколько не задевали.

Плавно развернувшись, я попытался дотянуться рукой до перевернутой на полу тарелки, схватил ее, притянул и положил в нее остаток сухого хлеба. К тому моменту, как я закончил, обе пары глаз серьезно смотрели на меня и явно ждали моего ответа.

Выдохнув, я все также спокойно сказал:

— Вел умерла после того, как деревню оккупировали. Мы не успели сбежать вместе.

Наступила тишина. Уверен, теперь вождь и сам понимал ситуацию. Возможно, поэтому его лицо стало похоже на камень, когда он понял, что чья-то гибель была следствием его собственного приказа.

Прошла одна минута, две. Перепуганный малый, опустив голову, молчал. Я все еще видел, как дрожали его плечи, и как сильно сжимались его кулаки. Он определенно не хотел верить в мои слова.

— Можешь идти, — сказал Ракх, но мальчишка его так и не послушал. Будто даже не услышав этих слов, он продолжил стоять до тех пор, пока вождь не положил свою ладонь ему на плечо. Только в тот момент он и очнулся. Вытянувшись, словно струна, он удивленно посмотрел на вождя, а тот снова повторил:

— Можешь идти.

Юноша ушел, и пока его шаги становились все тише, я спокойно размышлял про себя:

«Тяжело ему. Он работает на того, кто приказал оккупировать деревню, в которой умерла его сестра. Возможно, после этого он даже начнет переосмыслять то, чем занимается сейчас».

Ракх повернулся ко мне лицом и на мгновение замер. Что-то в его взгляде теперь отличалось. Казалось, он смотрел на меня с толикой сочувствия. Выдохнув, вождь тяжело заговорил:

— Я понимаю, почему ты решился на все это. Потеря близкого меняет каждого.

— Не зная вашего прошлого, я не могу быть уверен в том, что вы действительно понимаете это.

Ракх не стал на это отвечать. Вместо этого, серьезно посмотрев мне в глаза, он предупредил:

— Твоя казнь состоится на рассвете.

— Мне уже сказали.

— Есть последние слова?

— Могли бы и повкуснее последний ужин принести. Все-таки убить меня собираетесь.

Вождь невольно бросил взгляд в сторону тарелки, стоявшей рядом. Уж не знаю, был ли он в курсе того, чем кормили заключенных, но от вида сухого погрызенного хлеба его брови сдвинулись.

— Ты говоришь серьезно? — спросил Ракх. — Это единственное, что тебя волнует?

— А тебе что от меня нужно? Хочешь, чтобы я начал на коленях умолять и просить спасти меня? Как это делал тот медведь-предатель?

— Ему хотя бы была важна его жизнь. Ради этого он и сбегал из деревни.

— А я сбегал не для того, чтобы выжить сам, а для того, чтобы дать шанс выжить остальным.

Наступила тишина. Кажется, эти мои слова ошарашили вождя еще сильнее. Посмотрев на меня сначала с сомнением, а затем и с каким-то пугающим пониманием, он опустился на землю и легко сел. Я впервые видел, чтобы подобный человек сидел напротив клетки заключенного в настолько расслабленной позе.

Посмотрев на мое лицо, Ракх заговорил:

— Я знаю, что ты представляешь меня каким-то монстром, которые ни о ком не думает.

— Вообще-то нет. Я даже понимаю тебя.

— Что?

— У меня уже был один такой знакомый, на плечах которого лежали жизни других людей. Он тоже страдал от того, что из-за его решений постоянно приходится кому-то умирать.

Вождь недоверчиво отвернулся и спросил:

— И что случилось с твоим знакомым?

— О, сейчас с ним все нормально. Он охотится за моей головой, поэтому у меня особо не было возможности спросить у него как он, но при нашей прошлой встречи, он выглядел неплохо.

— Так, ты намеренно раздражаешь окружающих.

— Это не я. Окружающие сами раздражаются.

Почему-то этот разговор веселил меня все больше. Пока мы говорили, я невольно сравнивал Ракха и Алгара. К моему удивлению, у них было много общих черт, и это при том, что их создателями были два противоположных по складу ума и характеру человека.

— Ты обвинял меня в гибели вашей деревни, — снова заговорил Ракх.

— И это правда. В нашей деревне не было зараженных тем самым, чего ты так боишься.

— Невозможно определить то самое это или нет.

— А если я скажу, что возможно?

— Еще скажи, что знаешь способ лечения этой болезни.

— А если знаю?

Вождь насторожился. По правде сказать, настоящего способа лечения болезни я не знал. У меня были кое-какие догадки по поводу того, как с этим можно бороться, но это не было той самой волшебной пилюлей, которая смогла бы спасти абсолютно всех.

Недоверчиво нахмурившись, вождь сказал:

— Ты говоришь это только потому, что хочешь, чтобы тебя отпустили.

— Ты все равно меня отпустишь.

— С чего ты это взял?

Я улыбнулся. Точной уверенности в том, что меня отпустят, у меня не было. Но все же кое-какие догадки подталкивали меня к тому, чтобы я действовал смелее. Выпрямившись, я гордо ответил:

— Потому, что я тебе понравился, и ты знаешь, что мои способности можно применить.

К моему удивлению, вождь плавно встал и повернулся ко мне полубоком. Нисколько не меняясь в лице, он холодно проговорил:

— Теперь я не удивлен тому, что твой друг хочет тебя убить.

— Ты уже уходишь?

Ракх спокойно двинулся вперед. Больше даже не удостоив меня взглядом, он ответил:

— Если ты знаешь, как излечить не излечимую болезнь, тогда должен знать и то, как спастись от казни.

— Но это два невзаимосвязанных факта!

Вождь ничего так и не сказал. Вслушиваясь в его постепенно удалявшиеся шаги, я спешно размышлял поступил ли правильно. В теории, у него не было причин столь резко реагировать на меня. Но на практике люди, услышав правду, частенько вели себя как настоящие дураки.

— Язык мой враг мой.

Ракх не изменил своего решения до самого рассвета. Когда за мной зашли в камеру два охранника, я уже понял, что больше он не собирался меня уговаривать. Возможно, наш разговор был последним шансом склонить его на свою сторону, но, возможно, и нет. По крайней мере, теперь я был намерен сам создать еще одну возможность для дальнейшего сотрудничества.

Мои руки связали веревками за спиной. В то время как один из охранников шел рядом со мной и удерживал меня за плечо, второй шел прямо позади с копьем в руке. Если бы я попытался воспротивиться или выкинуть что-то странное, острие этого копья моментально было бы воткнуто в меня. И тут мне приходилось усиленно размышлять над тем, как в такой ситуации можно было поступить.

«Проще всего воспользоваться каким-то поворотом, — спешно размышлял я, изучая интерьер этой странной крепости. — Когда мы сворачиваем за угол, расстояние между мной и копейщиком немного увеличивается. Я легко мог бы выбить у него оружие, но только в том случае, если бы мои собственные руки не были связаны. Остается только бежать без оглядки».

Впереди показался очередной поворот. Морально уже настроившись на побег, я начал отсчитывать оставшиеся шаги. Упустить нужный момент очень не хотелось. Стоило проколоться всего один раз, и тогда приговор мог быть приведен в исполнение незамедлительно.

Оставалось всего несколько шагов, но мое сердце уже билось учащенно. А как я одолею того, кто стоит справа? Успеет ли он остановить меня?

Когда мы начали заворачивать, к своему удивлению я увидел бросившуюся мне навстречу фигуру. Предчувствие сразу было недобрым. Четко ощущая, как упирается мне в спину копье, я также понимал, что не мог отступить.

Тогда, резко прыгнув вправо, я буквально сбил с ног своего сопровождающего. Мужчина, который раньше удерживал меня за плечо, ударился головой о стену и скатился на пол, а я вместе с ним.

Лишь тогда я и смог присмотреться к лицу нападавшего. Это был все тот же мальчишка, который этим вечером навещал меня в камере. Удерживая меч, он резво повернулся ко мне и замахнулся им. Второй стражник даже не попытался ничего сделать. То ли просто удивленный, то ли морально согласный с такими действиями, он просто замер.

Я же, вскочив на ноги, снова отступил в сторону. Меч противника проскочил мимо меня. Сам мальчишка попытался сразу же развернуться и напасть, но к тому моменту я вновь успел отступить. Руки были связаны, и драться в таком положении особо не получилось бы. Тогда, пытаясь хотя бы вытянуть из этих оков руку, я резко потянул ее вверх, и тогда веревки ослабли.

Меч снова оказался направлен на меня, но я, подпустив к себе мальчишку, внезапно выставил перед собой ногу. Явно плохо соображавший парень ударился о мою стопу и сразу закашлялся, а я, со всей силой выбив оружие из его рук, отбросил его в сторону.

— Это все из-за тебя! — закричал противник, уже с голыми руками нападая на меня.

Я же, снова ударив его по животу, уверенно ответил:

— Ты прекрасно знаешь, что нет. Просто тебе не хватает смелости на то, чтобы посмотреть правде в глаза.

Мальчишка отступил назад. Теперь я оказался зажат между ним и моим надзирателем с копьем. Второй же мужчина уже давно лежал без сознания на полу. Видимо, мой толчок для него оказался слишком тяжелым.

Не теряя решимости, я спросил:

— Скажи, кто приказал оккупировать деревню?

— Вождь.

— Тогда кто же на самом деле виноват?

Руки мальчишки задрожали. По тому, насколько растерянным он выглядел, я уже понимал, что в подобное ему просто не хотелось верить. Но когда он все же открыл рот, я убедился в него ненормальности окончательно.

— Вождь не может быть виноват, — взволнованно шептал парень. Он пытается защитить всех нас!

— Да, он действительно пытается защитить вас, но при этом не брезгует жизнями других.

Наступила тишина. Копейщик, до этого выступавший только в роли зрителя, лишь сейчас стал осознавать все. Его лицо исказилось от того, что он услышал, а руки с оружием ослабли, чем я и решил воспользоваться.

— А теперь, — с улыбкой заговорил я, — когда согласие достигнуто, вынужден отклониться.

И копейщик, и этот парень разом напряглись, а я, быстро рванув вперед, фактически сбил одного из них с ног. Теперь мои руки и ноги были свободны, и, уверенно размахивая ими, я убегал все глубже и глубже внутрь здания.