Основы человечности для чайников (СИ)

Глава 8. Шрамы и кое-что ещё

— Понятия не имею, с чего начать, — сознался Людвиг.

Подниматься с пола он по-прежнему не спешил. Ксюха подумала, подтянула ближе одну из шкур и устроилась рядом.

В камине уютно потрескивал огонь, под ладонью проминался тёплый мех, тени тихо сидели по углам, на тарелке постепенно заканчивались орешки, чипсы и нарезанное ломтиками яблоко. Шоколадку доели первым делом, по-братски разделив напополам.

— У меня, кажется, проблема.

— Я догадалась, — не удержалась от сарказма Ксюха, но сразу же сменила тон: — Извини, я не буду перебивать.

Людвиг вроде бы не обиделся. По крайней мере, никак не среагировал и спокойно продолжил:

— Я когда из камеры удирал, мне в ногу засадили какую-то гадость. Заклинание. Думаю, целились в ключ от Дома, но слегка промазали.

— Так и знала, что ключ прямо на тебе нарисован! Татуировка, да?

— Это называется «не буду перебивать»? — хмыкнул Людвиг. — И, кстати, нет, не татуировка. Её мне бы первым делом содрали вместе с кожей, или залили какой-нибудь кислотой, чтобы рисунок нарушить.

— Бррр… — Ксюха поморщилась. Недостатком воображения она никогда не страдала, поэтому немедленно примерила на себя всё сказанное. Идея с татуировкой сразу же прекратила казаться крутой и умной. Но менее привлекательной почему-то не стала. — А если не тату, то что?

— А… проще показать, наверное. Сейчас, погоди…

Людвиг осторожно поднялся, придерживаясь за кресло, постоял немножко, поёжился, как перед прыжком в холодную воду, а потом расстегнул штаны и спустил их на пол раньше, чем Ксюха успела смутиться и отвернуться.

Впрочем, отворачиваться особого смысла не было, не голым же он остался, в самом-то деле! Трусы как трусы, на пляже и откровеннее бывает.

Но самое интересное начиналось ниже, на бедре: сетка свежих шрамов, в точности повторяющая узор ключа. Только шрамы были странные: не ровные и тонкие, какие остались бы от ножа, а корявые, как рисунок первоклассника.

— Это ты сам сделал?

— Конечно сам, кто ж ещё? Царапал потихоньку, когда никто не видел. Самое сложное было — чтобы не заметили. Ну и пропорции, конечно. На глазок же всё, без линейки.

— Царапал… чем? — Ксюха подозревала, что она уже знает ответ, но надо же было уточнить — вдруг всё не настолько плохо, как ей сперва показалось.

— Ногтями. Точнее, когтями. — Нет, именно настолько плохо. — Больше нечем было. Не самый удобный способ, честно говоря. Во-первых, больно, во-вторых, стоит позу сменить — и сразу весь узор нарушается. Да ещё и кровь течёт, пачкает…

Ксюха открыла рот — и промолчала. Просто не знала, что сказать. Представляла Людвига, раздирающего собственную ногу в попытках добиться правильного рисунка, и всё это тайком… То есть молча, и вообще без лишнего шума.

Кошмар какой!

— Я правда слишком громко думаю? — спросила она вместо дурацких слов, совершенно неспособных сейчас описать настоящие эмоции.

— Да, громковато. Но я не читаю твои мысли, если тебя это беспокоит. Я вообще мысли читать не умею, просто слышу рядом с тобой такое… Как фоновый гул, но не звук, а ощущение. Если сосредоточиться, то могу поймать эмоции и намерения, не больше. Не знаю, как по-другому объяснить.

— Вроде поняла. Я примерно так же Дом чувствую.

— А, значит, с тобой он тоже разговаривает? Вот болтун!

Тени по углам отчётливо захихикали.

— Цыц! — прикрикнул на них Людвиг. — Ладно, хватит так старательно излучать сочувствие. Это просто царапины, не страшнее разбитой коленки. Проблема-то не в них.

Настоящую проблему Ксюха уже и сама разглядела. Всего-то и требовалось — ещё немного опустить взгляд. От коленки и ниже ногу Людвига покрывала сетка трещин. Ярко-алых, словно кровью налитых. Только кровь (если это всё же была она) не вытекала наружу — она застыла, как клей, скрепляющий разбитую на осколки кожу.

Издалека это больше походило на искусную цветную татуировку, чем на настоящую рану. Только вот татуировки не меняют цвет сами по себе, и не мерцают на свету, как ёлочная мишура.

— В волчьем обличье оно не так заметно. Вообще не заметно, — припомнила Ксюха.

— Зато по ощущениям — почти никакой разницы.

— Очень больно?

— Когда как. Сейчас — терпимо.

Вопреки собственным словам, Людвиг со стоном опустился обратно на пол, даже штаны натягивать не стал. Это у него называлось «терпимо».

— Это можно как-то вылечить?

— Понятия не имею. Наверное, можно. Наверняка можно. Только я не знаю, как.

— А кто знает?

— Это я и пытался выяснить.

— И как, успешно?

— Ну… Я подумал, что есть один человек, который меня точно не сдаст. Правда, я не помнил номер её квартиры. И адрес тоже не помнил. Ну, визуально-то помнил, конечно, всё-таки я там несколько лет жил, но это давно было, ещё в детстве. Мало ли как там всё поменялось. А то получилось бы как с тем домом, который снесли. — Людвиг закинул в рот горсть орешков, маскируя паузу.

— Ну, этот хотя бы не снесли, — вклинилась Ксюха.

— Лучше бы снесли.

— Так что стряслось-то?

— Да ничего. То есть… Умерла она.

Ещё одну горсть орешков Людвиг пережёвывал с такой тщательностью, что, наверное, перемолол их в арахисовую пасту. Прерывать этот процесс Ксюха не рискнула, но молчала очень выразительно.

— Это квартира моей бабушки. Двоюродной. Папиной тётки, в общем. Она даже в моё время уже очень старая была, и я должен был догадаться, что… ну, лет-то сколько прошло! А я что-то даже не подумал об этом, просто примчался туда и начал в дверь названивать, пока не впустили.

— Повезло, что вообще хоть кто-то впустил. То есть… эээ… сочувствую?

Получилось как-то странно, вопросительно, словно Ксюха сама не была уверена, стоит ли в данном случае выражать сочувствие. Если бы умерла её собственная бабушка, Ксюха бы точно расстроилась, но вряд ли хотела бы слышать от посторонних какие-то стандартные соболезнования. Вся эта показуха обычно очень бесила.

Но вроде как надо же было что-то сказать.

Так положено.

— Она и впустила, — хмыкнул Людвиг, показательно проигнорировав сочувствие. Кажется, он тоже не очень одобрял такие штуки.

Задумавшись об этом, Ксюха с явной задержкой осознала смысл фразы.

— Как это⁈ Она… погоди… Это та старушка, которую я видела?

— А ты её видела?

— Да, когда за тобой притащилась. Она мне дверь открыла. Милая такая бабулечка, общительная. Она что, мёртвая⁈

— Ты с ней ещё и разговаривала? Серьёзно? Прямо как с живым человеком? И ничего не заподозрила?

— Как я вообще могла что-то заподозрить? Она не летала, не светилась, сквозь стены не проходила. Цепочкой дверной звенела. Зачем ей цепочка, если она призрак?

— Привидения часто повторяют те действия, к которым привыкли, пока были живы. Они ходят через двери, а не через стены, смотрят телевизор, пьют кофе… ну, на самом деле не пьют, конечно, но вполне могут сварить, перелить в кружку и флегматично на неё смотреть.

Людвиг не шутил. Совершенно точно не шутил.

Ксюха даже глаза прикрыла, вызывая в голове образ старушки, — и снова не заметила ничего необычного. Бабушка как бабушка. Обычная. Нормальная, а не как у некоторых. Подумаешь, мёртвая немножко.

Наверное, стоило испугаться хотя бы с опозданием, но почему-то не получилось. Да и чего тут бояться? Они прямо сейчас сидят в желудке злобного монстра — и ничего, прекрасно себя чувствуют!

— Ладно, допустим. А дальше? Только не говори, что ты грохнулся в обморок, увидев призрак.

— Тогда бы я в коридоре грохнулся, — логично заметил Людвиг. — Нет, я удивился просто. А пока соображал, как себя вести, она на меня накинулась с претензиями. Типа «Где тебя столько лет носило⁈» и «Куда ты, бандит, челюсть мою утащил?». Ну утащил и утащил, чего бухтеть-то…

— Ты серьёзно спёр у собственной бабушки вставную челюсть?

— Так получилось. Ну не смейся, правда нужно было для дела, а вернуть потом не вышло! Будешь ржать — вообще ничего не расскажу.

— Ну и кто из нас теперь шантажист? — Ксюха с трудом подавила очередной рвущийся наружу смешок.

— Я не шантажирую, а ставлю перед фактом. Ну, в общем, она высказала мне всё, что накипело, а потом хотела накормить, но вспомнила, что дома продуктов нет — призраку-то они без надобности. Нашла заварку столетней давности, шоколадку какую-то из заначки притащила. Такие, знаешь, тихие мирные семейные посиделки. Я ей рассказал про свою проблему, она поохала, конечно, сходу никакого решения не предложила, но обещала подумать. А потом… Я, честно говоря, не совсем понял, что произошло. Ничего особенного мы не делали, разговаривали просто. Чайник как раз вскипел, я себе налил, сел, к шоколадке потянулся… И тут вдруг такое ощущение, что из меня все силы выкачали, до капли. И всё, и темнота. — Людвиг поёжился от воспоминаний. — А потом пришёл в себя уже здесь и с тобой.

— Так это тебя из-за заклятья в ноге вырубило или просто так? Может, от нервов или от голода?

— Нет, это точно магия. У меня уже бывало нечто подобное, только не так резко, и тогда я точно знал, кто из меня силы тянет. А здесь… странно всё. И с ногой тоже странно. Она болела в этот момент, да, но она и накануне болела. Она вообще теперь всегда болит, ну и что, каждый чих на неё списывать?

— А что это заклинание вообще делает-то? Которое в ноге?

— Да не знаю я, в том-то и проблема! Раньше я с таким не сталкивался, исходную формулу тоже не видел, а так, на глазок, без магии разобраться не получается. И у баб Дуси тоже не получилось, у неё сейчас возможностей ещё меньше, чем у меня.

— Она ещё и Дуся…

— Евдокия. А что? Нормальное имя!

— Нормальное, нормальное, — отмахнулась Ксюха. — Просто она мне сразу показалась такой милой стереотипной бабушкой, что если бы её звали Ангелина или Карина — я бы разочаровалась. А вот Дуся или Глаша — самое то.

Людвиг хмыкнул. И внезапно совершенно без перехода выдал:

— Ксю, ты офигенная!

— С чего вдруг?

— Просто. У тебя каким-то странным, совершенно парадоксальным образом работает мозг, поэтому я никогда не могу предсказать, как и на что ты среагируешь. Ты не шарахаешься от призраков и боггартов, чешешь оборотня за ушами, раскручиваешь строителей на поиски коробки. Есть в этом мире хоть что-то, способное тебя удивить?

— Человечность, — даже не потрудилась задуматься Ксюха.

— В смысле?

— В прямом. Когда люди… призраки, боггарты, оборотни, строители… когда все эти существа относятся друг к другу по-человечески. Так что, честно говоря, меня очень удивляешь ты. Тем, что нарисовал мне ключ, а не отправил подальше, как только я перестала быть тебе нужной. За ушами, опять же, дал почесать. Ну и вообще, не прогнал, не побил. Даже не наорал ни разу.

Людвиг смотрел странно. Недоверчиво. Даже, пожалуй, ошарашенно.

— Бедный ты мой ребёнок, — наконец выдохнул он. — Что они с тобой сделали?

— Кто? — не поняла Ксюха.

— Все, кто не по-человечески… Все, кто тебя обижал. Все, кто тебя до этого довёл.

— Да брось, нормально у меня всё. Я не бомжую, не голодаю, у меня даже телефон есть. И ноутбук. Правда, бабушка его спрятала куда-то, но это ерунда, вернёт. В общем, отлично живу, как все люди.

— Ага, — сказал Людвиг таким тоном, словно ни на мгновение Ксюхе не поверил. Хотя она же чистую правду сказала, даже не приукрасила ни капельки в кои-то веки. — Ладно, я понял. Извини. Расскажи лучше, как ты меня нашла.

— Хорошо. Но потом ты расскажешь, кто и когда тянул из тебя силы.

— Это неинтересно.

— Мне не для развлечения. Хочу понять, как это работает.

— Расскажу, — кивнул Людвиг. — Тащи ещё шоколадку.